— Прости?
— Зачем ты пьешь пиво? — терпеливо повторил Шерлок. — Шлюхи предпочитают запах дорогого виски или, на худой конец, коньяка.
— Откуда это тебе известно? Ты и есть та самая шлюха?
Кажется, он пытается пошутить. Или этот олух в самом деле не понимает, кто перед ним сидит? Слегка раздвинув ноги, положив ладонь на обтянутое легчайшей шерстью бедро… Очень близко к паху… Настолько близко, что граница почти отсутствует…
— Да, я и есть та самая шлюха. Куда едем?
Парень недоуменно оглянулся по сторонам, будто искал подтверждения диким словам сидящего рядом с ним красавчика. Или опровержения. Ничего подобного он не ждал, это было теперь очевидно; скорее всего, он даже не планировал на сегодня какую-либо интрижку, и отразившееся в его оживившемся взгляде понимание, что он явно забрел не туда, говорило об этом лучше любых оправданий.
— Иди ты к черту. Никуда мы не едем.
Но в Шерлоке уже зрел азарт. Злой, беспощадный, ведущий к самому краю.
«Отвратительно! Мерзко! Хуже и быть не может…»
Скользнув по бедру ладонью, он неторопливо поднялся, продемонстрировав собеседнику всю свою стать: и обтянутую мерцающей тканью грудную клетку, и узкий таз, и стройные бедра, на которых ладонь оставила жаркий ласкающий след…
— Ты гей или бисексуал? — деловито осведомился он, расправив невидимые складки на снежно-белой рубашке.
— А ты? — парировал парень, борясь с не желающей его покидать растерянностью, но уже понемногу приходя в себя от потрясения, вызванного откровенностью и нескрываемым вызовом Шерлока.
— Я никто. Меня трахают, и этим все сказано. Так ты гей или…
— Не то и не другое.
— Почему же ты решил меня снять? — Шерлок вновь уселся за барную стойку, развернувшись к парню всем корпусом и доверительно наклонившись чуть ближе дозволенного, сократив расстояние между их лицами до минимального. Он знал, что легкий аромат туалетной воды уже долетел до парня, проник в его ноздри, пропитал загорелую кожу, просочился в легкие, словно тоненькая ядовитая змейка…
Тот еле слышно прочистил горло, но не отстранился.
— Я не собирался тебя снимать. Просто поздоровался. По-моему, вежливость — не самое плохое из человеческих качеств.
— В этой помойке просто из вежливости не здороваются. Зачем ты сюда пришел?
— Выпить. Я не знаю этого места — парень снова окинул взглядом затемненный зал, на редкость полупустой и не настораживающий своей откровенной нестандартностью. — Первый день в Лондоне…
— Первый день в Лондоне, заходишь в гей-бар и сразу же подсаживаешься ко мне.
— Я к тебе не подсаживался. — Раздражение промелькнуло едва заметной тенью. — Ты пил за стойкой. Я сел на соседний стул.
Он отодвинул стакан и поднялся.
Шерлок внимательно оглядел ладную крепкую фигуру, придав своему взгляду профессиональный блеск. Он удивлялся самому себе, не понимая, откуда в нем этот задор, это граничащее с возбуждением нетерпение. Он соблазнял, завлекал, бросал вызов. И кому? Неприметному парню в грошовой ветровке, на висках которого разглядел затерявшуюся в светлых прядях первую седину.
— Всё у тебя просто… И, знаешь, я слышал это не раз. Довольно тратить время на треп. Куда мы едем? Где твой дом?
«Если сейчас он расплатится и уйдет, значит, так тому и быть; значит, его хранит тот самый Бог, которому нет до меня никакого дела…»
— Я остановился в гостинице. Временно.
Не ушел. Стоит и неуверенно мнется.
Зацепило, да? Все вы…
— Конечно, в гостинице. Где же ещё… — Шерлок решительно встал. — Поехали.
Он бросил свирепый взгляд на замершего неподалеку бармена, и если бы взглядом можно было сломать кадык, Эд уже лежал бы на залитом вином полу, хрипя и прощаясь с жизнью.
*
Они вышли на сверкающую огнями улицу, и визгливый шум не торопящегося затихать и отходить ко сну города сегодня ударил по барабанным перепонкам особенно резко. Шерлок передернул плечами, плотнее запахивая легкий плащ и поднимая воротник — весна замучила лондонцев затяжными дождями. Слава Богу, сегодня небо сжалилось над отсыревшим городом, и даже редкие, неяркие звезды мелькали сквозь мрачные клочья туч.
Парень молча стоял рядом. Шерлок нетерпеливо на него оглянулся.
— Что замер? Лови такси.
— Это не обязательно. Гостиница в двух шагах.
«Живет рядом? Он и в самом деле не знал, куда его занесло. Идиот! Мог обратить внимание хотя бы на вывеску, прежде чем решить перед сном промочить свое идиотское горло».
— «Оrient»**?
— Ты там бывал?
— В этой дыре? — Шерлок презрительно фыркнул. — Ещё чего! Я хорошо знаю город, и только.
*
Номер, к счастью, не был ни убогим, ни грязным. Он производил впечатление места, где не собирались оставаться надолго, но, тем не менее, уже носил следы пребывания в нем человека, склонного к идеальному порядку и стремящегося обживать любой клочок земли, на котором вынужден задержаться даже на час.
Шерлок внимательно оглядывался по сторонам, отмечая и запоминая каждую незначительную деталь: дорожная сумка, тесно прижавшаяся к ножке тщательно прибранной кровати (на ней он отдыхал, заселившись в номер, спал или просто лежал, закинув за голову руки, думал, строил планы на этот день, на год, на жизнь, а поднявшись, расправил и ловко пригладил ладонями каждую складку), вещей в сумке немного, только самое необходимое, а её наполненность говорит о том, что разобрать и развесить немногочисленные пожитки в платяной шкаф парень не поспешил, и лишь на спинке стула притулился серый, крупной вязки свитер, который Шерлоку показался колючим даже на взгляд; безликая, матово поблескивающая поверхность письменного стола, ровно посередине которого сочно зеленело большое яблоко, и Шерлок поймал себя на мысли, что с большим удовольствием уселся бы, скрестив ноги, на это спартанское ложе, разметав, превратив в хаос его идеальное одиночество, и, подложив под спину подушку, впился зубами в спелый округлый бок. Но это было совсем уж некстати, желание показалось нелепым и странным, тем более здесь и сейчас.
Он стянул с себя плащ и небрежно кинул его на кровать. Парень свою куртку аккуратно повесил на плечики и спрятал в пустоте гардероба, занимающего почти все пространство крошечной темной прихожей.
Жалобный скрип захлопнутой дверцы разорвал тишину и заставил обоих синхронно вздрогнуть и посмотреть друг на друга.
— Итак, — собственный голос казался Шерлоку незнакомым, — предупреждаю: я не возбуждаюсь и не кончаю — мой член всегда остается мягким. Считай это брендом. Но отсосу так, что собственное имя забудешь. Любишь, когда сосут? Можешь трахать меня, как тебе вздумается. Можешь отыметь меня пальцами. Можешь дрочить мне. Можешь — себе. Хочешь, это сделаю я? Прямо сейчас? У тебя большой член? Мне нравятся большие грязные члены. И головки размером с кулак. Что ты хочешь от шлюхи, дружок?
Лицо парня вновь мучительно вспыхнуло, глаза влажно блеснули, ресницы дрогнули. Он нервно сглотнул и перебил Шерлока: — Ничего. Я же сказал — этого мне не надо.
— А что тебе надо? — Шерлок искусно изобразил удивление. — Ты притащил меня сюда. Для чего?
— Я тебя не тащил, — мягко, но упрямо уточнил парень. — Я никогда никого никуда не тащу. Не в моих правилах.
— Хм… А что в твоих правилах?
Парень явно не знал, что ответить, как объяснить этот странный поступок — ведь он давно уже понял, кого ведет на свою территорию.
— Мои правила тебя не касаются.
Он очень старался сохранить присутствие духа, очень старался выглядеть незаинтересованным и спокойным, но Шерлок заметил и мелкое подрагивание пальцев, нервно теребивших пуговицу рубашки, и яркие пятна волнения, осветившие простое лицо и придавшие юношескую свежесть мужественно-грубой коже.
— Хорошо. Что, в таком случае, я здесь делаю? Зачем я тебе?
— Поговорить. Перекинуться парой слов. Выпить кофе. Я никого здесь не знаю. Вернее… В общем…
Парень терялся всё больше, подыскивая слова, неловко переступая с ноги на ногу.
— Значит, трахаться со мной ты не хочешь, — заключил Шерлок. — Жаль. Это было бы любопытно — раздеть тебя догола и попробовать, каков ты на вкус. Скорее всего, соленый, но с привкусом мятной сладости. Что ж, в таком случае, поговорим…
Он подошел вплотную, обвил рукой крепко сбитую талию и, резко притянув парня к себе, прижал к его паху ладонь. Парень негромко охнул и покачнулся.
— О. Всё ясно. Твоё желание поговорить очевидно, — шепнул Шерлок в пылающее ухо, невесомо трогая мочку губами.
— Я… не понимаю, что это… — хрипло выдавил парень.
— Зато я понимаю. Ничего нового.
И он медленно провел ладонью по напряженному члену.
Парень содрогнулся и задышал прерывисто и часто, невольно прильнув к Шерлоку и влажно обжигая его плечо.
Шерлок сильно и властно водил ладонью по каменеющей выпуклости, грубо захватывая мошонку, вдавливая в неё пальцы, понимая, что причиняет боль, но продолжая делать это снова и снова, не в силах остановиться и лишить себя этого неожиданного удовольствия. Его прикосновения становились настойчивее и смелее, пальцы невесомо пробегались по металлической змейке брюк, дразня, обещая, сводя с ума… И вновь сжимали, гладили, впивались в горячую, выпирающую плоть, готовую разорвать жесткую ткань. Колени незнакомца подкашивались, он крупно дрожал, покрываясь горячим потом, но Шерлок держал его крепко, ни на миг не прекращая ласкающих движений ладони.
Он упивался близостью припавшего к нему тела. Всё в нем было странно знакомо: запах, тепло, нежная фланель дешевой рубашки и мягкость светлых волос, которых он помимо собственной воли касался губами… Шерлок жадно впитывал в себя его жар и истому, его болезненную страсть, его стыд, и когда услышал первый негромкий стон, вдруг сам возбудился так сильно, что пересохло во рту, заколотилось бешено сердце, и, как ему показалось, прямо из его глубины вырвался ответный стон.
Забытое желание ошеломило, одурманило мозг. Шерлок едва устоял на ногах — так его колотило. А когда почувствовал, что парень кончает, неизвестно почему, не понимая, что, черт возьми, с ним происходит, окунул пальцы в короткие прядки, царапая взмокшую кожу, и покрыл поцелуями искаженное наслаждением лицо.
Почувствовав на губах соленую влагу, скопившуюся в уголках плотно зажмуренных глаз, Шерлок порывисто обнял ослабленное оргазмом тело и крепко прижал к себе.
— Отпусти, — опалил ключицу едва слышный голос. — Я не пользуюсь услугами шлюх.
За эти полгода Шерлок прошел через многое — унижение, насилие, смерть. Его измученная душа бесформенной тенью скорчилась где-то на самом дне, там, куда не проникнуть ни теплу, ни свету. Но никогда ещё ему не было так отчаянно больно.
Он отпрянул от парня, и тот покачнулся, вмиг лишившись опоры.
«Отвратительно»! Мерзко! Хуже и быть не может…»
— Похоже, ты уже ими воспользовался. Надеюсь, твой оргазм был в достаточной мере хорош.
Парень провел по лицу ладонью, этим коротким, беспомощным жестом вызвав в Шерлоке новый приступ тоски, и, продолжая покачиваться, подошел к кровати, где черным покрывалом распластался небрежно брошенный Шерлоком плащ. Он задержал его в своих руках чуть дольше, чем того требовало простое секундное действие — взять и отдать. И Шерлок это заметил.
На один короткий миг он отчетливо представил: алеющее лицо вжимается в мягкие черные складки, и оттуда раздаются глухие рыдания.
«Да брось ты его, ненормальный! Брось. И подойди ко мне…»
— Сколько я должен за свой оргазм?
Почему же так больно, господи? Неужели я всё ещё способен загибаться от боли?!
Глупо! Глупо! Глупо!
Шерлок усмехнулся, оглядывая с головы до ног растерянно прячущего глаза «клиента».
— Столько тебе никогда не скопить. Считай это подарком. Будешь помнить всю свою жизнь. Как бы мало её у тебя ни осталось… — Он быстро направился к выходу, твердо чеканя шаг, туго сведя лопатки, и чего бы это ему не стоило, всем своим видом демонстрируя вселенское безразличие. — Пока.
— Пока, — прошелестело вслед еле слышно, но в спину ударило мощно, рассыпалось мелкими искрами, проникло под кожу.
Желание обернуться было такой немыслимой силы, что ноги на секунду приросли к порогу.
Но Шерлок не обернулся.
* фантазия автора)
** фантазия автора)
========== Глава 25 Отчаяние ==========
Неловко скорчившись на диване, Шерлок захлебывался слезами. Захлебывался, потому что за все эти годы так и не научился плакать по-взрослому. В детстве он легко позволял себе эту слабость — плакать навзрыд, очень громко и очень старательно, получая, как всегда подозревал Майкрофт, немалое удовольствие от нарочитой демонстрации своих нешуточных бед: сломанный паровозик (три часа отчаяния и горьких стенаний), разодранные штаны (любимые, с ослепительно сияющей пуговкой, которая потом долго ещё будет храниться в шкатулке рядом с остальными, дорогими его сердцу сокровищами)… Только от боли маленький Шерлок не заплакал ни разу: хныкал, кусал губы, морщился, хмурил тонкие бровки, сжимал в кулачки слабые руки, но глаза его оставались сухими, лишь блестели чуть ярче обычного. И смотрели с отчаянием и надеждой: мне очень, очень больно, но ведь скоро это пройдет?
Но полноводный источник быстро иссяк, и Шерлок забыл, что такое слезы. Ему казалось, что навсегда.
Не научившись плакать, он тонул сейчас, как тонет неумелый пловец, так и не научившийся держаться на воде ловко и правильно. Впервые Майкрофт видел его утопающим в слезах, и по-другому это назвать было нельзя.
Майкрофта мутило от жалости и безысходности. Он не знал, что скрутило его брата так мощно, что разрывает на части сердце, заглянуть в которое всегда было непросто.
Он нашел его утром на этом диване и в этой неловкой позе, и когда, слегка прикоснувшись к плечу, тихо позвал по имени, Шерлок нашел выход терзавшему его горю таким необычным для себя способом. Его тело сотрясало и било неведомое страдание, и Майкрофт готов был разметать весь мир в мелкую пыль, только бы его Шерлок не дрожал и не всхлипывал, как брошенный, никому не нужный ребенок.
— Мой дорогой…
*
— Ты уже знаешь?
— О чем ты?
— Знаешь… Не трогай его. Пожалуйста.
— Кого?
— Сад!
— Почему ты так нервничаешь? Зачем тебе этот помятый субъект?
— Ты видел его?
— А он в самом деле помят? Хм… Так мне отрекомендовал его Эд.
— Скотина! Твой Эд — скотина. Набитый дурак! Холуй!
— Прекрати ругаться, мой мальчик. Ночью мне приснятся кошмары.
— Сад… Прошу тебя… Ничего не было.
— Кто спорит? Не думаю, что у такого может заваляться в кармане лишняя пачка фунтов.
— Мы просто… поговорили.
— Он умеет разговаривать?
— Заткнись!
— О, какие эмоции! И из-за кого… Любопытно.
— Сад… Послушай. Он обыкновенный болван. Недотепа. Тупой, безмозглый кретин…
— Ты снова ругаешься, Шерлок. Видно, сильно тебя зацепило. Интересно, чем?
— Я… Я всё тебе расскажу. Пришли машину, и я приеду. К тебе. Домой…
Домой?! Он сказал — домой?! Готов даже на это?! Да что там произошло, черт побери?!
— Нет, Шерлок, я сегодня не в духе, и не успел по тебе соскучиться. И потом, уже ночь, а такие жалкие стариканы, как я, нуждаются в полноценном отдыхе.
— Сад, не надо. Не надо!
— Господи, Шерлок, не надо так не надо. Да-а… Мое любопытство возрастает с каждой минутой. Кто он, этот загадочный принц? Почему ты за него так хлопочешь? Как его имя? Случайно, не Чарльз?
— Не знаю. Я ничего не знаю о нем. Но… Хочу, чтобы ты это знал — я убью за него любого. Слышишь? Любого.
…Садерс едва не сошел с ума в эту ночь. Сидя под деревом в глубине красивого сада, пахнущего первой весенней зеленью, он выл, как подбитый шакал; он умирал от боли и ужаса, понимая, что всё для него закончилось — и мечты, и надежды.
Проигрыш не был позорным. Плевать ему на позор!
Проигрыш был смертельным.
«Мальчик мой, если б ты знал… Не надо меня просить, не трудись. Я больше не могу убивать. Не в силах. Меня тошнит от крови, и в сердце моем для неё не осталось места. В нем теперь только ты».