Как только я наконец осталась одна, я побежала в ванную комнату, правда, глаза открыла не сразу. Из зеркала на меня смотрело нечто с моим лицом, но что-то настолько мерзкое, что хотелось кричать. Моя собственная голова напоминала мне голову какого-то пришельца: слишком большие глаза, потускневшие, непонятно отчего, губы, чуть вздернутый нос. Все до чертиков знакомо, и в то же время до жути непривычно. Если хотите понять мои ощущения, просто посмотрите на картинки облысевших от рака девушек. Отвращение, ужас, страх — вот и все, что я сама у себя вызывала. Но ни единой эмоции не отображалось на моём лице. Возможно, я просто устала. Слишком много всего за такой короткий промежуток времени.
Сейчас бы я до жути хотела увидеть свою маму. Она бы сказала что-нибудь утешающее, делающее все до банальности простым. У неё всегда самые разумные советы, которые помогают мне разобраться в себе. Я бы хотела увидеть вечно угрюмого Рея, который бы просто пожал плечами, увидев меня. Но слышать их голоса по телефону — это слишком. Слишком странно. Как будто бы все в порядке.
========== Часть 18 ==========
Я до сих пор не могу посмотреть на себя в зеркало, хотя прошла уже неделя. То, что я увидела в первый день, до сих пор преследует меня в кошмарах. Я знаю, что потеря волос — не самое худшее, что со мной могло случится, но от этого не легче. У меня никак не получается связаться с Кристианом, его телефон все ещё отключен. В глубине души я надеюсь на то, что он уехал в Америку, в Сиэтл, и вновь занимается своей работой, так как из-за меня и так потерял много времени. Интересно, за это время он найдёт новую сабу или просто будет ездить в салон? Я совершенно растеряна. О том, что мы поженились, знают не многие, и я искренне верю, что Кейт не раскрывала нашего секрета и не сообщала в прессу. Хотя… какой здесь секрет? То, что об этом ещё не знают все остальные просто воля случая, вот и всё.
А выдержит ли Кристиан без сабмиссив, вопрос времени. Я уже красноречиво доказала, что не гожусь на эту роль, своим побегом в ту ночь. Это было не так давно, хотя мне кажется, что с того времени прошли годы. Все стало таким мелочным с того момента, как врачи поставили смертный приговор. А этот брак… Он фиктивен, как бы там ни было. Пусть Кристиан и сказал, что любит меня, но я в это не верю. Такой человек, как он, просто не может любить такую, как я. Тем более, в моём теперешнем виде.
Лирой теперь беспрестанно следит за моим состоянием. Его не на шутку встревожило то, что у меня выпали волосы уже после операции. В очередной раз я, видя, как он испуганно замеряет мою руку, не выдержала.
— Доктор, да что там такое?! — он поднял взгляд на меня, и в его лице не осталось ни единой эмоции. Дело дрянь. Я чувствую это нутром, коркой сознания. Этот его взгляд… Он пустой, но в то же время и обреченный. Неужели все? Все было напрасно?.. Мурашки пробегают по телу огромным стадом, и я с трудом удерживаю слёзы в глазах, несколько раз моргнув. — Сколько? — только и получается выдавить у меня. Надеюсь, он понимает, о чем я говорю. Он снова опускает глаза. Ну же, не молчи, скажи что-нибудь! Ну же! Чем дольше он молчит, тем хуже я подсознательно рисую картинку.
— Меньше месяца, Анастейша, — наконец тихо говорит он, глубоко вздохнув. Я и представить себе не могу, сколько раз он говорил эти же самые слова кому-нибудь другому. Почему я чувствую себя такой особенной? Почему я так забылась в надежде? Этого нельзя было делать… Я не должна была так обнадеживать себя, я не должна была себе это позволить… Но я поверила… И это — хуже всего. — Мы можем сделать операцию, но… — это его «но» перечеркивает все, что он сказал до этого. — Но это будет вопрос 50/50… Если и делать операцию, то сегодня, медлить нельзя. Но она может иметь летальный исход. Как врач, я говорю вам соглашаться. Но как человек… Я не знаю, что для вас будет лучше, — я пытаюсь вцепиться хоть за что-то в его словах. То есть, у меня есть выбор: либо лечь под нож, и постараться выжить (ну или умереть прямо сегодня), или успеть попрощаться со всеми, и дожить до конца этот месяц, который мне остался. Никогда не думала, что буду стоять перед таким выбором. Сейчас рядом со мной никого нет, и если я решусь на операцию, то не смогу что-нибудь сказать вообще всем. Но я хочу жить! Хочу так, как никогда до этого, так, чтобы вновь почувствовать себя живой. Если есть хоть какой-нибудь шанс на то, что я смогу выжить, я должна хвататься за него руками и ногами… Так почему же мне так сложно выбрать?
— Мне можно подумать? — пытаюсь спокойно произнести я, но голос все равно дрожит. Лирой кивает, добавляя:
— У вас есть полчаса, — затем он молча встаёт, и уходит. Я не хотела думать. Я знаю, что я выберу, и именно поэтому мне нужно время. Дрожащими руками хватаю телефон с прикроватной тумбочки, все так же дрожа набираю номер. Ну же, ответь… Я мысленно молюсь, но телефон переключает меня на автоответчик. Возможно, так даже лучше.
— Привет, мам. Как ты там? Я давно тебе не звонила. Я знаю, что я плохая дочь… Прости, — как бы я не старалась, слеза все равно скатывается по моей щеке. Стараясь не всхлипывать, продолжаю: — Знаешь, я давно хотела сказать тебе, что люблю тебя. Мамочка, мне так тебя не хватает здесь… Я так хотела услышать твой голос… Знай, что бы сейчас не случилось, я… — неожиданный всхлип все же вырывается наружу, — я всегда буду рядом, — говорю я на одном дыхании и оставляю сообщение. Нельзя сейчас плакать. Снова набираю номер, теперь уже другой. Сначала идут длинные гудки, и я в предвкушении кусаю губы. Наконец мне отвечает сонный Рэй. Интересно, какое у них время дня сейчас?
— Привет, пап, — стараюсь как можно жизнерадостнее ответить я.
— Привет, Анни, — с теплом в голосе отвечает он. Я знаю, что он не поклонник длинных бесед, и не решаюсь продолжить разговор сразу.
— Знаешь, а я почти поправилась, — полулгу я. Я была почти поправившейся. Я слышу, как он усмехается.
— Я так рад за тебя, детка, — мягко говорит он, и на душе сразу становится теплее.
— А как ты? Не получал вестей от мамы? — Рэй чуть медлит с ответом, но затем отвечает.
— У меня все нормально, как всегда. Твоя мать… Она сейчас в больнице, с Бобом, тот снова что-то сделал со своей ногой, — раздраженно говорит он, и я узнаю своего Рэя. — Ладно, Анни, я немного занят сейчас, — говорит он, и кладет трубку. В этом весь он. Наверное, сейчас он смотрит футбол, или копается в гараже, ища запчасти для своей машины, как обычно. Ничего не меняется. Все продолжится, даже если меня не будет. От этого одновременно легко и тяжело. Легко, потому что знаю, что потом не случится ничего непредвиденного. Тяжело, потому что эгоист во мне возмущается тому, что меня легко заменить и не заметить. Больше никому не хочется звонить. Слишком больно слышать их всех, зная, что это уже точно может быть последний раз. Оставшееся время, данное мне «На раздумья», провожу в полной тишине, смотря на стрелки часов на стене. Они так медленно ползут, насмехаясь над тем, что мне нужно ждать. Ждать будущего, ждать чего-то.
Когда заходит Лирой, я только медленно киваю. Он все понимает и говорит, чтобы через пять минут я была готова в выходу. В операционную. Зачем снова ждать? Я уже готова… Наверное. Лирой, точный, как часы, приходит через пять минут и отводит меня в может быть, последний пункт назначения. Звучит, как название ужастика. Именно в этот момент во мне неожиданно проявляется способность к черному юмору, хотя его никогда не было раньше.
— Анастейша, на этот раз мы вынуждены сделать только местный наркоз. Полное погружение может навредить вам, — я лишь киваю в такт его словам и закрываю глаза, когда доктор протирает мне руку ватой, затем вводит иглу.
— Ана! — слышу я крик из-за двери, и понимаю, что это Кристиан. Боже, что он здесь делает? Лирой делает какой-то молчаливый знак медсестре, которая находится с нами, и она выходит в коридор. Я слышу, что они с Кристианом о чем-то говорят, но не могу понять, о чем. Затем просто закрываю глаза и готовлюсь ко всему, что может произойти. Я понимаю, что Кристиана сюда не впустят, так как в это помещение нельзя входить посторонним. По медицинской этике Кристиан как раз является этим посторонним. Я знаю, что операция уже началась, но хорошо, что я ничего не вижу и не чувствую, лёжа на операционном столе. Мой желудок не выдержал бы этого. Пытаюсь открыть глаза, но ничего не выходит. Стоп, мне же делали местный наркоз, лишь на руку? Это плохо, что я не могу открыть глаза?
А дальше я уже не могу соображать. Становится тяжело думать, голова наливается свинцом. Глазные яблоки не поворачиваются. Пытаюсь что-нибудь сказать, но ничего не выходит. Мне становится дурно. Похоже, это все…
Комментарий к
Простите, что пропала надолго. Для меня эта глава была настолько тяжёлой эмоционально, что сама плакала. Надеюсь, вы оцените мои усилия.
========== Часть 19 ==========
Пип. Пип. Пип…
Единственное, что прорывается сквозь барьеры разума. Медленные, протяжные, невыносимые звуки. Хочется закрыться от них, убежать, спрятаться…
Пип. Пип. Пип…
Это звуки смерти? Или я чего-то не понимаю? Боже, как же здесь холодно… А ещё эти звуки… Я слышу их уже на протяжении… Нет, не буду лгать, я потеряла счёт времени.
Ана…
Что-то знакомое, возможно, даже родное. Три буквы. О чем они говорят? Что они значат? Что-нибудь важное? Но тогда бы я помнила…
Ана. Ана. Ана…
Это не может продолжаться вечно. Здесь так темно… Ни единого луча света. И холодно. Что же значат эти таинственные буквы, вновь и вновь прорывающиеся сквозь пелену сознания? Это вещь? Или что-то другое? Почему они так назойливы, так настойчивы? Это должно прекратиться когда-нибудь.
Пип. Пип. Пип…
Почему мне кажется, что я мертва? Откуда я это знаю? Что было до этого? Что-то определённо важное. Но почему здесь так темно? Здесь есть кто-нибудь кроме меня? Что-нибудь? Странное ощущение лёгкости… Будто бы не касаюсь ничего. Парю в воздухе. Или падаю в неизвестность.
Анастейша.
Чьё-либо имя? Или просто набор букв? Они переливаются всеми оттенками звуков, соединяясь во что-то одно. Что-то до боли знакомое… И в то же время такое далекое, необъяснимое. Из этой темноты не выбраться, не выкарабкаться. Слишком сложно, невыполнимо. Может, это кто-то из моих знакомых? Или кто-то, чьё имя очень важно для меня? Мама? Подруга? Кто это? Слишком сложно думать. Мне нужно отдохнуть.
Пип. Пип. Пип…
Да, отдохнуть от всего этого. Навечно. Может, так будет проще? Правда, для кого? Для меня… Это должно быть просто — забыть обо всем. Просто нужно по-настоящему этого захотеть…
Пип. Пип. Пип…
Что-то пытается достучаться до меня. Яркий свет в глазах заставляет молить пощады, успокоения. «Пульс есть», — чей-то ангельский голос. Пульс… Знакомое слово, оно явно что-то значит. «Получилось», — тихий, протяжный шепот, сливющийся с писком откуда-то сверху… Даже не так, он идёт из самой меня. Из-за ослепляющего света ничего не разглядеть. Одно я знаю точно — больно. Рука болит так, словно часть её вырвана. «Анастейша, вы меня слышите?» — снова этот шепот. Кто это может быть? «Ана…» — так хочется понять, кто говорит со мной. Хочется ответить, чтоб он знал, что я слышу, что я все понимаю… Но язык будто бы прирос к нёбу. Я чувствую, как кто-то сжимает мою здоровую руку. «Все обошлось», — говорит кто-то с облегчением. Обошлось… Так ли это?
Кристиан
Кристиан. Это его голос, я знаю это. В голове очень быстро сменяются образы, и я всё вспоминаю. Всё, до единого мгновения. Будто бы посмотрела ускоренную плёнку своей жизни… Меня зовут Анастейша. Ана. Вот, что так пыталось прорваться в мою голову. Главное — снова не провалиться в эту пропасть, чтобы помнить все.
Глаза с большим трудом, но все же открываются. Я вижу белый потолок. По бокам от меня — очень много разных приборов. Во рту — трубка, которая подает мне воздух. Зачем? Я сама вполне в состоянии дышать. Затем я вижу Кристиана… И он тут же исчезает. В какие игры играет моё подсознание? Затем надо мной появляется лицо Лироя, который что-то говорит, но я не в силах что-нибудь разобрать. Затем глаза снова безвольно закрываются, и снова какой-то убийственный провал.
Я вижу свет. Такой яркий, пронизывающий все моё естество. И в то же время мягкий и нежный, манящий к себе. Хочется войти в него, раствориться в нем. Быть частью его, гореть вместе с ним… Он обволакивает меня, забирая всю боль и отчаяние. Я должна покориться ему, оставить все, что было до этого… Но что-то липкими нитями отталкивает меня назад, в темноту, в отчаяние… Кричу, но ничего не слышу. А что-то непонятное тащит меня вниз, забирая чувство спокойствия. Но я хочу наверх! Я должна быть там! Почему так больно? За что? Слышу биение своего сердца… Оно так громко стучит, отдавая болью в висках… Оно не должно быть таким громким… А затем… Пустота. Мысли запутываются…
Комментарий к
Написать главу от Кристиана не получилось, не то настроение. Надеюсь, вам понравится эта глава, пишите отзывы
========== Часть 20 ==========
POV Анастейша
Жизнь — это самое дорогое, самое важное и незаменимое. Это дар, который позволено отнимать только Богу. Люди, возомнившие себя богами, тоже могут отнять жизнь, но ничего не проходит бесследно. Жизнь нужно ценить, её нужно уважать, холить, лелеять, ведь второй такой не дано. Тот, кто растрачивает её впустую, глупец. Иногда жизнь преподносит боль, агонию, страдания, но за полосой чёрного, насколько длинной она бы не была, всегда идёт белая. Всегда. Больно, когда жизнь прерывается на чёрной. Ещё больнее, когда на белой. Это как лотерея, никто не может знать, когда именно его настигнет смерть. За столом, в объятьях любимого человека, по дороге на работу или же просто в своей постели. Этого нельзя предсказать, предвидеть. С этим можно только смириться.
Знаете, о чем я думала в последние мгновенья жизни? Это было бескрайнее поле маков, манящих к себе своим ярким цветом. Жизнь не пронеслась у меня перед глазами, ничего такого, о чем говорили другие, не произошло. Были только маки. Живые, лёгкие, ранимые, чистые предвестники счастья. Но только не для меня. Их лепестки, словно крылья лёгкого мотылька, поднимались в воздух, и, кружась где-то под облаками, исчезали из виду. Медленно, но уверенно эти лепестки манили меня за собой, ввысь, касаясь моей кожи и растворяясь в воздухе. И я поднималась за ними, осторожно идя по воздуху, боясь упасть. Я слышала шум, будто бы водопад развивался о камни, но не видела его самого. С каждым шагом становилось все теплее и легче, и улыбка неволько коснулась моего лица. Все так легко и непринуждённо…
Каким-то маленьким уголком сознания я понимала, что мне нельзя подниматься, что я забыла ещё что-то там, внизу, но, кажется, уже ничего не могло переубедить меня. Только я и лепестки маков… Это было похоже на какую-то сумасшедшую фантазию, странный сон. Эти образы… Я всего однажды в своей жизни видела, как цветут маки, и это мне показалось странным. Странно то, что именно это стало последними секундами моего существования. Но тогда я не думала ни о чем, мне просто было легко и свободно. Небо, такого нежно-лазурного цвета, поглощало, не было ни единого облака.
Я знала, что могу умереть, но до последнего тешила себя надеждой. Мечтала о том, что смогу жить дальше, волновалась по пустякам, хотела жить так же, как раньше. Верила в удачу. Все ведь так хорошо начиналось… Но, кажется, просто не суждено. Если я должна была бы жить, я бы жила.
Говорят, человек не может осознать, что он умер. Не знаю, кто придумал эту чушь. Я узнала об этом, как только увидела яркий свет, коснувшись неба. Вот и все. Кажется, что человеку должно быть все равно, после того, как он умрёт. Но со мной такого чуда не случилось. Я помнила все и всех, я знала, что они ждали меня. Они верили в меня. А я их предала. Поддалась соблазну найти вечный покой… Но я не могу плакать. Никак. Это, похоже, наказание — переживать все это и не иметь возможности выплеснуть эмоции. Чёрт подери, я должна была выжить! Должна… Я не чувствую боли, ничего. Но я ведь точно помню чьи-то слова, что все получилось. Я не могла так просто умереть! Но как бы я не протестовала этому, ничего не поменялось. Я знала, что мне уже не проснуться. Нет, я не могла видеть своё тело, не могла видеть тех, кто мне дорог, я не могла видеть ничего. Похоже, сказка про то, что мёртвые смотрят с небес на живых так и осталась сказкой. Не знаю, почему, но я действительно знала то, что мертва. Мертва…