По правде говоря, сказывался еще и стресс от переезда, страх за то, что в случае чего, он окажется на улице (не у Анны же в ванной ему спать, тем более что у Анны весьма серьезный молодой человек по имени Майкл), да еще и боязнь за скрытые мотивы Дина – все это проявилось в его поучительной речи. Он стоял над Дином, что смирно сидел на табуретке и выслушивал это, и чувствовал себя от гнева как минимум сильнее.
- Тебе больше идет быть разозленным, - произнес Дин, когда Кастиэль выдохся, а после широко улыбнулся. Ровно так, как Кастиэль перехотел на него орать. Он просто слишком устал. – Я торжественно клянусь, что постараюсь исправиться! Хотя это гиблое дело, - по секрету сказал он Кастиэлю тогда.
- Блин, Новак, у тебя гардероб, как у бабы! – раздался глухой ответ из-за этих самых коробок. Кастиэль очнулся от воспоминаний и протиснулся между ними в комнату. Однако Дина там не оказалось. Он удивленно посмотрел на полуразобранные коробки, после чего развернулся и протиснулся обратно в узенький коридор.
Он обнаружил Винчестера на диване, разглядывающим какой-то журнал. На поверку журнал оказался с женщинами в купальниках.
- Блин, серьезно? – Кастиэль испытал огромное желание попинать Винчестера. Он был невыносим. Но, что хуже всего, Дин отлично знал о его гневе и умел этот гнев укрощать.
- Я телек еще не починил, - пожал плечами Дин и перелистнул страницу. – Это Сэмово, честное слово! – и углубился в изучение картинок так, словно был натуралом. На мгновение Кастиэль действительно испугался, что все не так понял. Что это был прикол Дина. Словом, привычный поток мыслей снова накрыл его с головой, и Кастиэль застыл.
На самом деле, что он хотел? Страстного романа? Хотел в момент трудностей влюбиться и разом решить все свои проблемы? Как же он, наверное, наивно выглядел перед Дином в баре. Да может он вообще с Сэмом поспорил, кто его знает. И ведь это было больно сознавать. Все же он не готов к взрослой жизни, и хорошо, если она не нагнет его, как любят выражаться крутые мужики в фильмах. Если он выпутается и останется невредим хотя бы физически, он может считать это подарком. Но все же…
Винчестер ему нравился. Он нравился ему с той отчаянной силой человека, которого никогда раньше не пытались уговорить пойти куда-то, кому никогда не говорили, что форма медбрата ему идет и кого точно никогда, подобно Зорро, не спасали. А Бандерас, между прочим, Кастиэлю тоже казался приятным мужчиной…
- Слушай, у тебя это часто вообще бывает? – Кастиэль тут же очнулся от своих мыслей, растерянно смотря на Дина, что стоял прямо перед ним и невозмутимо пил горячий кофе. Он заглядывал Кастиэлю в глаза и явно насмехался, хотя лицо его было скорее любопытствующим. Кастиэль покраснел слегка и помотал головой – не к чему изображать психически больного, честно говоря. Он вдруг прикинул, что за это время, что он простоял так, Дин успел смотаться на кухню и сделать кофе, благо растворимый.
- Из-за отца началось, - Кастиэль провел по волосам, не зная, как еще сказать, что он на самом деле не такой больной, как кажется. Дин кивнул и показал ему на одинокую кружку на табуретке, что стояла рядом с диваном. – Знаешь, я наверное лучше вещи разложу, - сдал назад Кастиэль, понимая, что не готов сейчас к вечерним посиделкам. Он так и не разобрался в себе, а особенно – в Дине. Но если что, он скорее согласиться, чем подумает. Кастиэль, в отличие от Дина, умел жалеть и корить себя за каждый проступок, что совершал в прошлом.
- Не буду я тебя насиловать, - отмахнулся от него Дин, падая обратно на диван. – Не хочешь кофе – и не надо, - и отвернулся к своему журналу, чрезвычайно внимательно исследуя бедра какой-то блондинки. Дина, казалось, невозможно было предсказать.
Кастиэль сдался. В основном потому, что просто хотел кофе – ему предстояла домашка на десяток страниц, да еще и коробки, которые хотя бы не должны были мешать проходу.
- Только из-за кофе, - предупредил он Дина, аккуратно присаживаясь на край дивана. Диван под ним даже не прогнулся: плохо было дело. Раньше он хотя бы был в теле, не сильном, но привлекающим в теории, а сейчас мог привлечь только собаку… костями. И ведь вряд ли это все из-за того, что он попросту мало ест – он всегда мало ел. Но бесконечные переживания, которыми он себя изводил…. Причина была именно в них. – Ты разве не…
- Что? – с любопытством повернулся к нему Дин. Он облокотился спиной о подлокотник дивана и сел лицом к Кастиэлю. Так ему было удобнее наблюдать все смущение Кастиэля в попытке произнести это слово вслух. – Симпатичный и обаятельный парень? О да, - Кастиэль кинул в него подушкой. Постель была не застелена, а диван собран – как будто Дину и так хватало места спать.
- Я не это имел в виду, и ты это прекрасно знаешь, - Кастиэль погрел руки о горячую чашку. Она была симпатичной, с какими-то рисунками в виде комиксов. Когда-то отец притаскивал ему пару номеров, приходя с работы. Это было очень давно. – Почему ты… этот журнал…
- А почему бы и нет? – Дин удивился так искренне, что у Кастиэля от осознания собственной тупости зубы заломило. Он засуетился и собирался встать с дивана, чтобы тут же уйти – его же разыграли, как маленького, когда Дин продолжил. – Было время, когда я спал с каждой симпатичной девчонкой в баре. Лет в восемнадцать.
- А сейчас? – отказываясь смотреть на Дина, спросил его Кастиэль.
- А сейчас они мне надоели. Они хороши, пока не лезут с этими признаниями и романтикой. Как представлю, что за ней еще и ухаживать надо, так теряю всякое желание, - Дин ответил, пожалуй, слишком прямо. То был поздний вечер, время, когда волей-неволей вырываются самые откровенные признания. Ведь вечер – это их время.
- А парни не заслуживают романтики? – неожиданно вспылил Кастиэль. Он никогда не замечал в себе дикого желания быть объектом восхищения, но он с таким же восхищением смотрел фильмы «День Святого Валентина» или «Реальную любовь», как и большинство девушек. И для него это было вполне нормально. Он, конечно, еще не встретил того, с кем согласился бы на романтику – не огромных медведей и слезливые валентинки, а на действительно неожиданные знаки внимания. На звонки и маленькие сюрпризы. На надписи на асфальте, которые нужно писать так, чтобы никто не запалил. Все это с долей какого-то чувства, а не стереотипно. Может, он этого хотел потому, что больше всего боялся однажды оказаться вне мерок общества вообще. Он просто хотел быть нормальным в мерках своей ненормальности. – Можно прийти, потрахатся и уйти? Так, что ли?
- С большинством так и получается, - ничуть не колеблясь, сказал Дин. Не было никакого сомнения, что он говорил не просто так, а имея какой-то опыт за плечами. Об этом опыте было противно думать. Да, Кастиэль и сам порой проводил время в колледже именно так, но это подростки, которые попросту не знают, зачем нужна взрослая жизнь. – Мало кто реально думает, что сможет строить отношения так.
- Почему? Что в этом такого?
- Не так просто быть парой, когда это осуждается окружающими. Здорово, если однажды на геев перестанут смотреть, как на уродов. Да, законы, права, движения… Но менталитет не изменишь. Пока к присутствию людей не той ориентации не привыкнут, пока в каждой семье не будет одного родственника/знакомого подобного образа жизни, геев не примут. И это не всякий сможет вынести, - Кастиэль завороженно смотрел на Дина. Он ожидал от него всякого, хоть бы и юмора, но он, похоже, был способен еще и на действительно речи со смыслом. – Чем вульгарнее гей себя ведет, тем сильнее он боится решиться на жизнь с человеком своего пола. Скорее всего, он вообще не доживет. Или попросту струсит и жениться на какой-нибудь несчастной девушке. Проблема ведь редко в том, что они не могут удовлетворить их. Могут. Лучше прочих мужчин. Только не в этом возможность жить семьей. Вот и все.
- Я никогда об этом не думал, - Кастиэль все же не умел видеть далеко в будущее. Он мог поступать так, как диктует ему его возраст, но и только. Уж он точно не готов вступать в жизнь и думать о том, как строить семью. Ему бы устроиться так, чтобы не бояться оказаться на улице, а уж потом семья. Которая непременно будет, он уверен. – Может быть, они вступают в браки не только потому, что боятся бросать вызов обществу. Может это… ведь они рискуют стареть в одиночестве. Умирать никому не нужным, ведь друзья редко остаются на всю жизнь, особенно среди… геев. Они просто хотят завести детей, оставить после себя что-то, чтобы перед смертью с облегчением подумать, что он все же жил на этом свете, и дети – сильное тому доказательство.
- Это то, чего ты хочешь? – помолчав, спросил его Дин. Он снова был серьезен, отчасти даже задумчив, но несмотря на его прямой взгляд, Кастиэль был достаточно уверен, чтобы кивнуть. Да, он этого хочет. Он хочет в один день попросить стакан воды и знать, что его принесет кто-то из родных. Это только звучит пафосно. А на деле нет ничего страшнее одиночества. – Отец знал о том, как ты предпочитаешь жить?
- Я сам не знал. И не знаю, - вряд ли отец когда-нибудь догадывался. Да и не принято в семье из одних мужчин обсуждать личную жизнь. Отец не стал ему даже объяснять основы половой жизни – это сделало школьное окружение. Расстроился бы он? Вряд ли. Отец Кастиэля был из тех, кто умел принимать людей такими, какие они есть. Но Кастиэль все равно не сказал бы ему до тех пор, пока не был бы уверен. – А ты… В смысле, твой отец знает?
- Тогда нечего было знать – я гулял с девчонками даже больше положенного. Может, догадывался, что я однажды перегорю. Черт его знает. Когда он соизволил умереть, я об этом меньше всего думал. Больше о том, как Сэма на ноги поставить. Вроде бы получилось, - Кастиэль не скрывал своего изумления. Он даже подумать не мог, что Дин окажется человеком, перенесшим ровно то же, что мучает Кастиэля сейчас. Это значило, как минимум, понимание, которое тут же возникло между ними. Без слов о том, как каждый из них плакал: все равно плакал. Во сне ли, мысленно, но слезы нельзя сдержать, как нельзя чихнуть с открытыми глазами. Без слов о том, как казалось, что они не справятся. Те пять минут молчания, что Кастиэль посвятил осознанию Дина с этой стороны, сделали их ближе, чем две встречи в баре.
- А сейчас сказал бы? – с некоторым замиранием сердца произнес Кастиэль почему-то очень тихо. Он с трудом заставил себя посмотреть на Дина.
- Думаешь, нам стоит это обсуждать? – в его чертах не было никакого упрямства, какое прозвучало голосе. Предохраняющий вопрос. Запоздавший вопрос. Они уже и так чересчур много узнали для тех, кем было бы удобно стать. Вероятно, через какое-то время они оказались бы в одной постели просто так. Friends with benefits. Удобно, есть, ради чего приходить домой и без обязательств. Теперь такое будущее было невозможным.
- Поздно пить боржоми, - пробормотал Кастиэль, растерянно водя рукой по покрытию спинки дивана. Это как в дурацкой игре: вот задан последний вопрос, вот они поладили двумя плюсиками над головой и сменили статус едва знакомых на приятелей. Он знает, что Дин тоже перенес потерю отца, видимо, в том же возрасте. Да ему еще и Сэма нужно было вытаскивать. Кастиэль знает, как это ощущается. Он автоматом узнал процентов двадцать того, кем был Дин сейчас. Плохо дело. Он не был готов к такому развитию событий.
- Сейчас нет. Дня через два – возможно, - неожиданно прост был ответ. Кастиэль разрывался между принятием это на свой счет и совпадением. Нет, на свой счет, потому что Дин снова смотрел на него так. Мысленно Кастиэль застонал – все должно было быть просто. Он живет здесь, спит за это с хозяином и иногда они удивительно хорошо ладят. Все. Так откуда возникло понимание, притяжение и что-то, спрятанное еще глубже и пока не открытое? Кастиэль покачал головой. Только не сейчас. В состоянии аффекта от всех проблем и чрезвычайно быстрого решения он мог наломать дров. Ведь причина в нем, в Кастиэле. А не в Дине, который почему-то в нем заинтересован. В каких-то едва ли пятидесяти килограммах, в невысоких метр семьдесят с кепкой растрепанных волос и противоречивом характере. Он не хотел обмануться тем, что все по-настоящему, а потом осознать, что хотел не этого. Извиниться перед Дином уже не получиться.
Ведь Дин похож на бомбу, отключить которую можно только одним способом. Об этом, вероятно, говорил Сэм. Сколько работал младший брат, чтобы довести Дина до такого состояния адекватности внешнему миру? Если Кастиэль сделает ошибку, Дин разочаруется в этом мире и вернется обратно. Может, за решетку.
- Не сейчас, - ответил едва слышно Кастиэль. Он даже съежился от страха за возможный ответ Дина, но тот, похоже, был напуган не меньше его самого. Дин просто кивнул и отвернулся. После этого Кастиэль счел возможным просто уйти в свою комнату.
Пока он не сделал что-нибудь глупое. Что-нибудь настолько глупое, что захочется сделать снова. И снова. И так всю ночь.
========== История пятая. «Как партизан на допросе». ==========
Он не ожидал, что это нечто между ними так просто исчезнет. Почему-то Дин крайне нуждался в нем (это ощущалось засасывающей пустотой где-то в желудке каждый раз, когда Кастиэль ловил на себе взгляд), а Кастиэль держался лишь из последних сил. Анна сказала ему на одном из дежурств, увидев впервые Дина, что именно подобного она Кастиэлю и желала. Тогда, пару дней назад, Кастиэль еще не понимал этой ситуации. Он спросил наивно, что она имеет в виду. Она разложила его ситуацию так, словно Кастиэлю нужен защитник, причем несколько старше, чем он сам, имеющий опыт, которого не было у Кастиэля. Она, конечно, ничего не знала об отце Дина, но попала в цель. Защитник. Единственный человек, перед которым не нужно было бы держаться и против которого сражаться со всем своим оружием в двух словах: «все нормально». Нет, еще было слишком рано, чтобы он почувствовал именно это, но Анна была так права, как только боялся Кастиэль.
Нет, Дин его не забирал после смены. Когда Кастиэль уходил со смены, он шел прямиком в колледж, пока Дин работал в магазине. Кастиэль собирался, должно быть, несколько часов, чтобы обсудить экономный вариант питания на двоих, когда Дин прервал его с первых же слов радостным: «я все равно готовить не умею». Кастиэль раздраженно фыркнул, но не стал ему ничего говорить. К тому же, ему действительно хотелось удивить Дина. Просто впервые за долгое время вообще захотелось что-то сделать. Он ушел с последней пары, которая все равно была совершенно ему не нужна – что-то типа этики, с которой Кастиэль все равно был не согласен. Там учили, что медперсонал должен как можно меньше общаться с родственниками пациентов и объясняли, чем это чревато в самых темных красках. Кастиэль считал иначе – он давно на отделении служил переводчиком между родственниками, которых он понимал, и медсестрами, которые слишком обособились от всего. И даже Анна пыталась его этому научить. А он словно бы снова и снова пробовал свои силы в понимании людей. Так что он ничего не потерял. Он просто позволил себе продумать самый дешевый и самый вкусный вариант ужина.
Когда Дин заявился около шести домой, по привычке бросив ботинки посреди коридора, Кастиэль встретил его тут же у входа на кухню. Дин изобразил что-то типа мультяшного героя, который летит по воздуху на вкусный запах. А Кастиэль улучил момент, чтобы научить его хотя бы одному – не бросать ботинки. Он поставил условие: Дин убирает ботинки и получает еду. На Винчестера это подействовало моментально, и через секунду все вещи лежали на своих местах, а Дин вихрем пролетел мимо Кастиэля.