========== Глава 1: Неизбежно ==========
Комментарий к Глава 1: Неизбежно
Чтобы соответствовать новому закону и не удалять работу, некоторые моменты и детали изменены
Каждый в этом мире переплетен со своей родственной душой «Красной нитью судьбы», что окольцовывает мизинец. Нить — это одна из ключевых и неотъемлемых частей на теле человека: так же важна как сама жизнь, сердце или легкие. Она становится заметной в период полового созревания, но видят её лишь те люди, что связаны друг с другом. Красная, светящаяся ниточка — это своего рода мостик между двумя нареченными судьбой людьми. Если один из них чувствует себя счастливым или грустным, то другой может почувствовать отголоски его эмоций, передающиеся через нить. Прежде, чем двое встретятся, их разум и тела уже едины и связаны навсегда.
Подобная связь создает такое явление, как «притяжение». Это одна из форм гравитации, которая притягивает две родственные души друг к другу, даже если они никогда прежде не встречались. И совсем не важно, что встанет на их пути, ничто и никогда не сможет по-настоящему остановить двух людей, что должны быть вместе. Затруднения могут возникнуть только в случае, если растягивается или запутывается нить между ними, но её нельзя разорвать или изменить. С этим ничего невозможно поделать.
Большинство людей просто идут по жизни, предвкушая и ожидая момента встречи, пока их нить не уменьшается, и они не встречают того самого человека, что ждали все это время. Для кого-то невозможно сразу найти суженного, но пока они движутся навстречу друг к другу шаг за шагом, когда-нибудь они обязательно встретятся в нужное время и в нужный момент.
К сожалению, не все так предвкушают что-то узнать о том, что уготовила им судьба. Когда Микки Милкович осознал, что он гей, его нить ничего не передала, кроме разве что одобрения. Это больше похоже на кандалы и цепи, что тянули его в пропасть, навстречу собственной погибели. Он никогда прежде ничем не был так напуган в своей жизни.
Это невозможно, чтобы кто-то, кроме нареченного, мог разглядеть нить, так что многие люди в мире считают, что судьба не могла связать вместе двух геев, такое просто не могло произойти. И отец Микки был одним из тех людей, что придерживались подобного взгляда. На самом деле, тот считал, что гомосексуальность «противоестественна» и «отвратительна». Если бы Терри Милкович когда-нибудь узнал о том, кем на самом деле был его сын, он бы, вероятно, убил его или сотворил нечто похуже. Микки не был готов рисковать ради этого.
Когда Микки заметил нить, он едва был в состоянии справиться с этим. Притяжение оказалось слишком неожиданным для него. Минуту спустя это ворвалось в его сознание, транслируя ощущения, будто некто сильно мастурбировал; Микки подвергся атаке жутких эмоций, которые даже не были его собственными. Далее это сделало его таким счастливым сверх меры, что он отчетливо ощутил чужое возбуждение, которое быстро узнал. Это настолько ошеломляюще, что Микки едва способен чувствовать что-то еще, и сознание настолько поражено тем фактом, что он мог узнать человека, живущего где-то… да так, что Микки даже с уверенностью сказал бы, что они оба были парнями.
Микки сделал все возможное, чтобы пойти против судьбы. Он заперся в собственной комнате, лишний раз не высовывался из дома, чтобы ненароком не врезаться в так называемую «родственную душу». Он впал в какую-то депрессию, отказываясь ходить в душ или есть. Забил на учебу и пропустил целый год. В конце концов, он осознал, что просто без дела слонялся по комнате, пропуская работу. Даже если он не покидал пределы дома, притяжение все равно нашло бы способ напомнить о себе.
И если он хотел окончательно избежать предначертанной судьбы, ему необходимо было избавиться от самой нити раз и навсегда.
Микки схватил острые ножницы и сделал глубокий вдох. Он не раз слышал, что отделаться от нити невозможно, но сейчас это не имело никакого уже значения для него. Он был в полном отчаянии и готов попробовать все, даже самое невозможное.
Внезапно резкий взмах ножницами вниз, и металл глубоко вошел в палец. Он скоблил, проникая глубже в кожу, пытаясь отыскать внутри то, что связывало его с тем таинственным человеком. Нить крепко держалась, не позволяя открепиться, так что Микки приходится сильнее надавить.
Он закусил нижнюю губу, из глаз вот-вот польются слезы. Он в состоянии справиться с физической болью, но что-то внутри него кричало и отчаянно сопротивлялось. Он отчетливо ощущал, как душа разрывается пополам. И он никогда бы в жизни не решился на нечто столь болезненное и мучительное.
Как только он насквозь проткнул кожу, Микки вспомнил об отце, и новая волна страха захлестнула его. Он обязан избавиться от нити. Это единственный способ выжить, который был ему известен.
С осознанием этой мысли что-то внутри изменилось.
Нить так и осталась нетронутой, сверкала еще ярче, однако почти что по собственной воле соскальзывала с пальца, окончательно ослабляя. Микки завороженно наблюдал, как ненароком освободил себя, и та, слетала с его пальца. Он не представлял, как ему удалось это, однако это совсем уже не важно. Он на самом деле смог это сделать.
Оторванная нить скрылась в пространстве, исчезая из поля зрения. Дюйм за дюймом уменьшалась и вместе с ней пропадал путь к другому человеку, которому был предначертан. Микки тяжело вздохнул и трясущими руками опустил ножницы. Его нить испарилась. Потеряна навсегда. Он не думал, что все окажется так просто.
Он хотел почувствовать облегчение, но, к сожалению, все оказалось совсем по-другому. Вроде бы Микки рассчитывал на то, что больше не сможет чувствовать притяжение к родственной душе, взывающей к нему, но ничто, кажется, уже не способно восполнить ту зияющую пустоту в груди. Впервые Микки почувствовал себя настолько одиноким, будто никаких связей больше не существовало. Это совершенно противоестественно. Это какая-то фатальная ошибка.
Микки смотрел вниз, на свой свободный мизинец, и старался не думать о том, что раскаяние за случившееся уже растет внутри. Теперь уже не так важно. Нить полностью растворилась, а её место заняла багровая, красная кровь.
________________________________________
В это же время, всего в нескольких кварталах, Йен Галлагер был охвачен внезапной волной агонии. Он привык, что нить постоянно передавала ему отголоски боли, и даже стал подозревать, что его вторая половинка была жертвой домашнего насилия, но та боль была ничто, по сравнению с той, что он ощутил сейчас. Похоже, сама нить страдала.
Жгучая, молниеносная боль поразила руку, грудную клетку. Он задыхался, будто одно из легких испепелилось дотла, а второе едва способно бороться и поддерживать его жизнь. Он чувствовал надвигающуюся паническую атаку. Какого хрена происходит с ним?
Он чувствовал, как его нить укорачивалась, становясь все меньше, пока не заметил другой конец нити в комнате, будто никто и никогда не был с ним связан. Притупившаяся, красная нить, выступающая из его мизинца, стала крохотной, одиноко свисающей и больше не скрепленной ни с кем.
Йен тут же запаниковал. Было множество историй и тайн связанных с «Красной нитью судьбы», но он никогда не слышал о подобном раньше. Он старался изо всех сил ощутить эмоции другого человека, который всегда присутствовал рядом с ним, но пусто.
Одиночество полностью поглотило его настолько, что он едва был способен дышать.
Йен тут же сбежал вниз по лестнице, отчаянно пытаясь найти кого-нибудь, кто был бы в состоянии объяснить произошедшее. Он заметил, что мать и отец вырубились вместе на полу в гостиной, и за неимением лучших собеседников, чем родители, он неохотно опустился на колени рядом с матерью и постарался разбудить её.
— Мам, — всхлипывает Йен, сжимая мизинец. — Моя нить! Это невыносимо больно, мама! Это так ранит! — вопит ребенок в истерике, не стесняясь собственных слез.
Моника моргнула, и как в замедленной съемке попыталась осмыслить происходящее, прежде чем стеклянными глазами уставилась на него.
— Йен? — лениво спросила она. — Милый, о чем ты говоришь?
Йен стер слезы и постарался взять себя в руки.
— Моя нить больше ни с кем меня не соединяет, мам, — хныкал он. — Что произошло? Что мне теперь делать?
Моника больше сконцентрирована на потолке, чем на собственном сыне, но через мгновение она фыркнула со смехом.
— Твоя родственная душа, похоже, умерла или что-то такое, — в её тоне и смешке нет и намека на сочувствие.
Йен пустым безжизненным взглядом уставился на маленькую ниточку, завязанную вокруг мизинца, и его сердце пропустило удар. Это самое вероятное объяснение, решил он, так должно быть и произошло. Ведь все, что он постоянно чувствовал через нить — это боль и страх. Может быть, его родственная душа настолько была запугана, что, в конце концов, его удалось загнать в угол.
Йен тяжелой поступью возвращается обратно наверх, оставив родителей на произвол судьбы. Зарывшись с головой в одеяло, он ревел всю ночь, оплакивая смерть того, кого так и не успел узнать.
Кем бы они друг другу не были, он уже любил его всем сердцем.
________________________________________
И пока Йен и Микки росли, все оставалось по-прежнему. Они закончили начальную школу, затем среднюю с отчетливым ощущением того, что какая-то часть жизни была безвозвратно упущена.
Нить Микки полностью исчезла, оставив после себя лишь небольшой шрам, тянущийся вдоль фаланги пальцев, как вечное напоминание. В итоге, он решил украсить кулаки тату, в виде надписи «FUCK U-UP», каждая буква которой выбита на пальце так, чтобы прикрыть тот ужасный шрам. Микки предположил, что это самый удачный способ сказать судьбе «пошла на хуй». Он подумал, что скрыв клеймо, оставшееся с того дня, сможет обо всем позабыть, но это не сработало.
И пусть Микки уже не связан со своей второй половинкой, он все еще не приблизился к решению своей проблемы. Он все еще гей, и как любой сексуально озабоченный подросток, нуждался в разрядке. Он демонстративно трахал девушек на виду у остальных членов семьи, стараясь изо всех сил сохранить свою тайну и не вызывать подозрений, но, в конце концов, он не смог удержаться от соблазна и не глазеть на других мальчиков. Он втихушку связался с одним парнем, будучи полностью уверенным в том, что никто и никогда не поймает их, и безропотно сдался сам, устав от ничтожной жизни и притворства.
Йен также узнал, что был геем, будучи еще в раннем возрасте. Даже после того, как он признал, что его вторая половина безвозвратно утеряна, он был полон решимости найти свою любовь, как все. Обрубленный конец его нити, все также свисал с мизинца, короткий и неподвижный, едва привлекающий к себе внимание. Он словно закоченевший труп, бесполезное дополнение к нему. Отныне он считал, что вправе быть творцом своей судьбы и сделает все, чтобы жить долго и счастливо.
После выпуска из школы, он начал встречаться с Роджером Спайки. Он даже полагал, что мог бы испытывать что-то к парню, прежде чем столкнулся лицом к лицу с реальность. Когда Роджер узнал о чувствах Йена, то открыто посмеялся над ним. Он доходчиво разъяснил Йену, что между ними ничего не может быть кроме ебли, потому что они не связаны одной судьбой. Йен просто горячая дырка, тот, кто способен удовлетворить его плотские желания, пока его настоящая родственная душа не появится на горизонте. Он внушал Йену, что ему тоже следует ждать своего суженного, и рыжий согласился с ним, широко и фальшиво улыбаясь.
Йен вел себя так, будто его совсем не задели слова Роджера, но это просто невозможно игнорировать. У него, правда, был целый комплекс по поводу того, что он не имел родственной души. Все, кроме него, были с кем-то связаны; их еще ожидала встреча с особенным человеком и независимо от того, кого он полюбит, этот человек никогда до конца не будет принадлежать только ему. Он не имел представлений, что должен делать без светящейся красной нити, подсказывающей ему, в какую сторону двигаться. Это было жутко.
Йен еще не знал, что у него нет поводов для беспокойства. Судьба обязательно найдет способ свести людей. Йен и Микки всегда жили по соседству, но никогда по-настоящему не сталкивались друг с другом, пока не оказались на первом курсе университета. После этого все пошло именно так, как было предначертано.
Ведь это было неизбежно.
========== Глава 2: Реакция ==========
В первый же день в колледже, даже не начав толком учиться, Микки уже всерьез рассматривал вариант отчисления. Он никогда не любил ходить в школу, но стоило только оказаться в старших классах, как стало понятно, что этот год станет самым худшим.
Микки скатился ниже по стулу и выдохнул, когда учитель вошел в класс и начал лекцию о «будущем», втолковывая в головы учеников, что английский язык им пригодится, особенно когда они «будут поступать в колледж». Мужчина был слишком бодр и полон энтузиазма, обращаясь к студентам, похоже, он только недавно перебрался в Саутсайд. Совсем скоро он осознает, что они просто проебывают свою жизнь, особенно Микки. Бесполезно даже пытаться что-то менять.
Микки, на самом деле, жалел о тех беззаботных деньках в средней школе, когда ему пришлось симулировать болезнь, чтобы избежать встречи со второй половинкой. Наверное, он бы стал намного умнее, как младшая сестра, но тогда бы у него практически не оставалось времени на видеоигры и стрельбу из пистолета.
И если бы не дурацкий закон, обязывающий посещать школу, и только в восемнадцать лет с письменного согласия родителей, позволял бросить её, Микки давно бы так и сделал. Он давно понял, что семейный бизнес, связанный с перевозкой наркотиков, был бы лучшей тратой времени. По крайней мере, толкая товар и запугивая людей, они могли заработать на еду. Изучать же дерьмо, что никогда даже в жизни не пригодится, казалось глупым занятием. По крайней мере, для кого-то столь же потерянного, как он, лучше было бы сразу уйти.
К сожалению, у тела Микки были другие планы. Стоило ему только всерьез начать обдумывать вариант исключения из колледжа в день восемнадцатилетия, как ощутил приступ тошноты и пульсирующую пронзительную боль в мизинце. Микки сморщился и стал усиленно сжимать палец, пытаясь унять давление. С того самого кошмарного дня, когда нить исчезла, его палец постоянно отдавал тупой болью. Пару дней затишье и потом все вновь становится еще хуже. Подобные приступы казались ему случайностью. Он даже понятия не имел, что на самом деле обозначала эта боль.
Микки растирал руку, отчаянно пытаясь сосредоточить внимание на учителе.
— Ладно, студенты! — воодушевленно сказал мужчина. — Как я уже говорил, вы можете обращаться ко мне, как мистер Мейсон. Но сейчас, я хочу, чтобы вы сами представились классу!
Большинство студентов закатили глаза и протестующе застонали в ответ, но мистер Мейсон, казалось, был совершенно равнодушен.
— Ты, на самом дальнем ряду, тот, что в левом углу: почему бы тебе не представиться и не рассказать немного о себе?
Микки вздохнул. Конечно, он был первым.
— Мое имя — Микки, — раздраженно ответил он, не потрудившись даже встать с места. — Все что вам следует знать: я Милкович.
Учитель, казалось, не в особом восторге от столь короткого ответа, но на самом деле, это самая лучшая и емкая характеристика, которую Микки мог бы себе дать. Для Микки семья была самой важной вещью. Он даже не представлял, каким бы он стал, не будь её.
Милковичи были практически группировкой: они всегда были вместе и готовы пожертвовать собственными благополучием во благо семьи. Как только другие студенты услышали его имя, весь класс замолчал. Все без исключения были в курсе, что Милковичи жестокая, самая безжалостная семья на южной стороне, и связываться с ними - все равно, что подписать себе смертный приговор.
Мистер Мейсон, похоже, не был достаточно знаком с законами южной стороны, раз просто не отступил.
- Давай же! — требовательно настаивал он. — Расскажи что-нибудь интересное о себе, Микки.
Микки уже открыл рот, чтобы сказать учителю, куда тому стоит засунуть свое «интересное», как был бесцеремонно прерван тем, что какой-то высокий, худой, рыжий пацан открыл дверь и с шумом вошел в класс.