Постояв немного, высматривая знакомых и друзей, Леонид направился в раздевалку. Часто случалось, что в банях ловили воров, и поэтому опасно было оставлять вещи без присмотра. Долговязый раб подбежал к Леониду, указывая ему скамью, на которой можно было раздеться. Сбросив на руки этому же рабу тогу и тунику, легат поспешил в теплую ванну. Затем окунулся под прохладными струями душа. Освежив себя, Леонид пошел к огромному бассейну. Он долго плавал в прохладной воде, нырял на дно и, выныривая тряс головой, освобождаясь от капель, стекавших с головы.
Выбравшись из бассейна и обернувшись простыней, поданной рабом, Леонид зашагал в комнату, где натирали тело разными эссенциями; там была возможность пропустить чашу с вином и устроить себе угощение за специальную плату. Леонид, укрытый наполовину простыней, лежал на широкой скамье. Подложив руки под голову и устремив взгляд на двух разговаривавших невдалеке от него людей, он невольно прислушался к их беседе.
Одного из собеседников Леонид знал. Тот даже приходился ему каким-то родственником со стороны матери. В Капуе он занимался поставками продовольствия и фуража для армии. Этот человек хорошо погрел руки на своем деле, оставив без пайка целые когорты. Однажды интендант чуть было не лишился головы за свои махинации, но влиятельные покровители спасли его жизнь. Его имя было Главк Рубий. Второго собеседника Леонид где-то видел, но никак не мог припомнить, при каких обстоятельствах и где это было. Незнакомец был поджар. Загорелое лицо и лысый продолговатый череп вряд ли делали из него красавца. Можно было предположить, судя по тому, как он сжимал и разжимал кулаки в разговоре, что собеседник интенданта облает недюжинной силой. Серые глаза незнакомца были загадочны и таинственны. В беседе он сильно горячился.
Собеседники, хотя и разговаривали вполголоса, но иногда их голоса звучали особенно резко.
— Ты не заплатил мне за прошлый месяц, и требуешь, чтобы я оказал тебе эту услугу?
— Успокойся, Муска, — интендант с беспокойством озираясь по сторонам, пытался утихомирить приятеля. — Ты получишь за это в два раза больше прежнего. Поверь мне, я хочу лишь…
— Поверить тебе? Да ты любого обведешь вокруг пальца! — Муска, свесившись со скамьи, на которой он полулежал, резко оборвал собеседника. — Заплати часть денег вперед! Тогда можно и подумать над твоим предложением.
— У меня нет денег. Ты же знаешь, что истратил все свои сбережения на постройку виллы. Подожди немного. Через две недели должники вернут мне долги, и я рассчитаюсь с тобой.
— Я не могу и не хочу ждать. Заплати сначала. Только в этом случае продолжим разговор. А если у тебя нет денег, — Муска ухмыльнулся, — тогда отдай золотой перстень, вот этот, что на твоем левом мизинце.
— Он стоит намного больше того, что ты просишь, — ответил интендант.
— Ну и что ж! Я беру перстень, и готов выполнить твою просьбу. Согласен?
Собеседник встрепенулся. Подумав немного, он произнес:
— Будь по-твоему. Но потом ты нечего не получишь.
— Что? — вскричал Муска. — Ты предлагаешь мне эту грязную работу и хочешь заплатить так мало? Посетители бани разом повернули головы в сторону спорящих. Когда Муска заметил, что на него глядит не одна пара глаз, то гордым взором окинул присутствующих. Некоторые, не выдержав его тяжелого взгляда, опускали глаза вниз, или же делали вид, что чужой разговор их нисколько не интересует. Когда Леонид встретился с этим взглядом, то он не отвернулся, а наоборот пристально посмотрел прямо в глаза незнакомца. Что-то очень знакомое стало всплывать в памяти. Муска неожиданно вздрогнул, когда увидел лицо легата и быстро отвел взгляд в сторону. Он наклонился к интенданту и что-то ему прошептал. Тот. взглянул в сторону Леонида, которого натирал и массировал банный служитель, улыбнулся и поприветствовал его кивком головы.
Леонид ответил ему тем же.
Главк Рубий что-то стал говорить Муске, и у того глаза заблестели от возбуждения. Он вдруг резко поднялся со скамьи и направился к Леониду.
— Петронию Леониду привет! — Муска стоял в двух шагах от легата. Широкая улыбка застыла на его лице, глаза радостно светились. — Не узнаешь меня?
— Нет. Но твое лицо я где-то уже видел, — Леонид глядел на этого высокого мужчину, на его сильные руки, которые, наверное, были способны свалить быка, и никак не мог вспомнить, где они раньше встречались.
— Лугудунская Галлия, лагерь на реке Рондата. Достаточно? — быстро проговорил Муска.
Леонид встрепенулся и, вскочив со своего ложа, бросился с объятиями к незнакомцу.
Человек, которого тискал в своих объятиях легат, звался Апполонием. Тринадцать лет назад он, солдат третьей центурии, пятой когорты, второго легиона Августа, спас жизнь своему командиру. Он видел, как какой-то косматый галл натянул тетиву лука, целясь в Петрония Леонида, тогда еще только центуриона. Он бросился к командиру, чтобы прикрыть его грудью. Апполоний успел заслонить Леонида, но в него самого отравленная стрела вонзилась чуть ниже правого плеча. Тогда он был на грани смерти. Яд быстро растворялся в теле. Спасло его лишь то, что рядом оказался такой же солдат, как сам Апполоний, который нейтрализовал действие яда. Мало кто знал, что этот легионер когда-то обучался лекарскому искусству в Малайзии. И вот он-то и вырвал Апполония из объятий смерти.
Леонид запомнил тогда Муску юношей с темными, прямыми волосами, когда тот лежал на носилках с закрытыми глазами и с выступавшей пеной изо рта. Раненого унесли в лазарет, а на следующий день часть легиона в составе трех первых когорт отправилась в Британию. И с тех пор Петроний Леонид больше не видел спасшего ему жизнь солдата.
Посетители бани с изумлением наблюдали, как коренастый человек среднего роста и высокий лысый мужчина дружески обнимаются. Наконец легат отстранился от Апполония и позвал к себе раба, которому приказал приготовить отдельную комнату, где можно было бы уединиться. Когда они скрылись за дверью одной из комнат, Главк Рубий проводил их растерянным взглядом.
— Рассказывай же, откуда ты здесь? — нетерпеливо попросил Леонид Муску, когда они остались с глазу на глаз в помещении.
— Рассказывай же, откуда ты здесь? — нетерпеливо попросил Леонид Муску, когда они остались с глазу на глаз в помещении, где все располагало к досугу и приятной, задушевной беседе. — Я не слышал о тебе столько лет!
— Да! Много караулов сменилось с тех пор… — Медленно проговорил Апполоний. — Знаешь, друг. Я могу назвать тебя другом? — Леонид кивнул головой. — Служба под твоим командованием была мне только в радость. И хотя она продолжалась только полтора месяца, ты мне понравился. Как ты относился к солдатам, твое умение все схватывать на лету, твой зычный голос — все это делало из тебя командира, ставшего любимцем легионеров.
Леонид слушал собеседника и никак не мог соотнести тот образ, который ему запомнился в Галии с этим человеком, который неторопливо рассказывает о своей судьбе.
Апполоний продолжал:
— Родился я в Мизене, в семье всадника. Но мой родитель не признал свое отцовство и отказался воспитывать меня. Взяла меня на воспитание рабыня, и до двенадцати лет я жил в грязной, заплесневелой каморке, среди оборванных и истощенных рабов. Но вдруг, в один из дней, меня приводят в дом, наскоро умывают и одевают в богатые одежды, и вскоре я предстаю перед своим родным папашей, — Муска усмехнулся и повел далее свой рассказ. — Из царства нищеты видимо сами боги вознесли меня на вершину богатства и знатности. Ко мне приставили домашнего учителя, и за короткое время я сумел достичь многого в учении. Прошло пять лет в благополучии и спокойствии Я не знал отказов со стороны родителей ни в чем. Если бы не смерть отца, может быть и жизнь моя пошла по-другому. Но умирает отец и его братья выгоняют меня из дома и лишают наследства. Но я остался свободным человеком, никто не смог бы снова обречь Апполония, — Муска ударил кулаком себя в грудь, — на рабское существование. Долгие странствия по Италии и Греции, Сирии и Египту открыли мне новый, неведомый мир. Три года путешествовал я по нашей империи, и когда все это надоело мне, решил завербоваться в армию. Сначала была Германия, но там служил я недолго. Не знаю по какой такой причине, но нас несколько человек отправили в Лугудумум. До твоего назначения к нам, друг мой, я уже служил в Галии третий год. Под твоим командованием, как я говорил тебе, мне пришлось побыть только полтора месяца. Провалявшись в лазарете, я оказался в другой центурии, а мои друзья тем временем в Британии. После этого, словно злой дух помутил мой рассудок. Я стал груб с командирами, два раза разжалован за прелюбодеяния и в конец, был выгнан из легиона. Опять начались похождения по Италии, работал пекарем, был грузчиком и даже брил и стриг богатых римлян в каморке, снятой за несколько десятков сестерциев в Риме. И, наконец, недавно приехал в Капую, где и устроился в контору этого мошенника интенданта. — Апполоний, нервно комкая в пальцах крошки хлеба, замолк.
Леонид оглядывал своего собеседника, и переваривал в уме его рассказ. Вот, след оставленный стрелой, выпущенной галлом и предназначавшийся для него, навеки застыл на теле Апполония. Уже видны морщины на лице бывшего сослуживца. Уголки рта опущены вниз. Губы плотно сжаты.
— А где твои роскошные волосы? — спросил Петроний Леонид.
— Я ведь брадобрей, — улыбнувшись, ответил Муска. — И каждый третий день брею свою голову. В таком виде я хожу уже второй год. Некоторые сторонятся меня, другие смеются и издеваются. А ведь прическа самая удобная. И привлекает женщин! — Апполоний рассмеялся.
Леонид улыбнулся шутке друга. Беседа, продолжавшаяся почти час, во время которой было съедено и выпито немало, подошла к концу.
— Ты теперь легат Кампанского легиона, — прощаясь с Леонидом, говорил Апполоний. — Ты не избежал почестей и славы. Это можно было предположить и раньше, когда ты был еще центурионом. А вот я испытал в жизни много профессий, но привлекает меня все-таки военная служба. Хочется иногда взять снова в руки меч. А игры на мечах, когда противник лишь деревянный столб, не для меня.
— Апполоний, друг мой, я буду рад видеть тебя в моем доме. Приходи, будь добр, — Леонид пожал Муске на прощание руку.
— Приду! Но лучше встретимся здесь. В баню я хожу в определенное время, как и ты, наверное.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
На следующий день, когда Корнелий вечером после того, как девушки выполнили свою миссию в пиршественной зале, запирал за ними дверь, он внимательно посмотрел на Актис. Та заметила его взгляд, но не придала ему значения. Она как всегда направилась к нарам, и с удовольствием растянувшись на своем тюфяке, моментально заснула. Через час сюда снова заглянул Корнелий и напряженно вслушался в дыхание спящих невольниц. Убедившись, что все рабыни крепко спят, он снова запер дверь.
Актис проснулась, когда кто-то стал гладить ее волосы. Она захотела спросить, что это значит, но чьи-то руки мягко коснулись ее губ, и тихий голос прошептал в самое ухо:
— Молчи. Не говори ни слова. И не бойся меня, — голос был такой ласковый. Он шептал словно утренний ветерок. — Поднимайся и иди за мной.
Актис привыкла к темноте и различила силуэт. Кто-то стоял у ее постели. Это не женщина. Она смело пошла за незнакомцем.
— Ты что, хочешь вывести меня отсюда? — шепотом спросила Актис. — Но как ты собираешься это сделать? И как ты попал сюда?
— У меня есть ключ, — ответил незнакомец. — Актис!
— Валерий! — Актис сама не ожидала, что скажет это. Слово само сорвалось с ее губ. Она тут же смутилась. — Что ты сказала? Повтори! — это действительно был Валерий.
— Господин, — растерянно пробормотала Актис.
— Замолчи! — взмолился Валерий. — Я же просил тебя не называть меня так. Пойдем сейчас же отсюда?
Скрипнула дверь. Валерий запер ее и спрятал ключ на земле. Молодую пару встретила ночная прохлада. Актис поежилась. Увидев это, Валерий накинул на нее тогу. Он даже не подумал о том, что совершил кощунство, накидывая столь священную одежду на рабыню.
— Я же говорил тебе, что приду, — сказал Валерий, глядя на Актис.
Рабыня не отвечала. Глаза ее блестели от восторга, потому что она ни разу не видела розарий, в котором работала, ночью. И зрелище это заворожило ее. На небе ярко светила луна и ночь была на редкость светлой. Лунные лучи обливали серебряным светом деревья и кусты. Весь сад был словно покрыт сединой: кусты цветов, мраморные и бронзовые статуи, соседки и фонтаны, деревья и скамейки, вазы. Все это будто светилось в темноте, создавая таинственную и прекрасную картину.
Но Валерий смотрел только на Актис. Сейчас, при свете луны, он увидел ее совершенно по-новому. Она стала еще красивее. Что-то неожиданное появилось в облике девушки. Что-то таинственное и неуловимое. Легкая улыбка играла на ее губах, волосы отливались золотистым светом. Лицо былосчастливым. Это Валерий почувствовал сразу, как только они вышли из душного помещения на воздух.
— Я знала, что придешь, — тихо сказала Актис.
Ее голос неожиданно прозвучал в тишине ночи, которую нарушали лишь струи фонтанов, сливая с ней свое журчание. Где-то еще ухнула сова.
Актис взяла Валерия за руку и прижала ее к своей щеке. Такая доверчивость поразила юношу. Когда он почувствовал кожу Актис, сердце его тревожно забилось в груди, и сразу стало трудно дышать.
— О боги! — простонал Валерий.
Он упал на колени и уткнул свое лицо в живот Актис. Живот был горячим и от дыхания шевелился. Валерий впился губами в платье девушки, стараясь добраться до ее тела. Руки рабыни обняли его голову и стали слегка теребить густые волосы. Внезапно Валерий поднял Актис на руки, и покрывая ее лицо горячими и страстными поцелуями, понес по дорожке. Мраморные купидоны и нимфы игриво и хитро поглядывали им вслед. Строго и грозно смотрели на Валерия бронзовые герои и боги. Только серебряная Венера была занята лишь собой. Она смотрелась в зеркало и вспоминала, как по воле Юпитера она родилась из пены морской и сразу заняла самое почетное место на пирах Олимпа.
С Актис на руках Валерий вскоре оказался в чаще кипарисов. Он бережно положил на теплую землю свою ношу. Актис, завернутая словно ребенок в его тогу, молчала. Да что было го ворить. Слова были излишни. Юноша и девушка смотрели друг на друга и не могли наглядеться.
— Как тебе удалось сделать все это? — оглядываясь вокруг, спросила Актис.
— Никакие преграды не помешали мне увидеть тебя, говорить с тобой! Любить тебя! — Валерий еще раз прикоснулся к ее руке.
Ему не хотелось рассказывать Актис о том, как он подкупил Корнелия и взял у него ключ. Не было желания разрушать идилию.
Актис счастливо улыбнулась.
— Ты вчера утром называл меня колдуньей, а напротив сам творишь чудеса. Ты красив, как Аполлон и видимо также могуществен, если вызволяешь меня, бедную рабыню, из темницы. Скажи, прошу тебя, зачем ты все это делаешь? Сначала спас меня от ужасного наказания, теперь осыпаешь ласками, носишь на руках. Кто ты? Чего тебе нужно? — сказала она.
— Говори, — ответил Валерий. — Твой голос я готов слушать до утра. Он слаще пения самых сладкоголосых птиц.
— Хорошо, — согласилась Актис. — Я думала о тебе со вчерашнего утра. Когда ты, подобно золотому дождю Юпитера, предстал передо мной, такой красивый и великодушный и сказал, что пришел за благодарностью, я очень испугалась. Испугалась и огорчилась. Огорчилась от мысли, как же и чем я смогу отплатить тебе, о добрейший из смертных? У меня ничего нет. Нет даже самой себя. Я рабыня. Рабыня.
Актис задумчиво и тихо, опустив глаза, проговорила это слово, затем снова обратила взгляд на слушавшего ее юношу.
— Вот, ты, свободный и, судя по твоим одеждам, очень богатый человек, вдруг обратил внимание на меня. Почему? Я не устаю задавать себе этот вопрос. Ты, как бог, явился на следующее утро после того, как одним своим словом спас меня, может быть даже от смерти, потому что вряд ли бы мое сердце выдержало такое испытание, оно разорвалось бы на мелкие части, и стал говорить мне волшебные слова. И целовал, — Актис с трудом перевела дыхание. — Ты целовал меня, как любимую женщину, хотя видел лишь второй раз. Может быть и не было любви? Разве можно любить рабыню? Но твои слова так мне были приятны! Я не видела человека лучше, чем ты. Ты взял в рабство маленькую Актис несколькими словами. Ах, почему я не твоя рабыня? Я бы служила тебе, и выполняла даже самые нелепые приказания.
— Бедная девочка, — пробормотал в растерянности тот, к кому обращались эти дышавшие искренностью слова. — Однако, как ты красиво говоришь, словно брала уроки по риторике у самого Сенеки.
Валерий в очередной раз открыл в рабыне новое, неизвестное и неожиданное для себя свойство. Умение мыслить в юной девушке, которая является всего лишь цветочницей, он никак не ожидал. И восхищение перед Актис за мгновение превратилось в поклонение, подобное которому он не испытывал еще ни перед одной самой блистательной женщиной из самых знатных семей.