Актис стояла перед ней, опустив руки и потупив взор. Длинные волосы девушки растрепались и теперь мешали взглянуть на госпожу. Она боялась пошевелить даже пальцем. Напряжение нарастало. Фабия молчала, и с трудом сдерживая ревность, сжимала кулаки от злости. Актис тревожно ждала дальнейших событий.
— Это правда, что юный господин, Тит Веций Валерий посещал тебя? — спросила Фабия.
Актис взглянула на матрону, но, увидев ее холодное лицо, тут же опустила глаза, уставившись в пол. Скрывать уже раскрытую тайну не имело смысла и она прошептала:
— Да…
— Почему ты, презренная рабыня, не добавляешь, «моя госпожа»? — Фабия, кипя от злости, с размаху ударила девушку по лицу. Другой рукой она схватила рабыню за волосы, и, кипя от бешенства, привлекла ее к себе. Последовали еще удары, сильнее прежних, удесятеренные нахлынувшей злобой и ревностью. Избивать рабынь доставляло Фабии огромное развлечение, но теперь к чувству злобы примешалась и ревность — чувство, которое огнем жгло душу. Ревность душила матрону, иссушала ее сердце, делая его каменным. Ее отверг юнец во имя этой девки! Да кто она такая?!
Эта рабыня — лишь жалкое существо, призванное обслуживать римлян — господ мира. Фабия била Актис остервенело, приказывала задыхающимся от ненависти голосом, чтобы она убрала руки от лица, которое девушка пыталась защитить. Четыре раба крепкого телосложения безразлично наблюдали за тем, как их госпожа мучает несчастную. Двое из них были те самые негры-палачи, что недавно секли Юлия и в памятный вечер должны были наказать Актис.
Еще только войдя, при виде этих безобразных гигантов сердце несчастной Актис чуть не разорвалось от ужаса… Сейчас девушка лежала на полу, избиваемая озверевшей Фабией. Хозяйка совершенно забыла, что для этого она позвала заплечных дел мастеров. Актис кричала и плакала от боли и ужаса, слезы ручьями текли из ее глаз. Но ни слезы, ни крики о пощаде и плач несчастной долго не могли остановить Фабию. Наконец матрона устала, задохнувшись, бросила колотить Актис и упала на диван в полном изнеможении. Два раба бросились к ней с опахалами, чтобы ох ладить госпожу.
Палачи остались стоять на месте.
Девушка осталась лежать на мраморе пола. Она неслышно стонала и всхлипывала, боясь встать на ноги.
— Это только начало, милочка! — пропыхтела Фабия. — Стерва! Так ты отблагодарила за мою доброту? Занималась блудом в моем доме, совращая моих гостей. — Затем она крикнула одному из палачей:
— Эфиоп, подними ее. Пусть смотрит мне в глаза.
Гигант исполнил приказание, затем грубо схватив огромными пальцами девушку за подбородок, заставил смотреть на хозяйку.
— Я тебе устрою хорошую жизнь, — продолжала Фабия. — Ты у меня будешь мечтать о смерти как об избавлении. Но ты ее не получишь. Ты будешь искупать свою вину передо мной. Тебе понравилось быть с мужчиной? Отвечай!
Актис молчала. Ее жалобные всхлипы наполняли комнату. Но они лишь разжигало жестокость Фабии. Она начала издеваться снова:
— Да я уверена, что тебе понравилось, маленькая ты гадюка! Что ж, ты испробуешь мою доброту еще раз. Я отдам тебя каждому рабу в этом доме. Последний мальчишка, который чистит отхожие места в доме, и тот познает тебя. Клянусь Юноной, ты этого заслужила. И начнется это уже завтра. Сначала негры позабавятся с тобой, потом кривоногие кельты. А потом все остальные. Я сама буду наблюдать за этим!
Громкий стон и плач были ответом Фабии.
— Но это еще не все, — госпожа не унималась, с горящими возбужденными глазами она продолжала выдумывать мучения для Актис. — Каждый вечер Эфиоп с Азалием (так звали второго палача) будут при мне драть тебя так, что крики твои будут слышны в Риме. Ночь ты будешь проводить в подвале, закованная в цепи, а утром будешь прислуживать остальным рабам, выполняя все их приказы. Да! Ты будешь рабыней у рабов, раз тебе не понравилось быть просто моей рабыней, и ты ослушалась меня и забыла свой долг перед госпожой. Ты будешь выполнять самые грязные и низменные обязанности. Рабы сами, по своему усмотрению будут сечь тебя на месте, за малейшее непослушание и ничтожную лень. Посмотрим, как им понравится твое тело. Прямо сейчас!
Фабия рассмеялась.
— Раздень ее, Эфиоп! — крикнула она. — Открой ее прелести!
Актис дрожала. В ее глазах был испуг и ненависть одновременно. С мольбой она посмотрела на Эфиопа, но палач, грубо схватив девушку за плечи, быстро скинул с нее одежду и оставил наглую перед ухмыляющейся матроной.
Но улыбка слетела с лица Фабии, когда она увидела обнаженную рабыню.
Грациозное тело Актис, стройные ноги, красивая шея, слегка выступающий живот, круглые, похожие на апельсины груди, будоражили воображение.
Рабы тоже с жадностью смотрели на девушку, стоявшую с закрытыми от стыда глазами и прижатыми вдоль бедер руками.
Фабия была потрясена. Эта рабыня имеет божественные формы. Она вспомнила о своем теле, которое давно потеряло прежнюю эластичность, стало покрываться излишним жирком; с кожей, на которой местами уже появились складки. Матрона поняла, что после такой красоты, какая была у Актис, ее свежести и юности, Валерий уже никогда не полюбит ее, Фабию. И ей вдруг стало так тоскливо, что равнодушие овладело женщиной. Но ненависть осталась и даже стала еще сильней.
— Азалий, — усталым голосом произнесла Фабия. — Готовь плеть.
Второй палач кивнул ей головой в знак того, что все готово.
— А ты, Эфиоп, сейчас станешь ее первым мужем.
Раб широко осклабился. Его белые, как снег, зубы заблестели в сладострастной улыбке. Он повернул Актис к себе лицом и захохотал. Увидев его черное, как ночь, лицо, безобразные губы и огромный приплюснутый нос, глаза с красными белками, горящие как у дикого зверя, Актис застонала и, потеряв сознание, рухнула на пол. Негр даже не успел подхватить ее.
Увидев это, Фабия успокоилась и приказала отнести Актис в подвал эргастулума.
— Завтра, когда я проснусь, — сказала она, — мы продолжим. А сейчас я устала.
Ее вполне устраивало, что мучения Актис и ее страдания растягиваются; Спешить было некуда.
Было совсем темно, когда Апполоний добрался до виллы Валерия. Он уже собирался постучаться, но дверь открылась, и из нее вышел Петроний Леонид в сопровождении племянника.
Увидев Апполония, Леонид удивился. Валерий тоже был удивлен и обрадован приходу товарища, Он только что принимал у себя дядю и шел проводить его до лектики.
Когда с приветствиями было покончено, Апполоний попросил Валерия уделить ему время для серьезного разговора, Молодой патриций без слов пропустил в дом своего старшего друга.
Петроний Леонид собрался снова идти к носилкам, но, услышав, как Апполоний говорит, что речь идет о его жизни, насторожился.
— Неужели тебе грозит какая-то опасность? — спросил он старого сослуживца. — В таком случае, я остаюсь тоже. Может чем-нибудь смогу помочь. Вы не возражаете, друзья мои?
Апполоний и Валерий с благодарностью и восторгом приняли это предложение. Вскоре все трое заперлись в кабинете Валерия и обсуждали ситуацию. Муска рассказал друзьям все от начала до конца без утайки. История его поразила и возмутила их до глубины души. Конечно, они испугались за Апполония. Шутка ли сказать, он попал в самый водоворот интриг императорского двора. От волнения за друга Леонид и Валерий даже не обратили внимания на известие об убийстве Британика.
— Совет твоего друга, разумеется, очень мудр, — произнес по окончании истории Леонид. — Ты должен на время скрыться.
— Я как раз и пришел по этому поводу, — Апполоний смотрел на Валерия. — Сможешь ли ты, мой юный друг, дать убежище в своем доме преступнику, которого разыскивают, и на которого пишут доносы?
— О чем речь, — Валерий был взволнован, глаза его блестели. — Ты можешь жить здесь хоть до старости.
— А что скажешь ты, Аквилла? — обратился Апполоний к Леониду. — Не осуждаешь ли ты меня, за то, что я подставляю под удар твоего племянника? Не знаю почему, но я пришел к нему, а не к тебе.
Леонид был задумчив. Он долго не отвечал на этот вопрос, наконец произнес:
— Валерий мне как сын. Ты знаешь, что своих детей у меня нет и поэтому я, конечно, очень взволнован за вас обоих. Но, видно, другого выхода пока нет. Завтра я вывожу легион из города на учения. Потом нас может отправят в Иудею. Там что-то неспокойно, и наступает наша очередь нести в этой провинции службу. В такой ответственный момент я вынужден буду вас покинуть. Но это воля богов и сената, я ничего не могу поделать.
— Так что, в городе останется только одна полиция? — спросил Валерий.
— Да, войск здесь не будет недели три, — ответил Леонид. — Потом сюда введут часть Гальского легиона на переформирование и две центурии преторианцев.
Однако воинские дела совершенно не интересовали друзей, и они вновь стали обсуждать свои дела, связанные со спасением Апполония. Последний был глубоко растроган такой дружеской заботой товарищей. Уже уходя и стоя у лектики, Леонид обратился к племяннику;
— Валерий, знай, что если у тебя что-нибудь случится, если тебе будет угрожать что-нибудь от государства ли, от цезаря, я буду с тобой, рассчитывай на меня. Все-таки какое-то влияние я имею. А если что, я уверен, ты меня не предашь, я направлю солдат и на самого императора. Помни это.
Он скрылся за тканью носилок. Рабы, державшие лектику, тронулись, оставив ошеломленного юношу стоять на мостовой у дверей своего дома.
Глубокой ночью, когда в доме все спали, Валерия разбудили перепуганные рабы и, умоляя его простить за подобную дерзость, сообщили, что прибыло срочное письмо от Петрония Леонида. В спальне было темно и Валерий приказал принести факел. В его свете он прочел следующее:
«Валерий! Мальчик мой. Моя жена знает все про тебя и Актис. Бедная девочка жестоко наказана и сейчас в эргастулуме. Ее ждет незавидная участь. Я абсолютно ничего не могу сделать. Фабия вне себя от гнева. Видимо, она влюблена в тебя и ревнует. Меня это удивляет, хотя это в ее характере. Действуй сам, как считаешь нужным. Прости, но тут я тебе, наверное, помочь не смогу. Еще ни разу мне не удалось в чем-либо убедить Фабию. Боюсь, что только подолью масла в огонь.
Сердце у Валерия дрогнуло. Записка выпала из рук. Юный патриций сокрушенно схватился за голову и закрыл глаза. Он оцепенел. Затем очнулся, тряхнул головой и велел подать одежду и позвать Энея. Когда он, облачившись в пурпурный плащ, застегнутый золотой пряжкой и держа в левой руке шляпу, вышел в коридор, Эней его уже ждал.
— Валерий, что-нибудь случилось? Куда мы идем ночью?
— Актис в темнице, — бросил на ходу молодой аристократ. — Фабия все узнала, и теперь я боюсь, как бы она не замучила ее до смерти.
Эней побледнел, и схватил Валерия за руку.
— Откуда ты узнал об этом? — Я только что получил записку от дяди. Надо спешить. Может быть, нам удастся избавить Актис от наказания. Два друга в сопровождении четырех рабов, освещавших дорогу впереди, вышли за пределы поместья. Тревога заставила их побежать, но через несколько метров они снова перешли на шаг, с беспокойством думая о том, что случилось на вилле Фабии Деции Катуллы. Шли молча — мысли заменили слова. Беспокойные мысли, возникающие только в минуты переживаний, нежданно обрушившихся на человека.
— Дорогая моя, прости! — шептал Валерий. — Это я… я виноват перед тобой. Чего я ждал? Ждал, когда тебя немилосердно исполосуют ремнями? Какой же я дурак. Ведь я давно мог освободить тебя, моя девочка. Надо было действовать через друзей, и тогда, возможно, ты бы не страдала из-за моей глупости. — Валерий заскрежетал зубами от сознания своей, так дорого стоившей для Актис, ошибки. — Почему я не вспомнил об этом? Я отдал бы любые деньги, чтобы ты была счастлива, любовь моя!
Юноша бормотал как в бреду слова отчаяния. Голова у него кружилась, лоб был горяч, щеки пылали. Возбуждение было так сильно, что Валерию казалось, будто он слышит удары своего громко бьющегося сердца. Эней был взбудоражен не меньше Валерия. Он сам успел полюбить Актис, девушку, которая, по его мнению, была самым очаровательным созданием, когда-либо виденным им. Он мучился и страдал от мысли, что не сможет забыть ту девушку, которая в один миг покорила его, которая стала теперь его душой и плотью. А теперь она в беде. Ей грозит опасность! Нет, он не допустит этого! Он сделает все, чтобы Валерий и Актис воссоединились, чтобы они были счастливы. Он шел спасать Актис, которую беззаветно любил.
Он любил Актис и готов был на любые жертвы, только бы она обрела любовь с Валерием. Именно с Валерием, своим дорогим другом. Чувства смешались. Они бурлили, как горный поток. Что было сильнее: любовь или дружба? Любовь Актис была недоступна Энею. Он это сознавал. Но разве это остановит его в намерении помочь девушке? Ради дружбы с Валерием, ради любви друга и Актис он отдаст, если это угодно богам, свою жизнь.
Белые высокие стены, окружавшие виллу, сурово встретили непрошенных гостей. Валерий подошел к воротам, окликнул привратника. Никто не отзывался. Ударив несколько раз в обитую железом дверь, юноша наконец услышал шаги за стеной.
— Кто это там бродит по ночам? — спросил сторож недовольным голосом.
— Открывай ворота! Пришел Тит Веций Валерий — Юноша нетерпеливо поторопил привратника.
— Госпожа не велела вас пускать.
— Передай ей, что я срочно хочу ее видеть.
— Приходи утром, молодой господин. Не настаивай, чтобы тебя сейчас допустили к моей госпоже. Бесполезно! А кто попытается, несмотря на запрет, проникнуть в дом, на того будут спущены собаки. Слышишь, как они рычат?
Действительно, за стенами был слышен лай псов, знаменитых на всю Капую свирепым нравом и великим ростом.
— Госпожа приказала никого не допускать к ней сейчас, — привратник говорил охрипшим, как после простуды голосом. — Никого, значит, и тебя, молодой господин.
Эней тронул Валерия за рукав и отозвал его в сторону, чтобы высказать свои соображения.
— Послушай, Валерий. Давай подождем до утра. Ты не знаешь Фабию, если она отдаст приказ, то уж ни за что его не отменит, приди к ней хоть сам император или Юпитер-громовержец. Я сам волнуюсь за Актис не меньше твоего, но если мы сейчас попытаемся проникнуть за эти стены, — Эней обвел взглядом высокую стену, окружавшую виллу, — то я боюсь, как бы Фабия вообще не отказала тебе в приеме.
Валерий, сжав от досады губы, слушал друга. Как бы ему хотелось, не взирая ни на какие преграды, увидеть сейчас, в эту самую минуту Актис, услышать ее певучий голос и, нежно обняв любимую, прижаться к ее трепещущему телу. Но доводы Энея были убедительны, и молодой патриций оставил бесполезные попытки проникнуть в дом, и решил дождаться у ворот поместья восхода солнца.
Всю ночь два друга проходили под стенами дома. Ожидание было таким тягостным и тем, что время прошло в мучительных раздумьях и в не стихающей тревоге. Валерий и Эней почти не разговаривали друг с другом, каждый думал о своем.
Настало утро… Ворота все еще были закрыты. Во дворе скрежетал металл, слышен был перекликающийся го- вор людей, лай собак, но ворота еще не открывали. Валерий подбежал к двери и нетерпеливо забарабанил в нее. Никто и не думал отзываться. Наконец за стеной послышался шум отодвигающегося засова, и через мгновение в распахнутые ворота шесть рабов в синих туниках вынесли лектику. В ней возлежал Петроний Леонид. Он был облачен в чеканные медные латы, на коленях покачивался легатский шлем, сапфировый плащ обхватывал коренастую фигуру легата.
— Дядюшка! — вскрикнул Валерий и горячо поприветствовал Леонида. Муж Фабии выслушал племянника, а затем устало сказал: — Дождись, когда моя женушка соизволит проснуться. Прости, но я вчера ничем не смог тебе помочь.
Валерий в страхе за жизнь Актис, схватился за край лектики и с волнением в голосе прошептал:
— Она избита? Что с ней, дядюшка? Скажи мне!