В Аудиенц-зале никого не было, только горели свечи в настенных бра между окон над зеркалами. В зале было практически темно. Двери в буфетную и в Белую столовую были закрыты.
Дмитрий остановился, усадил, практически толкнул меня на стул, стоящий у дверей в буфетную и навис надо мной.
– Это что такое там было? – довольно грозно спросил он тихим голосом, почти шёпотом, но мне стало жутковато.
– Что? Я помогла предотвратить пожар, и человека спасла, – пожав плечами, сказала тихо я.
– Это было очень дерзко, юные барышни так не поступают, тем более с князьями.
– Если князь, пусть горит? Что же все стояли как истуканы? А где вы были, Дмитрий Михайлович? Что же вы не поспешили на помощь? – пошла я в атаку.
– Где вас воспитывали, барышня? – оторопев, спросил Дмитрий.
– В России, папенька, с маменькой, – продолжила дерзить я.
«Не нарывайся», – останавливала я себя, – «замолчи, прикуси свой язык. Молчи, дурочка».
– Простите, Дмитрий Михайлович, – через силу попросила я прощения, сама не понимая за что. Я ведь спасла пьяного князя, спасибо пусть скажут.
– Хорошо еще, в Тронном зале пожар не устроили, – Дмитрий остановил меня жестом, увидев, что я собираюсь возражать. Я только и успела рот открыть и закрыть. – Сидите здесь, пусть все затихнет, да и Елизавета Петровна сейчас должна приехать. Я найду Катю и приду за вами, поедем домой. Достаточно на сегодня.
Хмыкнув, и кинув на меня непонятный взгляд то ли осуждения, то ли одобрения, Дмитрий развернулся и быстрым шагом вышел из зала.
«Все обещают скоро вернуться», – усмехнулась я. – «Поела мороженое, увидела Елизавету Петровну, называется, как же досадно. Вот и спасай их».
Я пыталась рассмотреть Аудиенц-зал, зная, что он был полностью восстановлен реставраторами. Но в зале было уже достаточно темно.
От несправедливости и досады, я встала и подошла к окну, решив, что может в окно удастся увидеть Елизавету Петровну, только, если она приедет не со стороны западной части дворца.
Не успела я устроиться у окна, как за дверью Буфетной, раздался шум и голос. Голос был властный и недовольный. Я испугалась, сама не знаю почему. И быстро встала в углу комнаты, чтобы открывшись, дверь меня загородила. Я вжалась в стену. Юбку платья я сжала, как могла плотнее, чтобы она не торчала из-за двери. Сердце колотилось, как бешенное. Я старалась даже дышать тише.
– Алексей Петрович, разрешите объяснить, – услышала я мужской голос.
– Извольте, да быстро, – ответил грозный голос.
«Алексей Петрович», – проговорила я про себя, – «не Бестужев ли это часом? А ведь я собиралась держаться от него подальше. А подобралась ближе некуда. Почему я такая невезучая, да куда ж я опять вляпалась?» – отчаянно подумала я.
23.
Алексей Петрович Бестужев стоял у окна и барабанил пальцами руки по стеклу. Его осведомитель в кафтане лакея стоял перед ним и переминался с ноги на ногу, иногда вытирая пот со лба рукавом.
– Я жду, – поторопил Алексей Петрович.
– Я видел и слышал, как государыня передала француженке де Бомон письмо, – он замолчал.
Алексей Петрович повернулся к осведомителю.
– Дальше? Чего замолк? На дыбу хочешь? – раздраженно спросил он.
– Простите, Ваше высокопревосходительство, я пытаюсь точнее вспомнить, – теребя треуголку в руке, бормотал осведомитель.
– Говори.
– Государыня вытащила письмо из шкатулки на столе и сказала, что это ее ответ Людовику, и что в скором времени получит разрешение на выезд.
– И что де Бомон сделала с письмом?
– Мне плохо было видно, мне кажется, она положила его в свою книгу.
– Чертовы французы, – пробормотал Алексей Петрович.
– Что, Ваше высокопревосходительство? – переспросил осведомитель.
– Тебя не касается.
Алексей Петрович подошел к осведомителю, из кармана кафтана достал монету, подал ее осведомителю.
– Благодарствую, Ваше высокопревосходительство, – кланяясь, сказал осведомитель.
– Иди, и чтобы никому ни слова, – махнув рукой, сурово сказал Алексей Петрович.
Осведомителя, пятясь задом, вышел из комнаты и аккуратно прикрыл за собой дверь.
24.
Невольно я стала свидетельницей разговора канцлера с каким-то шпионом. Услышав, что они разговаривают и не собираются выходить, я хотела потихоньку уйти. Но в это время у входа в зал раздался шум, в зал, хихикая, забежала парочка и, прижавшись к стене, стали целоваться. Я старалась не шевелиться, затаила дыхание.
Дамочка вырвалась и, дразня партнера, снова выбежала из зала, он побежал за ней.
Я решила воспользоваться возможностью и уйти из Аудиенц-зала до того, как закончится разговор канцлера, стала выходить из своего убежища-угла, как услышала, что где-то рядом открываются двери. Я замерла и прислушалась. Там, за дверью, раздались удаляющиеся от меня шаги.
«Есть несколько вариантов, куда он выйдет», – прикидывая план дворца в голове, думала я. – «В Белую столовую, и потом сюда, или из Белой столовой в сторону Китайского кабинета. Может из буфетной выйти и пройти через служебную комнату и выйти к лестнице у Дубового кабинета, вариантов много».
Времени прошло достаточно, в Аудиенц-зал никто не вышел, за дверью комнаты было тихо, я снова решила попытаться ускользнуть из зала. Я на цыпочках, поднимая платье, сделала несколько шагов.
– Иди сюда, – раздался голос Алексея Петровича.
Я остолбенела.
«Что мне делать, что говорить, дурочкой прикинуться? Я и так дура», – мгновенно пронеслось у меня.
– Заходи и быстро, у меня для тебя важное поручение, – продолжил он.
Я медленно повернулась и поняла, что дверь закрыта и все это говорилось не мне. Я нервно захихикала и тотчас же закрыла рот рукой.
– Слушаю, Алексей Петрович, – с акцентом произнес мужской голос за дверью.
– Следить за де Бомон, изъять всю переписку, особенно обыскать книги.
– Слушаюсь.
– Беспорядка не наводить.
– Слушаюсь.
– Все, что найдешь, сразу ко мне.
Больше я не стала слушать и ждать. Я побежала, стараясь не поскользнуться и не упасть на паркете. Проталкиваясь через толпу у столов в Тронном зале и ловко управляя фижмами на платье, я продолжала думать о том, что мне удалось услышать.
Я помнила по истории, что Бестужев радеет за англичан, в свое время он все сделал для того, чтобы удалить от двора Лестока и Шетарди, и рассорить Елизавету с французами. Шуваловы и Воронцов, наоборот, хотят восстановить отношения с Людовиком. Я знаю, Англия заключит договор с Пруссией, и что Франция, Австрия и Россия будут воевать в семилетней войне против Пруссии.
«Нельзя допустить, чтобы история изменилась, если письмо Елизаветы не дойдет до Людовика», – думала я, остановившись в Аванзале, и высматривая Дмитрия или Екатерину Андреевну. Я не увидела их, тогда я решила идти в танцевальный зал.
«Я не имею права вмешиваться в историю. Кстати, та француженка с книгой, с которой я столкнулась в парке, и которую видела в зале, не де Бомон ли?» – стала рассуждать я, – «точно, она, де Бомон», – решила я.
В танцевальном зале звучала быстрая мелодия, под которую прыгали и скакали пары, парики на их головах подпрыгивали, это выглядело довольно забавно. Если бы у меня было время и настроение, я бы обязательно посмотрела и посмеялась бы над ними. Медленно двигаясь в Танцевальном зале в толпе, я иногда вставала на цыпочки и искала глазами Дмитрия и Екатерину Андреевну.
«Но, если замысел Бестужева удастся, тогда вся история изменится. Куда мне тогда возвращаться? В какой мир я вернусь?» – пробираясь к выходу из Танцевального зала, задумалась я, – «но я сама не смогу предупредить де Бомон, никому рассказать ничего не могу».
В наступающем отчаянии я вышла на парадную лестницу. Здесь было прохладно. Дышать сразу стало легче. Я оперлась ладонями о перила. Прохладные перила охладили ладони сквозь перчатки.
Я решила спуститься по лестнице, выйти на улицу, подышать свежим воздухом и там подумать.
Я спустилась с лестницы, на улице было светло от факелов. Боковым зрением я увидела тень у колонны и меня потащили в неосвещенный угол. Я оказалась прижатой к стене каким-то пьяным юнцом, у которого неровно прорастала щетина.
– Сударыня, вы прекрасны, – заплетающимся языком проговорил он, дыхнув на меня перегаром.
– Отпусти, – вырываясь, с усилием проговорила я. Но он хоть и был пьян, но был очень сильным. – Да отпусти ты, черт.
Юнец только захохотал и стал засовывать руку мне в корсет, второй рукой он пытался пробраться мне под юбки.
«Вот сейчас бы и пояс целомудрия не помешал бы», – успела подумать я.
– Ну, держись, гаденыш, – разозлилась я, – тебя по-хорошему просили.
Со всего размаха отработанным приемом я ударила его коленом, уж не знаю, куда я там ему попала, но он согнулся пополам и завыл.
Не успела я отойти от юнца и поправить платье, как меня снова дернули за руку и поволокли к выходу.
– Да что ж такое, куда меня все куда-то тащат, – закричала я, пытаясь вырвать руку, и упираясь.
– Быстро иди, – услышала я голос Дмитрия.
Я подняла голову и увидела Дмитрия.
«Свои», – радостно подумала я, ускоряя шаг. – «Боже мой, ну и денек выдался. Видел бы мои приключения брат, а то все ругает за мои вылазки. Да они – детский сад, по сравнению с сегодняшними приключениями».
Дмитрий выволок меня на улицу, протащил за угол здания и остановился, прижав меня к стене.
– Ты что делаешь? Ни на минуту нельзя тебя оставить, то пожар устраиваешь, то дерешься с баронами, – сквозь зубы тихо говорил Дмитрий, остановившись.
Меня отпустило напряжение, зубы застучали, стала бить мелкая дрожь.
– Я ничего не делала, я спасала и защищалась, – чуть запинаясь, проговорила я.
– Свалилась на мою голову, – проговорил Дмитрий, потащив меня к карете, – Катя уже ждет, поехали.
– Не на голову, а под колеса кареты, – решила поправить я, продолжая бороться с несправедливостью и наговорами, еле успевая за нам.
25.
Михаил Илларионович Воронцов, мужчина средних лет, сидел за большим письменным столом, и прижимал печатку к расплавленному сургучу на письме. Перед ним на столе стоял канделябр с зажженными свечами, чернильница, стакан с перьями, песочные часы, на углу стола лежали стопкой книги, папки с бумагами. С правой стороны, под рукой находился бронзовый колокольчик, для вызова, и шкатулка для писем.
– П-по п-приказу к-канцлера установлена с-слежка за м-мадемуазель д-де Бомон, – докладывал, чуть заикаясь, молодой помощник Воронцова Григорий в темно-синем кафтане.
– Немедленно установить своих наблюдателей, сразу сообщать обо всех их действиях.
Михаил Илларионович подняв голову от письма, надел печатку на палец левой руки и внимательно посмотрел на помощника.
– Это все?
– П-появилась н-новая девица, к-какая-то г-гостья или родственница г-графини Ростовцевой и г-графа С-строганова. Ее в-видели разговаривающей в парке с м-мадемуазель д-де Бомон. На б-балу ее тоже з-заметили, г-говорят, что из-за нее к-какой-то с-скандал вышел.
Михаил Илларионович встал из-за стола, взял письмо со стола.
– За девицей пока наблюдение не устанавливать, а за бестужевскими прихвостнями следить неустанно, – он отдал письмо помощнику, – доставить незамедлительно.
– С-слушаюсь, – сказал помощник, выходя из кабинета.
– Так, так, так, – вслух проговорил Михаил Илларионович, – надо выяснить, что за девица появилась. Но это я узнаю сам.
Михаил Илларионович взял колокольчик со стола, позвонил.
– Выезд закладывайте, – громко сказал он лакею, вошедшему на звонок.
26.
Иван Иванович стоял на втором этаже библиотеки, опершись на перила, держа в руках книгу, и смотрел вниз.
Библиотека была большая, внизу, вдоль стен стоят деревянные шкафы со стеклянными дверцами, полностью заполненные книгами. На полу лежит ковер с геометрическим орнаментом. На второй ярус библиотеки вела узкая деревянная лестница, с крутыми ступенями, с резными перилами. Второй ярус огораживают искусно вырезанные деревянные перила, а снизу его подпирают деревянные колонны с вырезанным узором. Потолок и стены библиотеки обшиты деревянными панелями. На втором этаже тоже были шкафы с книгами, с застекленными дверцами.
Внизу стоят два стола. Один, большой, прямоугольный, практически полностью завален книгами и бумагами, располагается в центре библиотеки. Второй, круглый, находится в углу комнаты, вокруг него были расставлены стулья, на столе стоит канделябр со свечами, чернильница и стакан с перьями.
– Сейчас ужин будет, останешься? – спросил Иван Иванович мужчину средних лет, в кафтане болотного цвета, немного потертого на сгибах, с манжетами, из самого дешевого кружева, стоящего внизу у круглого стола.
– Нет, мне еще Петра наведать надо, – ответил мужчина, Александр Иванович Шувалов, глава тайной канцелярии и двоюродный брат Ивана Ивановича Шувалова.
– Передавай поклон ему и Мавре Егоровне, – спускаясь по деревянной лестнице, сказал Иван Иванович.
– Ваня, а что за девица вчера была вместе с Дмитрием? – неожиданно спросил Александр Иванович, остановившись у выхода из библиотеки.
– Девица? – удивившись, переспросил Иван Иванович. – Он весь вечер был с княгиней Ольгой Бельской, разве ты ее не узнал?
– Нет, другая, молодая, красивая и дерзкая. Я видел сам, как она внизу барону дала отпор, и она была с Дмитрием, – правую сторону лица Александра Ивановича подергивал нервный тик, который проявлялся, когда он был взволнован радостью, гневом, страхом или боязнью.
– А, это гостья графини Ростовцевой, графиня Мария Белозерская, – ответил Иван Иванович, вспомнив чуть бледную от волнения Марию.
– Михаил Илларионович ею интересуется, просит установить за ней наблюдение. Сам знаешь, какие сейчас времена, за всем пригляд нужен.
Иван Иванович подошел к столу, положил книгу на стол. Ему понравилась Мария, хоть ему и не удалось с ней поближе познакомиться. Он не хотел, чтобы у Марии, или у Екатерины Андреевны, которую он уважал и ценил, начались неприятности с тайной канцелярией.
– Не стоит, – решительно сказал Иван Иванович, – она родственница покойного мужа графини Ростовцевой. Екатерина Андреевна хочет сосватать ее за Дмитрия.
– Давно пора, шалопая женить, может он остепенится наконец-то, – засмеялся Александр Иванович.
– Да, пора уже, – улыбаясь, подтвердил Иван Иванович. – Так что, передай Михаилу Илларионовичу, что не стоит беспокоиться по поводу гостьи графини.
– Передам. Доброго вечера, – сказал Александр Иванович, выходя и библиотеки.
– Пелагея, – крикнул Иван Иванович, – подавай ужин.
27.
Дмитрий стоял у стула, на котором лежал его кафтан с камзолом и надевал рубашку.
На большой кровати, в полупрозрачном пеньюаре лежала Ольга Бельская, темные шелковистые волосы волной были раскинуты на подушке. Приподнявшись, она оперлась на локоть, и смотрела на Дмитрия.
На кресле рядом, валялось платье Ольги, с другой стороны кровати стола ширма, на которой висели шелковые чулки Ольги. Перед кроватью стоял туалетный столик с большим зеркалом, в котором отражалась кровать.
– Милый, ты опять от меня сбегаешь, – сказал Ольга, поглядывая на свое отражение в зеркале, и чуть больше распахивая пеньюар.
– Почему опять? – равнодушно спросил Дмитрий, застегивая пуговицы на манжетах.
– Ты сбежал от меня вчера, я не дождалась обещанного танца, и не одного, – медленно встав с кровати и подойдя к Дмитрию, сказала она.
Ольга подошла со спины к Дмитрию, прижалась грудью к его спине, просунула руки ему подмышки и медленно провела ладонями по его груди. Дмитрий замер. Ольга отпустила руки, обошла его, и медленно стала застегивать мелкие пуговицы на рубашке.
– Скажи, а кто это был с твоей тетушкой? – игриво спросила Ольга.
– Ее гостья, – неохотно ответил Дмитрий.
– Она хорошенькая, – застегнув пуговицы и медленно проводя руками по груди сверху вниз, сказала Ольга.