С последним встречным судном, следовавшим, очевидно в сторону канала, разошлись ещё в начале вахты. Рулевой матрос занят приготовлением чая. Он по-особому его заваривает. К концу рейса у Виктора, неизменного рулевого на вахте Кондаурова, сохранился заветный запас луговых трав – смеси мелиссы, зверобоя и мяты. И заварка, действительно, получалась ни на что не похожей. Божественный аромат распространился по всему мостику. Игорь вальяжно-расслабленной походкой, не торопясь прошёл в закуток штурманской рубки, где моряки ещё два года назад соорудили «фирменный» столик для чайных принадлежностей. Электрочайник с заварником были размещены на нём в специальных штормовых гнёздах. Здесь же находились и большие кружки. У каждого штурмана своя. И по не писанным «морским законам» никто из моряков не смел пользоваться не принадлежащей ему «огромной» ёмкостью для чаепития, привезённой из далёкого дома. Так было заведено, …мм-даа, такой уж порядок…
– Ну, что там у тебя? … Аромат такой, что, помяни моё слово, сейчас все сбегутся – рассмеялся Кондауров, – вот увидишь…
Только-только поспел…Можно наливать, …всё готово. Василич, а ты был когда-нибудь на Кубе?
– Не-а, ни разу не приходилось…Вот и побываем, посмотрим, …что, да как…
Наполнив большую кружку ароматным напитком и с удовольствием отхлебнув из неё, второй штурман неспешно проследовал к середине мостика, обогнув громоздкий пульт управления траулером, расположенный посередине рулевой рубки. Он окинул взглядом бескрайний горизонт моря. Видимость по ходу судна была изумительной, несмотря на тёмную тропическую ночь.
– не меньше 20 миль – отметил про себя Кондауров. С кружкой вышел на крыло мостика по правому борту.
Хотя берега Панамского перешейка остались уже в 160 милях по корме, тем не менее, ему казалось, что он чувствует ароматы берега до сих пор.
Нет, ну это надо же, он, Игорь Кондауров стоит сейчас на мостике Большого автономного траулера, полным ходом «шурующего» через тропические воды Карибского моря. Над головой звёздное небо, какого нигде, кроме как в тропиках, увидеть невозможно. Особенно впечатлял Млечный Путь (Milky Way). Мечтательный штурман не мог оторвать от него заворожённого взгляда. Если отрешиться от всего, то можно подумать, что ты один во Вселенной. Да, во истину, божественное зрелище. Мог ли он подумать ещё десять лет назад, что, вот так будет стоять на мостике океанского судна и с восхищением смотреть на тропическое звёздное небо. Кто бы сказал ему об этом тогда, никогда бы не поверил и, тем не менее, сегодня и сейчас второй штурман Кондауров пересекает воды Карибского моря. Невероятно!
– Что, Василич, балдеешь? – прервал мечтательные размышления Игоря рулевой.
– Да, и есть от чего, ВиктОр…– именно так, Кондауров называл рулевого по имени с ударением на «О», переиначивая имя на французский лад.
– Ты только подумай, ВиктОр, люди платят бешеные деньги за круизы в тропики. А мы с тобой пересекаем их совершенно бесплатно, так мало того, нам ещё за это и заплатят. – рассмеялся счастливо Кондауров. – Нееет, что ни говори, а жизнь прекрасна! Да, ВиктОр? – вопрос был риторическим, …ответа не требовалось, …и так всё было понятно.
Ещё раз, глубоко вдохнув свежего морского тропического воздуха, Игорь всё той же вальяжной походкой проследовал внутрь рубки. Подойдя к штурманскому столу, с любопытством, в который раз посмотрел на генеральную карту перехода. Это была «двухмиллионка» (1: 2 000 000). «Западная часть Карибского моря» – гласило название в левом нижнем углу карты № 30120.
Кондауров отметил про себя романтические названия на ней: банка Розалинд! Остров Провиденсия! Большие Антильские острова! Остров Большой Кайман (наверное, там до чёрта крокодилов, судя по названию), Юкатанский пролив! …Романтика, блин! В правой части карты, южнее Кубы, расположилась Ямайка!
Все названия словно сошли со страниц пиратских романов Сабатини про капитана Блада, которыми подросток Кондауров зачитывался в детстве. В его воображении эти названия звучали словно волшебная музыка.
Ещё час назад штурман Кондауров закончил заполнять ежесуточную сводку «Океан», которую начальник радиостанции утром передаст на берег. И сейчас делать было в общем-то нечего, что было очень непривычно для второго помощника. На промысле-то не забалуешь. Вахта пролетает так, что и время не замечаешь. Носишься по мосту как «раненая в задницу рысь», откуда пошло это выражение Кондауров уже не помнил, но очень нравилось ему, потому что было образным и точно выражало состояние вахтенного штурмана.
– Тааак, «чаи – сахары» пьёте? … понятно… – в проёме открытой двери на крыле мостика стоял второй механик. – мы, значит, в машине, «жопа в мыле», а вы тут чайком балуетесь, …мне-то нальёте?
– Коля, проходи, наливай сам, …вестовых здесь нет. Какую кружку брать, сам знаешь (для гостей мостика были специальные кружки) …
– Хорошо тут у вас, …на мосту. Красота! Можно даже сказать, лепота…не то что у нас….
– Ой, да ладно тебе. Не прибедняйся. Особенно у тебя, в мыле…– рассмеялся Игорь. – а вообще, сколько раз я тебе говорил, что на судовода надо было учиться, а не на маслопупа (сленг – шутливое прозвище механиков и мотористов на флоте).
Спустя ещё десять минут на мостике обозначился и старший электромеханик. Собралась обычная для этого времени, компания приятелей. Что ни говори, переход из района промысла был светлой отдушиной для моряков. Так, пикируясь и подшучивая, друг над другом, моряки коротали ходовую вахту. Смех и веселье царило на мостике. Из громкоговорителя судового радиопеленгатора «Рыбка-М», настроенного Кондауровым на широковещательные частоты, доносилась лёгкая латиноамериканская музыка.
За этими разговорами, шутками и музыкой время летело незаметно. Вместе с тем, Кондауров не забывал смотреть вперёд и по сторонам. Служба есть служба. В очередной раз он подошёл к экрану локатора. Бросил взгляд на пробегающий по кругу луч электронной развёртки. Кругом никого. Море было пустынным. Он подвинул кожаное кресло поближе к пульту управления судном. Закинул на него ноги, скрестил их по-ковбойски и, облокотившись на спинку, стал мерно раскачиваться на двух задних ножках кресла.
Через некоторое время из-за пережатой вены одна нога к него затекла. Чуть приподнявшись, он решил сменить положение ног, но та, что затекла, соскользнула (он её просто не чувствовал) неожиданно на пульт. А ещё мгновение спустя судно и окрестности огласил рёв туманного горна. Один продолжительный гудок!
От неожиданности, Кондауров вместе с креслом грохнулся на палубу мостика. Попытался вскочить, но затёкшая нога не слушалась, она подломилась, и он опять упал на четвереньки. А гудки туманной сирены продолжались. Не сообразив сразу, что это такое, второй штурман, всё-таки поднявшись на ноги, бросился, приволакивая ногу на крыло правого борта.
– Виктор, на левый борт…смотри, что там!
– Где? Что? Где встречное судно? Ведь если гудок такой громкий, значит встречный пароход, где-то рядом! Но где же он? Море было чистым. Кругом никого. А гудки всё продолжались…Блин, что же это такое? Непонятно. … И тут он неожиданно сообразил…Нога, …блин, затёкшая нога соскользнула и включила нечаянно автомат подачи звуковых сигналов. Включился режим подачи туманного сигнала – «СУДНО НА ХОДУ». А моряки на мостике приняли его за сигнал встречного судна!
Игорь подскочил к пульту и отключил автомат. Гудки прекратились. Из динамиков радиопеленгатора продолжала звучать лёгкая музыка, как теперь показалось Кондаурову, издевательски громко звучать…
– … твою мать…– зло выругался он и только успел выключить приёмник, как дверь в рубку с грохотом кремальерных задвижек распахнулась, и на мостик ворвался полуголый капитан, одетый только в спортивные треники с пузырями на коленях. Волосы на голове были всклокочены. На левой щеке отпечатались следы подушки. Спал, видать, бедолага.
– Что? … Где? … Что случилось? Где встречное судно? Как допустили такое сближение, что он уже гудит нам, бля?
Электромеха со вторым механиком, как ветром сдуло. Они постыдно ретировались через крылья мостика, оставив Кондаурова один на один с капитаном.
– Виноват, Вячеславович, … всё нормально, извините. Нет никакого встречного судна. Это я, …случайно включил автомат подачи туманных сигналов…Он, сука, когда надо никогда с первого раза не включается, …а тут, бля, как специально, …сука, с первого раза включился, блин. Ну, виноват, простите.
Успокоившись, приходя в себя, капитан Ажогин дрожащими от волнения руками зажёг сигарету. Сунув её в рот он уставился на валявшееся на палубе кресло и всё понял.
– Тааак, значит, так ты вахту несёшь, …понятно…
Рулевой, от греха подальше, забился в угол на левом крыле мостика.
Некоторое время капитан задумчиво курил и молчал. Затем, подойдя к чайнику, потрогал его руками – остыл уже…Тут он неожиданно рассмеялся.
– Что? Сильно грохнулся? …Поделом, …будешь знать…Ну, так будет горячий чай или нет? Где вперёдсмотрящий?
– Тут я, …вот он я, Вячеслав Васильевич…Щас, момент, ща сделаем… – засуетился Виктор.
Инцидент на этом был исчерпан. Весь оставшийся до конца рейса переход в Мурманск Кондауров так и не присаживался в это кресло. Урок он усвоил. Только иногда, нет-нет, а бросал на него недобрый взгляд.
Далее, отрезок пути до Гаваны прошли без всяких происшествий. На следующую ночь, опять же, на вахте Игоря миновали опасный участок в районе банки Розалинд. Пройдя которую, подвернули на курс 320° и 22 июля вошли в Юкатанский пролив. Обогнули мыс Сан-Антонио – самую крайнюю западную точку побережья Кубы в 30 милях и днём 23 июля 1983 года вошли в бухту Гаваны.
Из особенностей стоянки на Кубе следует отметить оформление прихода. Судовой агент потребовал от капитана более 20 экземпляров судовых ролей. Третий помощник капитана, на которого возложена обязанность подготовки документов натурально пришёл в ужас:
– Сколько-сколько?! …Вы не ошиблись?! … Куда столько ролей? … Мне надо будет сутки, не меньше, печатать их на машинке (компьютеров-то тогда не было).
Выручили представители советского консульского отдела посольства. Они взяли один экземпляр судовой роли, смотались к себе в офис и отксерили нужное количество экземпляров. Через час все роли представили кубинским властям. Такое большое количество объяснялось тем, что, с их слов, роли предназначались во все полицейские участки Гаваны.
– Мммм-да, дела…. Ну, хозяин – барин.
Портовые власти поднялись на борт целой гурьбой. Их было никак не меньше 10 – 12 человек. Это и представители Капитании порта, санитарные инспектора, пограничные власти, даже представители мэрии (если переложить на современные понятия). И все они непременно старались попасть в каюту капитана и каждому из них нужно было уделить внимание. Мест там на всех не хватало. По правилам морского гостеприимства капитан распорядился накрыть большой стол в кают-компании и разместить всех гостей. Выручили здесь, опять же представители нашего посольства. Они переговорили с капитаном тет-а-тет и объяснили, что именно надо кубинцам.
– Капитан, Вы же привезли ценный груз – мороженую рыбу. Куба очень бедная страна. Они все явились за «данью». Поделитесь с ними рыбой, и всё у вас будет Тип-Топ. Все проблемы снимутся, как бы, сами собой.
Сказано – сделано. На всю эту «гурьбу» приготовили рыбу. Одарили их щедро. Кому по одному коробу рыбы (30 кг.), кому два (тем, кто поважнее). В общем, "всем сёстрам – по серьгам". Это зрелище нужно было видеть, когда через три часа после приёма в кают-компании гости спускались по трапу с помощью наших моряков и выносили с борта на плечах короба с рыбой. Дамам, которые были в составе «представительной» делегации отгрузить и доставить рыбу по месту назначения помогли представители нашего посольства.
Полицейские и пограничники на берегу провожали гостей внешне равнодушными взглядами. Видимо, такая процедура была им не в новинку. А после их убытия пришла очередь и более мелких чиновников – тех самых рядовых полицейских и пограничников. Этим уже «отстёгивали» помалу. Мороженые брикеты моряки разламывали и потрошили на борту, насыпая им в пакеты рыбу «на развес». Руководили этой «отгрузкой» второй штурман и технолог. Наконец, все удовлетворились. На эти мероприятия было затрачено не менее тонны мороженой ставриды. А она ведь была уже учтена во всех судовых документах и коносаментах на груз. Технолог хватался за голову.
– Господи, как же я её спишу? Что делать то? – нудил старший «рыбкин» (сленг – морское прозвище технолога).
– Степаныч, да не бзди, …первый раз что-ли? Прорвёмся. – успокаивал его Кондауров – Ты же тёртый калач…бой, порванная тара, разломанные стропа на выгрузке…утряска, усушка, что там у тебя ещё на такие случаи предусмотрено? … – смеялся Игорь. Заактируем, … и порядок.
После оформления всех формальностей и убытия властей судно получило, так называемую «свободную практику», т.е. морякам разрешался сход на берег. Но перед этим женщина из советского посольства довела до экипажа информацию по правилам и особенностям поведения советских моряков на Кубе. Она рекомендовала не выходить в город в шортах (температура в июле в Гаване была + 30 – 35°С). Не использовать одежду белого цвета. Всё это объяснила особым отрицательным отношением кубинцев к такой экипировке. Якобы, такие наряды напоминали им времена засилья Острова американцами, «янки», как их они называли. Пробковые шлемы, шорты, белая форма – это, по мнению кубинцев, атрибуты колонизаторов. Надевать их было рискованно, можно было нарваться в городе на большие неприятности со стороны местных жителей. Кроме того, женщина из посольства предупредила, что практически через одного, кубинцы являлись членами «Комитетов защиты революции» – местных аналогов нашей госбезопасности времён революции (ВЧК). Всё это следовало учитывать. Инструктаж дама проводила вместе с первым помощником капитана («комиссаром» – сленг, прозвище политработников на флоте). После её ухода комиссар сообщил всем, что судно прибыло на Кубу в канун юбилея – 30 летия празднования штурма казарм Монкада. Далее информация из Сети:
«26 июля 1953 года казармы Монкада – военный гарнизон в городе Сантьяго-де-Куба были атакованы революционерами во главе с Фиделем и Раулем Кастро. Штурм казарм Монкада является одной из славных страниц мирового революционного движения. Это нападение положило начало Кубинской революции. Дата боя дала имя революционной организации Фиделя Кастро – «Движение 26 июля». Героический штурм казармы Монкада группой революционеров во главе с Фиделем Кастро, несмотря на свою неудачу, вписан в историю революции Кубы как начало освободительной борьбы, послужившей прологом революционной войны 1956 – 1959 гг., завершившейся свержением диктатуры Батисты, установлением народной власти, достижением подлинной независимости на Острове Свободы».
Комиссар сообщил, что властями города экипаж «Алексея Генералова» приглашён на празднование этого события, и желающие посетить площадь Революции, где будет выступать вживую легендарный Команданте, могут у него записаться. Записались почти все. На борту должна была остаться только вахта.
26 июля 1983 года команда была поднята в пять часов утра местного времени. Автобусы уже стояли под бортом. Дружно погрузились и через 40 минут уже выходили на Площади Революции (Plaza de la Revolución). Моряков провели на трибуны. Народу уже собралось достаточно, и люди всё прибывали. Начало митинга и парада было назначено на 07 часов утра. Такое раннее время начала, очевидно, было связано с особенностями погоды. К 10 утра, т.е. к тому времени, когда в Москве обычно начинаются парады, в Гаване будет уже очень жарко. Сбоя в расписания начала не было, и 06.55 на трибуну поднялся Фидель Кастро. Моряки стояли группой примерно в 200 м. от главной трибуны и поэтому могли слышать и видеть Фиделя, практически рядом, как считал Кондауров. Это была невероятная удача, видеть и слышать вживую легендарную личность – Команданте Кубинской Революции.