Он посмотрел на меня с большим любопытством, но ничего на это не сказал. После некоторого молчания он добавил:
«Мне жаль огорчать тебя, но твоя больная уже кончила свой путь на этой земле. Я чувствую сейчас ее душу среди нас».
В это время подошла девушка действительно поразительной красоты, точно явление с неба.
— К делу, Молас, к делу! Что мне до этой девушки?! — нетерпеливо перебил я своего собеседника.
— Я поверил словам Зибальбая — так зовут этого врача. Мне было очень грустно, потом оказалось, что именно в этот час умерла моя жена. Старик меня утешил:
«Ты вскоре соединишься с ней в Сердце Неба, не сокрушайся».
Девушка что-то сказала отцу, и он пригласил меня подкрепить силы перед обратной дорогой. Пока мы ели, он опять обратился ко мне:
«Я вижу, что ты один из наших братьев. То, что я скажу, сохрани про себя. Мы сюда пришли издалека. И мы не то, чем кажемся. Но еще не настал час, чтобы говорить. Пришли мы за тем, что едино, но раздельно, что не утрачено, а только спрятано. Быть может, ты нам укажешь, куда идти?»
Я понял, о чем он говорил. Взяв свою палку, я начертил на полу комнаты, где мы сидели, половину сердца, и передал палку Зибальбаю.
«Докончи, дочь моя!» — сказал старик девушке, и та тотчас дочертила остальное.
«Нужны ли тебе еще слова? Или ты веришь увиденному»?
Я ответил утвердительно.
«Теперь скажи мне, где находится спрятанное»?
«У того, кто его законный хранитель. Я пойду к нему и скажу все, чему был свидетелем. Но он живет очень далеко!»
«Хорошо. Передай ему, что настал час для соединения «Дня» и «Ночи» и что настало время, чтобы на обновленном небе засияло новое солнце!
«А если он мне не поверит и не захочет прийти?» — спросил я.
«В таком случае, смотри!» — проговорил старик. И он отстегнул ворот своего плаща; я увидел вторую половину того символа, первую половину которого ты унаследовал от предков, о, господин, повелитель мой! Больше мне нечего добавить!
Я был поражен.
— Больше он ничего не велел тебе передать? — спросил я Моласа.
— Ничего. Он сказал, что ты истинный хранитель тайны, но или сам придешь к нему, или призовешь к себе!
— А ты что сказал ему про меня?
— Ничего. У меня не было никаких указаний. Подкрепив силы свои, на следующий день я ушел от старика домой. Зибальбаю я сказал, что через восемь недель надеюсь вернуться обратно. Узнав, что у меня нет денег, он взял из лежавшего в углу мешка две большие пригоршни золотых монет с изображением сердца на каждой из них и отдал мне.
— Покажи мне хоть одну из них, — попросил я Моласа.
— Увы, господин! У меня нет больше ни одной монеты. Не очень далеко от развалин храма, где нашел себе приют Зибальбай, лежит асиенда Санта-Крус, а там, как ты, может быть, сам слышал, живет шайка разбойников во главе с доном Педро Морено. Эти люди поймали меня на дороге и, найдя золото, отвели к своему вождю. Я отказался отвечать, откуда у меня необыкновенные кружки. Тогда он посадил меня в темный подвал, обещая не выпускать, пока я не открою, откуда у меня такие редкие деньги. Меня очень заботила судьба жены, я точно обезумел, и язык мой произнес те слова, которых добивались грабители! «Пресвятая Матерь Божья! — воскликнул дон Педро. — Я слышал про этого безумца, но не знал, какой у него хранится товар. Тогда я непременно его навещу…»
Меня они отпустили с миром. Глубокое раскаяние овладело мной, я боялся, что ты, господин мой, не увидишь этого старика и великая тайна исчезнет навеки!
— Быть может, Господь сохранит их дни, хотя ты совершил ужасное преступление! Теперь скажи, как ты добрался сюда без денег?
— Дома я добыл немного денег. Похоронив жену, я распродал свое имущество, дошел до моря, а в порту Фронтера сел на корабль в качестве матроса до Веракруса. В городе Мехико я обратился к старшему из тамошних наших братьев, который сказал мне, где ты находишься. Я пробыл в пути месяц и два дня, теперь прошу тебя дать мне ночлег, я умираю от усталости и завтра расскажу еще, если что-либо припомню!
В эту ночь я долго не мог заснуть, раздумывая над всем слышанным от Моласа. Чтобы несколько отвлечь свои мысли, я принялся за старый свиток. С некоторым затруднением я прочитал старинные письмена о том, что близ Кумарво находятся большие залежи золота, а также описание пути и приметы, по которым можно найти вход в пещеру. Свиток передавался с незапамятных времен от одного касика этой местности к другому и таким образом дошел до меня: в течение многих веков удалось сберечь сокровища от алчных испанцев.
На другой день рано утром я вошел к моему английскому другу и сказал ему:
— Сеньор, припомните, что я говорил вам, когда поступал к вам на службу. Теперь мой час пробил, за мной пришел посланник, чтобы вести на другой конец Мексики. Я не могу ничего сказать об этом деле, но завтра утром я должен быть уже в пути!
— Мне грустно это слышать, Игнасио, вы были мне всегда добрым и верным товарищем. Но вы правильно делаете! Зачем связывать свою судьбу с неудачником?
— Меня обижают ваши слова, сеньор, но я прощаю вам их, так как знаю, что они исходят из удрученного сердца. Теперь скажите, согласны ли вы отправиться со мной в горы, не очень далеко?
— Хорошо. Но куда?
— На другой рудник, в двух часах езды отсюда. Я только этой ночью узнал про него, зато в дни Монтесумы он славился обилием золота.
— В дни Монтесумы? — удивился Стрикленд.
— Да. С того времени его не разрабатывали. И вы можете застолбить его, дайте только несколько долларов тому индейцу, который рассказал мне о нем. Он бедный человек.
— Но отчего вы сами этого не сделаете?
— По двум причинам. Во-первых, мне хочется оказать вам услугу. А во-вторых, я не могу сам заняться им, так как спешу в другое место. Если я вернусь, вы уделите мне часть прибылей, и я тоже тогда буду богат. Я сейчас покажу вам, как я нашел след этого сокровища!
Тут я подробно объяснил содержание свитка.
— Не будем же терять времени…
— Не взять ли с собой людей?
— Нет, сеньор! Место еще не найдено, пойдут толки, и кто-нибудь перебьет у вас все дело. Я мог бы положиться на вчерашнего посланника, но он так утомлен, что еще спит. К тому же нам предстоит длинный путь!
Через час мы уже ехали в горы. Моласу я велел передать, что вернусь к ночи. Перевалив через первую гору, мы вступили в довольно широкую долину, по которой текла быстрая речка. Перебравшись через нее вброд в месте, указанном на моем свитке, мы двинулись прямо к одной высоко выступающей скале. У ее подножия должно было расти широко раскинувшееся дерево.
— Похоже, где-то здесь вход в рудник, — сказал я, еще раз сверившись с рукописью.
— Но я не вижу дерева! — заметил Стрикленд.
— Вероятно, оно погибло от старости, но, судя по описанию, вход здесь или поблизости. Привяжем лошадей и будем искать!
После недолгих поисков я нашел остатки корней большого дерева и на скале напротив увидел очень искусно приставленные обломки камней, заросшие ползучими растениями.
Подойдя еще ближе, мы уже могли видеть следы ударов молотком по этим камням. Вход нами был найден. Оставалось только отвалить камни. Однако это оказалось нам не под силу. Обойдя несколько раз кругом, мы обратили внимание у подножия стены на небольшую, но довольно глубокую впадину в скале.
— Не это ли вход? — спросил Стрикленд.
— Возможно, что это отверстие было оставлено для обращения воздуха в руднике. Нам остается только войти и посмотреть. Принесите, сеньор, заступы и ломы, и мы сейчас увидим!
Через четверть часа работы мы несколько расширили отверстие, и нашим глазам представился узкий, длинный и темный вход. Взяв с собой привезенные свечи и молот, мы друг за другом смело вползли в пещеру.
V. Сказание о Сердце
Не успел я сделать несколько шагов, как отверстие неожиданно расширилось, так что мы смогли встать в полный рост и зажечь свечи. Не было никаких сомнений, что мы во входном коридоре заброшенного рудника. На пути нам встречались большие каменные глыбы, по-видимому отвалившиеся от потолка. Пройдя еще немного, я остановился и сказал своему спутнику:
— Не лучше ли нам, сеньор, уйти обратно? В рукописи говорилось, что рудник из опасных, и время, кажется, совершенно уничтожило все подпорки, если даже они и были поставлены.
— Разумеется. Мне тоже не нравится вид верхнего свода. Он полон трещин!
При этих словах к его ногам свалился камень величиной с детскую голову.
— Не говорите громко! — прошептал я. — Звук вашего голоса вызывает опасные колебания!
Нагнувшись, чтобы поднять упавший камень, я ощутил под руками нечто острое. Это оказалась берцовая кость человеческого скелета, пожелтевшего от времени. Немного дальше лежали и другие кости.
— Вероятно, несчастного пришибло упавшим осколком! — заметил Стрикленд.
Мы медленно продвигались назад к выходу.
— Вот, посмотрите сюда, Игнасио! — остановил меня мой друг, наклоняясь и поднимая небольшой самородок чистейшего золота в несколько унций весом.
— Не подлежит сомнению, что это очень богатый рудник, — ответил я, — но я слышу вдали зловещий гул, и нам лучше скорее уходить!
При мерцающем свете свечи двигаться было очень неудобно, и Стрикленд нечаянно ударился коленом о выступ стены. Вероятно, удар был довольно сильный, потому что, забыв всякую осторожность, он громко вскрикнул. Над самой головой раздался резкий шум, точно раздиралась крепкая ткань, и мгновение спустя я лежал на земле, придавленный большой каменной глыбой, оторвавшейся от свода. Она удержалась на том выступе, о который ударился Стрикленд. Темень кругом была полная, так как мой спутник также упал, и свеча погасла. Первой моей мыслью было, что он умер. Прошло несколько минут, прежде чем я услышал его вопрос, произнесенный тихим голосом:
— Игнасио!… Вы живы?
Я помедлил с ответом. Мне было ясно, что свод долго не выдержит. Я не мог шевельнуться, и если Стрикленд останется со мной, то и он обречен на смерть. Меня ничто не могло спасти, а он мог уйти. И все-таки я ответил, хотя знал, что он не уйдет.
— Бегите, сеньор! Я жив. Только зажгу свечу и последую за вами!
— Вы говорите неправду, Игнасио! Ваш голос доносится с земли!
Пока он говорил, я опять услышал шум. Когда он засветил свечу и внимательно осмотрел мое положение и свод над нами, то мог увидеть висевший на выступах стены огромный камень, слегка качавшийся при его малейших словах.
— Ради Бога, уходите! — шептал я. — Через несколько часов будет поздно, а мне ничем помочь нельзя. Я обречен на смерть, и меня надо предоставить собственной участи!
После минутного колебания он опять собрался с мужеством и едва слышно заговорил:
— Мы вместе вошли, вместе выйдем или вместе погибнем. Камень только придавил вас, а не раздробил кости, иначе вы не смогли бы сказать ни слова!
— Нет, друг, я получил смертельный ушиб, хотя кости мои, может быть, целы. Бегите отсюда, умоляю вас!
— Нет! — ответил он решительно. — Я постараюсь приподнять камень!
Но как он ни был силен и крепок, он ничего не мог сделать!
— Я отправлюсь за помощью! — сказал он тогда. — И приведу людей!
— Да, да, сеньор! — поспешил я укрепить его в этой мысли, зная, что он не успеет вернуться. Зато он сам будет спасен! — Но погодите одну минуту. Я передам вам один предмет; нагнитесь ниже, чтобы я мог возложить на вашу шею эту цепь. Если вы когда-либо будете нуждаться в услуге индейцев, покажите этот предмет какому-нибудь вождю, и он умрет за вас, если это потребуется. Я сделал вас наследником мексиканского царства в сердцах всех индейцев, потомков свободных некогда ацтеков. И да хранит вас Бог!
Стрикленд молча положил в карман мой талисман и быстро ушел.
— Вероятно, он слишком испуган и боится говорить! — подумал я. — Впрочем, он должен скорее спасать свою жизнь!
Но этими мыслями я жестоко оскорбил своего друга. Потом он говорил мне, что, выйдя из пещеры, он был в полном недоумении, как меня спасти. Эта местность была необитаема, и потребовалось бы несколько часов, чтобы добраться до Кумарво и привести оттуда людей. Он неподвижно стоял некоторое время, когда его взор случайно упал на росший неподалеку, близ небольшого журчащего ручейка, ствол мимозы. Его осенила блестящая мысль: с помощью рычага ему удастся то, чего он не мог достигнуть голыми руками. Перескочив ручей, он ухватился за дерево, нагнул его и надломил у самого корня. Надрезать и очистить ветки охотничьим ножом было делом минуты. Но в это время из пещеры до него донесся новый шум. Робость овладела им, и он готов был бежать. Но горячее желание спасти друга опять взяло верх, и он вошел в пещеру. Большой камень висел по-прежнему; свалился другой, ближе к выходу.
— Вы живы, Игнасио?
Эти слова вызвали меня из забытья, в которое я впал от боли. Но спасение все-таки казалось немыслимым. Даже с помощью принесенного рычага Стрикленд не мог приподнять камень.
— Подвиньте рычаг немного правее, там больше места! — посоветовал я, ощупав положение камня.
Он так и сделал, и повиснув всей своей тяжестью на другом конце; рискуя сломать дерево, Стрикленд слегка приподнял давивший меня гнет. Сжавшись, как только возможно, извиваясь, как змея, я выполз из-под камня. Но встать на ноги я был не в силах.
— Меня надо нести, сеньор! — сказал я.
Англичанин быстро взял меня на руки и торопливо направился к выходу. Новые глухие раскаты послышались за нами, но мы были уже у самого выхода; а минуту спустя я лежал на берегу ручья, вдали от страшной пещеры.
— Клянусь Господом Богом, что нет на земле человека благороднее вас! — воскликнул я и тотчас же упал в глубокий обморок.
Десять дней прошло после того, как меня принесли в Кумарво на носилках, прежде чем Стрикленду и Моласу удалось в первый раз посадить меня на постели. Все это время я находился между жизнью и смертью и теперь был уже на пути к исцелению.
— Кстати, Игнасио, я еще не отдал вам ваш талисман! — сказал мне Стрикленд. — Может быть, вы объясните мне теперь те странные слова, которые говорили мне в пещере? Или это было бредом больного?
— Слушайте, сеньор, только посмотрите, хорошо ли закрыта дверь, и подойдите ближе… Этот разломанный драгоценный камень есть символ большого общества. Вы теперь один из самых старших в нем, хотя еще и не посвящены во все тайны. Но обряд ведь выполнен, так как он заключается в возложении этого камня на грудь посвященного и сделать это могу только я — царь и потомственный Хранитель Сердца. Я скажу вам потом больше, но теперь знайте, что первая обязанность каждого служителя общества — это молчание, и этого я требую от вас. Люди часто предпочитали умереть, чем проронить слово, их жгли и пытали отцы инквизиции, но они безмолвствовали!
— А если кто-нибудь откроет ваши тайны? — спросил Стрикленд.
— Для таких есть страна, куда они отправятся раньше, чем это начертано в книге жизни!
— То есть, такого вы убиваете?
— Нет, но вскоре он случайно умирает, как неверный брат, будь он хоть самый старший в обществе. А потому мы говорим: имеющий уши да слышит!
— Имею уши и слышу! — повторил Стрикленд и тем самым произнес клятву молчания.
— Теперь я могу открыть вам нашу тайну, насколько я сам ее знаю, и как мне ее передали.
Вы слышали, быть может, предание про белого человека, или бога, которого индейцы зовут Кветцалом, или Кукумацем [77]. Он посетил эти страны и устроил жизнь здешних народов. Потом отплыл в море на корабле, обещая вернуться по прошествии многих поколений, когда он отбыл, основанное им царство перешло во власть двух братьев; Жители чтили, как и мы, христиане, единое божество, Сердце Неба, которому поклонялись и приносили бескровные жертвы. Но вот один из братьев взял жену из соседней страны, какое-то исчадие дьявола, но дивной красоты, и по ее внушению стал приносить жертвы ее божествам, и жертвы даже человеческие. В народе началось смятение, и народ разделился на две части: поклонников Сердца и поклонников дьяволов. Междоусобные распри были продолжительны и кровопролитны, пока наконец они все не пришли к решению разойтись в разные стороны. Поклонники чужих богов ушли на север и сделались родоначальниками ацтеков и других племен, а поклонники Сердца остались в стране Табаско. Но от тех и от других удача отвернулась. Ацтеки некоторое время процветали, но пришли испанцы и покорили их. Другая половина разделившегося народа сделалась жертвой нашествия диких племен и погибла, а с ней, по-видимому, исчезла и старая вера.