Кротовая нора - Татьяна Константиновна Макарова 5 стр.


– Пьяный, небось, – раздался дребезжащий женский голос в толпе.

– Ничего и не пьяный, – уверенно сказала девушка в очках с хвостом, поворачиваясь к толпе. – Я сама слышала, как они, – девушка махнула рукой в сторону полицейских, – отчитывались своему начальству. У него нашли документы.

– Может, шишка какая, – предположила полная женщина в шляпе, вытирая пот с лица цветастым большим платком. Она протиснулась сквозь толпу поближе к девушке в очках, толкнула ее в плечо.

– Слышь, не знаешь? Может шишка?

– Знаю, – дернув плечом и отодвигаясь от женщины, сказала девушка, – сказали физик какой-то известный, – вон, видите, начальство приехало, – показала девушка рукой на подъехавший черный мерседес с тонированными с тонированными стеклами.

Константин пробрался сквозь толпу и, не оборачиваясь, пошел в сторону Измайловского проспекта.

16.

1755 г. Санкт-Петербург.

– Вот видите, Мария, и погода благоприятствует нам, – выглянув на меня из-под белого кружевного зонта, улыбаясь, сказала Екатерина Андреевна.

– Да, спасибо, что настояли на том, чтобы я вас сопровождала, – сказала я.

Свой зонт я пока не раскрывала, наслаждаясь солнечными лучами. Повязку с шеи я сняла перед поездкой. Шея уже практически не болела, только остался розовый след от практически зажившей продолговатой ссадины. Почти месяц прошел с тех пор, как я попала в дом Екатерины Андреевны.

Мы прогуливались неспешным шагом по центральной аллее парка, по обеим сторонам которой росли высокие деревья, отбрасывающие тень на аллею. Было солнечно, но не жарко. Тихо шумела листва деревьев, оглушающе громко пели птицы, ароматно пахло какими-то цветами. Под ногами тихо хрустела гранитная крошка, которой была посыпана аллея.

– Как же здесь красиво, – вырвалось у меня.

– Да, очень. Я люблю этот парк, часто сюда приезжаю на прогулку.

Екатерина Андреевна время от времени здоровалась с встречающимися дамами. Я, следуя ее примеру, кивала головой и делала небольшой поклон.

Я с удовольствием прогуливалась, рассматривая парк, стараясь как можно лучше запомнить все.

«Надо, наверное, дневник начать вести, чтобы все подробно описывать. Точно, так и сделаю», – решила я.

Я все-таки надеялась вернуться к себе домой, и хотелось бы как можно больше рассказать о том, как все здесь устроено.

«А не поступить ли мне на исторический факультет», – мелькнула у меня еще одна шальная мысль, – «я уже столько узнала, а сколько еще могу узнать. Хотя нет, мне и этого будет в избытке. Успеть бы до правления Екатерины II убраться отсюда», – подумала я и осмотрелась.

А тем временем, мы проходили мимо беседки, увитой зеленью.

– Принес черт ее на нашу голову, – тихо проговорила Екатерина Андреевна, увидев даму в беседке. – Добрый день Мавра Егоровна, – громко приветствовала она даму, – рада видеть вас.

Повернувшись к беседке, из-за солнца я не смогла рассмотреть эту даму, только кивнула головой и сделала реверанс. Мне пришлось раскрыть свой зонт.

– Здравствуйте, милочка, – громко приветствовала дама. – Как ваши дела? С кем вы прогуливаетесь?

– Мария, не задавайте вопросов, просто идите вперед, я вас догоню, мне необходимо поговорить с Маврой Егоровной, – тихо проговорила Екатерина Андреевна и пошла к беседке.

Не оборачиваясь, я поспешила по аллее вперед, до меня доносился только громкий голос Мавры Егоровны. Свернув с аллеи, и пройдя мимо шпалер из акаций, я вышла к большому пруду, обложенному каменной стеной, по которому плавали гуси, утки и еще какие-то незнакомые мне птицы.

Встав перед прудом, я смотрела, как утки крякают, «бегают» по воде, взлетая, и разбрызгивая воду, перелетают с места на место, некоторые из них ныряют и торчат из воды как поплавки, как гуси горделиво плавают и временами громко хлопают крыльями. Гуси в пруду отличались от обычных гусей. У этих гусей сероватая окраска тела, голова и бока шеи белые. На темени и затылке у них по две чёрные полосы, клюв и высокие ноги жёлтые.

«Как же обидно, что не все удалось сохранить до настоящего времени. Ведь то, что пропало, разрушилось, во многом произошло из-за нашей недальновидности, халатности, не считая войны», – размышляла я, наблюдая за птицами.– « А ведь я все сейчас сравниваю. Интересно, получается, сравниваю настоящее и будущее или прошлое и настоящее? Я так запутаюсь окончательно», – размышляла я, расхаживая перед прудом.

В раздумьях я пошла дальше, свернув на боковую аллею.

«А ведь я раньше сама все это не ценила», – сделала я неожиданно неприятное открытие для себя. – «Да уж, а осуждать других собралась. Надо все обдумать, а пока, чтобы не путаться», – решила я для себя, – «настоящее – это сейчас, а будущее – это XXI век».

Впереди была зеленая галерея берсо. Я решила пройтись по ней, посидеть там на скамейке.

Закрывая зонт у входа в галерею, я шагнула в галерею и столкнулась с девушкой невысокого роста в светлом парике, выходящей из галереи. От столкновения она уронила большую книгу, которую держала в руках.

– Еxcusez-moi, – воскликнула девушка, – vous allez bien?, – обеспокоенно спросила она, поднимая книгу. Она не смотрела на меня, больше ее занимала книга. Она внимательно ее стала осматривать.

– Оui, merci, – автоматически ответила я по-французски.

– Bonne chance, – пожелала она, выходя из галереи, прижимая к себе книгу.

– Аu revoir, – ответила я ей уже вслед.

– Ну, ничего себе, – вслух начала говорить я, – так и заикой можно остаться. Зато французский попрактиковала.

Я медленно пошла по галерее.

– Мария, вот вы где, – громко окликнула меня Екатерина Андреевна, стоя у входа в галерею, – я вас потеряла.

– Господи, – подпрыгнула я и обернулась.

– Простите, что напугала, – чуть виновато проговорила Екатерина Андреевна.

– Ничего, это я что-то больно пугливая стала, – улыбнувшись, я пошла к ней навстречу.

– Машенька, нам пора домой, скоро обед. Марфа ругаться будет, если опоздаем. Она у нас такая, – улыбнулась Екатерина Андреевна.

– Да, она строгая, я заметила, – улыбнулась я в ответ.

– Машенька, должна вас предупредить, что я говорю всем, что вы моя родственница, – серьезно проговорила Екатерина Андреевна.

– Почему?

– Та самая дама, с которой я разговаривала, очень неприятная особа, – быстро обернувшись, тихо проговорила она. – Я не люблю сплетничать, так же как и не люблю сплетниц, но Мавра Егоровна интересовалась вами.

– Но я же ничего не сделала, я же не преступница, – испугалась я.

– Конечно, но лучше не привлекать к себе лишнего внимания. Мавра Егоровна – подруга императрицы, влиятельная персона. Хочу предупредить, что она может казаться очень приятной, остроумной дамой, скрывая до поры до времени надменность, грубость, чванливость и мстительность.

«Вот еще мне неприятностей с Маврой не хватало, так и до дыбы или каторги недалеко. Тем более, как мне помнится, брат ее мужа возглавляет тайную канцелярию», – растеряно подумала я.

– Машенька, простите, я не хотела вас напугать, – сказала Екатерина Андреевна, беря меня под руку, – все, не будем об этом. Я зря сама раньше времени встревожилась.

Мы шли по аллее к выходу из парка, выбрав другую дорогу, чтобы не проходить мимо беседки с Маврой Егоровной.

17.

Елизавета Петровна в домашнем светлом платье с крупным рисунком, плечи закрывал платок – фишю, сидела в глубоком кресле перед туалетным столиком с зеркалом. Фрейлина в светло-сиреневом платье расчесывала длинные волосы Елизаветы Петровны. Мадемуазель Лия де Бомон в голубом платье сидела за небольшим столиком у окна и читала большую книгу.

– Осторожно, – Елизавета Петровна стукнула фрейлину по руке, – все волосы повыдергиваешь.

– Простите, ваше величество, – испуганно проговорила фрейлина, откладывая расческу на туалетный столик.

Фрейлина взяла с туалетного столика белую кружевную наколку и скрепила ею волосы на затылке Елизаветы Петровны как заколкой, оставив большую часть волос распущенными, взяла расческу и стала их расчесывать.

Дверь в комнату открылась, вошла дама в пудрово – розовом платье с подносом, на котором стояли фарфоровая чашка и чайник.

– Елизавета Петровна, ваш чай.

– Все, достаточно, – сказала Елизавета Петровна, отводя руку фрейлины с расческой от своей головы. Елизавета Петровна тяжело встала с кресла, с недовольством оттолкнув руку фрейлины, желавшую ей помочь.

Фрейлина отошла в сторону.

– Ставь поднос, чего стоишь? Идите, ты и ты, – указывая пальцем на фрейлин в светло-сиреневом и пудрово-розовом платье, – давайте, давайте, – поторопила она их.

Фрейлины поспешили выполнить приказ, и вышли из комнаты, плотно закрыв за собой дверь. Лия де Бомон закрыла книгу и смотрела на императрицу.

Елизавета Петровна открыла шкатулку, стоящую на туалетном столике, достала перстень, посмотрела на него, вытянув руку и надела на мизинец правой руки. На среднем и безымянном пальце уже были надеты крупные перстни.

Елизавета Петровна подошла к большому столу в центре комнаты. На столе стоял канделябр с зажженными свечами, поднос с графином с водой и бокал, на углу стола стояла деревянная резная шкатулка.

– Иди сюда, красавица – позвала она Лию де Бомон.

Лия быстро встала, и легким шагом подошла к Елизавете Петровне.

Дверь, ведущая в коридор для прислуги, приоткрылась. К еле заметной щели прильнул лакей в темно-красном кафтане, внимательно прислушиваясь к происходящему в комнате, его парик съехал на бок. Он время от времени оглядывался по сторонам, чтобы не попасться никому на глаза.

– Слушаю, Елизавета Петровна, – подойдя, сказала Лия.

– Слушай, – открыв шкатулку на столе, – сказала Елизавета Петровна. – Что-то сквозит откуда-то, – поеживаясь и поправляя платок на шее, сказала она.

Лия оглянулась.

Лакей за дверью отшатнулся от двери, вытирая выступивший пот на лбу и поправляя парик.

– Дверь и окна закрыты, – сказала Лия.

Лакей за дверью вновь прильнул к двери.

Елизавета Петровна достала из шкатулки письмо, подержала его в руке, посмотрела на Лию, и протянула письмо ей.

– Вот мой ответ Людовику.

– Благодарю вас, Ваше величество за доверие.

– Ты хорошо мне послужила. В скором времени ты с шевалье получите разрешение на выезд во Францию.

– Благодарю Ваше величество, – сделав низкий реверанс, сказала Лия.

– Иди, садись, скоро почитаешь мне, – дала указание Елизавета Петровна. – Где вы? – громко крикнула она в сторону двери, – я вызывала ювелира, долго мне еще ждать вас и его?

Лия вернулась к столику у окна. Сев за стол, она открыла книгу и положила письмо Елизаветы Петровны между страниц.

Дверь в комнату открылась, и вбежали фрейлины.

– Ваше высочество, месье Позье ждет, – сказала фрейлина.

– Ну, так зови, – приказала Елизавета Петровна, – не дождешься вас, – ворчала она.

Дверь, за которой подслушивал лакей, тихо закрылась.

В комнату вошел мужчина средних лет, в белом парике, в темно-синем бархатном кафтане, и светлом расшитом камзоле.

18.

Я растерянно стояла у себя в комнате перед кроватью, на которой лежали платья. Целая гора платьев, фижм и чулок. На полу у дивана стояла целая шеренга туфель разных цветов и фасонов.

– Машенька, отомрите, – рассмеялась Екатерина Андреевна, видя мое замешательство.

– Как же выбирать среди такого великолепия, – развела я руками.

– Очень просто, начнем с тех, что вам понравились, – решительно сказала она.

Екатерина Андреевна подошла к комоду, на котором стоял колокольчик, взяла его и позвонила. Не успела она отойти от комода, как в комнату вбежала Глаша.

– Слушаю, барыня.

– Глаша, помоги примерить наряды Марии. Машенька, с какого начнем? – сев в кресло, спросила она меня.

Мне сразу понравилось одно платье мятного цвета с неярким растительным орнаментом, с золотой нитью.

– Вот с этого, – указала я на мятное платье.

Платье оказалось распашным. На фижмы, надетые на нижнюю юбку, Глаша надела юбку, из такой же ткани, что и верхнее платье, только оттенком светлее. Сверху на меня надели уже распашное платье, с разрезом на юбке впереди. Сквозь этот разрез и виднелась нижняя более светлая юбка. В область лифа вставили специальную V- образную подкладку-стомак, украшенную шикарной вышивкой, с золотыми нитями и жемчугом. Рукава у платья были средней длины, украшенные кружевом.

Наконец-то я смогла присесть, Глаша надела мне шелковые чулки в тон платью, которые приятно охлаждали кожу.

Екатерина Андреевна внимательно наблюдала за примеркой, отдавая распоряжения Глаше, что и где подтянуть, куда заправить. Она же и посоветовала туфли под платье.

– Машенька, примерьте вот эти туфли, они с завязками, поэтому вам должно быть в них удобно. Да и под платье они изумительно подходят.

Туфли были из дамаста темно-мятного цвета с набитым рисунком с хлястиками, в которые были вставлены шелковые ленты – завязки. Туфли были с острым носом и на широком устойчивом каблуке, чему я очень обрадовалась.

И что интересно, туфли были одинаковые, без различия на правую и левую.

«Как я не заметила этого раньше», – думала я, рассматривая ноги в туфлях.

– Какие же они мягкие, – встав, сказала я.

– Удобно? – улыбаясь, спросила Екатерина Андреевна.

– Да, очень. Даже не помню, когда носила такую мягкую обувь, – не соврала я, на ум пришли только чешки в детском саду.

– Машенька, просто изумительно, – всплеснула руками Екатерина Андреевна, когда я прошла в центр комнаты. Она встала и подошла ко мне.

Глаша стояла, кивала головой и улыбалась.

Я подошла к зеркалу, расположенному на стене. Зеркало было во весь рост, и я смогла рассмотреть себя.

Я не узнала себя. Из зеркала на меня смотрела незнакомая девушка из XVIII века. Я ощущала себя совершенно по-другому, я стала женственной, появилась мягкость, стать.

«Вот я и повзрослела», – ошарашенно подумала я, – «я никогда не выглядела такой женственной и милой».

В зеркале я увидела отражение Екатерины Андреевны, мы встретились глазами, и она ободряюще кивнула мне.

– Машенька, еще какое-нибудь платье примерите? – спросила Екатерина Андреевна.

– Нет, нет, это платье идеальное, – отказалась я.

– Еще нужно не забыть про парик, – сказала Екатерина Андреевна, – жалко, конечно, прятать эту красоту, – потрогала она мои волосы.

– А парик обязателен? – решила спросить я.

– Да, все будут в париках. Глаша, иди, я тебя позову, когда нужно будет Марию раздеть, – распорядилась Екатерина Андреевна.

– Слушаюсь, барыня, – сказала Глаша и вышла из комнаты, прикрыв дверь.

– Екатерина Андреевна, а вы выбрали себе платье? – все еще стоя перед зеркалом, спросила я.

– Да, выбрала, мне как раз днями доставили платье от портного, темно-бирюзового цвета. Чуть не забыла, завтра нужно будет подобрать украшения. И еще одно, – Екатерина Андреевна стала поправлять складки на платье, – я же сказала, что вы моя родственница, а родственницам не пристало звать друг друга по имени-отчеству, тем более практически ровесницам.

Я повернулась к Екатерине Андреевне.

– Буду только рада, – сказала я.

– Вот и замечательно, – приобняв меня, сказала она.

– Екатерина, не устану тебя благодарить за заботу. Давно мне не было так легко и радостно.

– И мне. Надеюсь, завтра мы произведем ошеломляющее впечатление на племянника. Нам повезло, что он согласился нас сопровождать.

– Он не любит балы, как и ты? – спросила я, осторожно садясь на стул.

– На обычные балы Дмитрий ходит, а вот на балы-метаморфозы, нет. Он как-то собирался на него, а как увидел себя в зеркало, чуть не порвал от злости платье, – захохотала Екатерина Андреевна. – Теперь всеми правдами и неправдами, насколько это позволяет служба, уклоняется от метаморфоз.

– Дмитрий в платье, хотела бы я его увидеть, – засмеялась я вместе с Екатериной Андреевной.

Напряжение, сковывавшее меня с того времени, как я попала сюда, немного отпускало меня.

Назад Дальше