— Сможем здесь переправиться? — спросил Финан.
— Если придется, то Лаутер пересечь можно. — Я без особого энтузиазма указал на реку правее от нас: речушка хоть и неглубокая, её быстрые воды бурлили по каменистому руслу. — Предпочёл бы не пробовать, — добавил я, — стоит споткнуться, и те ублюдки будут на седьмом небе от счастья. Лучше уж останемся между реками.
— Похоже, они сливаются!
— Точно.
Финан с интересом взглянул на меня. Мы скакали к узкой полоске земли, где встречались две реки, а обратный путь к лагерю перекрыли всадники Гутфрита, но Финан не услышал в моем голосе тревоги. Хмурясь, он оглянулся на быстрые воды, перевел взгляд на густой лесок, остававшийся слева от нас. Усмехнулся.
— Говоришь, охота на кабана? Иногда ты бываешь хитёр как змей, господин.
— Иногда?
Он опять рассмеялся, внезапно обрадовавшись тому, что скачет рядом со мной под дождем. Мы свернули на север, в сторону леса, позади показались наши преследователи. Они были ещё достаточно далеко, но, должно быть, решили, что мы попали в ловушку между двух разлившихся от дождя, бурлящих и быстрых рек. Дернув повод, я развернулся лицом к людям Гутфрита. Если Эгиль не там, где я думаю, тогда мы на самом деле оказались в ловушке, но норвежцу я доверял так же, как и Финану.
— Я дразню Гутфрита потому, что многого не могу понять, — пояснил я.
Всадники Гутфрита (я сомневался, что и он среди них) растянулись в цепь, загоняя нас к узкому перешейку, где оба потока соединялись в бурлящий водоворот. Всадники двигались медленно и осторожно, но были уверены, что нам от них не уйти.
— Я не знаю, что Гутфрит и Этельстан пообещали друг другу. — Я помедлил, наблюдая за всадниками. — Но хочу узнать.
Преследователи находились ещё в паре сотен шагов от нас, а нам осталось шагов пятьдесят до густого леса.
— Ну, теперь в любую минуту, — сказал я.
— Ты уверен, что Эгиль здесь?
— А какая разница? Их всего двенадцать, а нас аж двое. О чем ты беспокоишься?
Он засмеялся.
— А если Гутфрит с ними?
— Убьем ублюдка. Но сначала допросим.
Едва я договорил, преследователи пришпорили лошадей. Всадники опустили копья и поудобнее перехватили щиты, из-под копыт полетела мокрая земля. Мы немедля рванули к лесу, будто в поисках защиты среди деревьев. Пустив жеребца в галоп, я заметил в листве блеск оружия.
Под флагом с раскинувшим крылья орлом скакал сам Эгиль Скаллагриммрсон. Его всадники двумя группами вырвались из леса: одна помчалась прямо на людей Гутфрита, а другая — во фланг, отрезая им путь к отступлению. Эгиль с боевым кличем привстал в стременах, воздевая к дождливому небу Гадюку, свой меч. Рядом с ним на огромном коне скакал его брат Торольф, могучий воин, его секира приготовилась убивать. Норвежцы жаждали боя, и мы с Финаном развернулись, присоединяясь к атаке.
Через одно ужасающее мгновение люди Гутфрита осознали, что это ловушка. Дождь хлестал им в лицо, они думали, что это мы в ловушке, но потом их насторожил крик. Они, как и мы, развернули лошадей в сторону Эгиля, но один жеребец поскользнулся и упал. Придавленный барахтающейся лошадью всадник завопил от боли, а спустя мгновение копейщики Эгиля врезались в них, мгновенно выбив трех всадников из седел. Под утренним дождем пузырилась кровь. Эгиль отбил копье Гадюкой и обратным движением чиркнул всадника по лицу. Выжившие, увидев, что пусть к бегству отрезан второй группой всадников Эгиля, уже бросали мечи и копья, выкрикивая, что сдаются. Лишь один пытался сбежать, в кровь пришпоривая жеребца в сторону Лаутера.
С криком «Мой!» Финан бросился вслед за ним.
— Мне он нужен живым! — крикнул я.
Ножны всадника громко хлопали, копыта коня молотили размокший дёрн. Мне на миг показалось, что это сам Гутфрит, но беглец был слишком худой, а из-под шлема свисала длинная светлая коса.
— Живым! — снова крикнул я, догоняя Финана.
Всадник гнал коня вниз по крутому берегу, в быстрые воды Лаутера. Жеребец заартачился, шпоры снова окрасились кровью, а потом, видимо, переднее копыто запнулось о камень, скрытый белой пеной воды, и конь повалился набок. Вместе с ним упал и всадник, каким-то образом умудрившись удерживать щит и меч. Он сумел высвободить ногу из-под бьющегося коня и попробовал встать, но спешившийся Финан уже стоял над ним, приставив к горлу Похитителя душ. Я остался на берегу.
Лошадь выбралась из воды, а упавший всадник сделал попытку замахнуться мечом на Финана, но тут же притих, когда Похититель душ легко кольнул его в горло.
— Можешь поговорить с ним, — сказал Финан, останавливаясь, чтобы подобрать брошенный пленником меч, и я увидел, что это Колфинн, бросивший мне вызов, когда мы прибыли в Бургэм.
Финан швырнул меч на берег и рывком поднял Колфинна на ноги.
— Лезь на берег, парень. А щит тебе не понадобится.
Насквозь вымокший Колфинн поднялся по скользкому берегу, дёрнулся было в сторону своей лошади, но Финан шлепнул его мечом по шлему.
— Лошадь тебе тоже не нужна. Ты идёшь пешком.
Колфинн зло взглянул на меня, словно хотел что-то сказать, но раздумал. Со светлых волос, заплетённых в косу, стекала вода, сапоги хлюпали. Колфинна отправили к остальным выжившим, окружённым копейщиками Эгиля.
— Слишком легко вышло, — проворчал Эгиль, когда я присоединился к нему.
Мы взяли в плен восьмерых, со всех сняли кольчуги и шлемы, отобрали оружие. Я отвёл в сторону их предводителя, угрюмого воина по имени Хоберн, а остальные тем временем под направленными на них норвежскими копьями сбросили в Лаутер своих мертвых товарищей. Один из людей Эгиля приказал и Колфинну снять кольчугу, но я его остановил.
— Оставь его, — велел я.
— Господин?
— Оставь его, — повторил я и повел Хоберна к слиянию рек.
За мной последовал Торольф с тяжелым топором наготове, который ему, похоже, не терпелось воткнуть Хоберну в спину.
— Так о чем договаривались Этельстан и Гутфрит? — поинтересовался я.
— О чем договаривались? — угрюмо переспросил Хоберн.
— Когда Гутфрит принес Этельстану клятву, — рявкнул я, — о чем они договорились?
— О дани, армии и миссионерах, — грустно ответил он.
Он не хотел говорить, но Торольф рывком заставил его опуститься на колени. Хоберн уже лишился оружия, шлема и кольчуги и сейчас дрожал под холодным дождем. Теперь я вынуждал его говорить, приставив к лицу небольшой нож.
— Миссионерах? — удивился я.
— Гутфрит должен креститься, — пробормотал он.
Я расхохотался.
— А остальные? Вы все должны стать христианами?
— Так он говорит, господин.
Мне не следовало удивляться. Этельстан хотел объединить саксов в одну страну, Инглаланд, и каждый житель Инглаланда должен быть христианином, а Нортумбрия до сих пор далеко не христианская страна. Почти всю мою жизнь ею правили даны или норвежцы, и язычники постоянно прибывали на кораблях. Этельстан может обратить страну в христианство, вырезав язычников, но тогда начнется война, в которую могут вмешаться норманны из-за моря.
Лучше, намного лучше, обратить самих норманнов, а самый быстрый способ это сделать — крестить их предводителей. Это сработало в Восточной Англии и Мерсии, и даны, населявшие эти земли, теперь поклонялись пригвожденному богу, а некоторые из них, как епископ Ода, подвизались в церкви. Я не сомневался, что Этельстан хотел бы убить Гутфрита, но это лишь позволит другим членам его семьи претендовать на трон, и в первую очередь, Анлафу, норвежцу, чей флот бороздил море, а армия покорила почти всех его ирландских соперников. Этельстану выгоднее держать на троне слабого Гутфрита, заставить его креститься, разместить в его стране гарнизоны верных саксов и ослабить его власть, затребовав большую дань серебром.
— И зачем Гутфрит послал тебя за мной?
Хоберн поколебался, но я сместил нож ближе к его глазам.
— Он ненавидит тебя, господин.
— И что?
Снова сомнения, снова движение ножа.
— Он хочет твоей смерти, господин.
— Потому что я помешал ему попасть к Константину Шотландскому?
— Потому что он ненавидит тебя, господин.
— А Этельстан хочет моей смерти?
Вопрос его удивил, и он пожал плечами.
— Он такого не говорил, господин.
— Гутфрит не говорил?
— Он сказал, ты должен платить ему дань, господин.
— Я? Платить этому дерьму?
Хоберн пожал плечами в знак того, что не он в ответе за сказанное.
— Король Этельстан сказал, что Беббанбург находится в королевстве Гутфрита, а значит, ты должен поклясться Гутфриту в верности. Он сказал, благодаря твоим землям Гутфрит может разбогатеть.
— То есть, Гутфрит должен воевать со мной?
— Он должен потребовать дань, господин.
И если я откажусь платить, а так и будет, Гутфрит возьмет объявленную им дань скотом. А значит, между Эофервиком и Беббанбургом начнется война, которая ослабит нас обоих и даст Этельстану повод вмешаться в качестве миротворца.
— Кто этот вчерашний лучник? — внезапно спросил я.
— Вчерашний? — переспросил Хоберн и вздрогнул, когда я острием кольнул кожу под его левым глазом. — Колфинн, господин.
— Колфинн! — удивился я, хотя, по правде говоря, и ожидал, что это будет вспыльчивый молодой воин, обвинивший меня в трусости.
— Он главный ловчий Гутфрита, — пробормотал Хоберн.
— Гутфрит велел меня убить?
— Не знаю, господин, — снова вздрогнул он. — Не знаю!
Я немного отодвинул нож.
— Гутфрит принимал послов Константина, верно?
— Да, господин, — кивнул он.
— И чего хотел Константин? Союза с Гутфритом?
— Да, господин.
Еще один кивок.
— И Константин сохранит трон за Гутфритом?
Хоберн поколебался, но тут увидел блеск ножа.
— Нет, господин.
— Нет?
— Он пообещал Гутфриту Беббанбург.
— Беббанбург, — ровным тоном повторил я.
Он кивнул.
— Константин ему пообещал.
Я встал, проклиная боль в коленях.
— Значит, Гутфрит глупец, — яростно сказал я. — Константин всегда хотел заполучить Беббанбург. Думаешь, он отдаст его Гутфриту?
Я убрал нож в ножны и отошел на несколько шагов.
Удивился ли я? Константин отправил Домналла в Беббанбург с щедрым предложением мира и помощи, но под ним просто скрывались его честолюбивые планы править всей Нортумбрией, а как обнаружили поколения норманнов, чтобы править Нортумбрией, нужно владеть ее самой главной крепостью. Если Гутфрит вступил в союз с Константином, он вскоре будет мертв, и над моей крепостью взовьется флаг Альбы.
— И что ты узнал?
Финан последовал за мной.
— Никому нельзя доверять.
— О да, это очень полезно, — язвительно заметил он.
— Им всем нужен Беббанбург. Всем.
— А ты чего хочешь?
— Уладить одну ссору, — злобно буркнул я. — Ты принес меч этого недоноска?
— Колфинна? Вот.
Он протянул мне меч.
— Отдай ему.
— Но...
— Отдай ему. — Я направился обратно к мрачным пленникам. Только Колфинн остался в кольчуге, но насквозь промок и дрожал на порывистом ветру, хлеставшем дождем с востока. — Ты назвал меня трусом, — рявкнул я, — так что бери меч.
Он беспокойно перевел взгляд с меня на Финана, а затем взял протянутый ирландцем меч.
Я вытащил Вздох змея. Я злился, но не на Колфинна и даже не на Гутфрита, а на себя. За то, что не распознал очевидного. Вот почти образовавшийся Инглаланд, вот Альба, желающая править еще большей территорией, а между ними Нортумбрия: не языческая и не христианская, не шотландская и не английская, и вскоре она должна стать или той, или другой. А значит, мне придется сражаться, хочу я того или нет.
Но сейчас предстояла менее серьезная схватка, я надеялся, она смягчит мой гнев перед более значительной.
— Ты назвал меня трусом, — бросил я Колфинну, — и вызвал меня на бой. Принимаю твой вызов. — Я быстро двинулся в его сторону, а потом, помедлив, сделал шажок назад. Колфинн отступил, и я заметил, что ему мешают намокшие сапоги. Я опять двинулся в атаку, рубанув мечом наискось, а противник поднял клинок, чтобы парировать, но до того, как мечи столкнулись, я отступил в сторону, и его удар вышел слабым. — Это все, на что ты способен? — Я хотел его раздразнить. — А браслеты где взял? Боролся с детишками?
— Тебе конец, старик, — сказал он, переходя в атаку.
Он двигался быстро и бросился на меня так же яростно, как я на него. Он напал так быстро и яростно, что я с трудом отбил его первый мощный удар, но промокшая одежда сделала юнца неуклюжим. Я тоже промок под дождем, но не так сильно, как упавший в воду Колфинн. Он поморщился, снова замахиваясь, а я поощрил его, шагнув назад и притворившись, будто отступаю под его свирепым натиском. Я заметил на его лице радость предвкушения оттого, что именно он сразит Утреда Беббанбургского.
Он хотел закончить бой быстро и, стиснув зубы, с ревом шагнул ко мне, замахнувшись для удара, который должен был вспороть мне живот и вывалить мои кишки на землю, я же шагнул к нему навстречу и ударил в лицо рукоятью Вздоха змея, выбив глаз навершием меча. Резкая боль лишила юнца сил, он отшатнулся. Я с силой толкнул его, и он упал.
— Ты обозвал меня трусом, — сказал я и взмахнул Вздохом змея, наполовину отрубив ему правое запястье.
Его пальцы разжались, и я пинком отбросил его меч в мокрую траву.
— Нет! — крикнул он.
— Не хочу увидеть в Вальхалле твою гнусную морду, — ответил я и, обеими руками перехватив меч, вогнал его в грудь, рассекая кольчугу, кожу и кости.
Колфинн дернулся, и его стон перешел в хрип. Я высвободил Вздох змея и протянул его Рорику.
— Почисть его, — приказал я, нагнулся и снял шесть браслетов Колфинна, два золотых и четыре серебряных, один был инкрустирован гранатами. — Возьми его пояс с мечом.
Мы забрали у людей Гутфрита все ценное. Лошадей, деньги, кольчуги, шлемы, сапоги и оружие.
— Скажи Гутфриту, пусть заставит Беббанбург сдаться, — сказал я Хоберну. — Или хотя бы попытается.
Мы поехали обратно в лагерь. Гутфрит наверняка видел нас и дюжину лошадей без всадников, которую мы вели с собой, но остался в хижине.
А меня ждал Фраомар. Я спешился, и он поклонился, на веснушчатом лице отразилась тревога, когда он заметил захваченных лошадей и как воины Эгиля складывали в кучу трофейное оружие. Ничего не сказав по этому поводу, он снова поклонился.
— Лорд Утред, король желает тебя видеть.
— Он может подождать. Мне нужна сухая одежда.
— Он долго ждал, господин.
— Значит, ему не привыкать.
Я не переоделся. Дождь смыл кровь Колфинна с моей кольчуги, но пятно на плаще, превратившееся в черные разводы, не оставляло сомнений. Заставив Фраомара подождать, я поехал с ним в монастырь в Дакоре, который лежал в залитой дождем долине, окруженной заплатками полей и двумя ухоженными садами. В полях было еще больше шатров, хижин, флагштоков с промокшими знаменами и загонов с лошадьми. Бо́льшая часть войска саксов Этельстана расположилась вокруг бревенчатого монастыря, принявшего у себя короля.
У ворот монастыря мне пришлось отдать Вздох змея. Только королевская стража имела право носить оружие в присутствии короля, хотя прошлой ночью Хивел не поднял суеты из-за моего меча. Я взял с собой Финана и Эгиля, и они тоже положили Похитителя душ и Гадюку на стол, где уже лежали с десяток мечей. Мы добавили свои смертоносные саксы — короткие клинки, весьма полезные в толчее стены щитов. Мое Осиное жало выпило жизнь Вармунда в тот день, когда я подарил Этельстану корону, и со смерти Вармунда начало распадаться противостоявшее Этельстану войско.
— Нужно было назвать этот сакс Создатель королей, — сказал я слуге, но тот лишь недоуменно поглядел на меня.
Фраомар провел нас по длинному коридору.
— Здесь всего несколько монахов, — заметил он, когда мы проходили мимо дверей в пустые кельи. — Королю требовалось место для свиты, так что братию отослали на юг, в другой дом. Но аббат был счастлив!
— Счастлив?
— Мы перестроили трапезную, и король, конечно же, проявил немалую щедрость. Он отдал монастырю глаз Святой Люции.