- Уилл, что у тебя там? Разбил чашку? – это Алана, вернувшаяся к компьютеру.
- Соус, - отвечает он, аккуратно вышагивая из кроваво-красной лужи.
Красный, и уж тем более «кроваво-красный», будит то, чему следует спать.
Уилл показательно зевает пару раз, трет глаза.
- Что-то я погорячился, - говорит он.
Алана улыбается понимающе, они болтают ни о чем еще пару минут и прощаются. Когда Уилл убирает злополучный соус, то режет об осколок палец. Красное на красном. Символично…
В ту ночь он так и не может уснуть.
Баюкает саднящую руку, бездумно слоняется по дому из угла в угол, пытается готовиться к занятиям, но все без толку: буквы сливаются перед глазами, пальцы дрожат, от яркости монитора болит голова. Поэтому Уилл, забрав с дивана подушки и плед, возвращается в спальню, где вьет своеобразное гнездо из одеял, окапывается в самом центре и зовет собак. Их теплая тяжесть успокаивает.
Так он пережидает эту странную ночь.
А утром приходит снег, холод и перебои с электричеством, кофе получается холодным, с неприятной мутной пленкой. Уилл клянется себе, что сегодня же начнет поиск нормального жилья.
Уже одевшись, он вспоминает, что по расписанию у него сегодня дополнительная лекция и раньше шести его дома точно не будет. Пошарив по полкам, он достает оттуда банки с собачьим кормом, высыпает в миски.
Псы, заслышав знакомые звуки, бегут на кухню, тычутся мордами, вертят хвостами и путаются под ногами. Но, понюхав консервы, равнодушно лижут их пару раз и вопросительно смотрят на Уилла.
- Обещаю, после работы заеду за мясом, - говорит Уилл, выбрасывая жестянки в переполненную мусорку. – Честно.
Собаки смотрят недоверчиво, скептически, словно бы говоря: не слишком ли много обещаний для одного утра, Уилл Грэм?
Уилл трет переносицу пальцами, улыбается устало.
- Ну, правда.
Псы провожают его до двери, машина предсказуемо замерзла и не заводится с первого раза, старое радио барахлит, прыгает по волнам, шумит частотами. На перекрестке его подрезает темно-синий пикап, и парень в бейсболке, сидящий за рулем, машет ему рукой. Уилл даже не злится, равнодушным взглядом провожает наглеца, трогается.
Его место на парковке занято. Опять.
Фиат Коулмана сияет глянцевыми боками и нагло смотрит в ответ блестящими фарами. Уилл думает, что царапать чужую машину ключом – верх безвкусицы. К тому же всюду камеры.
- Профессор Дэвис.
Уилл поправляет на плече лямку от сумки с лептопом.
- Профессор Дэвис!
Он вздрагивает: все никак не может привыкнуть к новой фамилии, оборачивается.
Джиневра Бойлд и Стюарт Аккерман – похожи как брат и сестра: оба высокие, светловолосые, с породистыми, словно под резец выточенными, лицами. Но держатся за руки, целуются на лестничных пролетах, тискаются в нишах. А еще имеют высшие баллы по его предмету. Они нравятся Уиллу. Но только не сегодня.
- Мистер Дэвис, как провели выходные? – Джиневра улыбается, от чего лицо ее принимает чуть лукавое выражение.
- Отсыпался, - врет Уилл. – Гулял с собаками.
- О, а по вам и не скажешь, - хмыкает Стюарт, за что Джиневра тут же тычет его локтем в бок.
- Да, - через силу улыбается Уилл, поправляет очки. – Пытался выспаться, но не получилось.
- Мы ведь сегодня проходим расстройство привычек и влечений, да? Я прочитала следующую главу, вы будете показывать нам слайды?
Уилл понимает, на что она намекает. Следующей главой были «Расстройства половой идентификации и сексуального предпочтения», самая интересная тема для ребят их возраста.
- Может быть, - уклончиво отвечает он и смотрит на часы. – Через три минуты занятия, вам стоит поторопиться.
Джиневра понятливо кивает, тянет Стюарта за рукав, но тот медлит, смотрит на Уилла странным взглядом, от которого тянет поежиться.
И только почти час спустя, посередине занятия, он понимает, что не так – глаза.
У его студента глаза почти такого же цвета, что и у Ганнибала. Чуть светлее, но из-за теней на парковке радужка казалась темнее, а стоило ему взглянуть исподлобья…
- Профессор, с вами все хорошо?
Уилл вздрагивает, он опять «выпал» из реальности.
- Д-да, все нормально, - он нервно оборачивается на доску со слайдами, чтобы вспомнить, о чем говорил и продолжает лекцию.
К обеду он чувствует себя выжатым до капли, а еще надо как-то продержаться полдня. Он не хочет есть в местном кафетерии, ему остро нужно побыть в одиночестве, поэтому, накинув пальто, он идет в ближайший ресторанчик.
Официантка восточной внешности приветствует его и протягивает меню.
- Двойной эспрессо, любой вегетарианский салат и рыбу на ваш вкус, - говорит он, не заглядывая в меню.
Девушка, если и удивлена, то не показывает этого. Просто кивает и уходит.
Уилл опускает голову на скрещенные руки и почти засыпает, как вдруг его тревожит странное чувство между лопатками. Не то зуд, не то холодок… За ним кто-то наблюдает.
Либо это некстати разыгравшаяся паранойя.
Он незаметно оглядывается, но не видит ничего подозрительного: несколько смутно знакомых студентов в углу, двое мужчин в костюмах и с дипломатами, пожилая парочка иностранцев…
- Ваш эспрессо.
Иногда Уилл делает ставки: на сколько еще его хватит? Три года он продержался, когда же иссякнет запас прочности?
Он ест, не чувствуя вкуса: листья салата, кусочки сыра, соус, рыба… Все – как резина, с привкусом антисептика. Расплатившись и щедро оставив на чай, он идет вглубь квартала, где-то здесь была вывеска… А, вот она, мясная лавка.
С тех пор, как все произошло, он старался бывать в таких местах как можно реже: вид распотрошенных туш, подтеки крови, влажный блеск кусков свежего мяса… Все это возвращало его назад. Туда, откуда он так хотел сбежать.
Улыбчивый продавец в мясницком фартуке расхваливает свой товар, сыпет эпитетами, от которых к горлу Уилла подкатывает ком тошноты.
Он тычет пальцем в ближайшую витрину, просит завернуть. Потом вспоминает про кости, которые ветеринар рекомендовал давать псам не реже раза в месяц, и ему становится совсем нехорошо. Уилл выходит из лавки на подгибающихся ногах, прислоняется к стене. Мысли о том, что и он бы мог быть там, как животное, порубленное на куски, как еда, свербит в мозгу.
Он вспоминает слова Ганнибала «я бы забрал тебя целиком, без остатка, спрятал бы в себе», они выжигаются в его мозгу огнем и железом.
Интересно, сколько бы из него вышло мяса? А сколько костей?
Он вспоминает Хоббса с его бережным, педантичным отношением к жертвам. Набил бы Ганнибал из его волос подушку? Превратил бы в замазку для труб? Сделал бы частью своего изысканного, продуманного до последней мелочи интерьера?
Уилл опаздывает. Врывается в аудиторию, на ходу разматывая шарф, убирает пакет из чертовой лавки подальше от чужих глаз, извиняется.
- Да что вы, профессор Дэвис, мы как раз успели обсудить тему, - смеется со своего места Джиневра, размахивая тетрадью с конспектами, ее светлые волосы разлетаются серебряным каскадом. Сидящие рядом негромко хихикают, явно поддерживая какую-то общую шутку.
Уилл настраивает проектор, негромко кашляет, привлекая внимание, ждет, когда все затихнут, и начинает лекцию. Вопреки ожиданиям, его прерывают лишь дважды. Первый раз - Стюарт, когда на экране появляются фотографии пожара, с толпой зевак за ограждением, которые иллюстрируют пироманию.
- А вы согласитесь с Фрейдом в том, что лицезрение пламени для пиромана связано с бессознательной ассоциацией? – спрашивает Аккерман со спокойным интересом, и Уилл даже не сомневается, что в перерывах между вечеринками и попойками в барах, он действительно читает Фрейда. - Я имею в виду сексуальную активность, конечно. С тем, что поджог – это гиперкомпенсация дисфункций?
Уилл хмыкает, веселея в первый раз за день.
- На данный момент не существует однозначного мнения. Но, мистер Аккерман, апеллируя к Фрейду, вы должны быть очень осторожны. Ведь иногда сигара – это всего лишь сигара.
По аудитории прокатываются смешки, он ловит себя на том, что ему нравится эта группа, очень смышленые ребята.
- Но если отвечать на ваш вопрос серьезно, - продолжает Уилл. – То ряд ученых связывают пироманию с патологическим стремлением к власти, к социальному престижу. И я должен признать, что их подход не лишен рационального начала.
Второй предсказуемо поднимает руку Джиневра, когда они переходят к теме расстройств половой идентичности.
- Профессор, мы говорим о том, что половая идентичность определяется психосоциальными воздействиями, но что, если это не так? Есть ведь данные, что строение некоторых участков мозга транссексуалов отличается от строения таких же участков мозга обычных мужчин и женщин. Они скорее близки к участкам людей противоположного пола. Что, если все это – одна большая ошибка природы, а психика – лишь следствие?
Уилл одобрительно кивает.
- Я знал, что вам не даст покоя эта тема, мисс Бойлд, - говорит он, щелкая пультом и выключая проектор. – И вот именно с вашего доклада мы начнем наше следующее занятие. Все свободны.
Помещение наполняется шорохом страниц, звуком шагов и голосов. Уилл садится за стол, в ногах шуршит пакет с мясом, ему кажется, что он чувствует этот запах даже сквозь слои бумаги и полиэтилена.
Он снимает очки, трет воспаленные от недосыпа и усталости глаза. В такие моменты он хочет плюнуть на все и вернуться обратно. К Джеку, который всегда знает, что для него лучше. К Алане. К… Нет. Он не вернется.
Ему слишком много лет, чтобы надеяться на кого-то другого. Хватит. Тем более, когда он доверился в прошлый раз… То ничего хорошего из этой затеи не вышло.
Уилл трет бок, под тканью рубашки пальцы нащупывают выпуклую полосу шрама, он морщится от фантомной боли. Неожиданно пробудившаяся память вдруг подкидывает ему воспоминания о том, какие сильные у Ганнибала руки, и как же больно падать спиной на бесчисленные безделушки в чужом кабинете, а потом получать локтем по солнечному сплетению.
Поняв, что сидит в прострации уже добрых десять минут, Уилл встает, берет пакет и собирается было погасить в аудитории свет, как вдруг останавливается. Он прищуривается, силясь разглядеть фигуру на дальнем ряду.
- Вы кого-то ждете?
Человек остается неподвижен. Уилл делает несколько шагов вперед, за последние пару лет его зрение ухудшилось, и теперь он не всегда уверен в том, что видит. Может, кто-то просто оставил одежду, а ему, параноику, мерещится человек?
Уилл отгоняет дурацкие мысли и, перебарывая страх, резко поднимается по широким ступеням. Нет, это человек… Просто спящий студент, уткнувшийся в сложенные руки.
- Эй, с тобой все хорошо? – Уилл трясет незадачливого парня за плечо. – Знаешь, ты – первый студент, которому было так скучно на моей лекции, что он…
- Не скучно, профессор Дэвис… Или лучше Грэм? Я просто устал с дороги.
__________________________
Фраза про “сигара - это просто сигара”, предположительно высказанная Фрейдом, означает то, что не во всех явлениях следует искать глубокий смысл и подтекст, ибо его там просто нет. И это идет в разрез со многими положениями его теории. ;)
========== Часть 3 ==========
В тусклом свете ламп чужое лицо кажется неестественным, слепленным из воска. Словно чья-то злая шутка… Сердце Уилла пропускает удар. Потом еще один. И, кажется, еще.
В легких критически не хватает воздуха, он открывает рот, двигает челюстями, словно выброшенная на берег рыба, но не может вдохнуть. Все тело прошивает судорогой.
Это паническая атака, понимает он.
- Дыши, Уилл, дыши, - Ганнибал заглядывает ему в лицо внимательно, почти обеспокоенно. – Расслабься.
Уилл закрывает глаза и вздрагивает, как от удара, когда чужая рука касается его затылка, чуть надавливает на закаменевшие мышцы, разминая.
- Не бойся меня, Уилл, - негромко говорит Ганнибал. – Если бы я хотел, ты был бы мертв уже давно. Ты вечно выбираешь дома на отшибе, а в этом нет даже противопожарной системы, не говоря о сигнализации. Твои собаки меня знают, так что я бы вошел без единого препятствия… Но я не вошел, Уилл. Я пришел к тебе сейчас, я хочу поговорить.
Уилл открывает глаза, несколько раз быстро моргает, словно от яркого света, тянется было поправить очки, но рука замирает на полпути в неловком жесте.
Ганнибал улыбается ему и сам поправляет злополучные очки.
- Пора менять, эти стекла тебе уже давно не подходят. Да и оправа… Что это, скотч? Серьезно? Ты все тот же, Уилл Грэм. Возможно, именно это мне в тебе и нравится.
- Зачем ты здесь? – странно хриплым, совершенно чужим голосом спрашивает Уилл. – Ты ведь пришел за мной?
- Не «за тобой», Уилл, а к тебе. И это, поверь мне, большая разница.
- Что тебе нужно? - Уилл боится пошевелиться, чужая ладонь все так же лежит на его затылке, тяжелая и теплая.
Он думает, что Ганнибалу не составит никакого труда в два счета свернуть ему шею, отряхнуть руки, переступить через его труп и уйти, как он это умеет делать, – совершенно незаметно, словно призрак.
- Мы давно не виделись. Я скучал по тебе.
Уилл не знает, что ответить, что сделать. Он просто стоит, загипнотизированный, лишенный всякой воли и силы.
Вот она, хрестоматийная беспомощность жертвы. Он ненавидел эту тему и старался отодвинуть в лекциях как можно дальше. Потому что каждый раз, когда на слайдах мелькали симптомы и фотографии, он думал только о себе.
О своих ватных ногах. О руках, что плетьми свисают вдоль тела. О мокрой спине.
О Ганнибале.
Который здесь, перед ним, из плоти и крови, непривычно загорелый, пахнущий так же, как и при их последней встрече: чистотой, горечью свежескошенной травы, соленым морем. Кровью. Болью. Страхом.
И желанием.
Уилл знает, жажда не оставила Ганнибала, иначе зачем он здесь, в занесенном снегом канадском городке, где из культурных развлечений – университетская библиотека да студенческий камерный театр?
Но Уилл знает и то, что мог бы сопротивляться. Рвануть, что есть мочи, закричать, ударить… Его бы могли услышать. Хотя битва заведомо будет неравной: им ведь уже приходилось выяснять, кто из них чего стоит. И в вульгарной драке утонченный доктор Лектер ничуть не хуже, чем в изысканной готовке человеческого мяса.
В прошлый раз Уилл отделался сотрясением мозга, сломанными ребрами, вывихом запястья и проникающей раной. Ему повезло – сказали врачи. Но везение здесь было не причем: Ганнибал просто хотел продлить его агонию, насладится всем букетом, не упустив ни ноты.
- Ты скучал по мне, - говорит Уилл медленно, словно каждое слово вырывается из его горла мотком колючей проволоки. – Или по моему мясу?
Ганнибал чуть хмурится, светлые брови сдвигаются к переносице, хватка руки на затылке крепчает. Уилл почти слышит хруст сворачиваемых позвонков.
- Я скучал по твоим глазам, Уилл. В них столько страха, драмы… И воли. Честно, я не встречал таких глаз больше.
Уилл представляет, как Ганнибал вынимает его глазные яблоки и за ними протягиваются розоватые, с примесью алого нити зрительного нерва и центральной артерии сетчатки. Рисунки из учебника анатомии горят раскаленными углями.
- Знаешь, Уилл, я ведь нашел тебя почти сразу, как ты пересек границу Штатов. Я был уверен, ты не оставишь собак, для тебя это было бы равносильно предательству. Будешь заниматься тем же, чем и до этого, ведь выйти из зоны комфорта сложнее, чем может показаться на первый взгляд, верно? – Ганнибал замолкает, усмехается, его пальцы зарываются Уиллу в волосы, чуть тянут назад. – Профессор Оливер Дэвис… Почему же тогда не Джон Смит? Или Джон Сноу, раз уж это Канада? Честно, не думал, что Джек Кроуфорд может быть настолько… Некомпетентен.
Последнее слово Лектера буквально печатает, прижигает, клеймит Джека Кроуфорда, с шипением, дымом и запахом паленой кожи.
- В какой-то момент мне даже показалось, что они хотят, чтобы я тебя нашел. – Ганнибал улыбается каким-то своим мыслям. - Ловят на живца.