Завет Адмирала - Нескоромных Вячеслав 2 стр.


– На орденах номера ставили, а по ним можно узнать, – кто её и когда получил через архив министерства обороны. Это брат уже большая история. История, в которой появляются заинтересованные персонажи, личные трагедии, исторические факты. А для кого-то появляется надежда найти потерянных на войне близких людей.

Поговорив с дедушкой и вдохновившись его рассказом о событиях, что прошли в этих таких знакомых местах сто лет назад, Женька решил ехать в город. С утра молодой человек, перебравшись через раскачивающийся над рекой подвесной пешеходный мост, вышел к остановке и первым же автобусом отправился в город.

В городе и университете последнее время вспоминали адмирала Колчака. Оказалось, что и университет учредили в далёком 1918 году Сибирским правительством, когда было очень неспокойно в Сибири и власть меняла цвета и оттенки флагов быстрее, чем листва на деревьях по осени.

И казалось поначалу странным, что адмирал и Сибирское правительство создали и поддерживали университет в далеком сибирском городе в это столь сложное для государства время: при советской власти другой характеристики, кроме как кровавый, Колчак не имел.

Но, когда советская власть утратила позиции в обществе, оказалось, что не так односложен был адмирал Колчак. Выяснилось, что и Иркутск Колчаку город не чужой, – бывал здесь неоднократно, а вернувшись из второй арктической экспедиции, обвенчался в местном Михайло-Архангельском храме со своей невестой Софьей, и тут же, оставив на третий день молодую жену, отправился в осаждённый Порт-Артур на войну с японцами, где, несмотря на поражение русской армии и сдачу крепости, удостоился наград и высокого уважения со стороны противника за примерный героизм и стойкость.

Споры о личности адмирала не прекращались, велись и по ныне. Было заметно, как сдвинулось тяжело, как двигается, вызывая землетрясения тектоническая плита, общественное мнение в сторону принятия и иной точки зрения: в городе необыкновенным образом, со скандалом с властью города, за счёт частных средств известного предпринимателя поставили адмиралу Колчаку величественный памятник.

Да где поставили! У знаменитого Знаменского женского монастыря, − замечательного и старейшего каменного здания города, построенного в конце семнадцатого века в исторической оживлённой его части, близ того места, где и был расстрелян зимней ночью и схоронен в проруби адмирал.

И вот еще аномалия! Столько было при Советах разрушено в городе величественных церквей, а вот церковь на берегу Ангары власти не тронули, а лишь упразднили монастырь: как будто уберёг кто-то этот храм, чтобы здесь, в своё время появился редкостный, для своего времени, памятник.

А в тюрьме, в камере, в которой провёл последние дни своей жизни Колчак, учредили музей.

И так случилось теперь, что порой на пути к памятнику адмиралу или в последнее его пристанище, − в музей в тюремный каземат, приходилось передвигаться по улицам, носящим имена тех людей, которые оказались причастны к убийству адмирала.

По всему выходило – эмоции по поводу далеких событий и громких имён стали угасать в обществе и остались актуальны только исторические факты, характеризующие личность, с которыми приходилось всё же считаться и самым горячим оппонентам.

Вот, например, отчего союзники Колчака, представители Антанты и чешские легионеры, владея ситуацией на железной дороге и в Нижнеудинске, где был взят под охрану, а по сути, арестован адмирал, произвели его выдачу противной стороне конфликта, обрекая на расстрел без суда и какого-либо следствия?

Очевидно, что этот человек, пробыв у власти в качестве Верховного правителя России чуть более года, их не только разочаровал, не ответив на запросы интервенции, но просто серьёзно мешал и в какой-то момент стал разменной монетой в споре с большевиками.

Знать не в услужении был флотоводец, герой двух войн, полярник-исследователь адмирал Колчак у иностранцев, для которых всё хорошо, что плохо для России. Несговорчив был адмирал, не торговал страной, даже ради победы в этой войне и тем более не ради собственного благополучия.

Об этом думал Женька, сидя в автобусе, которым он спешно отправился в Иркутск по извилистому с крутыми подъемами и спусками Култукскому тракту, что, рассекая тайгу тянулся от Иркутска к юго-западной оконечности Байкала.

Автобус натужно тянул свою ношу в очередной подъём, и так хорошо думалось под рокот мотора, наблюдая знакомую с детства таёжную местность, обильную зелень трав, обступившие трассу сосны, − посмотришь на вершину – шапка падает.

В городе, переночевав в своем студенческом общежитии с видом на величественную Ангару, Женька отправился в областной архив, что располагался в тенистых улочках центра города.

Центр города, в котором властвовали прошлый и позапрошлый века, демонстрировал вековые деревянные резные ворота и ставни, покосившиеся от времени бревенчатые стены домов, забавные карнизы и вычурные водосливы, осыпающиеся высокие фундаменты из желтого песчаника. Много раз крашенные глухие заборы, резные ворота и ставни облупились, являя миру ветхость старости и извещая о бренности всего сущего.

Эти улочки города Женька любил.

Ему нравилось бродить по тенистым улицам мимо церквей и старых деревянных домов, заросших черемухой и сиренью, теснимых кряжистыми тополями, любуясь стариной и размышляя о своих делах. Но нельзя было не заметить, что некоторые дома от времени практически провалились по самые окна, и было понятно, что суровый к старине новый век их добьёт, если не будет обществом оказана срочная помощь.

Нужно сказать, что многое в городе восстановили. Но новодел чаще всего являл картинку лощёную и дух старины испарялся безвозвратно. А здесь, среди старых обветшалых домов прошлого и позапрошлого веков, витал в воздухе, наполненном тополиным пухом, дух неподдельной старины.

Предъявив свой студенческий билет на вахте при входе в областной архив, и насочиняв несколько сонной, но делано ответственной и доброжелательной даме о задании научного руководителя собрать материал по истории сибирской деревни, Женька получил подшивку районной газеты середины прошлого века и стал аккуратно листать жёлтые ломкие страницы с наметившейся бахромой ветхости по краям.

Поиски всегда дело напряжённое и часто утомительное, но стремление к находке интересного и нужного предмета множит силы. Отсидев в тишине зала несколько часов кряду, уже к закрытию архива, нужный номер газеты был обнаружен. И как не обнаружить – статья занимала целую страницу, и было в ней несколько старых фотографий родной деревни у знакомой величественной скалы и людей, когда-то живших в Шаманке. Была в статье и вычерченная старательно вручную схема-карта, на которой обозначалась река, деревня и пунктиром маршруты казаков и отрядов красногвардейцев, что преследовали в те неспокойные времена разбитые, но еще боеспособные части армии Колчака.

Пересняв на планшет обнаруженную страницу и отдельно схему с подробным изложением маршрута белого отряда с загадочным грузом, Женька обратил внимание на едва заметные следы карандаша под строчками статьи, линии и штрихи на карте. Стало понятно, что кто-то уже интересовался и внимательно изучал эту заметку.

В статье, строгим языком с явно активной, тенденциозной и неказистой редакторской правкой, рассказывалось о нагрянувшем в деревню при отступлении отряде белоказаков и о том, как сельчане, вооружившись, сумели отстоять свою деревню и дать отпор озверевшим врагам советской власти.

О кладе в статье явно сказано не было, но приводились слова живших ещё тогда очевидцев и участников тех событий о том, что тащили белоказаки таинственный груз и были среди них люди, явно не солдатского круга, а высокие чины, отличавшиеся подтянутостью фигур, надменностью лиц, в добротном обмундировании, с дорогим оружием и утонченностью манер. Было сказано, − тот груз, что волокли казаки, выглядел как укутанный в брезент то ли ящик, то ли сундук и был он так тяжёл, что два рослых коня, увязанные упряжью натужно тащили обтянутый брезентом груз, привязанный к грузовым седлам.

И уже в конце статьи историк-исследователь старины делал вывод о том, что, спешно отступая вдоль реки, с её прижимами и скалами, не могли утащить далеко этот груз казаки. Тем более, что уходили они с боем под ударами преследовавших их отрядов красных героев и многие из них в этом преследовании были ранены или убиты.

2. Крушение власти Сибирского правительства Колчака

Верховный Правитель России адмирал Колчак долго колебался при принятии решения и отбыл из Омска в последний момент перед решающим наступлением Красной армии.

Всё имущество, канцелярию и конвой загрузили в семь поездов из которых один был заполнен российским золотом – значительной частью золотого запаса Российской Империи.

Золото это теперь выскальзывало из рук.

Тяжёлый металл искал нового, более основательного владельца из-за жесточайшей с переменным успехом борьбы за власть в России и претензий западных держав – недавних союзников царского правительства.

Союзники проявляли настойчивость, надеялись на возврат выделенных России кредитов, накопившихся за годы войны, и просто наживались в этой неуправляемой, бьющейся в конвульсиях, истекающей кровью стране, которая более всего напоминала смертельно больного в горячке человека.

Подобрались интервенты основательно: с севера вгрызались в плоть страны американцы и англичане, на юге французы, на западе насуплено сдвигали границу германцы, на Дальнем Востоке и в Сибири хозяйничали японцы, а на транссибирской магистрали обосновались чешские легионеры, «выгрызая» страну изнутри.

Сибирское правительство отбыло из Омска ранее и уже располагалось в Иркутске, так, что в Омске уже никто не руководил учреждениями и деятельностью правительственных структур.

Колчак же тянул, не спешил в Иркутск, необъяснимо для многих ждал, отвергая советы поторопиться, и выехал, когда в пригороде стала разноситься канонада: арьергарды второй армии генерала Каппеля встречали передовые дерзкие разъезды армии красных под командованием бывшего подпоручика, а ныне командарма Тухачевского.

Из Омска Верховный Правитель России адмирал Колчак прибыл в Новониколаевск, сделав на пару недель будущий Новосибирск столичным городом.

Две недели прошли в судорожной, мало организованной, но активной работе. Эта работа напоминала лихорадку у больного.

Адмирал собирал аппарат правительства, отстранял от должности одних, делал назначения других, издавал, порой, противоречивые распоряжения, энергично выступал с речами, так, что даже сорвал голос: всё было направлено на исправление ситуации в борьбе с большевиками.

В Новониколаевске появилось «Воззвание Верховного правителя» к населению, в котором Колчак признавал неудачи на фронте и взывал вступать добровольцами в армию, организовывать отряды самообороны. Впервые, давая себе отчёт, что следует опираться все же на людей, обладающих состоянием, Колчак обратился к ним, назвав «Имущим населением» в противовес «голытьбе»:

«Пора понять, что никакие пространства Сибири не спасут вас от разорения и позорной смерти.

До сих пор вы думали, что правительство, что армия будут вас защищать без всякого участия с вашей стороны. Помогите ей своим достоянием, деньгами, одеждой, продовольствием, забудьте о чужой помощи, и никто кроме вас не будет вас защищать и не спасет.

Я объявляю Родину нашу и все русское национальное дело в опасности».

Но ощущалось во всем, активность Верховного не способна раскручивать практически остановившийся маховик власти: органы управления бездействовали, чиновники более думали о своём спасении, приводной механизм между верховной властью, органами управления и обществом был разрушен.

В Новониколаевске оперативно был назначен на пост главы правительства Виктор Пепеляев, взамен отстраненного Петра Вологодского, как чиновник, требовавший активной работы и ужесточения всяческих мер.

Ситуация на фронте была также плачевной, что отзывалось смутой и в тылу.

Казалось, при прибывании Верховного в городе, крепкий и преданный Барабинский полк, вдруг восстал после его отъезда: предательство шло за Верховным правителем России по пятам, ступая шаг в шаг с большевистскими агитаторами, доносящих простые и понятные массам лозунги: «Долой господ!», «Земля крестьянам!», «Заводы рабочим!», «Земля и воля!».

Развал фронта случился ещё летом.

Командующий Гайда проигнорировал приказ Колчака о приостановке наступления восточного крыла Сибирской армии под угрозой разгрома войск западного фронта: требовалась оперативная перегруппировка войск и поддержка западного крыла обороны фронта.

Этого сделано не было.

Более того восточное крыло фронта двигалось вперёд, практически затягивая удавку на шее западной армии.

В результате красные обошли и опрокинули фронт: в страшной рубке всё смешалось, нарушилось управления войсками и началось общее отступление. К поздней осени провал обороны превратился в беспорядочное бегство и дезертирство боевых подразделений.

Генерал Анатолий Пепеляев, один из наиболее молодых и успешных командующих, избалованный прошлым воинским успехом, в результате отступления практически потерял армию, разложившуюся под натиском неудач, большевистских агитаторов и не без оснований обвинил в развале фронта главнокомандующего Сахарова и самого Колчака.

В декабре произошёл открытый конфликт генерала Пепеляева и Колчака.

Поезд Верховного Правителя России прибыл на станцию Тайга и был задержан и окружён войсками генерала. Пепеляев в нелицеприятной беседе с Колчаком, выкрикивая обвинения, в грубой форме потребовал расследования предательства в армии и причин сдачи Омска.

Ситуацию спас только что назначенный на пост премьер-министра правительства Виктор Пепеляев, который примирил Колчака и брата. Сахаров был смещен с должности командующего, а распадающаяся, лишенная общего управления армия покатилась мелеющей рекой с запада на восток.

Целью передислокации Верховного Правителя России был теперь Иркутск, где еще была надежда удержать ускользающую власть над Сибирью.

Власть в Иркутске поддерживал гарнизон в несколько тысяч штыков, среди которых наиболее боеспособными были роты юнкеров, унтер-офицеров и несколько эскадронов казаков, преимущественно уральских и сибирских, на которых и рассчитывал адмирал.

Колчак надеялся закрепиться в Иркутске и, соединившись с армией атамана Забайкальского Казачьего войска Семёнова, создать крепкий узел обороны, способный противостоять частям красных. В будущем была надежда сохранить в Прибайкалье власть, выстроить крепкий заслон от красной армии вдоль Байкала, вести борьбу с большевиками и крепить силу, получая поддержку из Приморья и Забайкалья.

Тем не менее события в Иркутске развивались в следующем порядке.

В декабре, последнюю неделю уходящего 1919 года произошло восстание в казармах Иркутского гарнизона в Глазковском предместье, что у самого вокзала, раскинувшегося у реки: две роты повстанцев захватили телеграф и развернули наступление на гостиницу «Модерн», в которой размещались члены колчаковского правительства. Всю ночь шёл бой, но повстанцы казаками и юнкерами были к утру отброшены в сторону рабочего предместья за речку Ушаковку и на этом восстание практически провалилось.

Обыватели могли наблюдать, как бежали в наступающей темноте в панике нападавшие, изредка останавливаясь и с колен стреляли из винтовок в надвигающихся нестройной лавой казаков. Но казаки, проявляя настойчивость, высекая из брусчатки искры подковами коней, настигали бегущих и яростно выкашивали шашками, и только наиболее расторопные успевали скрыться под мостом и по льду реки разбегались и прятались во дворах предместья.

Ангара в эту пору еще не встала под лёд и парила, словно свежее стираное бельё на морозе, коробилась отдельными льдинами у берега. Понтонный мост через Ангару, соединявший Глазковское предместье с центром города, был разрушен начавшимся ледоходом, что усложняло ведение боевых действий по усмирению восставшего гарнизона.

Назад Дальше