– Она мне теперь совсем как чужая. Я не узнаю её, Эрик! Что мне делать, ведь у меня она одна, кто мне дорог и кого я люблю больше всего на свете. Излив душу, Генрих надолго замолчал, отрешённо глядя в пустоту. Он никогда не торопил Эрика с ответом и знал, что тот сам даст о себе знать. Так случилось и на этот раз. Шут прервал раздумье своего хозяина тем, что резко встал со ступеньки и, переваливаясь с боку на бок на коротеньких ножках, побежал в конец комнаты. В пыльном, тёмном углу он что-то взял и, покачивая своей большой головой, подошёл к Генриху.
– Господин, – прервав молчание Генриха, сказал Эрик, – Нашлась ваша любимая чаша, из которой вы пили вино.
Генрих медленно перевёл взгляд из пустоты на золотую чашу для вина. Затем ещё медленнее произнёс:
– Спасибо Эрик, но она мне сейчас не нужна. Мне не до веселья.
– Но Господин, как она похожа на вашу чашу, а ведь это не ваша.
Генрих машинально взял чашу из рук Эрика и начал её осматривать. Действительно, красивый вензель на чаше принадлежал его покойному отцу.
– Ну и что из того? Нашлась и нашлась, мало ли с какой пирушки она туда закатилась. – медленно растягивая слова, ответил Генрих.
– Вот и я говорю, как похожа с той, из которой вы сейчас пьёте вино. – продолжал шут.
– Черт с ним, с вином. – начал уже было сердиться Генрих. – Я не пойму, Эрик, к чему ты клонишь?
– Господин, в мире так много похожих вещей как эти две чаши – невозмутимо продолжал Эрик. – Но если присмотреться к ним, то можно обнаружить изъяны, вот вроде этой трещинки на вашей чаше.
– Так, так, – перебил Генрих Эрика. – Кажется, я начинаю тебя понимать, мой дурачок Эрик.
Этим словом хозяин всегда одаривал Эрика, когда был им доволен.
– Значит, ты говоришь, двух одинаковых вещей не бывает. Что ж, это так, я с тобой согласен. Однако скажи, как может появиться вторая вещь, похожая на первую, если её никогда не было? – продолжал в той же философской манере Генрих, что и Эрик.
– Очень просто, мой господин. Всё одинаковое и красивое рождает бог и человек. – торжественно заключил Эрик.
Теперь окончательно до Генриха дошёл смысл сказанного Эриком. Он долго смотрел ему прямо в глаза, затем произнёс:
– Стало быть, нужно искать изъян у моей дочери, которая мне не дочь, а просто похожа на неё. Это ты хотел сказать открыто, да побоялся как всегда, старый плут.
– Господин, шуту нечего бояться, потому что он смешон и у него ничего нет. Так стоит ли бояться потерять-то, чего нет? Пусть боятся те, у кого много богатства, славы, чести.
– Ладно, хватит, – резко перебил его Генрих. – Ты не так смешон, как умён. И через твой дурацкий колпак с бубенцами ещё много, много лет род человеческий не сможет разглядеть ум мудреца.
И взяв из рук Эрика чашу, Генрих медленно встал и подошёл к кувшину с вином. Затем налил чашу до краёв и протянул её шуту. После разговора с Эриком с глазу на глаз, Генрих окончательно утвердился во мнении, что Люция – это не Люция. Но теперь это необходимо было проверить. Но как? Сходство было настолько разительным, что даже те две служанки, которые с детства воспитывали Люцию, ничего не могли заподозрить внешне. Цвет волос, глаз, даже родинки на плече – всё сходилось. Разговора с дочерью не получалось, тогда Генрих решил, что может быть, что-то прояснит пленник. Ведь встречалась же она с Дамианом и довольно часто. И Генрих приказал немедленно привести Дамиана. Дамиан был ещё очень слаб, но держался стойко. Генрих, ничего не объясняя, а также не извиняясь за причинённые не заслуженные страдания привёл Дамиана в помещение, где находилась несчастная Лилиан. Дамиан был обескуражен видом девушки. Действительно, она была похожа на затравленного зверька, забившегося в угол комнаты. Не дав Дамиану выразить своё изумление, Генрих заговорил первым.
– Моя дочь за то время, пока её не было в замке, потеряла слух и речь. Она перенесла неслыханные испытания и, по-видимому, очень больна. Я теряюсь в догадках, что с ней могло случиться. – устало произнёс Генрих. – Поэтому я велел привести тебя в надежде что-то прояснить.
После этих слов Генрих знаком руки предложил Дамиану приблизиться к дочери. Дамиан подошёл к Лилиан. Воспоминания о проведённых вместе счастливых днях с Люцией огромным валом накатились на влюблённого юношу. И он, не сдержавшись, обнял девушку. Лилиан не сопротивлялась, но и не отвечала взаимностью. Дамиан попытался заговорить с ней, но из этого ничего не вышло. Генрих в стороне тупо наблюдал за ними. Затем произнёс:
– Я вас оставлю здесь двоих…ненадолго.
Но наедине он их не оставил. Просто перешёл в смежную комнату, где через смотровую щель мог наблюдать за Дамианом и Лилиан. Оставшись наедине с девушкой, Дамиан понял, что это уже не та прежняя его возлюбленная Люция. После всего пережитого Дамиан тоже надломился. И то, ради чего он перенёс столько страданий, сейчас, здесь безвозвратно ускользало от него. Дамиан устало опустился возле её ног и отчаянно зарыдал. Лилиан с момента прибытия в замок была поначалу напугана всем происходящим вокруг, но впоследствии стала равнодушна ко всему. Но эта неожиданная встреча с этим милым юношей вдруг разбудила её чувства, и она прониклась симпатией к нему. Лилиан инстинктивно ощутила, что этот молодой парень так же несчастен, как и она. Лилиан нежно погладила голову Дамиана, как бы успокаивая его. И в этот момент она вдруг отчётливо поняла, что перед ней сейчас единственный человек, который сможет ей помочь. Что появилась какая-то надежда вызволения из этого чуждого места. И внутренняя близость по несчастью пробудила в ней симпатию к Дамиану. Лилиан быстро достала маленькую вещицу. Это был небольшой талисман, похожий на сердечко, на тоненькой золотой цепочке. И когда Дамиан поднял голову, она надела талисман ему на шею и прикрыла воротом рубахи. В это время взгляд её уже не был таким отчуждённым, как в начале встречи, а, напротив, нежно опечаленный. Дамиан догадался, что этим поступком она давала понять, что признала в нем друга. Затем она встала, взяла за руку Дамиана и отвела к двери. Дамиан на прощание ещё раз обнял девушку. На выходе его ждал Генрих. Он бесцеремонно сдёрнул с шеи Дамиана талисман и приказал стражникам увести юношу. Грубыми пальцами Генрих долго возился с талисманом, пока не открыл его. У окна на ярком свете Генрих рассмотрел его содержимое. На одной стороне талисмана был нарисован портретик Аделины на другой – Рауля Ланьяка. Это были родители Лилиан. Краешек портрета Аделины был слегка задран и Генрих аккуратно вытащил его. На стенке талисмана латынью было написано «LIILIAN». Генрих обомлел. Затем быстро вошел в комнату к мнимой дочери и, глядя ей в лицо, несколько раз чётко произнёс:
– Лилиан! Лилиан!
Лилиан вздрогнула. До этого ни на какие другие слова она не реагировала. Она была очень взволнованна, прочитав по губам Генриха своё имя. А Генрих, в свою очередь, окончательно убедился, что это не Люция, а её родная сестра-близнец, либо другая девушка, идеально похожая на Люцию. Он испытал двоякое чувство. С одной стороны, ему было жаль девушку, потому что она являла собой образ и подобие Люции – единственного человека, в котором он души не чаял, да и Люция любила отца, не смотря на его крутой нрав. С другой стороны, перед ним был чужой человек – загадочный и наполовину безумный. Генриха провели вокруг пальца, ударили по самому больному месту, по его последней отраде на старости лет. Не стоило большого труда догадаться, кто это сделал. Конечно же, его давний заклятый враг – Рауль Ланьяк. Кровь ударила в голову Генриха. Его переполняла злость. Рука яростно сжала рукоять меча, с которым он не расставался никогда.
– Я испепелю его!!! – прохрипел Генрих.
Силы оставили его, и он рухнул на пол.
Глава 10
О том, что произошло с родителями, несчастная Катрин узнала от соседей. Уж они – то знали, что с Генрихом шутки плохи. И тяжко приходилось тому, кто шёл против его воли или посмел ослушаться. В назидание всем он наказывал беспощадно. Так и в этот раз – несчастных родителей Катрин забрали по приказу хозяина замка за укрывательство беглеца, в назидание другим. И если удастся выбраться старикам, то это произойдёт не скоро и не в лучшем здравии. Ощутив всю трагедию случившегося, Катрин осознала, что и ей не миновать казематов Генриха. Первое время она не знала, что делать и была сильно опечалена и напугана. Ей было жалко стариков, отца и мать. И глаза её не просыхали от слёз по несчастным родителям, пострадавшим из-за неё. Тем не менее, у неё не было злости на Дамиана. Напротив, её брала тоска по тому больному юноше, которого она приютила и лечила. Вспомнив о Франсе, она бросилась искать его. Франс сидел на берегу недалеко от своей лодки. Увидев Катрин, он очень обрадовался и направился ей навстречу.
– Я тебя везде искал, – но он не успел договорить, его прервала Катрин:
– Это ты нас выдал?! – выпалила она.
– Нет, нет, что ты, это не я. – забормотал Франс. – Я был вместе со всеми, когда стражники забирали беглеца. Соседи говорят, что он сильно стонал и даже кричал и потому навлёк стражников, – продолжал оправдываться Франс.
– Он не мог ни кричать, ни стонать. Он уже выздоравливал после моих бальзамов. Его выдали, точнее, выдал ты, и никто другой, – продолжала с ненавистью, сквозь зубы говорить Катрин.
– Но почему ты так уверена? – тоже вскипел Франс. – Я действительно был дома и никуда не выходил!
Франс окончательно заврался.
– Так, где же ты был? На берегу дома или возле укрытия? – язвительно продолжала Катрин. – Мне сказали, что в тот момент тебя видели возле укрытия, – она взяла трусливого Франса на испуг.
Франс не выдержал этого напора и во всём признался:
– Да, я был возле укрытия. Это правда. Но это не я его выдал, – стал божиться Франс.
И Франс всё рассказал по порядку, что случилось в тот момент, утаив, однако, истинный смысл своего посещения укрытия. Трудно сказать, поверила девушка оправданиям Франса или нет, но до конца она не стала его слушать, он был противен ей, чувство дружбы улетучилось. Катрин перебила его оправдания, перемешанные с сожалением о случившемся, и уходя, резко сказала напоследок:
– Ладно, теперь нужно думать, как спасти моих бедных отца и мать. Приходи вечером к лодке, подумаем.
Франс в расстроенных чувствах вернулся домой. Любовь к этой гордой, самоуверенной и не в меру сдержанной девушке окончательно вскружила ему голову и торжествовала над ним. Он забыл о своём относительно знатном сословии среди селян, зажиточном хозяйстве отца и той немалой доли богатства, которая переходила к нему в случае женитьбы. Ради этого многие девушки прибрежного селения готовы были отдать свою руку и сердце толстячку Франсу. В думах о своей возлюбленной Франс дождался вечера и побрёл к условленному месту. Катрин на месте не оказалось. Франс подождал немного и уже собрался идти к дому Катрин, как вдруг услышал тихие удары какого то предмета о борт лодки. Франс подошёл к лодке и заглянул за правый борт. От увиденного, он чуть было не потерял рассудок. Его оцепенение длилось неизвестно сколько, во всяком случае, для него. О борт лодки волной билась окровавленная голова Катрин. Тело её было погружено в воду, левая рука защемлена между веслом и бортом лодки. Она была мертва. Во всяком случае, так показалось Франсу. Начало темнеть. В ужасе Франс попятился не разворачиваясь. И задом побежал от лодки. Затем на что-то натолкнулся и упал. После этого, развернувшись, на четвереньках, продолжал бегство. Постепенно, поднявшись в полный рост, стуча зубами, помчался в неизвестном направлении. Когда прошёл приступ всепоглощающего страха, Франс остановился. Переведя дух, он стал обдумывать, ситуацию. Когда он в мыслях дошёл до мёртвого тела Катрин, над страхом возобладали чувства к ней. Ему стало ужасно стыдно за своё трусливое бегство. Нужно было оказать помощь Катрин, возможно, она была ещё жива. Возвращаться назад оказалось гораздо дольше, чем он бежал. Уже окончательно стемнело. Природный страх подсказал ему, что к лодке одному подходить опасно, и он по дороге заскочил к своему приятелю, попросив его пройти с ним, так как он, якобы, слышал чьи-то крики. Подойдя с приятелем к лодке, Франс внимательно всё кругом осмотрел и даже несколько раз подныривал под лодку, но тела Катрин так и не обнаружил. Она, по-видимому, утонула, решил Франс. Ненависть к своей трусливой натуре переполняла его. Ни с чем они вернулись домой. А утром по селению разошлась весть о том, что пропала Катрин – единственная дочь бедных родителей, которые по «милости» Генриха оказались в заточении подвалов замка.
Глава 11
Удар, который случился с Генрихом, стоил ему два дня беспамятства. Но благодаря мощному телесному здоровью он быстро встал с постели и чувствовал себя физически уверенно. Думы о дочери опять овладели им. Генрих постоянно ловил себя на мысли, что он один. Конечно же, рядом были люди, но они, как мыши, ныряли в норы при появлении Генриха. Естественно, в том состоянии, в котором он находился в последнее время, никому не хотелось попадать под его горячую руку и суровый взгляд. Да и чужие все они были для него – льстивые, трусливые и в глубине души ненавидящие его. Тем не менее, жизнь продолжалась.
На следующий день Генриху привели старика – отца Дамиана, он уже несколько дней безрезультатно пытался попасть к своему господину. Генрих соблаговолил принять старца. Отец Дамиана с порога упал на колени и, расплакавшись, стал молить своего господина пощадить сына. Старик припомнил все заслуги свои и сына перед Генрихом, во время войны и в засушливые времена, когда вовремя отдавал подати. И то, как Дамиан не раз защищал честь замка на ристалищах многих турниров, не будучи рыцарем. Последнее заинтересовало Генриха. Он велел подняться старику и налил ему вина, так как его речь стало трудно понимать.
– Ладно, старик, я подумаю над твоим прошением и, возможно, отпущу твоего отпрыска. Только знай, эту свободу он сполна должен отслужить, – сказал Генрих.
– Да, мой господин. Да хранит вас бог, – всхлипывал старик. – Я всем говорил, что у вас чуткое сердце.
– Хорошо, хорошо, а сейчас убирайся. Я должен поговорить с твоим сыном, – отрезал Генрих и сделал знак старику, чтобы он покинул замок.
Когда явился Дамиан, у Генриха уже созрел план. Он приказал слугам удалиться. Генрих внимательно осмотрел Дамиана, который являл полное равнодушие к нему и смотрел то на него, то на стены. Только сейчас Генрих оценил, как хорош был собой парень, не смотря на измождённый вид и скудное одеяние. Волевое лицо, стройная фигура, крепкие мышцы – всё это говорило о незаурядной физической и духовной силе. Генриху всё больше и больше нравился этот бесстрашный юноша, чем-то похожий на него самого в молодости. Генрих понимал, что Дамиану он вряд ли симпатичен, но ради Люции он готов на всё. И после долгого молчания Генрих тихо и медленно заговорил:
– Мою дочь Люцию похитили злые враги, наши заклятые западные соседи, – и, сдерживая себя, чтобы опять не получить нервный срыв, продолжал: – А вместо неё подкинули двойника. Я готов хоть завтра начать войну против них, но у меня нет доказательств, что Люция у них. Ты должен помочь мне добыть их. Я мог бы заставить тебя, но в этом нет нужды, потому что, зная твою привязанность к моей дочери, ты и сам будешь мне помогать в её освобождении, – закончил Генрих.
Дамиан смотрел на своего господина и теперь уже очень внимательно слушал его.
– Итак, твоя задача под видом странствующего рыцаря попасть на турнир в замок Рауля Ланьяка и узнать, где они прячут Люцию. После этого вернуться и сообщить мне. И как можно скорее. Ну, а уж коли посчастливиться лично выручить из беды Люцию и привести в целости и здравии – милости моей не будет предела. Но помни! На свете всё проходит: и благие намерения, и добродетель, и зло, и даже любовь. Поэтому, чтобы помощь и дела твои были искренни, не забывай, что здесь у тебя остаются твои родные – отец, мать, братья и сёстры, – проговорил Генрих, выделяя последние слова.
– Итак, ты готов? Впрочем, если ты сейчас откажешься, я тебя немедленно отпущу, тем более, что я обещал твоему отцу. В этом деле мне нужна искренность и честность по отношению к моей несчастной дочери, – вполне искренно продолжал Генрих. – А теперь слушаю тебя.
– Я люблю Люцию и готов ко всему, но мне всё-таки кажется, что вы заблуждаетесь. Это Люция, просто пока она чем-то сильно напугана, но со временем отойдёт, я это почувствовал по последней встрече с ней, – произнёс Дамиан, стараясь убедить господина не торопиться.
После некоторого раздумья Генрих щёлкнул пальцами, и откуда-то появился Эрик.
– Принеси сюда тот талисман, – приказал Генрих.
Эрик так же незаметно удалился. И когда он принёс талисман, который Лилиан подарила Дамиану, Генрих объяснил Дамиану, каким образом талисман доказывал, что девушка не его дочь.