Жмурюсь, стараясь отогнать от себя воспоминания. Странно, но я бы хотел повернуть время вспять: тогда было больно только моему телу, сейчас же Люцифер нашел способ, как разорвать мне душу.
Резко поворачиваюсь к Китнисс.
– Если для того, чтобы спасти твою жизнь, надо будет сделать это снова – я сделаю, – отрывисто говорю я.
Она вскидывает голову, прожигая меня гневным взглядом, и теперь я уверен, что ее щеки пылают.
– Снова изнасилуешь меня? – обиженно спрашивает она.
Злюсь. Подхожу ближе, встряхивая ее за плечи.
– Если понадобится, да!
Китнисс фыркает, а я распаляюсь все больше.
– Ненавидь меня, презирай! Но я не позволю, чтобы эти скоты прикасались к твоему телу! – выпаливаю я. – Думаешь, их будут заботить твои ощущения? Или, может, надеешься, что они не изобьют тебя после или во время «этого»? Они животные, Китнисс! Я много дней слушаю вопли Джоанны! Только ты – не она… Ты сломаешься, ты… погибнешь…
Китнисс громко выдыхает, и ее брови сходятся на переносице. Мне кажется, что сейчас она наговорит мне гадостей, но вместо этого Китнисс отворачивается, дергая плечами и стараясь скинуть с себя мои руки. Отпускаю ее, и она сразу пересаживается в сторону, изредка бросая на меня непонятные взгляды.
Койка достаточно широкая, так что я позволяю себе лечь рядом с ней: моя голова возле ее ног, а руку я закладываю вместо подушки и прикрываю глаза. Сейчас только утро и, если уже привычная схема жизни в темницах не изменится из-за появления Китнисс, то до вечера нас никто не тронет.
Пытаюсь задремать, но сон не идет. Ворочаюсь, не находя удобного положения: спину тянет от ночного сна в скрюченном состоянии. И есть кое-что еще: не могу отделаться от мысли, что Китнисс наблюдает за мной. Выжидаю немного и распахиваю глаза. Серый взгляд ее глаз действительно застрял на мне: скорее всего она решила, что я сплю, иначе бы так не растерялась. Только зачем ей вообще наблюдать за мной спящим?
– Если хочешь высказать, какая я сволочь, давай, – предлагаю я, – облегчи душу.
Китнисс покусывает губы и молчит, скользит взглядом по моему телу: я почти чувствую невидимые прикосновения к шее, груди, животу… Добравшись до края штанов, Китнисс хмурится, и ее взгляд устремляется выше, замечая, наконец, язвы на моем предплечье. Я вздрагиваю, когда ее холодные пальцы касаются воспаленной кожи вокруг.
– Гноится…– тихо говорит Китнисс.
Не знаю, как это выглядит со стороны, но то, что я могу рассмотреть сам, это вздувшиеся желто-красные и постоянно влажные раны. Китнисс проводит пальцами вдоль моей руки, и я покрываюсь мурашками – ворованные секунды ласки, которые она дарит мне, так неожиданны и драгоценны, что я зажмуриваюсь, стараясь запомнить их. Легкое прикосновение самыми кончиками ее ногтей, стремящееся вниз: локоть, запястье, тыльная сторона руки. Китнисс накрывает своей ладонью мою руку, и я растопыриваю пальцы: она тут же пользуется этим, сплетая наши кисти. Я крепко-крепко сжимаю ее руку, боясь что она отдернет ее, но этого не происходит. Секунда, минута, две…
– Пит? — шепчет она.
Открываю глаза, показывая, что слышу.
– Я… не ненавижу тебя…
Ее слова – словно ласковые поцелуи бабочки, оставленные на моей душе, которая ищет и отчаянно цепляется за любое проявление небезразличия Китнисс.
Большим пальцем поглаживаю ее руку, накрывающую мою.
– Я знаю, ты пытался спасти меня… снова.
На ее ресницах дрожат маленькие капли будущих слез. Тянусь к лицу Китнисс свободной рукой и смахиваю маленькие росинки.
– Ты сильная, Китнисс, не плачь…
Она качает головой.
– Нет, Пит, я слабая, – ее голос полон уверенности, – когда я оказалась в Тринадцатом – одна, совсем одна, – я поняла, что я слабая. Сноу забрал у меня единственное, что придавало мне сил. Он знал. Он понял, понял даже раньше, чем я сама…
Я не дышу, боясь, но страстно желая поверить ее словам.
– Ты был моей силой!
Тяжелый выдох, наверное, мой. Смелею, глажу ее по щеке.
– Китнисс…
– Нет, Пит! Сноу забрал тебя, потому что хотел сделать меня слабой… Но я всегда такой была! Люди ошиблись, когда пошли за мной, им надо было выбрать не меня…
Приподнимаюсь на локте и тянусь к ней, желая обнять, но Китнисс резко выставляет между нами руку.
– Не надо, – отворачивается, – я не могу…
Замираю где-то в полпути к ней, не решаюсь настаивать.
– Я не могу не думать о том, что ты…
Китнисс пытается отодвинуться, но я не пускаю, перехватывая ее коленки.
– Прости меня… – шепчу я, а она награждает меня виноватым и грустным взглядом.
– Я переживу это… наверно. Но пока не могу.
– Хорошо, – соглашаюсь, целуя ее руки. – Хорошо…
Несколько часов проходят в тишине. Я так и лежу возле Китнисс. Она не прогоняет, но и не желает приласкать. Я вспоминаю наши ночи, когда мы жались друг к другу, спасаясь от кошмаров: сейчас нам снова страшно, только кошмары перестали быть снами – они реальны как никогда.
Где-то ближе к вечеру из коридора заявляется отряд из пяти охранников: Китнисс испуганно сжимается, но я пытаюсь ее успокоить.
– Вероятно, нас отправят умываться, – предполагаю я.
И действительно, всех пленников выпускают из камер и под бдительным присмотром отправляют в душевую. Она тут общая: большое помещение, полностью выложенное белой плиткой, которая местами треснула или вообще отвалилась. По периметру с потолка стекает вода – не слишком теплая, но и это кажется манной небесной.
Меня с Китнисс, Джоанну, Энни и парня без имени заводят в комнату и сообщают, что на все про все у нас минут пятнадцать, не больше, – потом придется вернуться в камеры. Джоанна, не дожидаясь остальных, быстро скидывает свою нехитрую одежку и встает под воду. Я тоже раздеваюсь, хотя опасливо поглядываю на Китнисс: остальных я не стесняюсь, но она… после того как… Однако Китнисс как будто не обращает на меня внимания и во все глаза смотрит на Джоанну. А зрелище не для слабонервных: гладко выбритый череп, опухшее лицо, а тело… Победительница из седьмого буквально вся покрыта коростами и синяками. На ее шее и груди темно-коричневые отпечатки мужских рук.
– Чего пялишься, Сойка? – бурчит Джоанна, не оборачиваясь. – Радуйся, что до тебя пока не добрались.
Китнисс вспыхивает и опускает голову.
Легко касаюсь ее плеча, привлекая внимание:
– Надо успеть умыться. Они не часто нас этим балуют.
Она с опаской оглядывается на остальных: Энни и безымянный уже разделись и намыливают свои тела, стараясь отскрести засохшую кровь. Никто не стесняется – каждый из нас знает вопли друг друга, знает, какие кошмары преследуют изо дня в день… Да и стеснение для тех, кому есть, что терять, а мы, скорее всего, в ближайшее время умрем, тогда какой смысл?
Китнисс медлит, но все-таки развязывает одеяло и, стыдливо прикрываясь ладонями, движется в сторону водной стены. Я замечаю, как наши товарищи по несчастью намеренно не смотрят на Китнисс, проявляя уважение к ее растерянности, и благодарен им за это.
Тру свое тело, пытаясь отмыть недельную грязь: кожа горит огнем, раны саднят. Выворачиваю руку в тщетной попытке дотянуться до спины, но недавно вывернутый сустав не позволяет. Вздрагиваю, ощущая несмелое, легкое прикосновение возле лопаток. Удивленно оборачиваюсь, перехватывая напряженный взгляд серых глаз.
– Я могу помочь, – говорит Китнисс. – У тебя там кровь…
Я протягиваю ей свою мочалку, и она принимает ее, стараясь, чтобы наши пальцы не соприкоснулись.
Китнисс аккуратно моет мою спину, водя мочалкой вдоль позвоночника, но, когда она доходит до места едва поджившего ожога возле поясницы, я получаю порцию ее настоящих прикосновений – заботливые пальцы ласково протирают больную кожу.
– Все, – говорит Китнисс из-за спины, протягивая мне руку с мочалкой.
– Тебе самой помочь?
Пару секунд Китнисс молчит, размышляя, но все-таки отказывается.
После умывания всем выдают чистую одежду: мне и безымянному белье и штаны, а девушкам длинные мешковатые рубахи. Китнисс с явным облегчением прикрывает свою наготу, и, хотя за все время купания я старательно избегал смотреть на ее обнаженное тело, сейчас все-таки успеваю заметить синяк на правой груди – следы лап одного из охранников.
Переживаю, что по возвращению в камеры нас с Китнисс разлучат, но, похоже, что распоряжений на этот счет не было, так что и ее, и меня снова запирают вместе. Она устраивается на краю койки, как воробышек на насесте, и, поджав колени к груди, замирает, уставившись в одну точку. Мы думаем об одном и том же?.. Время безжалостно, и с каждым мгновением приближает визит Люцифера и сотоварищей.
Китнисс различает их шаги раньше моего: она вся обращается в слух, сперва вытягивая шею, чтобы убедится, что ей не померещилось, а потом буквально втягивает голову между плеч, прикрывая глаза.
Из вчерашних охранников один сменился: сегодня Антониуса сопровождает Сэм и какой-то тощий длинный мужчина.
Люцифер проходит в центр зала, и я знаю, что взгляды всех пленников прикованы к нему.
– Привет, пупсики, – улыбаясь, говорит он. – Я скучал по вам!
Джоанна брезгливо морщится, а Люцифер тянет руку к столу со своими «игрушками». Недолго думая, он выбирает толстый кусок резины и поворачивается к девушке:
– А это, лысая, для тебя. Отхожу тебя сегодня по полной программе.
Я вижу, что Китнисс дрожит от волнения, и, обняв ее за плечи, притягиваю к себе. Она покорно прячет лицо у меня на груди, однако это не укрывается от взгляда Антониуса.
– Голубки! – тянет он. – Не начинайте без нас! Вы сегодня на сладкое!
Сэм заходится в приступе гнусного смеха, а я чувствую, как спина Китнисс, которую я глажу двумя руками, становится буквально каменной от напряжения.
Первой достается, как обычно, Энни. Люцифер никуда не спешит и позволяет нам в полной мере насладиться криками избиваемой девушки.
Парень из второй камеры проходит испытание огнем и довольно быстро вырубается от боли.
Джоанну колотят тем самым куском резины, который выбрал и продемонстрировал Антониус. Пару раз мне приходилось на себе испытывать, насколько это больно: синяков не остается, но вот агония длится, даже когда все уже заканчивается; побои дубинками куда менее болезненны.
Джоанну не насилуют. И радость за подругу по несчастью для меня отравлена страхом за девушку, которую я сжимаю в руках. Стать десертом на ужине извращенцев – пытка похлеще прижигания раскаленным металлом.
Китнисс не смотрит, когда Люцифер и два охранника подходят к двери моей камеры. А вот я слежу за каждым их движением. Я отлично знаю, что палка в руках Сэма бьет электрическим током, а тонкий шнур, который Антониус сжимает в ладони, больно прижигает кожу, срезая верхний слой.
Стоит клетке открыться, я пересаживаю Китнисс так, что она оказывается за моей спиной.
– Заждались? – виновато спрашивает Люцифер. – Я торопился, как мог.
Игнорируя утреннее разногласия, Китнисс ищет у меня защиты, стараясь скрыться от враждебных глаз.
– Ну что ты, куколка, не стесняйся нас, – шутит Сэм. – Мы вчера уже всю тебя видели, чего ж теперь мяться?
Заведя руки за спину, я пытаюсь обнять Китнисс и чувствую, как она дрожит.
– Иди сюда, – командует Люцифер.
Китнисс не двигается.
– Люблю строптивых девок, – рассуждает Антониус. – Что может быть лучше, чем выдрать когти кошке, которая считала, что может исцарапать твою руку?
Его помощники ржут, а я чувствую, что в камере становится жарко.
– Антониус, не трогай ее, – говорю я, вставая на ноги.
Люцифер смиряет меня ехидным взглядом.
– Но мы с парнями еще не собирались по домам.
– Если ты хочешь кого-то избить, давай меня, – отчаянно предлагаю я.
Антониус хмурится, делает вид что размышляет.
– Избить? Нет… Я собирался кого-нибудь трахнуть, а не избить, хотя… А давай, Мелларк! – внезапно говорит он. – Задница у тебя тоже ничего. Снимай штаны и становись раком!
Кровь приливает к лицу, обжигая щеки.
Дыхание сбивается.
– Что??
Охранники переглядываются, подмигивая друг другу.
– Ты слышал, Мелларк. Становить к девке передом, ко мне задом.
Нет.
Нет, нет.
Я. Не. Могу.
Даже. Ради. Китнисс.
Не. Могу.
Отчаянно хлопаю ресницами и стараюсь захватить как можно больше воздуха. Кислорода не хватает.
Они не шутят.
Чувствую, как Китнисс отстраняется – ее руки больше не касаются моей спины.
В камере так жарко, что начинает сдавливать легкие.
И тихо. Очень тихо. Я вижу, как шевелятся губы охранников, и логика подсказывает, что они смеются, но я не слышу их. Я оглушен громоподобным стуком собственного сердца. Бешеный ритм пульсирующей крови, вызывает дрожь во всем теле.
Не могу. Даже ради Китнисс?
– Парни, бросим монетку, кто лишит зад Мелларка девственности? – пробивается в мое сознание гнусавый голос третьего охранника.
Теперь меня попеременно бросает то в жар, то в холод.
– Я бы с большим удовольствие трахнул Сойку, – рассуждает Сэм.
Антониус не согласен.
– Мы же за справедливость, – вступается Люцифер. – Дай парню сделать выбор, чей попец сегодня в игре: его или его подружки?
Господи. Ради Китнисс?
Я различаю глухие всхлипывания у себя за спиной, но не решаюсь обернуться.
Я или Китнисс?
А спасет ли это Китнисс? Что им мешает поиздеваться сначала надо мной, а потом над ней?
– Че тянем, Мелларк? – гаркает Антониус. – Мы заждались, – он проводит рукой по своему паху и, высунув язык, облизывается, глядя прямо на меня.
Понимаю, что меня сейчас вырвет, но пытаюсь побороть рефлексы.
– Короче, становись в позу, – командует третий охранник и, резко приблизившись, с силой толкает меня в плечо.
Оказывается, мое тело почти окоченело – я не могу сбалансировать удар и, пошатнувшись, падаю на четвереньки. Кто-то из охраны награждает меня увесистым пинком сбоку в живот. Скрючиваюсь от боли, позволяю отчаянному стону сорваться с губ.
Китнисс всхлипывает и кидается ко мне, стараясь обнять. Ее теплые ладони накрывают мои плечи, и она притягивает мою голову к себе, так что та оказывается лежащей у нее на коленях.
– А куколка-то переживает за Мелларка, – говорит Антониус.
Он поворачивается к своим парням, они что-то обсуждают, посмеиваясь, и я знаю, что ничего хорошего их совещание не принесет.
Придя к какому-то решению, охранники снова обращают свое внимание на нас с Китнисс.
– Мелларк, подъем, хватит валяться.
Китнисс неуверенно разжимает руки, давая возможность мне выполнить приказ. Я встаю на ноги, и она пытается подняться следом, но у Люцифера другие планы.
– Тебя, куколка, я попрошу остаться как есть.
Мы с Китнисс обмениваемся удивленными взглядами, не понимая к чему все идет.
– Раз уж мы выяснили, что ты потеряла невинность по нашей вине, – произносит Сэм, – то с нас обучение тебя премудростям любви.
«Неужели снова?» – думаю я.
Хотя на что я надеялся? Что они просто уйдут?
Китнисс смотрит на них затравленными глазами, оставаясь сидеть на коленках.
– Приласкай его, – командует Сэм.
Китнисс бросает на меня непонимающий взгляд.
– Сними с него штаны и поработай ротиком, милая.
Глаза Китнисс расширяются от ужаса, а щеки покрываются бардовым заревом.
Она не сделает этого, мы оба это знаем.
Охрана, видимо, тоже знает, потому что Сэм решает дать Китнисс дополнительную мотивацию: посмеиваясь, он приближается к ней, сверкая электрическими вспышками на конце своей палки. Я не успеваю предупредить ее, когда оружие касается тонкой оголенной шеи. Китнисс вскрикивает, отшатываясь в сторону, и выходит, что она подается на меня, рефлекторно хватаясь за ткань моих штанов.
– Куколка, не зли дядю Сэма, – предупреждает Антониус, – он ведь может эту палку тебе и между ног засунуть. Не хочется поджарить тебя «там», – посмеивается он, – если только ты будешь настаивать на этом.
Лицо Китнисс находится ровно напротив моего паха, она не поднимает головы, но я буквально чувствую обреченность и отчаянье, волнами исходящее от нее. Сэм, похоже, раздражается ее упорством и награждает новым ударом тока. Китнисс всхлипывает, я вижу сверху, что она закусила губы, стараясь не сорваться на плачь, но остается недвижимой.