- Ты чё охренел что ли? Это вообще твоё дело - в какой одежде я хожу и, как сложится Моя личная жизнь? – возмущённо пискнул голос напротив.
- Что он делал?! Сейчас пойду и с корнем ему яйца вырву! Будет знать, как мою несовершеннолетнюю сестру в постель тащить! Слэшер, блядь, недоделанный! Рассказы ему твои нравятся! И я хорош, блядь! Надо было его с первого дня отсюда нахрен выгнать! То он за мной по пятам шагает, то к тебе вон руки распускает! Убью урода! – внутри меня будто всё резко закипело и заледенело одновременно, отдавая неприятным покалыванием под кожей. Хотелось что-нибудь разбить. Что-нибудь тяжёлое, но ломкое. Чтобы при ударе об пол аж в ушах зазвенело от грохота.
- Том! Ты слышишь меня или нет?! Ничего такого не было, говорю тебе! И вот только не надо сейчас делать глупостей! Забей, не увижу я его больше. Успокойся…
- Я, блядь, спокоен! Говори его адрес!
- Идиот, успокойся! Это не твоё дело! – её голос срывался, не смотря на довольно уверенный тон, и с каждой секундой Эл всё чаще сглатывала, стараясь сдержать слёзы.
- Какого хрена я должен быть спокойным, если ты сейчас заревёшь, и я знаю из-за кого! Мне тупо смотреть на тебя, обнимать и приговаривать «всё, хорошо»? Я тебе не твоя сопливая подружка!
- Дебил! Ты чё из мухи слона делаешь?! Он ведь меня не…
- Да срать я хотел сделал он что-то с тобой или нет! – закричал я на весь дом до того, что даже, кажется, по стенам верхних этажей пролетело эхо. – Он пытался. Давай мне его адрес. Сейчас же. – Добавил уже тихо, протягивая руку и стараясь ещё сильнее не напугать и без того дрожащую сестру.
- Что за тупая мужская привычка: чуть что - сразу бить морду… Я думала, что хоть у геев этого нет! Не дам я тебе ничего.
- Не дашь – я возьму сам. Я прекрасно знаю, где лежит твоя записная книжка и мне ничего не стоит заглянуть в неё. – Я сам удивился своему тихому и ровному голосу, хотя внутри всё уже кипело на пределе и от её обидных слов в мой адрес и от того, что могло бы случиться с моей сестрой и этим озабоченным ублюдком, пока я нежился в отеле с Биллом и разглядывал настенную мазню.
Эл вдруг резко села на диван и спрятала лицо в ладонях. Её колени и пальцы дрожали. Нет… Я не верю, что всё закончилось так хорошо, как она утверждает. Девушки не рыдают и не трясутся в истерике, если просто отшили парня. Я прекрасно помню, как мне отказывали. Помню, как гордо поднимали носы или насмеивались, или просто опускали глазки и говорили, что не готовы. Но они не злились, не раздражались и уж ни в коем случае не истерили. Эти мысли тоже крутятся в голове, но нужно стараться их отогнать, по крайней мере для того, чтобы не разозлиться самому ещё больше.
- Элли… - ласково убрав ладони от её лица, я осторожно заглянул в заплаканные глаза, стараясь не показывать всего своего внутреннего кипятка. – Не волнуйся, я ничего плохого не сделаю. Просто пойми, что я не могу спокойно сидеть здесь с тобой, зная по чьей вине ты плачешь… Всё ведь было совсем по-другому, да? – сестра мне больше ничего не ответила, а только медленно потянулась к столику у дивана, на котором лежала ручка и пара стикеров.
***
Дверь его дома вся в каких-то узорах с облупившийся краской, как в страшных фильмах про вампиров. Пока я шёл до этого дома - представил себе все возможные виды наших разговоров. И даже сейчас, стоя у его двери, и выискивая ответы на свои вопросы в надверных узорах, я всё ещё представляю себе встречу. От своей выжатой из пальца вежливости с мягким «здравствуй» и змеиной улыбкой, до сильного толчка в грудь с порога с обвинениями, но ни я никак не мог представить точную его реакцию на мои слова, ни дверь подсказать не стремилась. И сейчас стало как-то до влажности ладоней страшно. Кажется, будто сам же пришёл в клетку со зверем, да ещё и обмазанный всеми видами пахучих специй к мясу и яблоком во рту для красоты. Осталось доготовить меня снаружи – внутри и так давно уже всё горит.
Наконец, плюнув на свой чёртов страх и волнение, я уверенно нажал на звонок и крепко сжал челюсти, приготовившись морально к выходу своих эмоций. Дверь мне открыл высокий мужчина в фирменной рубашке и домашних шортах. Он непонимающе уставился на моё лицо, от чего появились морщинки на его лбу, а ярко-зелёные глаза сощурились. Стойкое ощущение чего-то до боли знакомого. Очень уж эти глаза похожи на глаза теперь ненавистного мне человека.
- Здравствуйте, я к Адаму. Он дома? – изо всех сил стараясь произносить его имя, не повышая тон, спросил я и с интересом посмотрел за спину этому человеку.
- Да, - спокойно ответил мужчина, продолжая так же с интересом меня разглядывать, будто нашёл в моём лице кучу каких-то изъянов и теперь мысленно критикует. Такой же неприятный тип, как и его сын. Чёрт, как же выбешивает вся эта ситуация… - Сейчас позову. – Довольно резко прервал он процесс своего разглядывания и зашёл обратно за страшную дверь.
Буквально через минуту скрип пола за порогом и громкий хриплый крик родителям о чём-то только им понятным окончательно залил мои глаза нескрываемой злостью. Казалось, что ещё секунда и тело перестанет слушать дурацкие запреты разума и, поломав все барьеры из наигранного спокойствия, начнёт жить своей убийственной жизнью… Дверь распахнулась и Адам, поправляя, падающую на глаза и незалаченную на данный момент, чёлку кивком головы пригласил войти. Мне кажется или сердце сейчас само проломит мне рёбра и кинется на этого ублюдка с кулаками? Ноги вроде идут, лицо не меняется, но сердце-то вырвется сейчас!
- Какие люди! – долетел до ушей радостный(?) возглас, - Проходи на кухню, я сделаю чай… Чёрный или зелёный? – непринуждённо спросил тот же голос Адама, поднявшего тёмные брови, резко контрастирующие с белым цветом его волос на голове.
- Я сейчас из твоих яиц питательный коктейль сделаю, скотина. – Совсем тихо прошипел я ему в лицо, уже из последних сил удерживая руки у швов на джинсах, а сердце там, где ему положено быть. Парень только высокомерно поднял голову и громко промычал, прикусывая щеку изнутри и ещё выше поднимая брови.
- Значит так, да? Ну, пойдём, поболтаем… - насмешливым тоном почти пропел он, будто только и ждал этих моих слов. Такое ощущение, что я не угрозу только что озвучил, а спросил у него «как дела?».
Рука Адама резко схватила меня за локоть, разворачивая к коридору, ведущему в гостиную, и потащила меня за собой. Такая холодная, что появилось желание выдохнуть, чтобы увидеть пар изо рта. Все гладкие мышцы, поднимающие на теле волосы, резко сократились, будто проклёвываясь сквозь кожу. Я пошёл за ним, почему-то даже не стараясь выдернуть руку, хоть и где-то в голове витала маааленькая мысль, что сейчас это прикосновение совсем неуместно. Дойдя до угла – он повернул меня к себе, сильно толкнув спиной на стену, после чего прижал меня к ней лопатками, упёршись руками в ключицы. Я расширил глаза, по инерции обхватив пальцами его запястья.
- Какого хрена ты делаешь, идиот?!
- Не злись на меня, Том… По-другому ты бы не пришёл.
- Ты что вообще больной? Отпусти! Ты… - я запнулся, бегая взглядом по его лицу. В глаза будто кто-то напускал дыма, а колени затряслись. Тело прогнулось вперёд, довольно легко оттолкнувшись от стены. – Ты… - голос почти пропал, поэтому получалось только сипеть. Глаза сами собой прикрылись. В голове пролетела дурацкая мысль о том, что здесь никто не заметит моих действий. Эта мысль словно пряталась от меня самого, показываясь разными своими сторонами настолько быстро, что я попросту не успевал её ловить и держать. Что-то вроде бегущей строки с размытыми буквами.
- Том… - казалось, что его голос и дыхание было везде и кроме этого у меня ничего не получалось услышать и почувствовать. – Она была не против. Просто не понимала, что делала…Как и ты сейчас. Правильно? – от такого близкого дыхания губы онемели, и их немного покалывало. Руки парня переместились с моих ключиц на, обхватывающие его запястья, пальцы и крепко сжали. В теле появилась необъяснимая лёгкость, которую, несомненно, захотелось подарить, что я и сделал, выливая несказанные и потерянные слова действиями. В головном тумане снова пролетела еле заметная мысль, шепнувшая, что губы Адама и его язык гораздо горячее рук.
*21*
Открытия
Адам с каким-то рыком остервенело отпустил мои руки, будто злясь на себя за что-то и отошёл ближе к окну, подкуривая сигарету. В голову, наконец, мысль за мыслью стали натекать осознание происходящего, стыд, злость и растерянность. Теперь уже тело никого не хотело слушать, поэтому приходилось стоять у этой стены неподвижно, как книжный шкаф рядом, и прибывать в полнейшем шоке. Как это? Что это вообще? Какого хрена?
- Прости меня. – Хрипло выдохнул парень и затянулся новой порцией дыма, сильнее отворачиваясь от меня и стараясь прикрыть, до этого мешающей, чёлкой глаза. – Говорят, что любовь находят по запаху… - он хохотнул и нервно дёрнулся. – Наверное, они правы. Дерьмо и шоколад одного цвета…Только почему-то шоколадом объедаются, а дерьмо смывают в унитаз. – Скривившись Адам потушил сигарету о край фарфоровой тарелки на маленьком столике и повернулся ко мне, глядя в глаза. - Я ведь для тебя дерьмо, так?
Мне словно перетянуло горло невидимой нитью от давящего непонимания. Хочется столько всего сказать. Хочется наорать, кинуться с кулаками, но в то же время расспросить, что это было и как мне на это реагировать, хочется даже понять и пожалеть. Но мозг выбрал снова из всех возможных какой-то тупой левый вариант – бежать. И я трусливо сбежал.
***
Дома меня встретила сестра. Она стояла в махровом халате, с полотенцем на голове и держала тремя пальцами кружку за ушко. Растерянное лицо и опухшие красные глаза, напоминающие два разваренных вареника с вишней. Я ещё долго стоял и просто громко дышал, стараясь унять бешеный пульс от длительной и быстрой пробежки. А когда отдышался, захотелось, чтобы воспоминания вдруг превратились в пыль, чтобы их можно было сейчас стереть и не париться. Но мозг – это тебе, сука, не тумбочка или статуэтка. Его просто так не протрёшь тряпочкой, чтобы следы прошлого не мозолили глаза день ото дня. Чёрт… Впервые в жизни хочу заболеть. Жаль, что до склероза мне ещё далеко.
- Ну что?.. – сипло спросила сестра, отпивая глоток из кружки. В нос ударил уютный запах свежезаваренного кофе.
- Ты зачем пьёшь кофе на ночь? Между прочим, завтра в школу, если ты не помнишь. – Постарался я быстро перевести тему разговора, что бы только не вспоминать о том, что произошло несколько минут назад.
- А срать я хотела… Не пойду я никуда. Ты можешь себе представить, ЧТО будет с моими глазами на утро, если я сейчас возьму и лягу спать? Меня ж за*бут спрашивать от какого аллергена рожа так распухла…
Давно я не слышал от своей сестрёнки такого лексикона. Видимо давно её не пропирало на такое количество слёз за раз. И только теперь я её понял. Это настолько отвратительно – не понимать, что с тобой происходит и делать что-то. Делать будто по принуждению, но в то же время не быть связанными или прикованным. После произошёдшего у Адама дома – внутри появилось непонятное отвращение к себе. Будто разум с организмом поссорились и теперь не могут понять из-за чего. И об этом определённо не хочется говорить. Кому захочется рассказать о своём полном подчинении ненавистному тебе человеку? Неважно, что он сделал – поцеловал тебя или ударил. Если он сделал это по своему желанию, а ты не мог сопротивляться – это унизительно.
- Том… - она посмотрела на меня, стараясь сделать как можно более спокойный вид и собираясь с мыслями. – Я его не отшивала. Более того, он вообще ко мне не лез… Мы ссорились. Причём ссорились из-за какой-то фигни. Дошло до криков и матов, а потом… Я его толкнула и дальше совсем не понимала, что делаю. Будто все эмоции внутри перепутались и… Мы переспали. – Эл начала бегать взглядом по линолеуму от волнения облизывая губы. – И ладно если бы это было по любви или хотя бы по страсти… Но это было так, будто где-то на мне нажали кнопку и включили такой режим, независимо от согласия. Поэтому после стало очень мерзко. Я не хотела говорить, чтобы ты не злился на него и тем более не ехал к нему, но при этом я знала, что моё состояние меня выдаст. Прости… Не стоило вообще начинать с ним общаться. – Она села на нижнюю ступеньку лестницы, ведущей на второй этаж и, поставив рядом с собой кружку, продолжила рассказывать, с какой-то долей ностальгии в голосе. – Знаешь, он был моим самым любимым читателем...Хоть и комментировал редко. Впервые он написал мне личное сообщение, когда я всё-таки решилась сделать баннер к рассказу с вашей фотографией. Написал, что очень хотел бы увидеться со мной, что могли бы вместе приготовить что-нибудь и поговорить об идеях по поводу последующих глав и…
- Стоп. Ты нас фотографировала?!!
- Ну да… - она виновато опустила голову. – Однажды когда вы прощались здесь у двери. Я спряталась за лестницей и сфотографировала без вспышки… Вы так были поглощены друг другом, что даже не заметили.
На фотографиях всё видно.
Внутри будто что-то щёлкнуло. Билл ведь не просто так сказал, что не любит фотографироваться. Это не выглядело как какой-то обычный каприз или бзик, связанный с внешностью или просто непереносимостью фотокамер. Это было больше похоже на какое-то табу. Он будто боялся, что такие же люди, как он, увидят то, что не хотелось бы. Увидят цвет.
- Элли, в следующий раз, когда тебе говорят нельзя – воспринимай это как «нельзя», а не как «можно-пока-никто-не-видит». А сейчас, - я поднял с лестницы кружку с пахучим напитком и строго посмотрел на сестру. – Иди спать. И больше чтобы никаких знакомств из Интернета не переносились в жизнь, ясно?
Она только обняла колени своих худых ножек и несмело кивнула, зарываясь носом между чашечками.
***
На утро голова болела жутко. От вопросов, ответов, каких-то мысленных решений и выводов. Даже сон был совсем без сновидений, будто у мозга просто не было на них времени. Или желания. Кому захочется показывать какие-то знаки или цветастые картинки, если в голове такой кавардак и без этого? Моя сестра лишилась невинности в четырнадцать лет с каким-то восемнадцатилетним педиком-гипнотизёром. Этот же педик-гипнотизёр каким-то образом сделал так, что вместо кулака получил от меня поцелуй! А теперь два главных вопроса: Нахрена этому педику-гипнотизёру всё это надо? И что сделает Билл мне, когда всё это узнает? А он узнает. У меня сегодня настолько сильно болит голова, что стараться как-то скрыть свои мысли будет бесполезно.
Подойдя к нашему дереву и кинув рюкзак рядом на влажную траву, я закурил, стараясь всеми силами не думать о вчерашнем дне. На другой стороне по-весеннему прекрасной улицы показался знакомый силуэт с поднятой к солнцу головой и расправленными плечами. Билл выглядел так беззаботно и радостно, что все переживания и страхи с каждым его приближающимся шагом растворялись сами собой, уступая место идиотизму влюблённого. Влюблённого предателя. Чёрт…