Тот сейчас же принёс три зеленоватых металлических квадрата с ушками для шнурка.
- Этот, - девушка указала на средний, размером чуть меньше половины тетрадного листа.
Мастер кивнул.
- Теперь, - она движением руки позвала Риату. - Сними с неё ошейник.
Бесцеремонно поворачивая голову рабыни, кузнец читал, чуть шевеля губами. И тут Ника внезапно почувствовала, как ослабели ноги, по спине пробежал холодок, а на лбу и под носом выступили капельки холодного пота.
"Дура! Ой, дура! Надо же было посмотреть, что там накарябано!!! - молнией пронеслось у неё в голове, и происходящее вокруг мгновенно перестало казаться забавной пьесой на сцене самодеятельного театра. - Артистка, батман! Кира Найтли! Что, если там автограф Ерфима Цемна? Тогда только дурак не свяжет исчезновение псерского работорговца с Картеном Мерком, а значит и со мной!"
Девушка стала лихорадочно соображать, придумывая, где и когда она могла купить Риату? Кузнец, наконец, запинаясь, прочитал по слогам:
- Дер-жи ме-ня креп-че, чтобы я не у-бе-жа-ла.
После чего вопросительно посмотрел на заказчицу, которая, чуть не застонав от облегчения, вспомнила одно из изречений Наставника.
- Риата доказала свою преданность, а ни одно наказание не может длиться вечно, кроме смерти.
Понимающе кивнув, мастер вновь стал рассматривать металлическое кольцо. Несмотря на бешено колотящееся сердце, Ника обратила внимание на довольную гримасу, промелькнувшую на морщинистом, закопчённом лице.
Повинуясь внезапному импульсу, она проговорила, небрежно дёрнув плечом:
- Можешь взять за работу и табличку. Бронза тебе пригодится.
- За работу возьму, - согласился мастер . - А за табличку придётся добавить пару медяков.
- Один, - покачала головой девушка, окончательно приходя в себя. - Из этого ошейника ты себе такую же сделаешь, и металл ещё останется.
- Хорошо, - усмехнулся кузнец и поинтересовался. - Что выбить на табличке?
- Имя хозяйки, - важно ответила Ника.
- Гучерен! - гаркнул мужчина так, что она вздрогнула.
Металлический стук прекратился. Из-за какой-то сараюшки появился молодой мужчина в почти таком же фартуке.
- Звал, отец?
- Выбей здесь "Ника Юлиса Террина", - он кивнул мальчишке, и тот бегом понёс табличку к брату, а кузнец обернулся к заказчице. - Я не ошибся?
- Вы правы, мастер, - кивнула та, уже ничему не удивляясь.
Бледная с дрожащими губами Риата встала на колени перед врытым в землю бревном с укреплённой на торце маленькой наковальней. Тремя точными ударами кузнец сшиб зубилом расплющенную головку заклёпки и с заметным усилием разогнул края толстого бронзового ошейника. Повертев в руках, не глядя, бросил за спину, угодив точно в стоявшую у стены корзину.
Из двери низенького домика вышла немолодая,полная женщина в наброшенной на голову темно-зелёной накидке и с плетёным подносом, на котором тускло поблёскивали два оловянных стакана.
- День жаркий, госпожа Юлиса, - радушно улыбнулся хозяин. - Утолите жажду, пока мой старший сын заканчивает работу.
Напиток походил на слабенькую бражку с заметным медовым вкусом.
- Правда ли, что вашему почтенному отцу пришлось бежать, спасая свою жизнь? - спросил кузнец, вытирая губы тыльной стороной ладони.
- Находиться возле власти гораздо опаснее, чем многие думают, - уклончиво проговорила Ника, уже не удивляясь осведомлённости собеседника.
Кивнув, тот вернул пустой стакан на поднос.
- Должно быть, вы всю жизнь прожили среди варваров?
Почувствовав в его словах некий нехороший намёк, девушка усмехнулась.
- Вы же сами живёте среди них. Стоит выйти за ворота. И вот она - дикость во всей красе.
- Этого хватает, - с неохотой согласился мастер. - Но наши соседи ещё спокойные, а вот дальше к югу горожане ложатся спать с топором под кроватью.
- Часто случаются нападения? - высказала вежливый интерес собеседница, кстати вспомнив предупреждение портового писца. Либо Мергнин преувеличивал, или дальше варвары ещё опаснее, чем те, кто живёт возле Фарнии?
- Мой дед родом из Музгина, так там у них почти каждый год по мелочи шалят. То торговца ограбят, то на пахарей налетят...
Интересную беседу прервало появление старшего сына хозяина. Он не только выбил требуемую надпись, но и приделал к пластинке кожаный шнурок.
- Риата, - негромко позвала госпожа.
Шагнув к ней, та опустилась на колени, покорно склонив голову. Ника нахмурилась, собираясь рассердиться, настолько глупым и наигранным показался ей этот жест. Но лица окружающих казались клинически серьёзными. Принимая правила игры, девушка с надменной важностью повесила на шею женщине позорный знак её рабского состояния.
Покинув кузнеца, они ещё немного побродили по городу. Купили свежих лепёшек, чистых тряпок, душистого масла для притираний вместо дезодоранта и медный кувшинчик. Нике пришло в голову, что время от времени полезно умываться и тёплой водой. Уже на портовом базарчике, не удержавшись, приобрела у бородатого варвара в меховой куртке на голое тело пучок травы, которая, по словам Паули, хорошо отмывает грязь с волос и тела.
Риата, послушно складывая покупки в холщовый мешок, то и дело всхлипывала, смахивая с глаз набежавшие слезы. Переполненная новыми впечатлениями, хозяйка поначалу не обращала на это внимание. Но когда, взойдя на корабль, невольница разревелась в голос, Ника не выдержала:
- Да, что с тобой?! - с недоумением вскричала она, глядя, как женщина, плюхнувшись на лавку, плачет, закрыв лицо руками.
- Ах, госпожа! Вы так добры ко мне! Как я счастлива, что служу вам! Я буду любить вас до самой смерти, сделаю все, что вы прикажете, стану пылью у ваших ног...
И ещё какая-то муть в этом роде.
Возможно, рабыня говорила искренне, да и слушать, когда тебя хвалят, пусть даже чрезмерно, все же приятно. Вот только печальный жизненный опыт Ники подсказывал, что люди чаще всего используют окружающих исключительно в своих целях. Какие бы слова они при этом не говорили. И именно эти воспоминания немного отрезвляли, мешая воспринимать всерьёз надрывную речь невольницы.
Решив дать ей выплакаться, Ника направилась к люку в трюм, на ходу передав накидку Паули.
- Город - не лес, госпожа Юлиса, - заставил её обернуться громкой голос.
На кормовой палубе стоял широко улыбавшийся Крек Палпин. Одна его рука крепко вцепилась в перила, а другая по-хозяйски лежала на талии Ильде.
- Женщины здесь ножи не носят, - слегка смутился матрос. - Вон вас какой грозный страж охранял.
Он улыбнулся ещё шире, явно приглашая собеседницу последовать его примеру.
Но та предпочла остаться серьёзной. Ещё не хватало, чтобы какой-то простолюдин аристократке указывал.
- Я привыкла рассчитывать только на себя и не расстаюсь с оружием. А вообще, это не твоё дело.
- Конечно, госпожа, простите, - усмехнулся матрос, всем видом показывая, что слова пассажирки нисколько не испортили ему настроение. - Я не хотел сказать ничего дурного.
- И не сказал, - чуть скривила губы Ника, не отрывая взгляда от молодой гантки.
Та, будто нарочно, дразнила её, плотнее прижимаясь к кавалеру, и даже положила ему голову на плечо.
"Так вот что имела в виду Паули, - догадалась девушка. - Ну, что же, Ильде нашла себе не самый плохой путь в новую жизнь. Основательный. Только не думает ли эта дура, что я ей завидовать должна?"
Презрительно фыркнув, Ника отвернулась, качая головой. Дурдом какой-то! Одна воет и причитает, то ли искренне, то ли понарошку. Вторая вешается на шею тому, кого только-что ненавидела. Сплошные загадки женских сердец.
Глава II
Чудесные города, прекрасные люди.
- Что вы делаете, красавица?
Да неужели вы совсем одни?
- Ах, бабушка, - ответила королева,
В немалой я компании путешествую,
потому что со мной мои огорчения,
заботы да неудовольствия.
Мари Катрин Д'Онуа
Голубая Птица
Картен спешил домой, поэтому нигде надолго не задерживался. Кроме Фарнии они заходили ещё в два города, каждый из которых выглядел все старше, многолюднее и благоустроеннее.
Но везде их странный экипаж встречали одинаково. Сначала смех, обидные шуточки, насмешки. Потом тишина, внимание, под конец сочувственное уважение. Пообщавшись с этими людьми, Ника, кажется, стала догадываться, почему придуманная Картеном история имеет такой успех у слушателей. Дело в том, что он не просто помогал каким-то варварам, а возвращал долг, спасая их за то, что ганты когда-то не дали морякам умереть с голода, не захватили в плен, не обратили в рабство. Все это казалось горожанам ясным, понятным и даже достойным некоторого уважения. Ибо ничто так не пугало их, как не выплаченный вовремя долг. Закон беспощадно карает должников. Его самого и семью могли не просто выгнать из дому, но даже продать в рабство, не делая исключений ни для женщин, ни для детей. Для многих такая перспектива казалась хуже смерти. Раб уже не человек с его стремлениями, желаниями и мечтами, он - вещь, имущество, скот, обречённый жить и умирать по воле хозяина.
Милосердие и благотворительность в этом мире не приветствовались. Возможно, поэтому Ника за всё время путешествия не заметила нищих и попрошаек. Наверняка кто-то считал Картена глупцом, потому что "обещание, данное варвару, ничего не стоит". Вот только говорить такое в толпе небезопасно.
Являясь во многом посредниками между варварскими народами и Империей, жителям городов Западного побережья приходилось соблюдать видимость честности по отношению ко всем своим торговым партнёрам. Вожди, старейшины или их доверенные лица могли зайти в порт по своим делам, и им вряд ли бы понравились такие слова. Так что острословы предпочитали посмеиваться над простофилей-канакернцем втихаря. Но Картена это нисколько не волновало, как впрочем и Нику. Её больше занимали сами города. На каждой стоянке она обязательно устраивала себе обзорные экскурсии. Вот только такого бдительного портового стражника, как в Фарнии, ей больше встречать не доводилось. Возможно, причиной тому удаление города от основных торговых путей, небольшое число заходящих в порт кораблей и полное отсутствие на них пассажирок? Либо дело в самом Гартуне, чрезвычайно усердно относившемся к своим обязанностям. Но ни в одном городе больше никому не приходило в голову спрашивать: "Кто она такая и что здесь делает?"
Ника гуляла по узким улочкам, в большинстве своём лишённым мостовой. Осматривала грозные стены и башни, заходила в величественные и не очень храмы с прекрасными, хотя и по-дурацки раскрашенными скульптурами. Заглядывала в лавки, приценивалась к тканям, украшениям, косметике, но ничего не покупала.
Девушка изо всех сил старалась вникнуть в поведение этих людей, хотя бы немного понять их, и если не сойти за "свою", то, по крайней мере, не бросаться в глаза. Путешественницу уже не удивлял вид грязных, одетых в невообразимые лохмотья рабов, убиравших улицы или ремонтирующих здания. Её не шокировал караван связанных за шеи невольников, которых подгоняли ударами древков копий усталые, злые охранники со зверскими лицами, ведущие коней в поводу. Оказывается, ездить верхом в городе имели право только гонцы и местные конные стражники. Любому варвару или купцу приходилось спешиваться ещё в воротах.
И таких, странных с точки зрения человека двадцать первого века, законов имелось великое множество. Вроде запретов рабам носить головные уборы и обшивать края одежды, метекам строить дома выше одного этажа, а женщинам даже присутствовать на народном собрании. Разумеется, у неё хватало ума держать своё мнение при себе и строго подчиняться общепринятым правилам.
В Сантис поначалу вообще заходить не собирались. Но погода начала стремительно портиться, из-за чего капитан принял решение укрыться от шторма в хорошо защищённой бухте. Ненастье разыгралось не на шутку, и мореход предложил пассажирке пожить в гостинице, где остановился сам. Ника хотела отказаться, сберегая свои скудные финансовые ресурсы, но оставаться в переполненном вонючем трюме не хотелось.
Не удивительно, что после аратачских вигвамов и хижины Наставника довольно жалкое заведение поначалу показалось ей почти дворцом. Ну или трёхзвездочным отелем по крайней мере.
Когда скособоченный, плешивый хозяин привёл их в пустую комнату, девушка не обратила внимание ни на грязные потёки по стенам, ни на земляной пол, ни на камышовый потолок и даже на сортирный аромат, струившийся из-под крышки деревянного ведра в углу. Она во все глаза таращилась на широченную, просто "императорскую" кровать с облупившейся краской на резных спинках.
Наклонившись к её уху, Риата еле слышно прошептала:
- Солома старая, госпожа. Спать плохо будет.
Ника тут же высказала свои претензии. Удивительно, но владелец гостиницы не стал спорить, пообещав исправить всё в самое ближайшее время. Решив и дальше играть роль избалованной аристократки, потребовала вытереть маленький трехногий столик и принести хотя бы одну табуретку. А когда хозяйские рабы исполнили и этот каприз, ехидно поинтересовалась, где будут спать её люди?
Тут уж лысый владелец не выдержал:
- Да где хотите, госпожа! Если желаете, прикажу ещё соломы принести. Или с собой укладывайте. На этой кровати пятерым места хватит!
Разочарованно хмыкнув, девушка окинула оценивающим взглядом монументальное сооружение на высоких толстых ножках. Пятеро вряд ли, а вот четверым точно места хватит.
- Хорошо, - нехотя буркнула она. - Разберёмся.
Вновь вернулось дурное настроение. Очарование первых минут возвращения в цивилизацию исчезло, бросилась в глаза очевидная убогость обстановки. Даже мелькнула тень сожаления о том, что она так опрометчиво покинула обжитой трюм.
Но путешественница тут же забыла обо всём, узнав, что в гостинице есть ванная! Правда местная действительность вновь внесла свои коррективы в её представления. В тесной комнатушке, темнотой и сыростью напоминавшей пещеру аратачей с "холодным кипятком", прямо в полу устроили крошечный бассейн с грубо оштукатуренными стенами. Вот только если в святилище Детей Рыси вода всё время обновлялась, оставаясь чистой. То в этой, так называемой ванной, дно едва различалось и отчётливо пахло затхлостью. За то время, что Ника прожила в этом мире, ей приходилось мыться в местах и похуже. Вот только люди там встречались гораздо реже, а значит, риск подхватить какую-нибудь заразу был существенно меньше. Подумала заставить хозяина поменять воду, только вряд ли он согласится. Разве что за дополнительную плату, а с деньгами и так напряжёнка.