Хвала вам, Росски Аргонавты,
Дерзали вы по безднам плыть,
Ревнуя добычи богаты
С своим Отечеством делить.
Г. Хвостов. Стихи кораблю «Суворов»
Пролог
«Ныне мы держим в руках судьбу и отцов и отчизны,
И своих сыновей затем, что от наших поступков
Ждет Эллада, позор ли принять на себя или славу».
Москва, Кремль. Октябрь 1941 года
Было три часа ночи. Сталин уже долго глядел невидящим взглядом куда-то сквозь своего наркома. Тот осторожно кашлянул и напомнил о себе:
– Товарищ Сталин, вы распорядились проверить присланное вам лично сообщение. Там, где неизвестный американец предлагает оплатить военные закупки Советского Союза в пределах суммы шестьдесят миллионов долларов.
– Вы узнали, кто это?
– Никак нет, товарищ Сталин, не удалось. Боялись спугнуть, если это действительно серьезное предложение.
– Что вы узнали?
– Мы вначале считали, что это провокация, и повели себя осторожно.
– Стоило ли бояться каких-то там провокаций, когда немцы уже стоят у стен Москвы и Ленинграда, когда нами потеряна почти половина страны?
– Никак нет, товарищ Сталин, не стоило! Поэтому мы сформировали список наших основных потребностей и предали его американцам. До решения американского правительства об условиях предоставления нам финансовой и военной помощи часть наших заказов была оплачена из специального фонда помощи Советскому Союзу. Отдельные счета на оплату были пересланы нами по указанному адресу. Эти счета были оплачены.
– Значит, это серьезный человек. Тогда пользуйтесь его предложением!
– Когда мы договоримся с американцами об условиях поставок, мы непременно будем пользоваться его предложениями.
– Этот человек прислал мне лично еще одно письмо, где он сообщил еще кое-что. Он сообщил, что может указать местонахождение шестидесяти тонн золота в слитках на территории Советского Союза. Просит использовать золото по своему усмотрению на благо страны. Золото это находится в подвалах Александровского Дворца бывшего Царского Села. Это золото было бы нам сейчас как нельзя кстати!
– Товарищ Сталин, сейчас это не проверить. Бывшее Царское Село сейчас занято немцами, поиски там сейчас невозможны.
– Это я знаю без тебя. Он дополнительно сообщает, данная информация стала известно ему в ходе операции «Трест». А что нам известно об участниках операции «Трест»?
– Почти все они расстреляны, товарищ Сталин.
– Они действительно оказались врагами?
Сталин взглянул на наркома так, что тот не смог ничего ответить.
Остров средь мёртвой зыби
Днище Арго под ногами его. Вот убрали канаты,
Вот вино возливать стали чистое в море. Ясон же
Со слезами очи отвел от родимой отчизны…
Но вот на море зыбь поднялась под порывами ветра,
Ветра, который с морских берегов в предвечерье повеял…
Здесь же на свернутых сели они парусах и на мачте,
Книзу пригнутой, один за другим соблюдая порядок.
Сын Эсона разумный повел к ним речи такие…
Архипелаг Самоа. Февраль 1929 года.
В конце лета в лагуне одного из островков архипелага Самоа покачивалась на якоре большая парусная лодка. На берегу под пальмами невдалеке от хижины, крытой пальмовыми листьями, в плетеных креслах сидели двое мужчин и любовались закатом. Оба одинаково вытянули ноги и одинаково заложили руки за затылок. Оба были очень похожи друг на друга, хотя и отличались возрастом: оба босиком, оба в одинаковых белых парусиновых штанах и блузах, оба худые и дочерна загоревшие, оба с голубыми глазами. Крошечные свежие порезы на лицах говорили о том, что не позднее, как сегодня, оба сбрили бороды и подровняли усы. Даже светлотой волос они походили друг на друга: у одного ярко белокурые, у другого – светло-русые, но до белизны выгоревшие на солнце, так что даже и проседь стала почти не заметна. Блондину было около тридцати. Морщины же на лице старшего выдавали, что ему уже, пожалуй, за шестьдесят. Из деревянного ведра с морской водой, стоявшего между их креслами, торчало горлышко бутылки рома.
– А вы знаете, Василий Мефодьевич, что в этих самых краях свои последние годы провел Стивенсон, автор «Острова Сокровищ»? – спросил блондин по-русски, но с уловимым остзейским акцентом.
– Нет, никогда об этом не слыхал, мой капитан, – ответил пожилой. – Однако, мне кажется, после того, что мы с вами перетерпели на море, полагается выпить брудершафт и сойтись покороче. Вы еще не устали от русского обращения по имени-отчеству? Мне уже надоело величать вас «Федор Иванович»? Может, вы предпочитаете: «Фридрих»? Или, может быть, уж лучше «Фриц»?
Молодой, которого назвали капитаном, убрал руки с затылка, ненадолго задумался и, со значением подняв вверх указательный палец, серьезно произнес:
– Если бы я в свое время поступил на русскую службу, то я остался бы для вас «Федор Иванович». В детстве меня звали «Фриц». Сейчас по документам меня зовут «Джон», и я твердо решил стать американцем. Поэтому лучше называйте меня по-английски… Называйте меня «Фред»!
Пожилой расхохотался:
– Олрайт, Фред, ноу проблем!
– А как прикажете называть вас, Василий Мефодьевич? Чтобы коротко, но без обид.
– По нынешним документам меня зовут «Мишель». В детстве приятели меня звали Васькой, так кота. А моя бабка, которая обряжала меня в детстве в девчоночье платье и матросскую бескозырку, а родители боялись ей в этом перечить, так вот бабка назвала меня Кисой. Сейчас меня уже никто так не называет… Англичане меня называли «Джек-на-все-руки». А раз так, то можете называть меня просто: Вася.
– Окей, Вася. Давайте выпьем за наше новое знакомство, – широко улыбнулся капитан и достал из ведра бутылку и две половинки кокосовой скорлупы, щедро плеснув в них рому. – Брудершафт, Вася?
– Брудершафт, Федя!
Над лагуной зажглись яркие звезды. Пустая бутылка из-под рома валялась на песке. Из ведра в звездном свете сверкнуло горлышко уже другой.
– Помнишь, Вася, я начал тебе рассказывать про Стивенсона. Здесь все любят про него рассказывать. Он жил здесь с семьей и умер тридцать пять лет назад. В его дом водят экскурсии. Я там был. Оказывается, у него были деревянные зубы! Представляешь?!
– Свят, свят, свят! Неужто деревянные? А вот говорят: раньше корабли были деревянные, а люди на них железные, а теперь корабли стали железные, зато люди на них – картонные. Но это же не про нас с тобой? – собеседники понимающе переглянулись, – А ты «Остров сокровищ» хорошо помнишь?
– Конечно же! В первый раз я прочитал его по-русски, еще когда был мальчиком. Потом я его перечитывал еще пять раз. Потом я сам учил по нему английский язык. Я с детства хотел стать моряком. У нас в Риге мы живем рядом с морем. Там каждый хотел стать моряком! У нас в реальном училище многие хотели стать военными моряками. И немцы, и русские. А я не захотел. Я захотел стать свободным путешественником. И в конце концов я им стал!
– А я вот, представь, в детстве мечтал стать военным, а в итоге стал профессиональным кладоискателем. Веришь?
– Ты нашел много кладов?
– Да уж, не один!
– И ты на этом разбогател?
– Нет.
– Вот! – Фред со значением поднял вверх указующий перст. – Ты знаешь, что я всегда сердился на Стивенсона за то, что он не написал, как они потратили деньги из клада, и что потом стало с каждым. Нам стало известно только, что моряк Грей приобрел судно и стал капитаном, а Бен Ганн все пропил. А куда делись остальные деньги? Я хочу знать, что случилось дальше с капитаном, сквайром и доктором? И неужели Джим Гокинс остался всю жизнь простым трактирщиком? Я в это не верю! Если бы я застал здесь живого Стивенсона, я бы непременно об этом у него спросил!
– Ты слишком много хочешь от писателя, – рассмеялся пожилой. – То, чего ты требуешь, у скандинавов называлось бы сагой. Это совсем другой жанр. Там можно проследить судьбу каждого персонажа до седьмого колена, а при желании – и судьбу каждой монетки из клада. А Стивенсон просто говорит нам: погоня за сокровищами захватывающе интересна, но страсть обладания разрушает душу. Ну и еще о том, что подобных приключениях трудно рассказывать честно.
– Это ты о чем?
– Видишь ли, мне в свое время приходилось вести следствие. Я профессионал в сыске, Фред. Я научился видеть противоречия в рассказах свидетелей и подследственных. И мне очевидно, что Джим Гокинс преподносит нам выгодную ему версию событий, которая, по всей вероятности, далека от того, что случилось там на самом деле.
– Какие твои доказательства?
– Я не люблю без необходимости лишать людей милых их сердцу иллюзий. Поэтому предоставляю тебе право самому перечитать «Остров Сокровищ» в новом ракурсе. Не хочу лишать тебя удовольствия от собственных открытий.
Фред помолчал
– Тогда, может быть, ты расскажешь о своих поисках кладов?
– Давай сперва ты. Как ты здесь оказался?
***
Среди звезд на миг вспыхивали метеоры и тут же гасли.
Двое лежали на прибрежном песке и, глядя в Магеллановы Облака, пели «Степь да степь кругом», старательно выводя мелодию и распугивая этим копошащихся вокруг крабов. Допев последний куплет, блондин попросил:
– Ну а теперь, Вася, расскажи наконец, как ты искал сокровища!
– Вот настоящие сокровища, Федя, – пожилой указал рукой вверх, – какого рожна тебе еще надо?
– Нет, так не пойдет! Ты обещал рассказать!
– Ладно, расскажу. А только вот сперва ответь мне, Федя, на такой вопрос: чьи были сокровища, которые откопал Джим Гокинс с компанией?
– Флинта, конечно!
– Флинт их награбил и закопал. А по совести, Федя, кому они принадлежали?
– Ну, не знаю… Раньше, должно быть, испанцам и другим, кого ограбили…
– То-то, Федя! А испанцы их, вероятно, награбили у индейцев, а индейцы – у других индейцев. По совести, сокровища всегда принадлежат ограбленным! Поэтому и счастья присвоившему их не приносят. Об этом ваш германский эпос хорошо рассказывает. На свою беду Зигфрид и нибелунги находят клады. И клад убивает каждого, кто им завладевает.
– Ты в это веришь? Что на кладах лежит проклятие? Ты веришь в эту мистику? В нашем двадцатом веке?
– Я верю, что в этом есть высшая справедливость и закономерность, вполне логично объяснимая. «Не трожь чужого!» – это ведь не только статья Уложения о наказаниях, это еще и заповедь Божия. Бог о тебе же заботится, чтобы ты, во-первых, груз неподъемный, который тебе не по силам, не поднял, не надорвался. А во–вторых, чтобы ты, груз тот поднявши, не успокоился, не возгордился, не перестал бы работать над собой, расти бы не перестал. Ибо только в трудах возрастает человек. А оставив труды, человек неизбежно загнивает, чахнет духовно, и умирает для истинной жизни.
– А тогда для чего же ты искал клады, Вася?
– А иногда и не искал вовсе, они меня сами находили. А когда искал, то для того только, Федя, чтобы вернуть их законному владельцу.
Блондин наморщил лоб, задумался, а потом изрек:
– Гокинс забрал у Флинта. Флинт ограбил испанцев. Испанцы ограбили индейцев. Индейцы ограбили других индейцев. Где ты найдешь законного владельца?
– По Божьему закону, Федя, кто создал, тот и владелец. А создают сокровища люди. Народ. Много поколений. Короток наш век, Федя! От родителей мы получаем наследство, а потом тщимся детям своим что-то свое оставить. Кто задумывается дальше? Какой смысл всю жизнь грешить и копить непременно для кровной родни? Ты дальше своих дедов родни никогда и в глаза не увидишь, а глубже – хотя бы до прадедов – только по бумагам. Да и то немногие заглянуть туда могут. Некоторых списки имен предков ищут, древа генеалогические составляют. А что те имена? Один звук немой! В пятом-шестом поколении мы все корнями перемешаны, как трава в куске дерна. И образуем мы, Федя, между собой и вместе со всеми своими предками единый народ, коему по праву и принадлежит все им созданное, в том числе и сокровища.
– Хорошо. Пусть все принадлежит народу. Но распорядиться сокровищем кто-то должен? Кто, по-твоему, имеет такое право?
– Тут ты Федя, в самый корень зришь! В том-то и закавыка! По головам-то сокровище на разделишь! А целиком представляют народ только управители. Без них народу никак! Управители народ организуют, на большие дела ведут, защищают… Но горе все в том, что управителю легко впасть в лень и легкомыслие. Гнить правители быстро начинают, сильно быстрее, чем обычные люди, ибо трудиться перестают. А потому и сокровища, народу доставшиеся, расточают зря.
– Выходит, нельзя им отдавать сокровища!
– Я вот как думаю, Федя. Надо терпеливо дожидаться честного управителя, который не для себя, а для народа сокровищами сможет распорядиться. Причем именно тогда сокровища ему передать, когда он иначе, как доброе дело, потратить их ни на что не сможет.
- И как ты к этому пришел?
– Не сразу. Сперва я возвращал найденное тому, кому оно по человеческому закону принадлежало. Но попалось мне однажды сокровище сверхчеловеческое. И я до сих пор им не распорядился. Не сумел. Ждет оно своего часа.
– Ты ждешь, что в России появится честный правитель? Не дождешься.
– Верить в это надо, Федя. И надеяться. На это терпение надо. Мы, русские, терпеливы. Терпение все превозмогает.
– А если, пока ты ждешь, сокровища найдут другие? То, что ты узнал, другие могут узнать тоже. Вот Бен Ганн – выкопал сокровища без всякой карты.
– Самое смешное, Федя, что знают про него и другие, а только взять не могут – мешают друг другу. А того, кто попытается, словно дракон стерегущий сожрет с хрустом. И еще верю, что Божьим промыслом назначен я пока временным хранителем тому сокровищу. И за время жизни моей земной должен буду распорядиться. Только час тот пока не пробил.
– А если не дождешься?
– Придется мне другого хранителя найти и ему тайну передать.
Оба на долго замолчали, потом молодой спросил:
– Так мог бы взять сокровище себе и ничего не взял?
– Отчего же ничего? – в голосе старшего мелькнула лукавинка, – За мои труды потраченные мне по совести какая-никакая компенсация да полагалась. Жалование и прогонные. Даже наградные я сам себе выписал. Это Божьему промыслу не помеха. Вот на эти-то наградные и путешествую с тобой.
Глаза молодого сверкнули в звездном свете:
– Ну давай, рассказывай, как все было!
– Ну, это долгая история, и у нас впереди много времени, предстоит долгое совместное плавание.
– Ну хотя бы начни!
– Ладно! Тогда начну о себе с самого начала. Родился я в семьдесят пятом году в Боровичском уезде Новгородской губернии… Про Миклухо-Маклая слыхал? Знаешь, откуда он родом? Это совсем рядом со мной… А вот на хрена тебе сдалась Америка? Давай мы с тобой лучше сплаваем на берег Маклая, а?
Небо сияло драгоценными россыпями. Оранжевые, желтые, голубые, зеленые крупные звезды кружились и покачивались среди мелкой бриллиантовой пыли, жемчужных туманностей и галактик. Собственным серебряным светом сиял океан.
***
Москва, 20 июля 1924 года
«Москва, тов. Арбузову.
Сообщаю вам, что в ночь со 15 на 16 июля 1924 года на финско-советской границе нами обезврежена банда из четырех опасных белогвардейцев-врангелевцев, идейных врагов советской власти. В результате допросов установлено. Банда направлена штабом армии Врангеля из Франции. В Гельсингфорс прибыла на британском парусно-моторном судне. Члены группы получили задания совершать теракты, в числе которых взрывы водопровода и убийство партийных и советских работников, в частности, убийство любимого вождя питерского пролетариата тов. Зиновьева. Члены банды на допросе также показали, что с ними в Гельсингфорс прибыл пятый диверсант. Имени его не знают. Он имел особое задание, которого они тоже не знают. Границу он должен был переходить отдельно от остальных. На границе пятый диверсант не обнаружен… Прошу произвести проверку по линии Треста…