Ужон оглядел незнакомцев: одежда в пятнах крови и грязи, взъерошенные, отросшие до плеч волосы, растерянное выражение лиц. На вид крепкие, худые, жилистые, ну, может быть, кроме одного – выше других на целую голову, парень отличался мощным торсом, толстыми руками и ногами. Наверное, богатырь, только молодой еще. Такие богатыри нужны в войске лютых.
Еще одно лицо привлекло внимание Ужона. Смуглое до черноты, с крепко сжатыми челюстями и прищуренными черными глазами. Рубаха на груди у парня заскорузла от крови, на плечах и левой скуле заметные шрамы. Видать не раз бывал в бою.
Двое оставшихся тоже вызывали интерес. Один – невиданной в здешних местах рыжей шевелюрой, другой – беспокойством. Он, не скрываясь, шарил взглядом по ближним кустам, оглядывался назад и кого-то звал.
Пора было уходить отсюда – солнце показалось из-за деревьев. Если их обнаружат на открытом месте, а они не успеют перебраться на другой берег реки, то рискуют нарваться на превосходящие силы противника, ведомые страшными в своей безжалостности и гневе воительницами.
Ужон качнулся в седле, понуждая коня, вытянул руку с кривой саблей.
– Халга-а-а-а-й!
Седоки тут же вскочили в седла и, обходя коварную каменную осыпь, двинулись на юго-запад. Веревку, что скрутила пленников, один из прелагатаев привязал к своему седлу, и беднягам пришлось бежать друг за дружкой, рискуя каждую секунду споткнуться и упасть, тем самым свалить остальных. Связанные сзади руки сковывали движения и нещадно натирали кожу. Пленным было не до разговоров – успевай только ноги переставлять да уворачиваться от хлестких ударов ветвей. Несмотря на то, что за два года жизни среди дреговичей парни привыкли частенько обходиться без обувки, но сейчас острые камни впивались в ступни, резали, и на камнях оставались пятна крови.
– Волчок, Волчок, – сбиваясь с дыхания, звал Клим своего друга.
Он не знал, куда подевался волк, что с ним стало. Засыпал с другом в обнимку, а утром, когда их разбудили злые крики чужаков, волка и след простыл. Как он мог куда-то подеваться с распоротым боком и сломанной челюстью?
– Волчок, Волчок, где ты?
Слезы наворачивались от страха за друга и злости на себя, на ребят: проспали! Расслабились, не почувствовали опасности! Вот и попали в плен как малолетки! Видели бы их сейчас дреговичи.
Наконец, каменная осыпь кончилась, дорога пошла резко вниз, значит, скоро выйдут к реке. Куда дальше?
– Грек, эй, Грек, – задыхаясь от бега, позвал друга Клим. – Слышишь?
Спина Грека маячила впереди. Не отвечая на зов, парень качнул головой.
– Ты как?
Опять без ответа, только голова друга качнулась более энергично.
Удивлению Клима не было предела: вчера они с Дизелем втащили Грека в пещеру чуть живого. Даже дыхания не было слышно. Кровь то и дело выступала на губах. Клим еще с вечера подумал, что конец Греку, не переживет еще одну ночь. А тут гляди, бежит, и дыхалка работает, дай бог каждому! Чудеса!
А в это время и Грек решал задачу со всеми неизвестными. Во-первых, как они снова оказались в пещере? Он не помнит, как они сюда добирались. И где их оружие? Где одежда воинов? И где, в самом деле, Волчок? Он же ни на шаг не отходил от Клима?
Зато все хорошо помнил Ярик, начиная с момента, как они с Дизелем, отчаявшись, искали Грека среди раненых и убитых, как везли его сюда, в Медвежью лощину, и умоляли всех богов сразу помочь умирающему. Помнил, как он начал рисовать на скале, изображая себя и друзей, как они напились из родника и улеглись спать в надежде, что портал откроется, и они попадут в свое время, где есть больницы и врачи.
Видать, они сразу уснули, да так крепко, что не услышали шагов чужаков и попали к ним в плен тепленькими.
Ярик на бегу оглянулся: Грек бежал наравне с ними, и как будто не было тех трех суток, когда он находился между жизнью и смертью. Вон и рана уже не кровит, и бледность с лица пропала. Наоборот, густой румянец окрасил худые скулы друга. Что произошло? Может, в роднике течет живая вода? Но такая только в сказках бывает. А они не в сказке. В сказке так больно не бывает, и людей на веревке как скотину не тянут. Бли-и-и-и-ин! Все пальцы сбил. На подошвах живого места нет! Когда это мучение закончится!
Впереди, дыша как паровоз, бежал Дизель. Ярик видел перед собой его стянутые крепко-накрепко набрякшие синевой руки, крупные капли пота скатывались с волос, и рубаха от пота прилипла к лопаткам. Дизель недолго выдержит такого темпа – сердце! Что тогда будет?
– Дизель, Дизель, – прохрипел Ярик. – Ты нормально себя чувствуешь?
Дизель попытался обернуться и ответить, но у него плохо получилось. Но Ярик все-таки расслышал: «Жарко».
Еще бы! Такой кросс по пересеченной местности да еще босиком и со связанными за спиной руками тянет на олимпийский рекорд. Когда же они остановятся! Еще пять минут, и он упадет.
Вдруг в лицо пахнуло свежестью – впереди река. Они вышли к броду, через который пробирались, таща на себе Грека и Волчка. Сейчас им предстоит обратная переправа.
Захватившие их в плен воины спешились, взяли коней под уздцы и, осторожно ступая меж крупных камней, побрели на противоположный берег. Последними в воду ступили пленники. Вода приятно охладила израненные ноги, но попадающиеся острые камни еще сильнее раздирали несчастные ступни.
Первые седоки уже выходили на берег, снимали сапоги и отжимали воду, а друзья только-только преодолели середину реки. Дальше путь шел вдоль реки, а можно идти через лес. Ужон принял решение идти вдоль реки, на запад. В полдень они доберутся до трех холмов, а там свернут на юг и затеряются среди многочисленных лесков, оврагов, каменных гряд, идущих с востока на запад, и непроходимых плавней вдоль небольших рек. Если им повезет, то на пути будут мирные селения, где можно поживиться добром и взять пленников. Нынче пленники в цене, а уж девушек авраты покупают, не торгуясь.
Только бы не встретиться с этими страшными женщинами с мечами у пояса, колчаном и луком за спиной и тяжеленными палицами, притороченными к седлам. И никакая кольчуга не спасет от удара их метких сулиц.
Время от времени прелагатаи вырывались далеко вперед и в стороны, чтобы разведать обстановку. Докладывали, что опасности нет. Если так дело пойдет, то к ночи отряд сделает привал. Пусть кони отдохнут, да и воинам подкрепиться надо. Сушеное мясо на исходе, а хочется свежатинки.
Хорошо бы сохатого завалить, размечтался Ужон, горячего молока попить, вытянуть ноги и уснуть, не опасаясь внезапного нападения. Может, так и получится.
Отряд продвигался вдоль реки. Час проходил за часом, и неизвестно, когда закончится ровная рысь коней и мучения пленников. У тех уже не осталось сил. Разбитые в кровь ноги, изрезанные крепкой веревкой запястья. Глаза застилал пот, смешиваясь со слезами боли и отчаяния, глотки пересохли, и казалось, что в телах не осталось ни капли жидкости.
За все время только раз конники останавливались – их главный собирал совет. Они о чем-то жарко спорили, показывали нагайками то в одну, то в другую сторону, кидали шапки наземь, плевали друг другу под ноги, не соглашаясь с тем, что предлагал вожак. Измученные пленники рухнули без сил на землю, вытянув сведенные судорогой ноги и с трудом восстанавливая сбитое дыхание.
Не придя к общему решению, чужаки уселись кружком, не расседлывая коней. Ужон взглянул на пленников. Не нужно быть особо прозорливым, чтобы понять: сил у тех не осталось. Еще час такого бега, и они упадут. И не встанут. У богатыря бледность охватила лоб, нос и рот – первый признак потери сил. У смуглого грудь резко поднимается и опадает, дышит со всхлипами. Рыжий – молодец, но ноги слабоваты. Вон как корчится от судороги. А этот странный, что все оглядывается, будто потерял что, за бок держится. Эта боль Ужону знакома, она может прихватить до кровавой рвоты.
Жаль будет, если пленники помрут в дороге, нужно что-то придумать. Он крикнул одному из воинов, отдал приказ, кивнув на парней. Воин недовольно сморщился, но перечить не стал. Через несколько минут он привел двух лошадей без седел. Лошадки не первой молодости, видать, позаимствованные у пахарей. На шее каждой короткая веревочная узда.
Чужак подвел лошадей, показал парням знаком, чтобы садились попарно. Веревка мешала. Тогда он разрезал веревку, а потом связал пленников так, что Дизель оказался в одной связке с Яриком, а Клим – с Греком. Поняв, что от них требуется, парни кое-как вскарабкались на лошадей.
– Халга-а-а-а-й! – послышалось с головы отряда. Конники вскочили на коней, а один из них ловко хлестнул мирных лошадок. Те споро побежали вслед за другими. Двое воинов были замыкающими и следили, чтобы пленники не свернули в сторону.
Но парням было не до того. Оставшиеся силы они тратили на то, чтобы не свалиться с тряских спин лошадей. Хребты животных нещадно впивались в мягкие места, ногам не во что было упереться, да еще следовало внимательно смотреть, чтобы нижние ветки деревьев не хлестнули по лицу.
Сколько продолжалось это мучение, парни не ведали, но часов шесть – не меньше. Когда солнце упало в кроны деревьев, отряд остановился меж двух холмов. Место было узкое, едва пара всадников разъехалась бы, зато никто врасплох не застанет. Поставив дозорных в начале и конце ложбины, Ужон разрешил развести костер и стреножить лошадей. Каждый знал свое дело, и вскоре на огне зашипели куски дичи – разведчики не только за обстановкой следили, но и между делом настреляли всякой живности.
Пленников привязали к стволу росшей тут же березы спиной друг к другу. Руки их по-прежнему были связаны, и когда один из чужаков принес им воды в мешке из шкуры козленка, то задумался, а как они напьются. Он крикнул что-то Ужону, тот ответил. Тогда воин стал подходить к каждому из пленников и наклонять мешок с водой. Вода текла по лицам, попадала в рот и нос. Парни фыркали, давились, а чужак смеялся над их неловкостью.
Потом о них забыли. Лютые сидели у костра, разрывали руками куски мяса, с шумом грызли кости, довольно вытирая испачканные пальцы об одежду.
– Пожрать бы, – подал голос Дизель. – Полтора дня ничего не ели.
– Подожди, может, дадут чего-нибудь, – откликнулся Ярик. – Не звери же они, и нас тащат за собой не для того, чтобы с голоду уморить.
– Ага, жди, – вздохнул Клим. – Вспомни еще о женевской конвенции 49 года по военнопленным.
– Чего-о-о-о?
– Того!
Они помолчали, обдумывая свое незавидное положение. До них доносился сытный запах жареного на углях мяса, и молодые желудки сводило голодной судорогой. Но голод можно было пережить, а вот неизвестность с трудом.
– Как же так? – снова заговорил Ярик. – Неужели портал не открылся? Значит, мы снова в этом времени. А вдруг провались еще глубже в века? Может такое быть?
– Не может, – ответил Клим. – Когда нас тащили из пещеры, я между камнями видел окровавленную тряпку, которой перевязывал челюсть Волчку.
– А куда, кстати, Волчок подевался? – спросил Дизель. – Когда нас эти, – он кивнул в сторону врагов, – пинками поднимали, я его не видел в пещере. Может, спрятался в углу?
– Волчок не стал бы прятаться, – зло ответил Клим, – он бы защищал нас. Боюсь другого…
– Чего?
– Нет больше Волчка. Вдруг он вышел из пещеры, ну, там по своим делам, а эти его убили. Увидели волка и убили.
Голос Кима сорвался на плач.
– Погоди расстраиваться…– начал Ярик.
– А я думаю, – вздохнул печально Дизель, – ушел наш Волчок помирать.
– Как это?
– Да, так, как все звери уходят. У нас кошка Манька была, лет тринадцать с нами жила, – Дизель опять вздохнул. – Старая стала, слепая. Со двора никуда не уходила. Все на солнышке грелась. А однажды кинулись – нет Маньки. Стали искать.
– Нашли?
– Нашли. В зарослях терновника, в самом дальнем углу сада. Бабуля тогда сказала, что Манька специально ушла умирать, чтобы нас не расстраивать.
– Ты думаешь, Волчок…– Клим не скрывал слез. Если бы не враги, он бы, не стесняясь, зарыдал в голос – так ему было жаль Волчка. – Друг, Волчок, как же так? Вроде и раны у тебя стали заживать, сам в гору поднимался…
Друзья сочувственно помолчали.
– Слушайте, пацаны, – понизил голос до шепота Ярик, – если Волчок от ран умер, то почему тогда ты, Грек, здоров как раньше? Не думай, я страшно рад этому, но удивительно: мы тебя полумертвого в пещеру втащили, ты уже и дышал через раз. Честно признаюсь, не думал, что ты с таким ранением до утра доживешь. А утром ты бежишь вместе с нами, словно ничего не было.
– Сам ничего не понимаю, – после паузы ответил Грек. – Последнее, что помню, схватился я с одним из торкаев. Здоровый такой, высокий. Он меня с Велены стащить норовил. Сулица у него длиннее наших будет. Я боялся, что он Велену ранит, да, видать, ему она нужна была, он её берег. А потом вроде кто-то сзади меня толкнул и всё…Еще помню, а может, привиделось, как надо мной нож или меч сверкнул. Всё. Как здесь очутился, убейте, не помню. Без сознания был, да?
– Ага. Мы с Дизелем тебя на поле нашли, Милалика пыталась тебя спасти. А Ярун, ну, лекарь Матери Белые Волосы, однозначно сказал, что ты не жилец. У нас был один выход – возвращаться в пещеру, чтобы попытаться в свое время перекинуться, чтобы тебя врачи спасли.
– И вы все время меня несли? – голос Грека дрогнул.
– Велену запрягли, на телегу тебя и Волчка уложили, – его тоже сильно ранили. Мать Белые Волосы дала нам провожатого. Мальчонка такой шустрый, Ополком звать.
– А он где?
– Мы его за рекой оставили. Зачем ему в пещеру? Сказали, два дня жди, если не появимся, уходи.
– Пацаны, я про Ополка забыл, – Клим заворочался на своём месте, пытаясь ослабить веревки на стянутых руках. – Два дня не прошло. Значит, Ополк еще ждет нас.
– Теперь не дождется.
– А не могли его эти заметить?
– Не думаю, – уверенно сказал Ярик. – Мы после брода резко вправо взяли, вдоль берега пошли, а Ополк оставался рядом со старым бродом, по которому мы тогда, в первый раз, переходили. Вражины не могли его заметить, да и мальчонка не так глуп, чтобы сидеть на бережке и ждать, когда его заметят.
– Это хорошо, – протянул Дизель, – а то из-за нас и он бы пострадал.
В стане врагов все успокаивалось, их главный выставил дозорных, остальные, наевшись, укладывались спать на траве. До пленников долетал грубый храп.
Ужон осмотрел место стоянки, обошел дозорных, подошел к пленникам. Те посмотрели на него с ненавистью, но его это мало взволновало. Он крикнул своему приближенному, тот притащил бурдюк с водой. Ужон распорядился напоить пленников и пошел дальше. Не развязывая пленников, чужой тыкал им в рот конец бурдюка, из которого тонкой струйкой лилась теплая и отдающая болотом вода. Но парни не отказались и от неё – в глотках пересохло. А когда их снова напоят, неизвестно. Давясь и захлебываясь, ребята утолили жгучую жажду, а чужак, вылив остаток воды на голову Дизеля, который сидел перед ним, с довольным хохотом пошагал к затухающему костру.
– Козел, – крикнул вслед ему Дизель.
Он был не против такого душа, но уж очень обидно стало.
– Не кипятись, Дизель, – предостерег его Грек. – Криком не поможешь, а злить их сейчас не резон. Надо думать, как бежать от них.
– А как тут сбежишь связанный?
– Может, попробовать веревки перетереть о ствол дерева?
– Я уже пробовал, пустое дело, – вздохнул Ярик. – Кисти опухли так, что веревки врезались. Шаркнешь раз по дереву, кожа сдирается.
– Да, попали мы.
Снова помолчали и снова вернулись к разговору о чудесном выздоровлении Грека.
– Слышишь, а рана у тебя болит?
– Где?
– Ну, там прямо над ключицей?
Грек завозился, пытаясь сдвинуть рубаху с места ранения.
– Шрам какой-то, затянулся. Чешется только, сил нет.
– Чешется, значит, подживает. Мне бабуля так говорила, – сказал Дизель. – А дышать тебе не больно?
– Нет, нормально. Правда, когда нас погнали бегом, у меня словно ком в груди образовался. Я все пытался выплюнуть. А потом полегчало.
– Блин, вот чудеса, – проговорил Ярик. – Может, сама пещера волшебная?
– Тогда почему она Волчка не вылечила?
– А может, и вылечила, и он сбежал к своим!