Мало-помалу Илья стал перехватывать веревку и тянуть коня к себе. Бурый упирался, дергал шеей, его копыта тоже зарывались в землю. Конь пытался снова резкими скачками вырвать веревку из рук человека. От напряжения и у человека, и у коня глаза налились кровью, они шумно дышали, хрипели, но никто не уступал. Илья стал тянуть бурого в сторону загона, где ждала и напряженно наблюдала за схваткой Златыгорка.
Она видела, как Илья упорно влечет коня к загону. Было странно, что вожак упирается, пытается пересилить человека, но не пытается ускакать. Было в этой схватке что-то колдовское. Не человек и конь сейчас силой мерились, а две воли столкнулись на этом горном пастбище. Они силились понять, стоит им дружить, брататься или они недостойны друг друга. Златыгорка чувствовала, что и сама она уже устала, что, глядя на Илью, и у нее напрягаются мышцы.
Вот человек коснулся спиной прясел загона, вот он уже прошел между двумя рядами ограды. Девушка толкнула рукой жерди, и узкий загон закрылся.
Конь стоял между двумя рядами жердей, храпя, вздуваясь боками, бешено поводя глазами. Илья подошел к нему спереди, пальцами разжал зубы и протолкнул веревку, как удила, между зубов. Конь дернул головой, но человек уже запрыгнул ему на спину, потянул веревку, поворачивая голову коня то в одну, то в другую сторону. Так он показывал бурому, что будет от него требовать, как управлять им. Златыгорка, восхищенная и завороженная этим зрелищем, подбежала и отбросила жерди с другой стороны загона.
Илья не успел ударить коня пятками под бока, как тот одним скачком выбросил свое сильное тело из загона. Но человек удержался, изо всех сил натягивая повод. Бурый стал скакать и прыгать, взбрыкивая задними ногами выше головы, пытаясь сбросить человека. Он поднимался на дыбы, делал несколько скачков на задних ногах, наклонял голову и снова взбрыкивал.
Когда конь понял, что человека ему не сбросить, он ринулся на открытое пространство и понесся по пастбищу как ветер.
Златыгорка не успела и глазом моргнуть, как Илья верхом на буром превратился в маленькую точку за бугром у самого леса. Девушка только чувствовала, как гудит земля от топота могучих копыт бурого. Она стояла и смотрела, прикладывая к глазам ладонь. Потом сидела на жердях загона и кусала губы, но Ильи по-прежнему не было видно. И когда ей стало совсем невмоготу и она готова была броситься искать сброшенного наземь русича, у кромки леса показался всадник.
Конь больше не метался под Ильей из стороны в сторону, не взбрыкивал ногами. Он мчался как ветер, его косматая грива и хвост развевались по ветру. Илья, пригнувшись к шее коня, слился с ним воедино. Они мчались, две неуемных соединившихся силищи.
У самого загона Илья осадил бурого, и тот послушно замедлил свой бег. Ноздри коня раздувались, бока вздымались, дыхание было под стать порыву морского ветра.
Илья с довольной улыбкой легко спрыгнул с коня, продолжая крепко держать его в поводу. Конь стоял рядом, но в его виде не было покорности. Он признал в человеке равного себе.
– Я буду звать его Буркой, – пророкотал Илья, потрепав коня по шее. – Другом мне будет и в бою, и в дальнем походе, и на отдыхе, если доведется.
– Нужно на него надеть настоящую узду, – посоветовала восхищенная Златыгорка. – Ты надеть должен. Веди его к нашему дому, я подарю тебе узду и седло.
…Несколько дней Илья укрощал коня. По совету девушки он больше не водил его на общее пастбище, где пасся табун. Теперь конь стоял в загоне возле дома царицы Самсун. И каждый день на рассвете Илья выходил, разговаривал с конем, похлопывая его по шее и угощая солеными лепешками. Конь слушал человека внимательно, косил хитрым глазом и тыкался мордой в его руки, требуя нового угощения.
А потом Илья седлал коня и они уезжали в горы. Русич не боялся заблудиться. Хороший конь должен был найти дорогу назад сам. И находил. Изо дня в день Илья гонял Бурку по горам, через глубокие ущелья, по горным тропам. Или спускался на берег моря и носился там по воде, через прибрежный кустарник.
Златыгорка часто видела, как Илья и его конь играют на свободе, как два больших ребенка. Они догоняли друг друга, уворачивались от толчков. Или не уворачивались, и тогда Илья летел наземь, а конь несильно ударял его боком. Илья вскакивал на ноги и догонял Бурку. И тот позволял себя догнать. Позволял обхватить себя за шею и повалить в траву. Да так, чтобы всеми четырьмя копытами взбрыкнуть в воздухе, к общему их с человеком восторгу.
А еще она слышала, как по вечерам при свете факелов Илья чистил коня, называя его дружком, Бурушкой, Бурушкой-Косматушкой. Конь фыркал, согласно кивал головой и тянулся к человеку, трогая мягкими губами его воротник и волосы.
Глава 3
– Здесь нам не пройти, – с сомнением покачала Златыгорка головой.
– А ты говорила, что знаешь, где живет Святогор.
– Никто не знает, где его дом. Святогор всегда оберегал границы от набегов кочевников отсюда и до Сурожского моря. Мне рассказывали с детства, как он появлялся – огромный, на огромном коне – и созывал к себе воинов, поднимал их навстречу подступавшим врагам. И за ним шли и отбивали врага. А потом Святогор снова уходил, и его долго никто потом не видел. Может, это просто народ о нем такие сказки сложил. Но он есть, я видела его. И моя мать его видела, она даже вместе с ним и с племенем касогов сражалась с иноземцами, пришедшими с юга.
– Давай доверимся Бурушке, – сняв рукавицу и похлопав своего коня по крутой шее, сказал Илья.
– Так он может найти только дорогу к своему дому, – возразила Златыгорка. – А найти кого-то в горах…
– А ты посмотри! – прервал ее Илья и совсем отпустил поводья.
Бурка потряс головой, понюхал воздух и неторопливо, как будто пробуя копытами землю впереди себя, двинулся вверх по тропе. Козья тропа была узкая, но конь шел по ней, как будто знал ее хорошо.
Девушка промолчала, потом тронула своего коня следом за Ильей. Долго и неторопливо ехали они между скалами, пробирались по краю обрыва, снова уходили в горы. Дважды конь вел их через мрачные пещеры, которые всегда заканчивались новым проходом и солнечным светом.
Когда солнце стало садиться, они, наконец, выехали на большое плато. Бурный ручей падал с горы, пенился, разбрасывая брызги, уходил по склону вниз, спеша к морю. А возле ручья под сенью старых высоких сосен стоял дом, сложенный из толстых почерневших бревен. Густые травы покрывали пространство от горной тропы до дальних скал. Здесь можно было пасти табун лошадей. Но какая-то невидимая печать уныния висела в воздухе.
Возле дома с черными окнами, на земле у коновязи лежало старое седло, на крюке висела сбруя. Златыгорка указала рукой. Саженях в двухстах от дома среди травы чернела туша коня. Спешившись, Илья снял с головы шлем, перекрестился и открыл тяжелую дубовую дверь.
Свет заходящего солнца протиснулся в дверной проем и упал на человека с длинной белой бородой. Он сидел, прислонившись спиной к стене, на лавке у дальней стены, под образами. Пыльное окно не пропускало света. Дверь открыла взору простые полати с шерстяным одеялом, грубый стол с кувшином, очаг с большим котлом. Рядом с человеком на стене аккуратно были развешаны доспехи: бахтерец, ноговицы и наручи, шлем с бармицей. Прямо у ног лежал большой прямой меч в богато украшенных ножнах.
Илья вошел и замер у входа. Златыгорка стояла за его спиной и молчала. «Наверное, он уже умер», – подумал Илья. И конь его пал на лугу, а теперь и хозяин принял свою кончину, и никто не предал его земле. Глаза старца были закрыты, скулы обтягивала желтая кожа; старческие пальцы, в которых еще чувствовалась сила, сжимали лавку.
– Кто здесь? – раздался неожиданно сильный, чуть дребезжащий голос, и эхо раскатилось под потолком большого пустого дома. – Кто вошел ко мне? Ты ли, о ком было предсказано?
Златыгорка схватила Илью за локоть. Девушку, несмотря на всю ее храбрость, немного трясло. Илья похлопал ее по руке и шагнул вперед.
– Приветствую тебя, Святогор, – громко сказал Илья. – От земли Муромской, от Владимирской. Далеко слава о тебе долетела. Помнит тебя люд русский и почитает как защитника. А мое имя Илья, сын Иванов…
– Илья? – перебил Святогор. – Я ждал тебя. Кто с тобой пришел?
– Златыгорка, дочь царицы Самсун.
– Хорошо, поклон от меня передай матери, царевна. И сестрам своим. А ты, Илья, теперь меня слушай. Время мое истекает, земля сырая меня не отпускает больше. Твой черед беречь и оборонять земли русские. Ничего в этом доме не бери, ни к чему не прикасайся. Возьми только доспехи мои да шлем. Меча не касайся, не поднять тебе его. И мои руки уже не могут его от земли оторвать.
Илья хотел было сказать, что силы Святогора покинули, потому и не может он меча поднять. Но говорить сейчас об этом великому старцу нельзя. И так он делает большой подарок.
– Ты, Илья, возьми сабельку мою, – продолжал Святогор, но голос его становился все тише и тише. – Эта сабля несколько дней ковалась из упавшей звезды, на заре она закалялась в степной росе, в парном молоке и горных ручьях. Оттого на клинке и узор розовый, как заря, полыхает. Сила в этой сабле великая, разит она без промаха и не тупится. Запомни, Илья, Иванов сын, не доставай той сабельки для пустой ссоры, для бесчестного дела. Только в бою она должна купаться в крови ворога лютого, от того и железо тверже будет, и твоя сила множиться станет.
Святогор замолчал, продолжая сидеть, не меняя позы. Илье не было видно, открыты или закрыты глаза богатыря.
Вдруг качнулась земля под ногами – то ли дом пошатнулся, то ли горы. У Ильи внутри все похолодело. Казалось, что все происходящее ему снится или видится по какому-то неведомому волшебству.
– Поторопись! – громко сказал Святогор.
Илья тряхнул головой, сгоняя наваждение. И вот уже сидит перед ним костлявый старик, будто и не было великана. И лавка под ним не из дубовых стволов сделана, а старая, потрескавшаяся.
Стараясь не касаться Святогора, Илья снял со стены доспехи. Златыгорка приняла их и вынесла из дома. Илья вышел следом, положил подарок на траву и снова вернулся в дом. Входить было тяжело, ноги не слушались, как когда-то в детстве. Но он пересилил себя. Сабля в дорогих ножнах, украшенных каменьями, серебряными да золотыми накладками, лежала на полатях. Он взял ее двумя руками, чуть вытянул клинок из ножен, и на его лице заиграли розовые сполохи. То ли железо светилось, то ли закатное солнце падало на полированный клинок.
И тут снова дрогнула земля. Илья пошатнулся, со стола на деревянный пол упал горшок, в очаге с грохотом опрокинулся котел, на улице заржали кони. Бурый ржал призывно и требовательно, как будто предупреждал. Святогор все так же молча сидел на лавке, прямо и неподвижно. Илья попятился назад к двери, не сводя глаз со старца.
В третий раз загрохотало вокруг. Зашатались стены. И в этом грохоте то ли померещилось Илье, то ли впрямь услышал он знакомый голос:
– Прими силу мою! Прощай…
Илья выбежал из дома. Златыгорка приторочила мешок с доспехами и запрыгнула в седло. Кони били копытами и храпели. Со скал катились камни, слышался подземный гул. Не сразу попав в стремя ногой, Илья взобрался на коня, перекинул через плечо перевязь сабли, и они понеслись к спуску.
Никогда Илья не видел, чтобы твердь земная так тряслась. Кони спотыкались, но их не нужно было подгонять. Они сами нашли дорогу вниз. Извилистая каменистая тропа то становилась шире, то превращалась в узкую полоску вытоптанной дикими козами земли. Камни катились, поднимали пыль, которая забивала горло. Несколько огромных валунов сорвались со скалы и пронеслись мимо, играя и подпрыгивая, словно детские игрушки.
Илья успел оглянуться и увидеть, как зашатался крепкий дом Святогора, как рассыпался он по бревнышку, и скалы, шатавшиеся и плясавшие вокруг пляску смерти, вдруг расступились в том месте. Обломки Святогорова жилища, деревья, под которыми оно стояло, и даже труп коня – все ухнуло в разверзшуюся пропасть. Над провалом поднялся огромный столб пыли или дыма.
«Все, – подумал Илья, – земля Святогора не держала, как рассказывали старые люди, а теперь и горы его не смогли удержать. То-то он уже и на Русь приезжать перестал, все в своих горах жил, вдали. Прощай, Святогор. Какая-то из тайных пещер стала для тебя могилой».
– Ух и страху я натерпелась, Илья, – размазывая по щекам грязь, усмехнулась Златыгорка, когда они уже ехали по самому краю моря и кони омывали в соленой воде свои копыта. – Чего в жизни только не повидала, но такого! Бывало, и раньше трясло горы. Привычное это все, но чтобы вот так. Нет больше нашего Святогора! И куда он провалился теперь?
– Святые горы его породили, – тихо сказал Илья, – они же его и приняли. Вон, смотри, речушка какая-то струится. Поехали, смоешь с себя пыль и грязь. Негоже так принцессе возвращаться к своему племени.
Златыгорка попыталась улыбнуться, поймав на себе взгляд Ильи. Жуткий страх, одолевший ее, проходил быстро. Рядом с Ильей было надежно. Девушка не знала, как бы он мог ей помочь, если бы земля разверзлась прямо под их ногами. Но когда Илья был рядом, думалось, что такого просто не может случиться. Ведь, когда он спас Златыгорку от половцев, ей тоже все казалось безнадежным. Ан нет, появился Илья, и все стало хорошо.
Девушка снова поймала на себе взгляд Ильи. Раньше он на нее так не смотрел, а теперь смотрит совсем по-другому. И голос звучит не так, ласковее, что ли. Они подъехали к большому ручью, бившему из скалы, но вода в нем была грязная и мутная. Илья развел руками и тронул Бурку, направляя дальше вдоль берега. Конь потряс лохматой гривой, и вокруг поднялась туча пыли.
– Ничего, Бурка, – проговорил Илья, потрепав коня по холке. – Вот приедем, я тебя в студеной реке искупаю, расчешу твою гриву. Отдохнем, да и в путь тронемся. Дорога нам с тобой предстоит дальняя.
День клонился к закату. Вычищенный Бурка пофыркивал в стойле и тряс своей косматой гривой. Илья сидел на пороге дома и смотрел на небо. Последний ужин в доме царицы Самсун и ее дочери. Повелительница амазонок совсем плоха и не встает с постели уже несколько дней.
С моря потянуло холодом. Илья повел могучими плечами, вставать не хотелось. Он думал о том, как двинется снова к Киеву, как предстанет перед князем Владимиром и скажет, что не по душе ему вражда, что растет между князьями, не по душе ему соперничество. Князь Владимир должен объединить Русь, как это сделал некогда его предок Владимир Красное Солнышко. Он принес на русскую землю истинную веру в единого бога, он объединил земли своих предков. И так тому и быть в будущем. И он, Илья из Муромских земель, хочет этому делу великому и правому служить.
Тихие шаги послышались за спиной, на плечи Ильи мягко опустилось шерстяное одеяло. Он обернулся, увидел Златыгорку и улыбнулся.
– Вот сижу, – сказал он, – прощаюсь с вашими горами, воздухом вашим, в память свою хочу все это вобрать и сохранить. Увидимся ли когда теперь?
– А как соскучишься на своей княжьей службе, так и приедешь, – тихо засмеялась девушка.
– Нам не дано знать, как все сложится, какие пути-дорожки нам намечены, – ответил Илья, положив широкую ладонь на маленькую, но такую сильную руку Златыгорки.
– Да, ты только сердцем дорожку себе выбирай, Илья. Сердце оно надежнее путеводной звезды.
– Поедем со мной, – вдруг жарко заговорил Илья. – Оставь царство свое, ведь есть у вас кому царствовать, если тебе не судьба. Решайся! Будешь моей…
Девушка зажала Илье рот своей ладонью, не дав договорить. Сердце богатыря забилось от этого прикосновения гулко и горячо. Что-то новое, доселе неведомое шевельнулось в нем. Только теперь он понял, что это новое росло, крепло уже не один день. Росло и мучило его, потому что заставляло разрываться на части, спорить с собой. И вот сейчас это новое прорвалось наружу, как молодой листок прорывает липкую почку и вырывается навстречу горячему солнцу, душистой весне, звону ручьев и пению птиц.