— А у тебя не менее обыденные с братом? И вообще, кто это на меня накинулся той ночью? — Я подмигнул надутой девчушке и, усевшись рядом, перетянул её на свои колени. — Ну как, продолжать?
— Ты — сволочь, Тедди!
— И я тебя люблю, солнышко! — На моем лице появилась ухмылка, а руки принялись нещадно щекотать малышку. И все бы ничего, но через минуту её настолько сильно стошнило, что у малышки на глазах проступили слезы.
— Нет, Кэндис, так не пойдет. Давай вызовем врача? — Смотреть на её мучения было невыносимо.
— Нет! Ты же знаешь, как я боюсь врачей! Я просто выпью таблетку, и все пройдет. — Черт, опять эти глазки кота из «Шрека»! Ну вот, как её можно противостоять?
Шоколадка медленно поднялась, после чего прошлепала к полке над стиральной машинке. Открыв аптечку, она долго в ней рылась, после чего замерла и минуту сбивала взглядом стенку комнаты.
— Ангел?
— Тео, выйди пожалуйста? — Прошептала девушка.
— Но…
— Я же попросила — ВЫЙДИ! — Сорвалась на крик Кэндис, и я моментально выскочил из ванной, захлопнув дверь. Спустя секунду щелкнул замок, и моё оглушенное тело лишь шокировано опустилось на пол. Что, черт возьми, это было?!
Спустя двадцать минут напряженных нервов и беспорядочных мыслей, дверь в уборную отворилась, и ко мне подошла Кэндис, что-то крепко сжимая в руке.
— Две, — тихо проговорила она. — Две.
— Чего две, Шоколадка?
— Полоски. Их две… — Девушка уставилась на меня безумным взглядом, после чего позволила истерике захватить хрупкую фигурку. — Этого не может быть, Тедди! Нет! Нет, нет, НЕТ!!!
Я сжал в объятьях её содрогающееся тело, позволив соленым слезам стекать на мою футболку. Две полоски… Это.?
И тут я увидел неопровержимое доказательство — три узенькие палочки с двумя розовыми полосочками. Тесты на беременность. Положительные. Все. Кэндис беременна. Этот ребенок — мой. И мы — брат и сестра…
Остаток дня мы провели молча, лишь редкие всхлипы Кэндис сотрясали тишину. Я не выпускал её из объятий ни на минуту, лишь думал, думал и думал о том, что же делать дальше. Аборт — ни в коем случае! Сказать, что ребенок от другого парня — не позволю! Признаться родителям в нашем грехе — верная смерть мне от рук отца, и позор для Кэнди. Господи, почему мы? Почему это запретное влечение? За что эти неестественные чувства? Но насколько же сильно я её люблю! Единственная. Любимая. Моя…
Они лежали молча, погруженные в себя, но, тем не менее, остро ощущавшие друг друга. Девушка, не моргая, смотрела на такие красивые звезды за окно, изредка всхлипывая, но не плача — все уже выплакано. А парень только и мог, что обвинять себя и переживать за того хрупкого ангела, которого он лично испортил. Зачем, ну зачем он тогда вернулся домой? Зачем позволил ей быть рядом? Почему решил, что может быть с ней?
Они лежали тихо, лишь в темноте блестели их глаза. Крошечная соленая капля скатилась по щеке. Это были его слезы. Это были его муки. Это был его грех. Это была их любовь. Это — их ребенок…
Мы встретили рассвет нового дня на балконе, не отпуская друг друга ни на минуту. Мы не знали, что нас ждет впереди, но мы всегда знали, что за все придется отвечать. Первые лучи солнца озарили город, и локоны Шоколадки заиграли красными оттенками:
— Вспомни, что говорила мама — в жизни всегда есть место для чуда. Может и нам повезет?
— Не знаю. Надеюсь, что да. Но если нет — мы все равно будем вместе, — я говорил чистую правду, потому что просто не мог от нее оторваться…
Мы возвращались домой, и с каждым километром паника внутри нарастала. Я видел, какие эмоции бурлили в Кэндис, поэтому свои старался не показывать. Ей ведь нельзя нервничать, а то, что происходит сейчас, волей неволей доставляет ей колоссальный стресс, а ведь малышу это может не понравиться… Признаться честно, новость о беременности девушки не была бы для меня такой страшной, если бы не наши семейные узы. Ведь ребенок не может быть чем-то плохим или неприятным. Дети — это дар Божий, наше счастье, наше богатство, наша надежда. И осознание того, что у нас с любимой будет малыш — как-никак привносило некую радость сквозь толстый слой мучений совести и предрассудков. Главное — чтоб они оба были здоровы.
Автомобиль въехал на территорию нашей семейной резиденции, и в этот момент стало понятно, что отступать некуда. Увидев краем глаза, что Кэнди положила руку на живот, я моментально накрыл её ладонь своей и ободряюще улыбнулся:
— Я люблю тебя, Шоколадка. Тебя и его. Больше жизни. — Произнес я одними губами.
Глаза девушки снова стали блестящими от невыплаканных слез и, положив вторую руку мне на щеку, она так же сказала:
— И я люблю тебя, Тедди. Сильнее, чем могла бы.
Выйдя из машины, мы взялись за руки и вместе подошли к двери, которая моментально открылась, открыв взор на нашу любимую маму:
— Дети?! Но вы же должны были приехать завтра?!
— Ты не рада нас видеть? — Ухмыльнулся я. — Или мы не вовремя?
Мама смутилась, но моментально засмеялась:
— Тео, ты весь в отца! Кстати, он тоже дома, а вот ваши брат и сестры в разъездах. Кристиан! Оторвись ты от своих бумаг! — Анастейша улыбнулась и посторонилась, пропуская нас в дом. — Проходите, располагайтесь. Мы сейчас подойдем с папой.
Мама скрылась в глубине дома, а мы прошли в гостиную и сел на диван, так и не отпуская руки друг друга:
— Шоколадка, не бойся! Запомни, ты ни в чем не виновата! И в любом случае, говорить буду я! Договорились? — Девушка кивнула, но попыталась возразить:
— А может…?
— Нет, и закончим на этом! В любом случае отвечать за это должен и буду я!
Едва мы закончили разговор, как в гостиную зашли родители. Отец слегка постарел, но любовь к матери в его глазах только увеличилась. В обнимку они сели на диван напротив и с улыбкой посмотрели на нас:
— Ну Кэнди, рассказывай, как тебе ЛА? Лучше Сиэтла? — Отец с шутливой строгостью посмотрел на дочь, после чего встал и протянул руки для объятий: — Что, даже не обнимешь папку?
Кэндис, улыбнувшись, встала и аккуратно обняла мужчину за талию. Кристиан Грей нежно поцеловал каштановую макушку и потрепал волосы моей любимой. Смотря на эти семейные нежности, я думал, надолго ли останется это счастливое выражение лица мистера Грея.
— Но все же, рассказывайте, как там в Лос Анджелесе? Что у вас нового? Какие успехи на профессиональном и учебном фронте? — Родители смотрели на нас с нескрываемой любовью и гордостью, и внезапно я понял, что своим признанием мы причиним им огромную боль. Но скрывать произошедшее уже невозможно, поэтому нужно набраться сил и…
— Мам, пап, мне нужно вам в кое-чем признаться. Я люблю Кэндис! — На одном дыхании выпалил я, после чего уставился на старших Греев. С минуту они молчали, а потом синхронно улыбнулись.
— Ну, мы рады, — сказал отец. — А что же в этом такого?
— Нет, вы не поняли. Я люблю Кэнди!
Родители переглянулись. Одновременно с тем, как лицо отца побагровело, мама смертельно побледнела и опустила глаза:
— В смысле любишь? — Нахмурился Кристиан. — Ты хоть понимаешь о чем говоришь? Она ведь твоя родная сестра! Это неприемлемо! Да как ты вообще посмел подумать такое? Теодор Кристиан Грей?! Отвечай!
Я пожал плечами:
— А что я мог сделать? Ты ведь тоже полюбил маму вопреки всему, как сам рассказывал? Сердцу не прикажешь.
— Мы с твоей матерью не были родственниками, и то вообще совершенно другое! Кэндис, а ты почему молчишь?
— Ей незачем вмешиваться, но чувства Кэндис такие же, — сказал я и тут же засомневался. — Вроде бы…
Отец сжал двумя пальцами переносицу, после чего шумно втянул в себя воздух и пристально на меня посмотрел:
— Так, все это напоминает какие-то бредни! Я не знаю, что за ахинею вы тут несете, но вам в любом случае нужно забыть об этом! — А вот и развязка…
— Мы не можем забыть, отец! — Я взглянул на ту, что безумно любил и сжал её нежную ручку. — Кэндис беременна. Мы ждем малыша и будем вместе, несмотря ни на что!
— Что ты сказал, щенок? Ты хоть сам понимаешь, что натворил? Ты осознаешь, что сломал жизнь своей сестре? — Мы с отцом одновременно встали и теперь стоя играли в гляделки. Первый не выдержал я, но едва мой взгляд скользнул в сторону, отец со всей силы ударил меня в челюсть. Нет, я не был кисейной барышней, но все же такие травмы неприятны. Мама с Кэнди подскочили к нам, но Грей-старший попросил их остаться в стороне и продолжил наступать на меня. — Ты мог хоть раз не думать своим членом, а подумать головой? Да как ты вообще посмел прикоснуться к ней! Я отправлял её в твой дом, чтоб ты присмотрел за сестрой, а не сделал ей ребенка! Ей всего 17! И это, к тому же, гребанный инцест! Ты знаешь, что тебя могут посадить за отношения с несовершеннолетней?
— Кристиан, остановись, прошу, — всхлипнула Анастейша.
— Не могу, Ана. Я его убить хочу!
— Инцеста не было! — Закричала мама и безудержно заплакала. Наша троица замерла, а мать, глотая слезы, начала говорить:
— Пятнадцатого июня я родила мальчика — Алекса Грея, и 15 июня родилась девочка — Кэндис Катарина, но не Грей. — Мама снова всхлипнула, после чего обвела всех нас измученным взглядом и продолжила. — Не так должна была быть рассказана правда, но сейчас она может спасти вас. Простите меня за то, что скрывала, лгала и обманывала. Особенно ты, Кристиан, и ты, Кэнди. Я все время надеялась найти подходящий момент, но его все не было. Господи, какая же я дура!
— Ана, любимая, успокойся пожалуйста. — Отец обнял содрогающуюся мать. — О чем ты говоришь?
Мама набрала воздуха в легкие и выпалила все сразу:
— Тео и Кэнди — не родные брат и сестра. Я — не биологическая мама нашей малышки. Её мать — Лейла Уильямс…
Мое сердце пропустило удар…
Комментарий к Глава 9 Та-да! Вот и вскрылась тайна, которую, правда, уже многие разгадали, но не в этом суть. До конца остались одна глава и эпилог, и я надеюсь, что до мая у фанфа будет стоять статус “завершен”. Ей-Богу, я и сама не поняла, что за слова в верхней главе, но я надеюсь, что вам понравится.
Жду ваших отзывов, комментариев, чувств, пожеланий!
Искренне ваша, Маша)))
====== Глава 10 ======
— Её мать — Лейла Уильямс…
Комната на мгновение становится музеем восковых фигур. Я, отец и Кэнди потрясенно замираем, пытаясь осознать сказанное, а мама, захлебываясь слезами, еле дышит. Я… я просто не могу в это поверить…
— Но это правда, — всхлипывает Анастейша, тем самым давая мне понять, что последнюю фразу я произнес вслух. — Пятнадцатого июня я пришла на прием к моему врачу, чтоб определиться с датой родов и сделать последнее Узи. Я не признавалась никому, что с самого начала знала, кого ношу под сердцем, а втайне уже выбирала имя для мальчика. Знаете, когда думаешь о чем-то хорошем, просто не обращаешь внимание на окружающих, но Её голос услышала сразу. Прошло столько лет, люди меняются, а я не могла не узнать эту девушку. Вот только в карих глазах появилась вселенская печаль, фигура стала очень хрупкой, а кожа была настолько бледной, словно у покойника. Я присела рядом с Лейлой, и она рассказала о смерти родителей, о том, что отца её нерожденной дочки отправили в горячую точку, и что вот уже несколько месяцев они живут вдвоем с малышкой. Мне стало так жалко её, так хотелось ей чем-то помочь, поддержать, но тут… тут она схватилась за живот. У Лейлы начались схватки.
Мама на минуту замолкает, переводя дыхание, после чего устремив взгляд на просторы за окном, продолжает:
— Лейлу положили на каталку, и образ её, бледной, измученной, с безумным умоляющим взглядом до сих пор крепко запечатлен в моей голове. Я не могла оторваться от её испуганных глаз, и уже хотела попросить разрешения поддержать девушку во время родов, как почувствовала боль в животе. Смешно, но в то же время родиться решил и Алекс, и меня увезли в родзал следом за Лейлой. Я буквально чувствовала её через стенку и втайне восхищалась тем, что не слышала ни криков, ни стонов, ни проклятий девушки, хоть это были её первые роды.— Анастейша останавливается, словно выжидая что-то, а я тем временем устремляю взгляд на Шоколадку. При виде искусанной губы и опустошенных карих глазок все тело прошибает дрожь, и моя рука сжимает хрупкую девичью ладошку, бесполезно пытаясь выразить поддержку, любовь и переживание.
— В течении следующих двух часов мысли были заняты лишь тем, как побыстрее родить Алекса, поэтому Лейла покинула на время мое сознание. Но только мне на грудь положили кричащий комочек, я сразу вспомнила о ней. Спрашивать у врачей было бесполезно — они лишь перебегали из моей палаты в соседнюю. И тут стало ясно, что происходящее по ту стенку совсем не безоблачно.
На лице мамы появляется горькая ухмылка:
— Деньги. Как всегда, деньги. Именно благодаря им мне удалось узнать от молодой акушерки о смерти роженицы и появлении на свет миленькой девчушки с реденькими каштановыми волосиками и прекрасными карими глазами. Я влюбилась в Кэнди с первого взгляда и сразу решила, что не позволю ей рости в детском доме. Мне стыдно признаваться, но я купила малышку, а заодно и подмену всех анализов. Деньги в нашем мире решают все…
В комнате повисла тишина. Никто из нас четверых не решался сказать что-либо, ведь такая спасательная правда оказалась очень болезненной. И хоть мы с Шоколадкой могли вздохнуть спокойно, зная, что инцеста не было, именно моей девочке сейчас было труднее всех. Я боялся представить, какие чувства испытывает малышка после таких откровений.
Только во мне появилась решимость что-то сказать, как опять заговорила мама:
— Тео, Кристиан, Кэнди… Я прошу вас, поймите, я не хотела обидеть, оскорбить или обмануть членов нашей семьи. Моя любовь к вам всем безгранична — все мои глупые, непонятные, дурные поступки были лишь с добрыми побуждениями. Кэндис… Ты — потрясающая дочка, истинная красавица не только снаружи, но и внутри. Пусть ваши отношения с Тео неправильные в каком-то роде, я даю свое благословение, если мое слово еще важно. Кристиан! — Мама повернулась к отцу, который все еще ошеломленно смотрел на Кэндис и Анастейшу. — Любимый мой! Можно не говорить, что в данный момент твоя ненависть, обида и злость на меня невыносимы огромны, но я все равно очень сильно люблю тебя. Прости меня, пожалуйста, а даже если мне и не удастся вымолить твое прощение, прошу, не меняй свое отношение к Кэндис. Несмотря ни на что, она все также твоя дочь, а в будущем, возможно, и невестка.
Мамина речь прерывается, после чего она, бросив на нас полный сожаления взгляд, убегает из комнаты.
— Папа… — В глазах Кэнди сплошное сожаление и огромная просьба не бросать её. Отец выходит из ступора, и нежно обнимает дочь:
— Мама права, Конфетка. Ты всегда будешь нашей дочкой, нашей малышкой, нашей крошкой. Твоим первым словом было: «Папа», твой первый рисунок нарисован на контракте с китайцами, твои первые парикмахерские таланты ощутили мои волосы, твой первый секрет был рассказан мне, а не Тео, как он полагает, — кидает на меня грозный взгляд Грей-старший. — Мы все любим тебя не из-за кровного родства, а из-за того, что это ты, со всеми своими недостатками и достоинствами. И раз мама одобрила ваши… отношения, я не смею становится у вас на пути. Тем более, что скоро появится новый член семьи Грей. Наша семья — наибольшее богатство, что есть в моей жизни, и оно дороже любых компаний. Я люблю тебя, милая. И даже тебя, Тео. Но случившееся с Кэндис я пока простить тебе не могу.
Я пристально вглядываясь в серые глаза, похожие на мои, как две капли:
— Пап, ты не можешь ненавидеть меня больше, чем я сам. Ты не понимаешь, каково это ощущать, что ты любишь свою сестру не любовью брата. И пусть ты считаешь меня эгоистичным извращенцем-ублюдком, я всем сердцем люблю Кэнди и готов на все ради неё. — Взгляд отца, направленный на меня, был очень тяжелым, горьким и печальным, но он лишь с шумом выдохнул воздух из легких, крепче обнял свою дочь, после чего с ухмылкой выдал:
— Зато мы с матерью станем молодыми бабушкой и дедушкой. — Мы с папой рассмеялись, но Шоколадка резко оборвала нас: