– Твое дело, он фронтовик, генерал МВД в отставке, так что того, непонятный он тип.
– Да, еще скажи, что известный футболист, в прошлом. Сам болел за «Гелиос», когда они Восточные кубки брали. Ладно, присмотрись еще к нему.
Я же ничего этого не знал, но подозревал, что меня изучают мои коллеги и начальник, первая разведка боем уже состоялась, я сцепился с замом отдела, который стал меня отчитывать за мой отчет. Мне было проще, я не держался за это место, а именно, что высиживал срок, чтобы податься намного выше в аппарате ЦК.
Я заглянул к Брежневу.
– Слушай, Ильич, хочу тебя порадовать оперативной информацией. В моем отделе выявлен явный агент КГБ, и второй человек, входящий в вертикаль Хрущева, то есть все хорошее или неприятное, что они могут узнать по своей линии и должности, докладывается вышестоящим кураторам.
– Никогда не любил предателей.
– Они не предатели, они сексоты.
– Издеваешься, и кто это?
– Начальник отдела и его заместитель, ведущий инструктор отдела – этот гэбист.
– Что предлагаешь?
– А что предложить, работают и работают, уберешь этих, придут новые. Просто их надо опасаться.
– Саня, ты точно уверен в своих выводах.
– Однозначно.
– Пройдись по начальникам отделов, погляди на них.
– Ильич, как ты представляешь это себе, лучше я с товарищем посижу на нескольких совещаниях и посмотрю, кто есть кто. Правда это будет известно, что на совещаниях у руководства присутствует непонятно кто, не по чину то есть.
– Хм, ладно, соберу расширенное совещание.
– Давай отложим это дело, ты лучше тяни меня выше, может быть, отдел под меня создашь, а я потяну своих парней, чтобы были поближе, да и примелькались бы в партийных кругах.
– Хм, ладно, подумаем.
Начальники общественной приемной и моего отдела разговаривали после месяца моей работы.
– Как тебе новый «болтун»? В приемной вечно скандалы были слышны, сейчас я иногда не пойму, есть ли там люди вообще, точнее принимает ли Кольцов кого-нибудь, пока сам не подойду и не посмотрю.
– Да, Кольцов опытный бюрократ, правда, меня периодически достает, настаивая на таком-то решении вопроса с нашей стороны. Но это лучше, чем разбираться со скандалящими тетками лично. Теперь я к нему всех «тяжелых» направляю, а он как-то находит к ним подход. Самое интересное, что народ старается именно к нему попасть, а не к другим нашим работникам.
– А те что?
– А что, с одной стороны зависть, а с другой стороны довольны, что у них поменьше скандальной работы. Он в большинстве случаев быстро разбирается с просителями, хотя и вдумчиво. Я смотрел поначалу за его работой, чтобы подстраховать, если что, но он быстро вошел в курс дела и сам разруливает.
– Ты, Валентиныч, с ним поосторожнее – знаменитость футбольная, все же, хоть и бывшая, да и, мне по секрету шепнули, сам Брежнев его привел. Чуешь, кто за ним стоит!
– Честно говоря – не знал. Хотя я и подумал, что с какого перепугу нам 50-летнего пенсионера подсунули, а для него это стартовая площадка должна быть. Ну, ничего, мужик адекватный и я с ним не ссорюсь.
– Правильно, Валентиныч.
Я иногда слышал разговоры посетителей в приемной комнате о том, что люди обсуждали нового работника, то есть меня, стараясь подгадать так, чтобы по очереди попасть именно ко мне на прием, хотя и другие работали вполне ответственно, выполняя свои обязанности. Однако после приема ругались почем зря, вспоминая «тупых» посетителей и просителей.
– Палыч, вот ты что скажешь. Вот достала меня сегодня гражданка из Ставрополья со своими жалобами на местную власть.
– А в чем, Андрей, суть жалобы?
– Да имущественный спор по территории домовладения вышел между этой вдовой, муж, вроде, в войну погиб, и начальником районной милиции, который что-то там построил на якобы незаконно отторгнутой от ее домовладения земле. Быть такого не может, чтобы начальник милиции так поступил. Эта обычная скандалистка с тремя классами образования, жалобу без грамматических ошибок написать не может, а туда же, в Москву дошла.
Что тут можно было сказать. Все могло быть, конечно, в этой ситуации. Возможно, это была скандалистка по природе и даже начальники милиции ей не преграда, но, все же, в 99 случаях обычную труженицу засудят в спорах с властьимущими.
– То есть ты думаешь, что обычная работница фабрики, тем более вдова, будет отжимать у начальника милиции часть его участка? Понимаешь, вероятно, что она прошла районные и областные инстанции, и надежда на справедливое решение у нее осталось только на нас – верховную власть. Знаешь, почему разгул бандитизма все же быстро прижали в 40-х и начале 50-х годов?
– Почему, Палыч?
– Потому что много было демобилизованных военных, которые научились убивать во время войны, и в суды не бегали, а в случае проблем, решали эти проблемы так, как научились на войне. Особенно этим «грешили» те вернувшиеся с фронтов люди, у кого никого не осталось или еще ничего не было, что было страшно потерять, если тебя посадят за убийство, даже уголовника.
– Это ты к чему.
– К тому, что был бы у нее муж, то мог бы и по-военному решить дело. Мне кажется, что тут обязательно надо разбираться – слишком уж мутное дело.
– Я думал, ты меня поддержишь, а ты макнул носом.
– Ты бы, Андрей, посидел бы в окопах вместе с такими людьми, когда они с оружием в руках со своими тремя классами давали тебе 10 классов и институт окончить, тогда бы и рассуждал. А то смотришь на жизнь из родительской квартиры со всеми удобствами и спецпайком без очереди. А ты бы, как все обычные люди, пожил бы в съемной коммуналке, да в очередях постоял за хлебушком, вот потом и рассуждал бы о жизни народа.
В это же время в Кремле состоялся разговор Хрущева и Брежнева.
– Леонид, до меня дошли слухи, что ты взял себе помощника, продвигаешь человека из глубинки. Ты так в нем уверен? Может быть лучше из наших, проверенных кого-нибудь подтянуть тебе в помощники?
– Никита Сергеич, ты же знаешь, что я очень ответственно подхожу к формированию своих кадров, а с этим генералом мы на «Малой земле» вместе воевали, я его хорошо знаю, ответственный и исполнительный человек, настоящий коммунист – не подведет.
– Ну что же, твоя епархия, разбирайся в ней сам.
Через пару месяцев я стал помощником Брежнева по техническим вопросам. Начальник приемной Верховного совета разговаривал с начальником одного из отделов.
– Что я тебе, Валентиныч, говорил, пересидеть пришел к тебе Кольцов. Ты его не обижал, надеюсь?
– Не обижал, а вот Караваева Андрея, похоже, придется переводить из моего отдела с глаз долой.
– А что так?
– Чем-то он Кольцову не угодил, тот очень настоятельно попросил его убрать от работы с людьми.
Теперь уже я вызывал к себе начальников отделов, когда готовил доклады для Брежнева. Мне понравилось работать с главным специалистом организационно-аналитического отдела при аппарате Верховного совета Матлешовой. Вот уж человек был на своем месте. Предоставляемые статистические данные и аналитика на их основе, выводы были на очень высоком уровне, и всегда улыбается от души, здоровается – даже настроение улучшалось после встречи с ней. Надо будет в будущем ее продвигать повыше, такая сможет организовать работу не только отдела, но и управления.
Я присутствовал в качестве помощника Брежнева, стоя «тенью за его спиной» на заседании Правительства СССР с участием всех силовиков. Естественно, председательствовал на собрании Никита Хрущев. Обсуждался вопрос по Босфору. Докладывал министр иностранных дел Андрей Громыко: «Товарищи, сегодня турецкие власти официально заявили о том, что они закроют пролив Босфор для советских кораблей. Понятно, что это заявление готовилось за океаном, но сказали–то его турки. Как отреагируем мы?»
Народ зашумел. Военный министр Малиновский рубанул с плеча: «Такое спускать нельзя. Надо жестко поставить этих оттоманцев на место!»
«Родион, Турция вступила в НАТО, на ее территории размещены американские ядерные боеголовки. Все это надо учитывать!» – возразил ему Громыко.
– Да знаю я. Ну и что, мы эту Турцию раздавим в неделю вместе с их боеголовками.
«А ведь товарищ Брежнев предупреждал о таком демарше Турции. Ты как в воду глядел, Леонид, прямо настоящий провидец!» – обратился Хрущев к Брежневу.
Брежнев выдержал взгляд Хрущева, ответив: «Никита Сергеевич, это все аналитика. Турки посчитали себя защищенными под крылышком США, вот и разгорелись у них имперские аппетиты. Но я полностью согласен с нашими военными. Такое наплевательское отношение к СССР надо давить на корню!»
Малиновский кивнул Брежневу. Дебаты возобновились. Тут я шепнул Брежневу актуальную, на мой взгляд, фразу. Брежнев одобрительно хмыкнул и снова попросил слово: «Товарищи! Шутить и противопоставлять себя нам может только Америка, все остальные прихлебатели – это самые обычные шавки, поэтому нечего с ними церемониться. Надо давать жесткий ответ на их провокации, и пусть у них самих голова болит, как реагировать на нашу правду!»
«Верно сказал, Леонид! В общем, делаем так. Первое – никаких нот протеста писать не будем, еще не хватало нам перед Турцией унижаться. Второе – завтра товарищ Громыко выступит перед журналистами и доведет до них нашу официальную реакцию на эти заявления», – сказал Хрущев, подводя итог вопросу.
На следующий день в МИДе был созван брифинг для иностранных журналистов. Громыко отвечал на вопросы корреспондентов различных газет, которые в конце, так сказать, на самую закуску, задали волнующий всех вопрос по Турции и Босфору.
Министр выдержал паузу, как будто собирался с мыслями и ответил: «Что я могу сказать по поводу таких заявлений турецкого руководства. Проход через пролив регламентируется международным соглашением и Турция не имеет никакого права закрывать его для наших кораблей. Если Турция все же закроет Босфор, то нам он и не нужен. Мы все равно найдем, как выйти в Средиземное море».
– Как это найдете? Там всего лишь один пролив – это указано в любом учебнике географии и на любой карте!
– Если нас не пускают через Босфор, то после пары залпов наших ракет там появится много других проливов, через которые наши корабли будут выходить из Черного моря. Правда, я не уверен, что после них останется на месте Стамбул, но нам-то что до этого.
В этот же день было выступление турецкого руководства, в котором оно сообщило, что Турция полностью соблюдает все международные договора и никаких препятствий чинить не собирается.
Мы слушали выступление министра, а затем реакцию Турции и радостно улыбались и потирали руки. С СССР в то время шутить было чревато, руководство реагировало адекватно.
А вот по Берлинскому кризису или ультиматуму Хрущева дела никак не шли, пока восточные немцы не взялись за дело сами. Об этом я тоже рассказал Брежневу.
Став референтом или помощником уже «по всему» при Брежневе, потихоньку становился фигурой, имеющий определенный вес, поскольку мелькал на собраниях и заседаниях различного уровня, всегда был в свите Председателя Президиума Верховного Совета СССР на значимых совещаниях. Курировал я вопросы промышленности для Председателя, в какой-то степени дублируя их с Секретариатом ЦК КПСС и другим его помощником, поэтому профильные министры и председатель Госплана очень редко, а их заместители частенько встречались со мной, предоставляя информацию для подготовки справок и докладов для Брежнева. Я звонил, договаривался о встрече, и ездил к ним в министерства, но в очередях не сидел, не по статусу уже было. А если что–то было серьезное, то и вызывал к себе «на ковер» ответственных работников вплоть до заместителей министров. Так шла моя работа.
– Леонид, пора подтягивать нужные кадры поближе к Москве.
– Давай, я подпишу приказы.
Через несколько дней я передал ему список лиц, которых хотел видеть в столице.
– Ты что, Саня, обалдел столько!?
– Леонид, ты формально третий по должности человек в иерархии руководства страны, что тебе стоит подписать назначения? Хорошо, этих давай подтянем чуть позже, а этих надо сейчас!
Так в центральном аппарате МВД СССР начальниками отделов или их замами оказались Ледков, Клепченко и Воронов, а в аппарате Верховного совета Конышев, Евгений Киричев, Недогаров и Кирилов. Вакантные места в Шахтах заняли их протеже, которые также готовились в нужное время к старту в Москву.
Глава 6. Началось…
На внешнеполитической арене мы снова боролись за мир во всем мире, а вот внутри страны дела шли все хуже и хуже.
«Саш, что будет-то? С полок магазинов пропали крупы, хлеб по часовым очередям, не говоря уже о деликатесах», – спросила у меня Галина.
– У меня и Лены есть спецпаек, мы питаемся по иной категории, чем все, так что чего ты расстраиваешься?
– Саш, я серьезно спрашиваю, что нас ждет?
– Годик-другой тяжко будет, а там все наладится и период с 1965 по 1975 годы, пожалуй, будет самым стабильным и щедрым на продукты в магазинах, если ничего не изменится.
Однако, несмотря на мои шутки, в стране из-за проблем в сельскохозяйственной и финансовой сферах в начале 1962 года образовался острейший дефицит хлеба, круп, растительного масла, мяса, молока и других основных продуктов питания. Обстановка в стране стала накаляться.
Я присутствовал на очередном заседании Президиума Верховного Совета, на котором по поручению Брежнева выступил с докладом о состоянии обеспечения продуктами питания и настроениях на крупнейших заводах Москвы. Уделил внимание и югу страны, где народ казачий, горячий, и меры по урезанию зарплат при повышении цен на продукты могут спровоцировать активное недовольство, вплоть до забастовок и демонстраций протеста.
– Товарищи, этот доклад не мое желание нагнести обстановку, все пока вполне поправимо, а информация для выработки адекватных мер по стабилизации обстановки.
«Спасибо, товарищ Кольцов, мы вас услышали, а с врагами советской власти будем решать вопросы со всей партийной принципиальностью», – ответил мне Косыгин, курирующий экономику.
Я уселся на свое место и стал слушать дальнейшие прения. Брежнев сидел задумчивым, ловя взгляды неудовольствия Хрущева. Несмотря на то, что о плохом говорил я, это ничего не меняло, ведь я был человеком Брежнева.
Затем взял слово пока еще министр сельского хозяйства СССР Ольшанский: «Кризис с продуктами очень серьезный, мы не можем обеспечить полноценное снабжение городов центральной и южной России. Мы провели совещания при участии товарища Косыгина, выработали наши предложения и считаем необходимым в ряде регионов страны ввести карточки на большинство видов продовольственных товаров».
Я смотрел на Ольшанского и размышлял о том, что этого человека, выполняющего волю Хрущева, скоро отправят на пенсию, как завалившего наше сельское хозяйство – кто-то же должен быть виноватым.
После него выступил Алексей Николаевич Косыгин: «Товарищи, как не прискорбно об этом говорить, но из-за непредвиденных неурожаев и заключенных нашей страной зарубежных контрактов, в частности обязательств по поставке пшеницы в Египет, наша сельскохозяйственная политика трещит по швам. В этих условиях мы вынуждены пойти на повышение цен на продовольствие. Эта временная мера должна будет сгладить дисбаланс потребительского рынка, стабилизировав доходы граждан и наличие продуктовых товаров в магазинах».
Затем слово взял председатель Совета министров СССР Хрущёв: «Товарищи, в связи с тем, что к началу лета образовался огромный недостаток хлеба из-за краха целинной эпопеи, которую не смогли грамотно воплотить в жизнь руководители нашим сельским хозяйством, считаю необходимым провести закупку зерна за границей, чтобы насытить наш рынок и отправить в Египет».
Далее были заслушаны доклады нескольких министров, в том числе финансов, тяжелой и легкой промышленности, иных руководителей страны и принято очередное мудрое решение партии. Одним словом, предложение вождей свелось к идее «раз у людей есть деньги, то уменьшим им зарплату и повысим цены, чтобы стабилизировать рынок». В результате, закупленная в Канаде за золото пшеница оказалась поистине на вес золота, что еще больше подорвало международные позиции рубля, и соответственно, хоть и косвенно, но сказалось на годовом бюджете государства.