– Сына мне не порти! У самого ум в чаду, и парня туда же? Он и так чудной, точно ты в юности!
– Потому и говорю о нём. Он бы понял. Но я не требую, только прошу.
Кауралайнен надолго задумался.
– Что ж, будь по-твоему, – наконец сказал он. – Оутойнен бегает за тобой хвостом, не пущу – сам уйдёт следом. Спокойнее будет отправить всех чудных разом. Беда мне с вами, младшими. И откуда это у вас…
– Благодарю, брат, – кивнул Антеро.
– Да чтобы вернулись живыми! – проворчал ижандо. – Мёртвых на порог не пущу!
После ужина Антеро подозвал к себе Тойво.
– Радуйся, дружище. Ижандо дал добро, мы с тобой идём в поход. Тише, прошу тебя! – Тойво с трудом сдержал радостный возглас. Широко раскрытые глаза восхищенно горели. – Не поднимай шума, а то не дадут нам уйти спокойно, пол-Сувантолы в котомку засунут точно. Нас двое, ты да я. Завтра мы соберёмся, уйдем послезавтра на рассвете. А сейчас – всем спать.
3
Путь на север
В доме Сувантолы поднимались рано – одни женщины отправлялись доить коров, другие разводили огонь в печи и варили кашу; мужчины, взяв вёсла и сети, шли к озеру – люди приступали к повседневным заботам.
Антеро и Тойво вышли еще раньше, до первых петухов – рунопевцу очень хотелось уйти незаметно. «Не люблю лишних расспросов, – признался он племяннику. – Родители твои знают, и ладно».
Чуть слышно вышли путники за ворота селения и зашагали по дороге, ведущей к северу. Темень стояла такая, что хоть глаз выколи, только вверху, среди черных сосновых ветвей серело предрассветное небо в бледных огоньках звезд. Но в родном месте темнота не была помехой – все тропинки Сувантолы Тойво и Антеро знали наперечёт.
Предыдущий день друзья провели в сборах – путешествие предстояло долгое. В дорожный мешок сложили запасную теплую одежду и небольшой железный котелок, в заплечный берестяной короб – съестные припасы: крупу и сушёную рыбу, сухари и сало, кожаный мешочек с солью. Летом и осенью лес готов кормить путников грибами и ягодами, но и тогда нельзя полагаться только на его милость, сейчас же запасались как следует – лето ещё не наступило. В отдельную котомку Антеро положил свое пятиструнное кантеле.
– Зачем? – спросил Тойво.
– Пригодится, – коротко ответил рунопевец.
Кроме того, оба вооружились – Тойво, слывший неплохим стрелком, нес за спиной охотничий лук и колчан со стрелами, в руке – лёгкое копье-дротик. Антеро прикрепил к поясу боевую секиру, копьём ему служила тяжёлая рогатина с длинным широким наконечником и перекрестьем, годная как для охоты на крупного зверя, так и в битву.
– Вооружаемся до зубов, точно на войну! – обронил Тойво накануне, разглядывая блестящее жало рогатины. – Дай Укко, не понадобится все это!
– На Укко надейся, да сам не плошай! – ответил племяннику Антеро, – На войну еще железные рубашки надевают, да шапки, тоже железные, и щиты берут, так что мы с тобой еще налегке. Правда, и боевого облачения у нас дома негусто. В лесах, особенно чужих, человеку без оружия нельзя никак, и одним пуукко там не обойдешься.
– Так ведь пуукко – не оружие!
– То-то мы упражняемся с малых лет в его метании и состязаемся каждый год! При случае сойдёт и за оружие. Знатная вещь пуукко, для любого дела годится! – Антеро подбросил в ладони свой нож; блеснуло, поймав на лету солнечный луч, превосходное лезвие. – И ничего, что клинок небольшой – лучше знать, как устроено тело зверя, чем таскать на поясе лишнее железо! Но без оружия более сильного, чем ножи, нам с тобой нельзя.
Бывалый путешественник, Антеро знал, что говорил – между редкими селениями земель Калевы лежали многие вёрсты дремучих лесов, безлюдных, но обитаемых, совсем не безопасных. Дикое зверьё, что рыскало в дебрях, летом сторонилось людей, но на дорогах путников подстерегали разбойники, у морского побережья то тут, то там появлялись полосатые паруса викингов. Встречалось и такое, против чего не в помощь были копья и топоры, луки и стрелы – тогда единственной защитой служили амулеты и заговоры.
– А куда мы путь-то держим? – спросил Тойво.
– Честно – до конца не знаю сам! – весело ответил Антеро. – Зато знаю, за чем идём. Ты ведь руну про Сампо помнишь? Так вот, за ним. Да ты рот-то закрой, ворона залетит!
– А где его… – Тойво никак не удавалось справиться с нахлынувшим удивлением.
– Искать? Никто не скажет. Это великая тайна былых времён, которую мы с тобой попытаемся разгадать. Пойдём из деревни в деревню, из племени в племя, будем петь и слушать руны – и руны укажут нам путь. В рунах часто древнее знание кроется. Другой раз я пошёл бы сначала в Виипури – инграм море много вестей приносит, да я только что оттуда возвратился и второй раз вряд ли услышу что-то новое. К тому же ингры – те же карелы, и руны у нас с ними одни. Так же и у людей, живущих к северу за Сувантоярви. Значит, путь нам следует держать на северо-запад, в земли народа саво.
– Саво? – переспросил Тойво. – Те самые непутевые саво?
– Что же сразу непутевые? Согласен, на нас саво не похожи, но просто живут они иначе. Мы, карелы, землю пашем да скот пасем, а у саво лесных земли для пашни почти что нет – сплошь валуны да болота. Хотя и хлеб растить они умудряются, и стада у них немалые, но главная работа для саво – это охота да рыбная ловля, еще больше, чем для нас. Посему саво не домоседы – странствовать им приходится часто, и любят они это дело. В разных краях бывают и знают о многом. С ними поговорим перво-наперво. Душа у саво нараспашку, примут нас, как старых друзей, уж поверь мне. Я десять лет назад немало пожил у них, и дружен со многими. К саво пешком через леса не так далеко, я дорогу знаю.
– А что дальше? Кто живет за землями саво?
– К юго-западу от саво – владения народа хяме. Страна большая, народ большой – хозяева южных лесов и побережий, и многих островов в море. За Туманным морем живут руотси, а к северу от хяме людских поселений мало, считай, что совсем нет до самой Сариолы.
– И туда тоже пойдём? – с тревогой в голосе спросил Тойво.
– Думаю, до этого не дойдёт, – ответил Антеро.
Вскоре дорога вышла на открытое место – здесь, на небольшом пригорке у обочины, возвышалась старая сосна – крепкая и могучая, простирала она свои ветви на все стороны света, и только внизу ствола, на высоте человеческого роста от земли почти все сухие ветки были срублены. От дерева навстречу путникам шагнул невысокий человек, опирающийся на посох, и приветственно поднял руку:
– Добрый час, Антти! Здравствуй, Тойво!
– Добрый час и тебе, почтенный Вироканнас! – обрадовался Антеро, – Что же не спится тебе в такую рань?
– Сон старика короток, – развёл руками ведун. – Все дороже время, все больше нужно успеть! Я пришел пожелать вам доброго пути, друзья мои. Тойво первый раз идёт странствовать, и я знал, что ты не забудешь про карсикко. Ты ведь за этим пришёл?
Рунопевец кивнул в ответ.
Следуя старинному обычаю, люди в землях Калевы по каждому значимому случаю оставляли знак-зарубку на памятном дереве-карсикко, которое считалось священным. Хвойные деревья со знаками, вырезанными на коре, или причудливо обрубленными сухими ветками встречались по берегам рек и озёр, на перепутьях вблизи селений, в священных рощах и на кладбищах. Без карсикко не обходились ни удачные уловы рыбы, ни проводы в далёкий путь, ни свадьбы, ни похороны, ибо люди верили, что как хранит зарубку дерево, так же помнит и бережёт человеческую судьбу великое Древо Жизни.
Втроем друзья подошли к придорожной сосне. Антеро снял с пояса секиру, высмотрел на стволе нетронутую сухую ветку и отсёк её. Упавший на землю обрубок поднял Вироканнас и бережно, словно живое существо, положил к корням сосны.
– Слушай меня, Тойво, сын Кауралайнена! – звучно произнёс рунопевец. – Как смотрит ветвь священного карсикко в сторону дома, так да обращается к дому твоя душа, куда бы ни привела тебя дорога, на север или на юг, на восток или на запад!
– Да воздадут тебе люди добром за доброе, – продолжил Вироканнас. – И да хранят тебя боги земли и воздуха, воды и леса, и сам Укко-Отец Небесный!
Тойво низко поклонился, коснувшись правой рукой земли. После, сняв из-за спины берестяной короб, достал оттуда пирожки-калитки, испечённые в дорогу заботливой матерью, и небольшую кожаную флягу. Все трое встали в круг у ствола дерева и приступили к трапезе; не забыли угостить и само карсикко, положив пирожок у корней и плеснув туда же из фляги.
– Пошёл бы я с вами, ребята, – сказал Вироканнас. – Да стар я уже по дальним краям ходить. А вы вдвоём нигде не пропадёте, я-то сувантольскую породу хорошо знаю. В беседах не спешите, да слушайте внимательно, что станут сказывать, так и узнаете больше. А коли станет нужно – вспомни, Антеро, чему я тебя учил. Ты кантеле-то взял с собой? Молодец. Береги его, оно и в радости услада, и в беде подмога. Да возьмите и это, – ведун извлек из-за пазухи два амулета: медвежьи клыки длиной с палец, надетые на тонкие шнурки из конского волоса, – от зверья хищного убережёт. У чудовища взял я их много лет назад, не у медведя – у хийси в медвежьей шкуре.
Тойво и Антеро поблагодарили старца, поклонились на прощание священной сосне и, подхватив вещи, зашагали по дороге. Ночь быстро рассеивалась. Исчезли с небосвода последние звезды, уплыла и скрылась вдали за деревьями побледневшая луна. Вначале робко, но потом все громче защебетала лесная птица, и в ответ ей в селении прокричали петухи, возвещая начало нового дня.
– Пусть солнце светит вам в пути! – сказал ведун, глядя вслед уходящим путникам.
Несколько дней шли Антеро и Тойво через бор, пересекали вброд лесные речки, обходили болота и озера, встречавшиеся на пути. Сосновые леса Сувантолы давно сменились ельником, с каждым днём становившимся все гуще и темнее. Непривычному к лесам человеку в таком месте ничего не стоило заблудиться, но для своих жителей сами дебри – деревья, высокие бугры муравейников, замшелые валуны и звездное небо по ночам, – хранили великое множество знаков. Антеро выбирал дорогу безошибочно – он действительно хорошо помнил путь в земли саво.
Дорога позволяла странникам разговаривать подолгу, чему они не переставали радоваться. Антеро чувствовал в племяннике родственную душу и охотно делился с ним знаниями и мыслями, наполнявшими его и бившими через край, а любознательный Тойво был самым благодарным и внимательным слушателем.
– Мы сейчас движемся на север, – сказал Антеро на привале; они сидели на бревне у костра, горевшего невысоким, но жарким огнем. Тойво уже сполоснул в ближайшем ручье котелок из-под каши и снова набрал воды – теперь готовился отвар из душистых трав и сушёных ягод, который так приятно было неспешно попивать за разговором после ужина. Для этого у каждого человека была особая чаша-кукса – маленькая округлая вещица, вырезанная из нароста на дереве, с одним небольшим ушком, за которое ее можно было подвесить к поясу. Кукса долго сохраняла отвар горячим, но не обжигала рук хозяина, а доброе начало, вложенное в нее резчиком, делало напиток еще вкуснее.
– Мы сейчас движемся на север, – сказал Антеро, – стало быть, держим путь к Вершине мира. Хоть до неё неблизко, но все же… Помнишь, Вироканнас как-то давно рассказывал, как этот мир устроен?
Тойво замотал головой.
– Так вот, далеко-далеко на севере, – продолжил рунопевец, – земля начинает тянуться к небу и тянется изо всех сил, а силы в земле небывалые. И от той тяги вздымает земля до самого небесного свода великую гору – высокую-превысокую и крутую-прекрутую. Склоны у той горы ровные и гладкие, как лёд, и подпирает она небо, точно столб крышу дома. Маанэллой та гора зовется, Вершиной мира, Опорой небес. Венчает Маанэллу Северная звезда – та, что светит вблизи Отавы[21], оттого не сбиваются с пути те, кто на Северную звезду смотрит, где бы ни лежал их путь. Прочие звёзды, и Солнце, и Луна вкруг Маанэллы по небесному куполу ходят день за днем, год за годом.
А внизу, у подножья Маанэллы, лежит край чужой, край северный. Много в том краю чудес странных и страшных, а народ там – сплошь злые чародеи. Туманной Сариолой зовут то место люди, а чаще того Похъёлой кличут.
– Потому что на севере[22]? – спросил Тойво.
– Либо потому что на дне. Даже руотси, представляющие себе мир не по-нашему, на своем языке называют Похъёлу дном, «Боттен». И это неспроста, – Антеро заговорил тихо, почти перейдя на шепот. – Там, в Похъёле, подножье Вершины мира, и там же – его Дно, вход в преисподнюю. Где-то у корней Маанэллы протекает река Туонела – граница между миром живых и миром мёртвых, Маналой[23]. Нет у Туонелы ни конца, ни начала, ни устья, ни истока. Разное сказывают о той реке – одни говорят, что она чёрная и тягучая, как смола, другие – что поток ее бурный и кипящий, а то и огненный, третьи верят, что мчится Туонела непрерывным потоком отточенных мечей и копий…
– А как на самом деле?
– Сам не видел, – признался Антеро. – Думаю, каждый видит её так, как свою жизнь прожил, да какую смерть принял. Знаю только, что переправиться через Туонелу нельзя иначе как на лодке, пришедшей с того берега, и что обратной дороги уже не будет. Стерегут границу Маналы грозные стражи – глаза у них огненные, а лица железные, и сами они – сыновья властителя мира мертвых, бога Туони. Ступившего на землю Маналы человека дочери Туони опоят напитком забвения, холодным и горьким, а сыновья сплетут железные сети, усаженные острыми крючьями, чтобы преградить дерзкому дорогу вспять. Пока сияет на небесах месяц и солнце ходит по небосводу, никто из живых не должен по доброй воле стремиться в царство Туони, в холод и мрак Маналы.
Рунопевец умолк; только ручей журчал в ночной тишине, да слышался вдалеке неугомонный хор лягушек.
– А правда ли, что Вироканнас обучил тебя колдовству?
– Куда мне! – отмахнулся Антеро. – С этим родиться надо. Он немало рассказал мне о колдовском искусстве. Ему учатся всю жизнь, не переставая, потому что волшебная сила – это прежде всего обширные знания и умение чувствовать природу вещей. И ещё не забывать о том, что у каждой стихии, у каждого места и явления в этом мире есть свой бог, свой дух-хозяин.
– Помню, чинили мы с отцом невод, – сказал Тойво, – мне лет семь было. Я возьми и спроси его, каких богов чтят лопари…
– Кто о чём, а чудной о лопарях, – усмехнулся Антеро, вспомнив ходившую в Сувантоле поговорку, и продолжил: – Верховный бог – громовержец Укко, Хозяин неба. Гром – голос его, молнии – его стрелы. Когда мчится Укко по небу, далеко слышна его могучая поступь. Жена Укко – богиня земли, добрая Рауни. Лесным царством – Метсолой правят Тапио и Миэлликки, и в помощь им их многочисленные дети во главе со старшей дочерью Теллерво. Подводные скалы, валуны и пороги принадлежат Киви-Киммо, а стремнинами и водоворотами рек и морей владеет грозный Ику-Турсо – некогда самый опасный для людей. Старый верный Вяйнямёйнен сразился с Турсо и победил его; тогда дух поклялся никогда впредь не вредить людям, и поныне держит слово. В каждой реке, в каждом озере есть свой водяной – ветихинен, а главные над ними – Хозяин и Хозяйка морские, Ахто и Велламо.
Тойво показалось, что на последнем слове голос Антеро дрогнул. Он только что хотел попросить родича сыграть на кантеле, но, взглянув на его задумчивое лицо, понял, что не стоит. Антеро, словно уловив мысль племянника, продолжил:
– Заклинания недаром звучат в виде песнопений, особенно те, что обращены к морю и ветру. Слышат боги-хозяева музыку, и трогает она их сердца; стихает буря и не ярятся более морские волны, когда ветер и море вторят плавному напеву, а под напев скорый и нестройный бушуют они еще сильнее.
Всякий бог-хозяин как человек – уважения требует и подарки любит, но не столько для себя даже, сколько для своих владений. Веди себя учтиво да поступай по совести, тогда бог не рассердится.