Хельсингёр остался за кормой, пролив расширялся. Хорнблауэр с резким щелчком сложил подзорную трубу, не понимая, из-за чего вообще волновался. Он вызвал в памяти карту, которую так напряженно штудировал в прошедшие дни, и прикинул, что следующий раз эскадра окажется под пушками не раньше чем через час – в том месте, где фарватер проходит вблизи шведского острова Хвэн, или Вэн, или как-то это произносится на варварских северных языках. Последняя мысль заставила его оглядеться. Браун-секретарь, как и положено, стоял на шканцах – на случай, если понадобится коммодору. Стиснув руками борт, он смотрел на шведский берег. Хорнблауэр не видел его лица, но вся поза говорила, что несчастный изгнанник с тоской смотрит на землю, куда ему никогда не вернуться. Мир полон изгнанников, но этого Хорнблауэру было искренне жаль.
А вот и солнце взошло между двумя шведскими холмами и засияло на небе. День обещал быть погожим. По шканцам пробегала тень бизань-вант. Хорнблауэр ощутил солнечное тепло и вдруг понял, что совершенно задубел от холода и неподвижности. Он раза два прошелся по шканцам, разгоняя кровь, и в голове созрела новая мысль: он хочет завтракать. Перед мысленным взором мелькнуло дивное видение дымящейся чашки кофе и тут же сменилось горьким разочарованием: корабль подготовлен к бою, все огни потушены, о горячей еде нечего и мечтать. Разочарование было таким острым, что Хорнблауэр виновато осознал: шесть месяцев на берегу совершенно его разнежили. Тошно было думать о корабельных сухарях и холодном мясе с водой, уже изрядно простоявшей в бочках.
Эта мысль напомнила ему о матросах, которые терпеливо ждали у пушек. Хорошо бы и Буш о них вспомнил. Хорнблауэр не мог вмешиваться в мелочи корабельного распорядка – от этого вреда было бы больше, чем пользы, – но изнывал от желания отдать звучащий в голове приказ. Он попытался телепатически внушить свои мысли Бушу – разумеется, без всякого результата. Тогда он прошел к подветренному борту, якобы желая получше рассмотреть шведский берег, и остановился в двух шагах от капитана.
– Сдается, Швеция все еще нейтральна, – произнес он словно между прочим.
– Да, сэр.
– Точнее узнаем, когда доберемся до Хвэна, или Вэна, или как уж это надо произносить. Там фарватер проходит близко от шведских батарей.
– Да, сэр, я помню.
– Но дотуда еще примерно час. Я попрошу принести мне сюда завтрак. Вы присоединитесь ко мне, капитан?
– Благодарю вас, сэр, с превеликим удовольствием.
Такого рода приглашение для капитана равносильно приказу. Однако Буш как хороший офицер не станет есть, когда его матросы стоят голодные. По его лицу было явственно видно, что он борется с нервным, хоть и непрактичным, желанием держать людей у пушек, пока опасность не минует окончательно. В конце концов, Буш стал капитаном совсем недавно и тяжело переживает свою ответственность. Но здравый смысл все-таки победил.
– Мистер Хёрст. Отпустите подвахтенных. Полчаса им на то, чтобы позавтракать.
Именно этого приказа Хорнблауэр от него добивался – однако удовольствие от достигнутого не уравновешивало досаду от ненужного разговора и предстоящей теперь застольной беседы. Напряженная тишина подготовленного к бою корабля сменилась топотом босых ног. Буш крикнул, чтобы на шканцы принесли стол и стулья. Он засуетился, выбирая для них место, где коммодору будет удобнее завтракать. По взгляду Хорнблауэра Браун-вестовой расставил на столе закупленные Барбарой деликатесы: лучшие корабельные галеты, масло в горшочке, еще не прогоркшее, клубничный джем, бекон, копченую баранью рульку с Эксмурской фермы, чеддер и стилтонский сыр, озерную форель, которую много часов тушили в сливочном масле с пряностями, чтобы она сохранялась долгое время. Кроме того, Брауну пришла блестящая мысль выдавить несколько лимонов из быстро тающего запаса, чтобы отбить привкус корабельной воды. Он прекрасно знал, что Хорнблауэр не может пить за завтраком пиво, даже слабое, а больше воду было заменить нечем.
Буш с явным удовольствием оглядел стол и по приглашению Хорнблауэра сел есть. Буш тоже почти всю жизнь был беден – ему приходилось содержать на свое жалованье целую кучу родственниц. Он еще не пресытился роскошью. Однако Хорнблауэра разобрало упрямство: он хотел кофе, а раз кофе нет, то ему ничего не надо. Даже лимонад казался насмешкой. Он ел через силу. Ему казалось, что Буш, густо намазывая на галету тушеную форель, а затем с аппетитом отправляя ее в рот, делает это нарочно, чтобы его позлить. Буш глянул через стол и сдержал уже готовую сорваться с губ похвалу еде. Если его непостижимый коммодор решил быть не в духе, лучше просто помолчать. «Буш – лучше жены», – подумалось Хорнблауэру, который чутко уловил эту смену выражений.
Он вытащил часы, чтобы напомнить Бушу о следующем приказе.
– Подвахтенным по местам. Вахтенным завтракать! – крикнул Буш.
Странно – наверное, правильнее сказать, драматично – было сидеть под балтийским солнцем и неторопливо завтракать всего в трех милях от полчищ, которыми наводнил Европу тиран. Браун принес сигары. Буш срезал кончик у своей матросским складным ножом, Браун подал тлеющий фитиль из ведра рядом со шканцевой каронадой. Хорнблауэр с наслаждением вдохнул дым и понял, что больше не может злиться: солнце пригревает, сигара отлично тянется, авангард миллионной французской армии в трех милях отсюда смотрит на эскадру с бессильной злостью. Стол убрали, и Хорнблауэр вытянул ноги. Даже Буш сделал то же самое – по крайней мере, сдвинулся с краешка стула чуть глубже. Его деревянная нога торчала вперед, хотя другая скромно оставалась согнутой. «Несравненная» по-прежнему летела вперед под незарифленными парусами, немного кренясь на ветру, и зеленое море весело пенилось под ее носом. Хорнблауэр вновь затянулся сигарой, чувствуя невероятный душевный покой. После недавней досады ощущение было такое, словно по волшебству отпустила зубная боль.
– Хвэн почти на расстоянии выстрела, сэр, – доложил первый лейтенант.
– Все по местам! – скомандовал Буш, глянув на Хорнблауэра.
Однако Хорнблауэр сидел спокойно. Он вдруг ощутил полную уверенность, что пушки Хвэна стрелять не будут, и ему не хотелось выбрасывать сигару, сослужившую такую добрую службу. Буш еще раз покосился на коммодора и решил последовать его примеру. Хорнблауэр едва удостоил взгляда Хвэна, когда тот возник на подветренной скуле и пропал за подветренной раковиной. Он думал о Сальтхольме и Амагере впереди. Там будет и впрямь опасно: оба острова в руках датчан, пролив глубиной в двенадцать саженей проходит между ними близко к обоим. И тем не менее времени докурить сигару еще предостаточно.
Наконец он с искренним сожалением сделал последнюю затяжку, медленно встал и подошел к подветренному борту, чтобы аккуратно бросить окурок в море.
Эскадра, внезапно возникшая в серых рассветных сумерках, застигла гарнизон Хельсингёра врасплох. Теперь так не получится. В такую ясную погоду с Сальтхольма и Амагера ее увидят за десять миль, и канониры успеют хорошо подготовиться. Хорнблауэр оглядел строй кораблей.
– Сигнальте «Мотыльку», – бросил он через плечо, – «Лучше держать дистанцию».
Чем сильнее растянется эскадра, тем дольше она будет под огнем. В подзорную трубу острова уже были видны отчетливо. Удачно, что Сальтхольм такой плоский – его пушки не смогут стрелять далеко. Копенгаген, должно быть, сразу за горизонтом по правому борту. Викери вел «Лотос» в точности тем курсом, который Хорнблауэр указал для него в приказах. Над Сальтхольмом заклубился дым, грянули пушки – очень нестройный залп. Все корабли впереди вроде бы были целы. «Лотос» отстреливался. Едва ли игрушечные девятифунтовки могут с такого расстояния нанести батареям вред, но дым хотя бы спрячет суденышко. Теперь уже весь Сальтхольм окутался дымом, пушки грохотали беспрерывно, как барабанная дробь. Амагер все еще был более чем на расстоянии выстрела. Викери разворачивал свой шлюп. Буш весьма разумно поставил на руслени лотового.
– Семь саженей!
Семь саженей при начале прилива – более чем достаточно. Бурое на зеленом – это батареи Сальтхольма, едва различимые в дыму. На главной палубе молодой Карлин указывал цель канонирам двенадцатифунтовок левого борта.
– Глубже шести! Шесть с половиной!
Раздирающий уши грохот – это разом выпалила батарея левого борта. «Несравненная» накренилась от отдачи, и тут раздался крик лотового:
– Шесть с половиной!
– Право руля! – скомандовал Буш. – Приготовиться у пушек правого борта!
«Несравненная» изготовилась к повороту; насколько Хорнблауэр мог сказать, по ним еще не выпустили ни одного ядра.
– Пять саженей!
Должно быть, корабль проходит по краю мели. Батарея Амагера по правому борту была видна отчетливо. Угол подъема пушек при крене чуть больше, значит, они вполне могут до нее дострелить. На сей раз два бортовых залпа громыхнули разом, оглушая, дым от пушек правого борта заклубился по палубе, раздражая глаза и ноздри.
– Пять с половиной!
Уже лучше. Черт, в «Гарви» попали. Бомбардирский кеч в двух кабельтовых впереди «Несравненной» мгновенно превратился из боевого судна в неуправляемый остов. Непропорционально большая грот-мачта переломилась у самой палубы и вместе с вантами и парусами тащилась за раковиной. Короткая бизань-стеньга тоже рухнула и теперь висела на эзельгофте. «Ворон», согласно приказам, миновал беспомощный «Гарви». Теперь к нему приближалась «Несравненная».
– Обстенить грот-марсель! – гаркнул Буш.
– Приготовиться у бросательного конца! – заорал Хёрст.
– Пять с половиной!
– Руль под ветер! – скомандовал Буш, и тут снова дали залп пушки правого борта, наведенные на Амагер, и палубы окутались дымом. «Несравненная» накренилась; обстененный марсель поймал ветер и засторопорил ее ход. Большой корабль навис над покалеченным «Гарви». Маунд, его командир, стоял у основания бизань-мачты, направляя усилия команды. Хорнблауэр поднес к губам рупор.
– Теперь рубите обломки, живей! – приказал он.
– Принимайте бросательный конец! – крикнул Хёрст.
Ловко брошенный конец упал на бизань-ванты, и Маунд сам его поймал; Хёрст побежал вниз, чтобы проследить, как трос проденут в буксирный канат, приготовленный на нижней пушечной палубе. Оглушительный треск в носовой части корабля сообщил, что по крайней мере одно ядро попало в «Несравненную». На палубе «Гарви» матросы яростно рубили топорами ванты, несколько человек тянули трехдюймовый канат, привязанный к бросательному концу. Снова треск впереди. Хорнблауэр, обернувшись, увидел, что у русленя лопнули две фок-ванты. «Несравненная» была почти в положении левентик, так что ни правая ее батарея, ни левая не могли бы достать до берега, однако Карлин заставил два орудийных расчета правилами развернуть две ближайшие к носу пушки – по берегу стоило палить хотя бы для того, чтобы датские канониры не чувствовали себя как на учениях. Хорнблауэр вновь повернулся к корме: она чуть не врезалась в раковину «Гарви», но какой-то толковый офицер уже отправил матросов на кормовую галерею – отталкиваться запасным рангоутом. Канат медленно полз к «Гарви»; на глазах у Хорнблауэра матросы с кеча потянулись и ухватили его руками.
– Мы потащим вас кормой вперед, мистер Маунд! – крикнул Хорнблауэр в рупор. Не стоило тратить время на то, чтобы перетаскивать канат вперед. Маунд замахал рукой, показывая, что понял.
– Четверть до пяти! – донесся выкрик лотового. Сцепленные корабли несло на мели Сальтхольма.
Сразу за криком лотового громыхнули пушки, которые Карлин сумел навести на батареи Амагера, и тут же над головой с ревом пролетело ядро. В грот-марселе и крюйселе появились дыры – противник стрелял по мачтам «Несравненной».
– Развернуть паруса по ветру? – раздался рядом с Хорнблауэром голос Буша.
Маунд намотал буксирный канат на бизань-мачту «Гарви», далеко сдвинутую к корме, и махал руками, показывая, что все готово. Его матросы заканчивали рубить грот-ванты.
– Да, капитан. – Хорнблауэр замялся, прежде чем дать совет в деле, находящемся полностью в компетенции Буша. – Канат надо натягивать плавно, не то он лопнет или у них выворотит мачту. Разверните передние паруса к правому борту и постепенно набирайте ход, прежде чем обрасопить марсель.
– Есть, сэр.
Буш не обиделся, что Хорнблауэр ему указывает; он отлично знал, что совет коммодора дороже золота.
– И я бы на вашем месте держал буксирный канат коротким. Кормой вперед, неуправляемый, так «Гарви» пойдет лучше всего.
– Есть, сэр.
Буш повернулся и начал выкрикивать приказы. Под передними парусами «Несравненная» развернулась из положения левентик, и Карлин тут же возобновил стрельбу. Корабль наполнился дымом и адским грохотом пушек. Ядра, выпущенные с Амагера, по-прежнему попадали в цель или проносились над головой. Недолгое относительное затишье прорезал голос лотового:
– Четыре с половиной!
Чем быстрее они уберутся с этих мелей, тем лучше. Фор-марсель и крюйсель начали наполняться, передние паруса давали тягу. Канат натянулся, и слух, оправившись от нового бортового залпа, различил скрип принимающих напряжение битенгов и потрескивание самого каната. С палубы «Несравненной» было слышно даже, как скрипит от натуги бизань-мачта «Гарви». Буш отдавал приказания рулевому. Двухпалубник тянул «Гарви» за корму, постепенно разворачивая. Все делалось образцово. Хорнблауэр кивнул самому себе. Если Буш косится на него (а Хорнблауэр предполагал, что косится), то увидит этот кивок и почувствует себя увереннее.
– К брасам! – заорал Буш, словно читая мысли коммодора. Под развернутыми фор-марселем и крюйселем «Несравненная» заскользила быстрее. Для судна, не управляемого рулем, кеч следовал за ней на редкость покладисто. Стоило об этом подумать, как он мотнулся вправо, натягивая буксирный канат под ружейный салют скрипов и тресков. Хорнблауэр при этом зрелище покачал головой, и Буш, уже готовый приказать, чтобы обрасопили грот-марсель, закрыл рот.
– Право руля, мистер Маунд! – крикнул Хорнблауэр в рупор. Если развернуть руль «Гарви», может быть, дело пойдет чуть лучше – каждое судно при буксировке ведет себя по-своему. Скорость увеличивается, и это тоже может изменить поведение «Гарви» в ту или иную сторону.
– Пять саженей!
Уже лучше. И «Гарви» тоже вел себя вполне прилично. Теперь он рыскал лишь самую малость; то ли помогло увеличение скорости, то ли поворот руля.
– Отлично, капитан Буш, – важно проговорил Хорнблауэр.
– Спасибо, сэр, – ответил Буш и тут приказал обрасопить грот-марсель по ветру.
– Шесть саженей!
Значит, они миновали Сальтхольмскую мель. Хорнблауэр внезапно осознал, что пушки уже некоторое время не стреляют и что батарея Амагера тоже молчит. Выходит, они миновали пролив ценою всего лишь одной сбитой мачты. Больше не придется идти под вражескими пушками – можно обогнуть Фальстербо, не приближаясь к шведским батареям.
– Девять саженей!
Буш глянул на него с озадаченным восхищением, какое Хорнблауэр видел на лице друга уже не раз. А ведь все было так просто! Каждый догадался бы, что буксировку пострадавших судов лучше доверить «Несравненной», а сообразив это, велел бы заранее приготовить буксирный канат, бросательные концы и все остальное. Всякий поставил бы «Несравненную» в конце строя, чтобы без промедления взять пострадавших на буксир. Любой проделал бы те же выкладки. То, что Буш так на него смотрит, несколько раздражало.
– Дайте общий сигнал «Лечь в дрейф», – сказал Хорнблауэр. – Капитан Буш, пожалуйста, приготовьтесь отдать буксирный канат. Временную мачту на «Гарви» надо поставить до того, как будем огибать Фальстербо. Может быть, вы отправите матросов помочь в работе?
С этими словами он ушел в каюту. Ему не хотелось видеть ни Буша, ни кого-либо другого. Он чувствовал себя совершенно выжатым. Позже будет время сесть за стол и приступить к утомительному: «Сэр, имею честь доложить…» И ещё – составить списки убитых и раненых.
Глава седьмая
Его британского величества семидесятичетырехпушечный корабль «Несравненная» шел на фордевинд с устойчивым западным ветром под малыми парусами. Следом, как два гадких утенка за дородной мамашей, двигались бомбардирские кечи. Справа, на расстоянии предельной видимости – «Лотос», далеко слева – «Мотылек». За «Вороном», невидимый с «Несравненной» – «Моллюск». Четыре корабля составляли цепь, которой можно прочесать узкое горлышко Балтийского моря от Швеции до Рюгена. Новостей по-прежнему не было. В начале навигации все балтийские купеческие суда стремятся наружу, к Англии и Европе; для них западный ветер – встречный. Несмотря на солнце, воздух был свежий и зябкий, море под небом в мелких пятнышках облаков – серебристо-серое.