Состояние, которым когда-то обладала его семья, уже давно улетучилось, но он продолжал жить более чем комфортабельно, на проценты от ценных бумаг, которые ему оставила сестра, Тельма Уортингтон, мать Камиллы Ибери. Тельма покончила с собой более десяти лет назад из-за неудачной любовной связи. Его небольшой, но благоустроенный дом на Хамминг-Берд Уэй, между Ориоул и Траш на Голливудских холмах, фотографировали для одного из журналов по домоводству. Здесь в течение многих лет собирались гости на коктейль. Гектор нередко говорил, что его дом – один из немногих мест, где встречаются представители разнообразных слоев города. Это в действительности было так, но встречались они не в одно и то же время.
Если кто-то хотел узнать об обществе Лос-Анджелеса, то непременно обращался к Гектору. Он знал ответы на все вопросы, потому что знал всех, и если даже с кем-то не был знаком, то все равно знал о нем все. «Мы можем знать не все, но мы знаем тех, кто знает других», – любил говаривать он. Гектор знал о связях старых семей города во многих поколениях. Как, например, о Бронуин Доухени, матери Каролин Филиппс, дожившей до девяносто одного года, чьи похороны должны были состояться на следующий день в епископальной церкви Всех Святых в Беверли-Хиллз. «Девичья фамилия Бронуин—Паркхерст, – рассказывал он своему другу Сирилу Рэтбоуну, который писал для светской колонки в «Малхоллэнд», рассказывал так, словно щелкал орешки. – Она была второй дочерью судьи Паркхерста. Ее дед построил тот огромный – во французском стиле – дом на бульваре Уэста Эдамса, в котором сейчас находится Центр церкви Света Небесного. Теперь этот район черный, ты знаешь. Когда я был ребенком, то часто ходил в этот дом на дни рождения Каролины, а затем семья переехала на Хэнкок-Парк. Далее. Первый муж Броунин, который не был, я повторяю, не был настоящим отцом Каролины, но это другая история, звался Монро Уиттьер, а когда Монро умер, она вышла замуж за Джастина Малхоллэнда, который растратил деньги. Ты помнишь эту историю? Джастин Малхоллэнд, умерший в тюрьме, был двоюродным братом Роуз Кливеден». Когда Гектор не танцевал, то мог вести подобные разговоры часами, чем он и занимался, когда проводил вечера с людьми, с которыми вырос, но надо отметить, что на эти разговоры уходила только часть вечера, до полуночи. Кроме того, многие годы он был известен как человек, ведущий первую пару на открытии бала, а также как наставник дебютанток, которых он учил делать низкий реверанс во время бала в «Лас Мадринас», где дочери элиты Лос-Анджелеса впервые представлялись обществу.
После полуночи Гектор Парадизо вел совершенно другую жизнь, узнав о которой некоторые его друзья впали бы в шок. Даже такие осведомленные друзья, как чета Мендельсонов, не догадывались о степени извращенности его ночных похождений, когда он искал незнакомцев, готовых на поцелуй за плату. Хотя они могли подозревать, что в жизни Гектора существует другая сторона, ведь он никогда не был женат, но об этом никто и никогда не заикался, даже такие друзья, как Роуз Кливеден, часто находящаяся с ним в состоянии войны, но намеревавшаяся оставить ему в пожизненное пользование доходы от своего состояния, приведись ей умереть раньше него. Когда-то в юности в его жизни были женщины, например: актриса Астрид Вартан, бывшая звезда конькобежного спорта, с которой он был помолвлен. И с Роуз Кливеден у него был короткий роман. Роуз, которая никогда не лезла за словом в карман, потом рассказывала, что его «хозяйство», как она это называла, было минимальным – «розовый бутон, дорогая, не более того», но зато он был искусен на слова. После полуночи Гектор посещал места, о которых его друзья из высшего света даже не слышали. Одним из подобных мест, но более респектабельным, чем те, что он изредка посещал, было «Мисс Гарбо».
«Мисс Гарбо» – ночной клуб-кабаре, расположенный на улочке в Западном Голливуде, называемой Астопово, между бульваром Санта-Моника и Авеню Мелроуз. Гектор, никогда не забывавший о своем положении, хотя в подобных районах города он едва ли мог столкнуться с людьми, которых знал по своей другой жизни, припарковывал сам свой «мерседес» на свободное место на стоянке вместо того, чтобы оставить машину на попечение служащего клуба, с тем, чтобы ему, покидая клуб, не пришлось стоять у дверей кабаре, да еще со спутником, подозрительно одетым, и ждать, когда ему подгонят автомобиль. Педантичный в вопросах социального положения, он всегда думал о последствиях. Ему хотелось, чтобы у клуба была боковая дверь, через которую можно было бы войти таким людям, как он, не любящим лишних разговоров, войти и выйти, соблюдая анонимность, особенно когда одет в смокинг, потому что заглянул в клуб после приема, как он в тот вечер, направившись сюда прямо из дома Мендельсонов. Ему пришло в голову поговорить об этом с Мэннингом Эйнсдорфом, владельцем «Мисс Гарбо».
– Привет, Гектор, – громко крикнул кто-то из толпы вокруг бара. Он повернулся и увидел Джоэля Циркона, голливудского агента, постоянного посетителя клуба, стоящего с приятелем у стойки бара.
– Привет, Джоэль, – ответил Гектор, не обращая внимания на фамильярность тона Циркона.
– Поприветствуй Уилларда Паркера, – сказал Джоэль, представляя своего приятеля, – Уиллард – дворецкий Каспера Стиглица.
– Привет, Гектор, – сказал Уиллард, протягивая руку. Он уж догадался, кем был Парадизо, и волновался при мысли, что это знакомство даст ему возможность называть другом человека из светского общества.
Гектор кивнул, но не пожал протянутую руку. Он посещал «Мисс Гарбо» не для того, что бы вести разговоры, тем более с дворецким кинопродюсера.
– Как у них тут сегодня?
– Неплохо, совсем неплохо, – ответил Джоэль.
– Где Меннинг Эйнсдорф? – спросил Гектор.
– Он появится через несколько минут. Следующим номером объявит новую певичку, – сказал Джоэль.
– Мне бы хотелось исчезнуть до выхода певички. Достаточно наслушался открытий Мэннинга Эйнсдорфа, – сказал Гектор.
– Что-то ты сегодня очень нарядный, – заметил Мэннинг Эйнсдорф, подходя к бару.
Ему было лет шестьдесят, седые волосы он зачесывал с затылка на лоб, чтобы прикрыть лысину. На пальцах обеих рук он носил массивные перстни.
– Твое присутствие всегда придает клубу что-то особенное, Гектор, – сказал Мэннинг.
Гектор, в своей белоснежной манишке и черном галстуке, в глубине души испытывал самодовольство, понимая, что является центром внимания этих людей, и зная, что он не такой, как они, что он выше и лучше их. Он кивнул в знак согласия и повернулся, чтобы осмотреть зал.
– Был на светской пирушке? – спросил Мэннинг. Гектор утвердительно кивнул головой. Это была игра, в которой оба охотно участвовали. Из кармана брюк Гектор вынул золотой портсигар, взял сигарету и прикурил ее спичкой из пачки с фирменным знаком «Мисс Гарбо», которую ему подал Мэннинг.
– На чьей? – спросил Мэннинг. Как человек, не вхожий в светское общество, Мэннинг Эйнсдорф испытывал крайнее любопытство по поводу светской жизни своего клиента, и Гектор Парадизо, явно наслаждаясь своей репутацией, не мог удержаться, чтобы не произвести впечатление на любопытного Мэннинга.
– Паулины Мендельсон, – ответил Гектор, понизив голос, зная, какое впечатление производит только упоминание ее имени.
– Ну, ты даешь! – сказал Мэннинг. – И как же она была одета сегодня?
Паулина Мендельсон была бы несказанно удивлена, если бы узнала, как часто ее имя служит предметом хвастовства среди завсегдатаев таких баров, как «Мисс Гарбо», а также среди парикмахерш, цветочниц, мастеров, изготовляющих рамки для картин и абажуры для светильников в районе Западного Голливуда.
– Как сама Мадам X. Черный бархат. Высокий ворот. Сзади низкий вырез. Очень строгое, – ответил Гектор.
– А какие украшения? Сдается мне, что изумруды? – спросил Мэннинг.
Гектор покачал головой.
– Две нитки превосходного жемчуга, размером с виноградину, и скромный браслет с бриллиантами.
– Класс, у этой женщины есть класс, – сказал Мэннинг. – Выпьешь? Я плачу.
– Виски с содовой, Зейн, – сказал Гектор, обращаясь к бармену.
– Подвигайся ближе, Гектор. Как делишки?
– В порядке, Зейн. Хорошо выглядишь, старик. Зейн, которому было сорок, засмеялся.
– Мэннинг, хочешь знать, когда я впервые проделал эти делишки с Гектором? В тысяча девятьсот шестьдесят восьмом, правильно, Гектор? Встретил его в номерах на Стрипе.
– Тогда он был забористый парень, – сказал Гектор.
– Кстати, о мальчиках. Сегодня у меня появилась парочка новых, – сказал Мэннинг.
– Покажи-ка мне их, а то уже поздно, пора в постельку, – сказал Гектор. – Только не надо Третьего мира.
– Посмотри на того, с краю у стойки бара, что пьет пиво, в кожаной куртке, блондин, – сказал Мэннинг.
Гектор посмотрел в конец стойки бара. Там сидел молоденький парень, который заметил, что его разглядывают. Он подмигнул и улыбнулся. При тусклом свете бара он выглядел привлекательным.
– Все, достаточно. Этот мне подойдет, – сказал Гектор. – Как его зовут?
– Лонни, – ответил Мэннинг.
– Лонни, а дальше?
– Откуда, черт возьми, я знаю? Он назвался просто Лонни, – сказал Мэннинг.
– Ты должен знать фамилию.
– Для чего? Эти парни не стремятся попасть в «Голубую книгу Лос-Анджелеса». У них кое-что другое на уме. Такие парни если и назовут фамилию, то в девяти случаях из десяти она будет липовая. Так зачем терять время, чтобы узнать ее?
– А чем этот Лонни известен? – спросил Гектор, разглядывая молодого человека.
– Тебе он понравится, Гектор. У этого парня, как он говорит, есть рукопись «Ленч при свечах», которую считают потерянной, – сказал Мэннинг. – Взял он ее у Бэзила Планта, когда однажды ночью Бэзил был вдрызг пьян, разругался с ним и не хотел заплатить. Он подумал, что Бэзил наутро придет за ней и выложит кучу денег, но Бэзил наглотался таблеток и был в таком запое, что даже не вспомнил о случившемся, а вскоре он умер. Так у Лонни оказались в руках девяносто восемь страниц романа, которые этот глупец даже не прочитал, но хвастается ими повсюду.
– Это не совсем то, о чем я хотел узнать, когда спрашивал, чем он знаменит, – сказал Гектор. – Вникни: когда я пришел сюда, я вовсе не предполагал провести ночь с любителем литературы. Я хочу знать точнее, у него стоит?
– Ну, в этом деле у меня нет опыта. Я только видел его видео, – сказал Мэннинг.
– И что же?
– Довольно длинный, на два дюйма выше пупка, если поднять. Это ты хотел знать? – спросил Мэннинг.
– Да, Мэннинг, именно это я хотел узнать. Представь меня и договорись о цене сейчас, заранее, чтобы не было никаких недоразумений. А то у меня были неприятности с этим пуэрториканцем, которого ты мне подсунул на прошлой неделе.
– Я слышал.
– Я плачу семьдесят пять, не больше.
– Сейчас берут не меньше сотни, Гектор.
– Семьдесят пять, – повторил Гектор.
– Этот красавчик, который тебе приглянулся, берет полторы сотни. Хочешь бери, хочешь не бери, но торговаться с ним бесполезно.
– Откуда ты знаешь?
– Он сам сказал мне. Считает себя звездой видео.
– Но это же бешеная цена, – сказал Гектор с негодованием.
– Позволь, Гектор, объяснить для сравнения, – сказал Мэннинг, который был ловким дельцом и привык иметь дело с такими скупердяями, как Гектор. – Полторы сотни баксов ты бы не заплатил за вазочку на столе Паулины Мендельсон, у которой ты был сегодня на пирушке, но ведь вазочку ты не можешь трахать.
Гектор улыбнулся.
– Я всегда говорил о тебе, Мэннинг: у этого парня есть хватка.
– Так по рукам?
Гектор повернулся к бармену.
– Зейн, порцию пива от меня Лонни, тому парню в конце стойки. Скажи ему: мистер Парадизо свидетельствует ему свое почтение.
– Спорим на пять баксов, что он скажет: «Как в названии бульвара Парадизо, что ведет в аэропорт?» – сказал Зейн.
– Точно, Зейн, – сказал Гектор, – они все говорят так. Это сработало с тобой в шестьдесят восьмом и до сих пор срабатывает.
Зейн улыбнулся, взял кружку пива и подал парню. Лонни принял ее и поднял в знак приветствия. Гектор подошел к нему, и они пожали друг другу руки.
В этот момент раздалась барабанная дробь, и из усилителей послышался голос Мэннинга:
– Леди и джентльмены, «Мисс Гарбо» в моем лице рада представить вам первое в Лос-Анджелесе выступление мисс Марвин Маккуин.
Оранжевый занавес раздвинулся, и перед присутствующими предстала певица в черном вечернем платье с узенькими лямками на плечах, которая стояла, прислонившись к пианино. Ее длинные волосы были убраны на манер кинозвезд сороковых годов, вроде Вероники Лейк, так, что одна часть лица была закрыта волосами. Запев «Плачь тише», она пыталась подражать манере Либби Хольман, при этом откинула волосы с лица. Посетители повернулись к помосту, чтобы посмотреть на нее и послушать, но вскоре их интерес к ее музыкальным потугам прошел, и они продолжили свои разговоры.
– Это парень в женском платье? – спросил Гектор.
– Гектор, пожалуйста, – сказал Мэннинг. – Она женщина.
– А выглядит, как парень в платье.
– Нет же, нет, – рассердился Мэннинг. – Тише, пожалуйста.
Он подошел к посетителям, которые разговаривали слишком громко и не обращали внимания на его находку.
– Сколько ты платишь ей? – спросил Гектор.
– На самом-то деле она платит мне. Это ее дебют.
– Для певички из ночного клуба она выглядит неважно.
– Мне кажется, у нее очень интересное лицо, – отпарировал Мэннинг.
– Как видно, у нее в семье никогда не слышали о зубных пластинках.
– Пластинках?
– У нее кривые зубы.
– Ну, не совсем кривые. Только один передний зуб выдается.
– У нас в семье такие зубы считали кривыми. Только не говори мне, что она так зарабатывает на жизнь.
– Почему?
– Посмотри вокруг. Никто не слушает твою дебютантку. А чем она зарабатывает?
– Она – литературный критик «Малхоллэнда», но держит это в секрете. Не хочет, чтобы кто-нибудь узнал.
– Так она – Гортензия Мэдден?
– Она самая.
– Эй, Мэннинг, – сказал Зейн, – певичка мочой изошла, потому что ты проболтал весь ее номер.
– Хочешь трахнуть певичку? – спросил Гектор.
– Нет, спасибо. Она не в моем вкусе, – ответил Лонни, видеозвезда, впервые заговорив за вечер.
Гектор посмотрел на него и рассмеялся.
– Пойдем отсюда, – сказал он.
Лонни, покуривая сигарету с марихуаной, рассматривал фотографии в серебряных рамках, расставленные на столе в гостиной Гектора Парадизо. Среди них были фото известных деятелей, а также снимки кинозвезд прошлых лет, таких, как Тайрон Пауэр, Розалинд Рассел, Долорес дель Рио, Астрид Вартан. Все эти лица никогда не переставали удивлять ночных посетителей Гектора. Гектор, без галстука, в сорочке, распахнутой у шеи, сидел в кресле с бокалом виски и наблюдал за молодым человеком. В руках он держал собаку, Астрид, терьера. Астрид привыкла к тому, что ее хозяин почти каждую ночь приводит в дом незнакомцев. Гектор только заметил, что Лонни одет в черные джинсы, черную рубашку и черные спортивные туфли.
– Этюд в черных тонах, – сказал Гектор.
– Что это значит?
– Складывается такое впечатление, что сегодня вечером все интересные люди одеты в черное.
Лонни кивнул, не придав значения его словам.
– Кто это? – спросил он, указывая пальцем на фотографию.
– Ее зовут Паулина Мендельсон, – сказал Гектор.
– Звезда кино?
– О, Господи, нет. Просто друг.
– Выглядит – высший класс.
– Так и есть.
Лонни взял в руки другое фото, изображавшее молоденькую девушку в свадебном платье, и стал разглядывать его.
– Никогда не был на свадьбе, – сказал он.
– Никогда не был? Действительно?
– Я имею в виду настоящую свадьбу, вроде этой, когда у невесты – белая фата и подружки, и она идет под руку с отцом. Э, да это не ты ли на снимке? Это твоя дочь?
– Нет, моя племянница. Дочь моей сестры. Ее отец умер, и к алтарю вел ее я.