- Про мою грязь ты ещё не слышал, Аленький!
Грязнее моей грязи, наверное, не существует. Мне крайне необходимо исповедаться. Где мне найти православного священника? Ведь если я исповедаюсь тебе, Аленький – ты справедливо станешь меня ненавидеть, а мне хочется, чтобы ты меня любил. Мне с тобой очень хорошо! Я знаю, что ворую тебя у другой женщины и, что это мой новый, большой грех!
Но с тобой я чувствую себя так основательно и надёжно, что я хочу хоть ещё немного попользоваться моим украденным любимым.
- Мариша! Я тебя действительно люблю! Меня совсем не пугает твое прошлое. Тебе просто пока не повезло в жизни. В твоём прошлом не было меня или другого человека, способного, нормальным образом, сделать тебя счастливой, родить с тобой детей и обеспечить тебе морально здоровую жизнь.
Ты совсем ещё молода – у тебя есть время всё исправить!
Будем надеяться, что тебе ещё повезёт в новой жизни. Православного священника и в Вашингтоне найти можно, но если ты хочешь исповедаться любому другому человеку – доверься мне, я тоже тебя внимательно выслушаю и не стану стыдить или осуждать. Все мы люди и все делаем ошибки!
А уж такие ошибки, как наша с тобой любовь – так это совсем наоборот, не ошибка, а подарок от Бога! Ничего не могло случиться вопреки воле Бога.
Ты расскажи мне Мариночка свою историю – тебе легче станет!
Таким образом, началась продолжительная исповедь Марины Шинкарёвой об её прошлой жизни. Бывало так, что она начинала очередную порцию своих рассказов в один день, когда мы сидели за столом или лежали рядом в постели, а заканчивала очередную историю совсем в другой раз, например, по телефону. Иногда она вспоминала какие-нибудь детали или дополнения к своему прошлому рассказу. В другом случае она могла заменить очередной рассказ своими ответами на мои уточняющие вопросы. Полная исповедь Марины продолжалась десятки часов. То, что я узнал из её рассказов, уложилось в пять последующих глав моего повествования.
7. МАРИНА, ПРОШЛОЕ
Марина – коренная москвичка. Предки её отца, русские люди с сибирскими корнями, проживали в Москве ещё в 19 веке. С той поры хоть один представитель рода Шинкарёвых обязательно служил российскому народному образованию.
Прадедушка Марины со стороны матери, еврей из Белоруссии, прибыл в Москву в двадцатых годах прошлого столетия, чтобы учиться на рабфаке, а позже он перевёз в столицу всю свою семью. После Октябрьской революции тысячи провинциальных молодых людей, преданных Советской власти, сделали подобный выбор для своей жизни и карьеры. В первых рядах этой волны была и еврейская молодёжь. Ведь народная власть, наконец, освободила евреев от унизительной «черты оседлости» и они все были готовы служить такой правильной власти. Из троих сыновей прадедушки двое погибли на фронтах Великой Отечественной Войны. Только один сын - отец Марининой мамы уцелел и вернулся с войны подполковником. Высокое воинское звание и принадлежность к коммунистической партии помогли дедушке сделать карьеру в мирной жизни. Он вышел на пенсию в середине восьмидесятых, дослужившись до должности заместителя директора московской обувной фабрики «Скороход».
Родители Марины познакомились в доме отдыха под Москвой, влюбились друг в друга, поженились и сразу же произвели на свет девочку Марину. Других детей у них больше не было.
Мариночка родилась умной, красивой и ловкой девочкой. С пяти лет она занималась художественной гимнастикой, а позже, в семь лет, её отдали сразу в две школы – элитную общеобразовательную и музыкальную. Девочка очень любила выступать на школьных праздниках и на семейных мероприятиях, она играла на фортепиано и довольно хорошо пела. Учителя общеобразовательной и музыкальной школ всегда хвалили девочку и пророчили ей серьёзные успехи в будущем. Несмотря, на собственные очевидные достижения в занятиях и общую успешность их семьи, Марина росла скромной и неуверенной в себе девочкой. И всё из-за дурацкой горбинки на её носу! Казалось, что природа щедро позаботилась о маленькой женщине: худое и ловкое тело, овальное и симметричное, симпатичное личико с большими серыми глазами, маленький рот с очень пухлыми губками. Так нет, тут надо же, нос девочку подвёл! Вообще это не был большой нос, очень даже нормальный по размеру носик. Но посреди этого нормального носа нагло устроилась хитрая горбинка, предательски раскрывающая наличие еврейской генетики у русской девочки Марины Шинкарёвой.
Марина ненавидела свой нос, а из-за носа всё свое лицо. Хотя лицо и не имело никаких других дефектов, проклятый нос ухитрился испортить всё и сделать девочку некрасивой. В школьные годы Марина почти не интересовалась своей внешностью, мальчиками, модами и одеждой, как это делали все другие девочки в её классе. В школе она вообще старалась держать дистанцию в общении со сверстниками и дружила по-настоящему только с одной девочкой Леной, которая тоже тяжело комплексовала из-за низкого материального уровня жизни их семьи. С детства Марина всегда мечтала о косметической операции по удалению проклятой горбинки.
Лучший врач Москвы по лицевой хирургии, приём к которому устроил папа по своим научным каналам, одновременно расстроил и успокоил Марину и её маму, когда после осмотра изложил свои выводы. Доктор уверенно заявил, что операция в случае Марины совсем плёвая, делается легко, коррекция зарастёт очень быстро и потом никаких следов не оставит. Но операции по коррекции носа обычно делают только тогда, когда рост лица пациента уже полностью остановился. Для европейского типа женских лиц этот возраст - 22 – 23 года. На вопрос Марины:
- А может всё-таки можно пораньше что-нибудь сделать?
Доктор разъяснил, что горбинка в таком случае впоследствии может вырасти ещё больше, а может даже трансформироваться в более уродливую форму. Нужно обязательно пождать несколько лет. Значит, выхода пока нет. Пришлось Марине и дальше идти по жизни со своей проклятой горбинкой.
C неприязнью к собственному лицу и с устойчивым комплексом неполноценности, Марина поступила учиться в Московский институт инженеров связи. Лучшие годы жизни, а именно так большинство людей называет свои годы учёбы в высшем учебном заведении, она должна была провести всё с тем же ужасным носом. В институте Марина всё же сблизилась с несколькими однокурсниками, но её общение с новыми приятелями никогда не заходило дальше учёбы, студенческих мероприятий или культпоходов в театр.
Только на пятом курсе, на институтском вечере, у Марины впервые появился настоящий воздыхатель. Это был тощий и длинный очкарик, известный в их институте, как «Маркони». Одеждой, причёской и повадками парень старался удержаться в образе хиппи. Его кличка пристала к интеллигентному пареньку-отличнику Серёже после его доклада на семинаре, посвященному Дню Радио. В своём докладе Серёжа уделил много внимания проблеме спорности имени первого изобретателя радио. По советским источникам этим человеком, бесспорно, является Александр Попов. Вся остальная часть человечества считает этим человеком итальянца Gugliemo Marconi.
В сталинские времена космополитических сомнений Серёже как раз хватило бы на десять лет лагерей. В девяностые годы 20 века он только привлёк внимание однокашников к своей особе и удостоился клички «Маркони», а значит и широкого признания в студенческой среде. Марина откликнулась на внимание «Маркони», молодые люди иногда встречались и гуляли по парку, а иногда вместе ходили в кино или на спектакли. После таких вылазок Серёжа всегда провожал девушку до дома, а через некоторое время он даже начал, на прощанье, невинно чмокать Марину в губы.
Накануне Нового Года Марина ответила согласием на просьбу Серёжи: присоединиться к новогодней вечеринке, организованной его однокашником, родители которого уехали в Домбай. На вечеринку молодые люди явились вместе, оба отличника с некоторых пор прибавили уверенности в себе – ведь они теперь тоже парочка и ничем не отличаются от других, продвинутых в личной жизни сверстников. Все участники компании, как и водится в подобных случаях, напились, наплясались и начали срочно определяться по всем удобным и не совсем удобным лежачим местам.
Марина и Серёжа, совершенно случайно, без всякой конкуренции и борьбы, захватили кабинет хозяина дома. Начинающие любовники устроились на узкой кушетке. Всё произошло довольно быстро. Для Марины вся эта возня вообще показалась очень противной – два полуодетых человека, задыхаясь и впопыхах, зачем-то соединяют вместе свои интимные места на несколько секунд и всё тут же, немедленно заканчивается. Как она не старалась, Марина не сумела скрыть брезгливое выражение лица от своего друга. После всего у неё несколько дней болел низ живота, а самый любимый, французский лифчик чёрного цвета оказался невосстановимо порванным.
Неужели то, что случилось у них с Серёжей, может быть именно тем, к чему так рвутся все люди, о чем всегда шепчутся девчонки и о чём написано в тысячах книг?
Марина полностью разочаровалась в сексе и в дальнейшем всегда отвергала все Серёжины последующие предложения остаться наедине. Теперь, они встречались очень редко и только на самом невинном уровне.
И тут, последней учебной весной, наконец, свершилось важнейшее событие в жизни Марины: после очередного осмотра лицевой доктор согласился делать операцию по удалению проклятой горбинки. Девушка очень боялась предстоящей операции, но, конечно же, явилась в клинику, точно в назначенный день и час. Операция прошла успешно и через полтора месяца, после полного спада послеоперационной опухоли, всем близким открылось новое, красивое лицо Марины.
Некоторые знакомые перестали узнавать девушку на улице, отсутствие горбинки в корне изменило всю её внешность – она превратилась в молодую, уверенную в себе, очень интересную женщину. На Марину начали обращать своё внимание крутые институтские парни, и даже случайные мужчины на улицах. Её всё время куда-то приглашали или выпрашивали у неё номер телефона. Марина смущалась и нервничала, она никогда так и не решилась положительно ответить даже самым скромным и приятным молодым людям. Ей шёл уже 23 год, а она ещё ни разу не была влюблена…
В июле Марина окончила институт с красным дипломом и её, не без помощи отца, оставили в аспирантуре. На торжественном семейном обеде папа произнёс целую речь, ключевые мысли которой выражали гордость отца за успех дочери и надежды на её научную карьеру в будущем. В заключение речи, отец преподнёс дочери конверт, содержащий достаточно крупную сумму денег.
Дедушка, отставной обувщик, преподнёс пять пар обуви на все сезоны, от босоножек и до зимних сапог. Как ветеран труда, дедушка всё ещё продолжал пользоваться на своей фабрике правом приобретения любой обуви по себестоимости. Новые модели «Скорохода», изготовленные на закупленном в Италии оборудовании, в это время уже стали походить на нормальную обувь европейских компаний.
Мариночка была в восторге от всех своих подарков. Теперь её новый прекрасный облик требовал соответствующей упаковки. Деньги и обувь пришлись весьма кстати. Через знакомых Марина умудрилась попасть в дом крупной спекулянтки одеждой и вышла из домашнего батика с парой летних платьев, несколькими майками и шортами и парой весьма откровенных купальников. На эти чудесные изделия французской и итальянской промышленности была истрачена большая часть денег от отцовского подарка. Но ведь это были расходы не просто на красивую одежду, это были затраты на становление новой личности Марины – молодой, блестящей, успешной, красивой и уверенной в себе женщины. Подобное самоощущение дорогого стоит!
В августе, Марина вместе с двумя институтскими подругами, Катей и Юлей, поехала в Крым на две недели, в городок Коктебель, ставший в те времена любимым местом отдыха московской интеллигенции. Устроится в единственную гостиницу, имевшуюся в курортном городке, совершенно не представлялось возможным.
Девушки поселились в большом, частном доме. Этот был дом с огромным двором, огороженным забором по всему периметру, и несколькими летними жилыми пристройками – остеклёнными верандами, примыкающими по кругу к основному зданию. Посреди двора стоял огромный дощатый стол, позволяющий одновременно усадить более тридцати человек. Рядом со столом был установлен насосный кран для забора воды из крымских глубин. Этот кран был единственным во дворе источником воды для питья, умывания и хозяйственных нужд. Вечером отдыхающим разрешалось, по очереди, принимать пресный душ, источником которого была вода из установленного на крыше веранды металлического бака. Вода закачивалась в бак каждым утром, всё из того же крана, а нагревалась она за день естественным путем – за счёт энергии палящего крымского солнца.
Вся жилая и условно жилая площадь дома сдавалась курортникам внаём. Всего в доме, не считая хозяев, одновременно проживало двадцать два человека. В основном это были московские студенты - не самая требовательная публика к уровню жилищных удобств. Кроме студентов было всего шесть отдыхающих непонятной категории, которых Марина, не сумев пока систематизировать, мысленно отнесла к группе «исключения». «Исключения» составляли: ничем не выделяющаяся, серая супружеская чета в возрасте около сорока лет, классическая пара из анекдотов – жгучий мужчина-кавказец и пресная девушка-блондинка провинциального типа, а также два неразлучных друга – красивые парни, выглядящие несколькими годами старше студенческого возраста основной массы жильцов двора.
Оба парня были по-своему интересны. Один, чернявый и атлетически сложенный, выглядел, как театральный герой-любовник. Второй, среднего телосложения, имел внешность симпатичного интеллектуала и тоже был достоин внимания московских девушек.
Подружки провели свой первый день в Крыму на ближайшем к дому пляже. Вечером, на обратном пути домой, они зашли на рынок и накупили фруктов, свежеиспечённого домашнего хлеба и сыра «сулугуни», намереваясь устроить себе походный ужин. Однако не тут то было! Когда девушки возвратились во двор дома, там уже во всю развернулись работы по устройству общего, праздничного стола. Все жильцы сдавали свои продуктовые пожертвования на общее застолье. Как оказалось, общий ужин – это установившаяся, ежедневная традиция. Овощи и фрукты к столу поставляли хозяева со своего сада-огорода, а в обязанность временных жильцов входило обеспечение спиртным и съестными припасами.
Только пара «кавказец-блондинка» никогда не участвовали в общем застолье курортного двора, эти двое видимо гуляли по вечерам в местных ресторанах. Так ведь подобной паре так и положено проводить время, чтобы соответствовать сценариями многочисленных анекдотов. Ну, например, самая известная шутка от народного фольклора - «я её кушаю – я её и танцую»...
Все другие отдыхающие и хозяева дома с большим воодушевлением принимали участие в подготовке застолья. При этом, как повелось в России, кавалеры отвечали за поставку спиртного, а дамы предоставляли к столу щедрые дары крымской земли. На столе уже устроились варёная картошка с укропчиком, соления, копчёная рыбка, сало, домашняя колбаса и варёные яйца.
Девушки, абсолютно неготовые к такому развитию событий, выставили московские сгущёнку и шоколад, а также только что приобретённый на рынке сыр домашнего приготовления.
Гулянье продолжалось до самого позднего вечера. По традиции двора вновь прибывшие девушки должны были представиться и коротко доложить всем участникам застолья о своём семейном статусе, роде занятий и родном городе.
В ответ, девушки получили подобную справку о каждом из участников застолья.
Теперь Марина смогла определиться со всеми «исключениями»: серые супруги оказались школьными учителями из Новгорода, а неразлучные друзья оказались приезжими из Москвы. Высокого атлета, которого Марина про себя называла «герой-любовник», звали Анатолием, этот парень, по профессии, оказался таксистом. Его друг Вадим, представился учёным-востоковедом и преподавателем университета. Их дружба являлась иллюстрацией достижений советской власти – водитель и учёный, люди, принадлежащие к разным социальным слоям общества, в жизни оказались неразлучными друзьями.
Марина сразу обратила внимание на одежду обоих парней, вроде джинсы и майки, как и у многих за столом, но это были особенные джинсы и майки – дорогие, самые модные и высокого качества, изделия хороших «лейблов». Двое друзей внесли самый дорогостоящий вклад в импровизированное меню застолья: 3 бутылки финских ликёров и несколько банок консервированных деликатесов.