Картина маслом, не иначе. Вот только, наверняка, скорее акварелью, мягкой, невесомой, с ее прекрасной передачей легкости. С яркими каплями на волосах, глазах, губах, с линией инея на висках, будто вовсе и не вены это виднеются через белую кожу, с тонкими мазками сухой кистью белочки под номером три возле глаз, рисунок бровей и ресниц. Я же сам по себе портрет красавца – осталось только достойную рамку, желательно золотую оправу и…
- Эй, принц казюльский! – послышался истошный вопль со стороны ванны. – Какого… ты… просто невыносим!
Какой же я кровожадный и злой Бармалей, посмел выдавить всю зубную пасту своей сестренки. И моя каверза кажется еще более ужасающей, если вспомнить, что купили ей ее только вчера.
Резко остановившись в коридоре, я засмеялся, как делают это в глупых (или забавных) фильмах герои-злодеи. Но окончательно заполучить власть над всем миром мне не позволила эта мелкая зараза, пробежав мимо меня, держа в руках мои боксеры, и размахивая ими как британским флагом. Ей осталось разве что гимн Британии петь, что она тут же оформила, только в русской интерпретации, заставив меня кинуться следом истошно вопя.
Вот что она пела, несясь со своим трофеем:
- Союз нерушимый Трусов Ромы
Сплотила навеки великая Сталь!
Да здравствует созданный волею Ромы
Единый, могучий союз Трусов!..
И все в таком духе продолжалось бы вечно, если бы я не успел схватить эту наглую моську возле входа на кухню и, зажав в темном углу светлого помещения (это еще умудриться его найти!), отобрать заработанное тяжелым трудом. А ведь они миролюбиво висели, сушились, никому не мешали… хотели жить и танцевать, но этой наглой моське с двумя темными хвостиками захотелось лишить их всех благ! Бедные Боксеры, они почили, но их светлый (скорее темно-синий) лик будет в памяти собратьев вечно… Только жизнь ни одного из них не будет впредь прежней!
Ох… меня понесло.
Вот вечно у меня так: либо все сухо и никакой эстетики, либо по сливочным облакам скачет единорог и поедает богов, что попадаются ему на пути. Именно из-за этого я сам никогда не пишу рассказы. Нет, конечно, попытки были, но обычно они заканчивались столь плачевно для самомнения, что я бросил это дело. К тому же, я особенно люблю именно исправлять ошибки, ведь стоит кому-то написать неверно слово, поставить не там запятую, неправильно оформить разговорную речь, как у меня в лучшем случае инфаркт, в худшем эпилептический припадок. И только я вижу в тексте опечатки – тут же кидаюсь на амбразуру войны, исправляя начертанное…
- Рома! Римма! – закричала мама, и стоило мне на нее взглянуть, как я тут же понял – лучше прекратить доводить сестру. Она, кстати, тоже быстро об этом догадалась и, встав по стойке смирно, ждала своей участи. – Идите бегом завтракать, и перестаньте себя вести так, будто вам по пять лет… Право… Ром, ты же уже взрослый!
И ведь слово-то против не скажешь столь уместного заявления, так как я и вправду в том возрасте, когда детки вылетают из семейного гнезда и варганят свое неподалеку, периодически набегая на холодильник родителей с криком «свободу плюшкам!». В общем, если быть предельно кратким, я пересек границу двадцати лет месяц назад, а значит должен вести себя достойно (по мнению матери), как взрослая особь человека. Меня только такая прерогатива не впечатляет, а точнее, даже несколько пугает. Не нужна мне такая корона! И пусть я понимаю, что в моем возрасте мама уже родила меня, все равно это не прельщает.
Расположившись напротив своей сестренки за круглым столом переговоров, словно по велению палочки нас принялись потчевать. Конечно, еды было не густо, не как в исторических фильмах: вина наполнены до краев, и струятся по усам пьющих, а в серебряных блюдцах лежит самая жирная в мире пища. Вместо вина – обычный черный чай с сахаром, а свинину с гусями заменяли блины, но даже такая простая по всем канонам еда наполняла желудок приятным чувством насыщения.
Естественно, Риммка не могла не пожаловаться на светскую персону, сидящую напротив нее в пол оборота. Отчитав меня за столь дерзкий (или детский, я не расслышал) поступок, мама покинула место трапезы, оставив меня наедине с мелкой. Это была ошибка! Жаль только, что увидев мои губы, расплывающиеся в приятной зловещей улыбке, Римма с визгом скрылась с кухни.
Какой же я злой и пакостный. На самом деле, конечно же, люблю свою сестренку, но нравится мне держать ее в ежовых рукавицах и нежно гладить ими по волосам, чтобы она кричала от ужаса, который может постигнуть ее тушку. Я как бы предотвращаю разложение ее личности, ведь сия мелочь уже входит в период полового созревания (ей пятнадцать лет!) и Римма может закрыться от родителей, начать пить или курить (а то все вместе), уйти подпол… Измениться до неузнаваемости: вырастет шерсть на руках, клыки и ногти увеличатся в размерах, глаза наполнятся кровью, а за спиной начнут пробиваться крылья, как у летучей мыши. По ночам будут слышны крики в ее комнате – это превращение, а в полнолунье она нас всех зарежет, пусть и после будет жалеть… Ведь увидев наши тела, скорее даже растерзанные их части, и лужи крови на полу, стенах и даже потолке, она окончательно и бесповоротно сойдет с ума. А я такого не хочу!
Получив нужную долю энергии от еды, я направился в свою комнату, где переоделся и собрал пакет с тетрадями для института (о да, по мне плачут ботаны). Обычная белая рубашка, сверху нее свитер в полоску и джинсы – вот мой костюм на любой день недели.
Попрощавшись с матерью и сестренкой, покинул квартиру, хорошенько застегнув зимнюю куртку, и не зря, погода на улице полностью соответствовала времени года.
Зима. Одно из самых любимых мною времен года, когда вся грязь на земле прикрывается небесно-чистым снежным покровом. И пусть неприятный, продирающий до костей, ветер, и даже не столь страшна пурга, когда глаз радуется красоте белого низа. Ночью зима преображается, становится спокойней ветер, и медленно падающие на снежную гладь кристаллики воды под светом вечерних фонарей становится прекрасным дополнением черного неба. И кажется, что звезды спускаются с небосвода, ложась на девственную скатерть, распростёртую на всем мире, падают к твоим ногам. По вечерам, картины из детства (пусть я и сейчас ребенок) возникают передо мной: ступая без зазрения совести по сугробам, проваливаясь под толщу верхнего чуть более плотного снега, я с удовольствием выхожу на тропу, чтобы взглянуть на собственные валенки, искрящиеся под светом луны и ночных фонарей – это пушистые комочки остались на белом материале, и возникает ощущение, будто ты надел не обычные валенки, а что-то возвышенное, корольковое.
Но сейчас раннее утро, ничего не видно в этом месиве людей и ветра со снежной лавиной, что почти сплошным потоком льется с неба, пытаясь не только землю закрыть своей белизной, но и все человечество.
Затянув потуже резинку у своего надетого на голову капюшона и уже почти питаясь мехом возле лица, я направился в сторону своего безумно любимого института.
Что может быть интересного в столь прелестном заведении? Ничего, но я все же сижу на задних рядах и единственный, из всех моих знакомых, записываю лекции. Вот такой я прилежный студент, иной раз самому дурно. Только толком не участвую во всяких там практических занятиях, так как не вижу в этом действии смысла: читаешь с листочка материал, полностью украденный с интернет-рефератов. Куда интересней видеть удивленные лица преподавателей на экзаменах, когда я рассказываю им все от А до Я по предмету, хотя не отвечал во время всего семестра. Получаю просто неимоверное наслаждение, и даже подколы со стороны друзей, что я ботан, жить не мешают. К тому же они редко об этом вспоминают, лишь, когда сессия начинается, а в период лекционных занятий радостно сканируют мои тетради, заполненные ровным идеальным почерком учителя русского языка.
- Ромыч пришел, - оповестил кто-то из парней о моем прибытии в эту гавань гранита, а не науки.
Поздоровавшись со всеми знакомыми мужским рукопожатием, я сел на задний ряд за парту посередине. Отличное место, чтобы тратить свою жизнь на бессмысленное записывание за лектором, который читает так же стащенный текст из интернета, иной раз, даже не удосужившись сначала его перепроверить.
- Красаве́ц, - произносит мой друг Дима, хлопая по плечу. – Синяки под глазами и общая желтизна тебе очень к лицу.
- Я тоже рад тебя видеть, - отвечаю ему я, расплываясь в улыбке, когда встречаю его радостный взгляд, - Это я не тебе, Димон, ты загораживаешь мне обзор на вселенную, с которой я сейчас общался.
- Хватит витать в облаках, пташка, иначе я тебе крылышки-то пообломаю, - говорит он, направляясь ко мне с маниакальной жестокостью смотря на руки.
- Они мне еще нужны, чтобы душить тебя…
Договорить мне не дают, сжимая шею руками. Дима с особым счастьем изображает Гомера Симпсона, а я видимо должен играть в этой пьесе Барта.
- Молилась ли ты на ночь без Димона? – спрашивает мой друг.
Я высовываю изо рта язык, как бы показывая, что умер, и Дима наслаждается победой, наконец, присаживаясь рядом со мной. Впереди нас слышны крики восторженных дам, и именно из-за этого я мало с кем встречался в последнее время – слишком много развелось в этом мире слешеров.
В свое время, где-то полгода назад, я нашел интересный сайт, где поживают авторы, выкладывая свои творения (в худшем случае «тварения») на суд других таких же восторженных и счастливых милашей. Нет, сначала я так не считал, пока не заглянул в популярное, где царил настоящий хаос. Куча малолетних писателей, мнящих себя звездами, пишущих такой бред сивой кобылы, где трахаются два парня (!), вызвал у меня вначале когнитивный диссонанс, а потом и вовсе закончился позывами к тошноте.
Я человек своеобразный, и есть у меня скверная привычка не проходить мимо, да и к тому же люблю регистрироваться везде подряд. Так что тут же поинтересовался у одного из авторов подобных рассказов, зачем ему это надо. Мне ответили: «не нравится – не читай», детский сад, право. Но, собственно я решил последовать данному мне совету, и так получив огромный шок от того, что в большинстве своем пишут и читают такое девочки вместе с девушками.
Вот смотришь, сидит она, такая красивая, ножки в ажурных колготках (это в зиму!), юбочка мини, топик «все наружу, что мое», красит губки розовой помадой, а по ночам… пишет рассказы о том, как ебутся парни. Это же какая утрата для мира!
В общем, я несколько не то чтобы разочаровался в девушках, а скорее стал мнительным. Зато после того случая иногда появляюсь на том сайте, чтобы помучить людей, отмечая их ошибки в текстах, получая моральное удовлетворение от процесса. Как говорится, только дай волю что-нибудь отредактировать!
Учебный день закончился быстро, вторую половину дня (стойко приняв на себя все превратности пути до дома) я сидел в собственной комнате за компьютером, попивая терпкий горячий кофе и играя в Diablo II, не забывая нервировать своим внезапным появлением Римму. Она вроде только подумает, что ее брат скрылся с поля зрения и начинает страдать от пристрастия к социальным сетям, как появляюсь я, весь в белом на коне, и отключаю компьютер от интернета одним неловким движением ноги… Я просто зверский мучитель, жаль только, что со мной так никто не поступает, может отучился бы сам сидеть за столь притягательной техникой.
Ближе к вечеру, когда мир утих, а за окном день сменился ночью, окрашивая небо в темные тона с белыми вкраплениями звезд, я вновь вспомнил о том сайте. Зайдя на него под своим великим именем «Пустой N», я просмотрел основную страничку на появление чего-нибудь нового…
Название «Кровавый цветок» показалось мне слишком пафосным, но это было куда лучше, чем «Я не женюсь на нем!» (и подобного этому бреда), так что, нажав на ссылку, перешел к самому тексту…
3. Ее рассказ.
*от автора* Ошибки некоторые сделаны случайно. Но если видите неправильно написанное слово или запятую не в том месте - сообщите мне. Публичная бета работает.
Если видите ошибку в самом предложении, в его построении или смысле, который противоречит друг другу - это нормально.
Кровавый цветок
Автор: Красное яблоко
Фэндом: Ориджиналы
Рейтинг: G
Жанры: Мистика, Психология, Ужасы
Размер: Мини, 3 страницы
Кол-во частей: 1
Статус: закончен
Иногда я вспоминаю о том дне, когда мои сандали мягко сминали зеленую траву, а в воздухе царил приятный аромат утренней росы вперемешку с напряженностью в скором времени наступившего утра.
В ту пору еще не было новостроек, а близ реки находилась лишь пустошь с порослью одиноких деревьев. Вдалеке же виднелся еловый лес, сминающий под собой горизонт. И все это можно было увидеть с моей высотки из окна. Сейчас в лучшем случае можно увидеть пустые окна противоположностоящих домов, наполненных теплотой семейного очага или беспросветной тоской одиночества в толпе вроде родных людей.