— А хоть и Палёный, — усмехнулся казак. — Всё нутро уж промёрзло!
— Ладно, одевайся!
— Угу... Дык эта... Авуспр юмо нивер! Не с киру емн зеб оп лезем итьхо...
— Что?! — вскинул голову Кирилл.
Далее последовала короткая немая сцена: сидя на корточках, учёный пытался понять смысл этих звуков, а голый казак стоял напротив и как бы целился ему в лицо «вилкой» — растопыренными средним и указательным пальцами левой руки. «Данный жест не опасен, — сообразил Кирилл, — поскольку для тычка в глаза слишком далеко. Между пальцами что-то темнеет — татуировка, наверное. Скорее всего, именно её служилый мне и демонстрирует». На этом сцена кончилась.
— Да ни чо... — с некоторым разочарованием произнёс пленный. — Справу мою верни! Не с руки мне без неё по земле-то ходить...
— Обойдёшься пока, — усмехнулся Кирилл. — Что же ты в Икутск-то не пошёл, а? Ждут тебя там, наверное? Ой, ждут не дождутся, да?
— Знамо дело, ждут, — кивнул служилый и добавил тоном, даже не претендующим на искренность: — Жена, детишки, хозяйство опять же — всё догляду требует. Да, вишь, дело-то какое: весточку я получил, будто целовальник должок требует, а я без прибытку. Ить заберёт нехристь коровёнку, а то и избу в казну отпишет — как жить-то? Вот и удумал я послужить ещё малость — авось поправлюсь!
— Детей-то у тебя пять или десять? — в тон ему поинтересовался Кирилл. — Одевайся, поехали!
Он надеялся, что правильно разгадал не меньше половины увиденного и услышанного. В частности, понял смысл шрама на лбу у казака. «Как хотите, господа судьи, но на пожаре такую травму получить невозможно, даже если на голову упадёт горящая балка с крыши. Это похоже на действие сильной кислоты или расплавленного металла — свинца либо олова. Зачем и почему? А потому... Скорее всего, таким варварским способом уничтожено клеймо — буквы, татуированные глубоко в кожу. Штуки, которыми клеймили преступников, я видел в музее и, пожалуй, знаю, что это были за буквы. Их всего три: ВОР».
Дорога в дефиле — труднопроходимой узости — заняла ещё часа полтора. Можно было пройти и гораздо быстрее, но Палёный сказал, что с упряжными оленями обращаться умеет, и Кирилл передал ему «бразды правления». Получалось у служилого довольно плохо, но учёный терпел — уж очень ему не хотелось поворачиваться спиной к новому знакомому. Наконец, ущелье кончилось, и первое, что Кирилл увидел на заснеженном просторе, — маленький табор из грузовых и беговых нарт. Олени были распряжены и копытили снег — все, за исключением того, который был забит и освежёван. Как вскоре выяснилось, таучины решили организовать ритуальную трапезу — этакую тризну по погибшим соратникам.
— Это чтобы мне, значит, в «верхней» тундре хорошо пилось и елось, да? — догадался Кирилл.
— Конечно! — подтвердил Чаяк. — Чтобы тебе и Ымгычу было на ком ездить и во что одеваться. Но ты решил остаться с нами, и это — хорошо!
— Да, наверное, неплохо, — согласился Кирилл. — А что случилось с Ымгычем? И где остальные нарты?
— Дух моря забрал их к себе... Взял половину нашей добычи.
— Так это, значит, он провалился? Я видел след...
Сразу выспрашивать подробности подобных происшествий у таучинов не принято — должно пройти некоторое время. Впрочем, представить всё было нетрудно — тяжело груженная нарта ушла в воду и утянула за собой переднюю, к которой был привязан олень. Парень-таучин в зимней одежде и кожаных доспехах вряд ли смог бы выплыть, даже если б захотел.
— Где мы будем делать тхуту-кай этого менгита? — сменил тему Чаяк. — Он должен стать хорошей жертвой!
Кирилл покосился на пленного — кажется, лицо казака при этих словах... Ну, не побледнело, конечно — чему там бледнеть под бородой, усами и загаром? — а как бы напряглось, одеревенело. «Он что, по-нашему понимает?! — удивился учёный. — Вряд ли, скорее просто знает обозначение таучинского ритуала пыточной казни. Ну-ну...»
— Оставим его до возвращения домой, Чаяк, — плотоядно улыбнулся Кирилл. — Он может пригодиться нам здесь. Только помни сам и предупреди людей — этот менгит очень опасен. Мне кажется, он не соблюдает никаких правил чести — даже своих, менгитских. Нельзя допустить, чтобы он видел нас всех спящими одновременно.
— Может, подрезать ему жилы?
— Наверное, так и придётся сделать, — кивнул Кирилл, — но не сейчас. Пока просто присматривайте, а я попробую узнать у него что-нибудь важное.
После обильной трапезы (пленный рубал сырую оленину за милую душу) сам собой организовался военный совет с очень простой повесткой дня: как действовать дальше? Очень быстро выяснилось, что решить ничего нельзя, пока не будет известно, что собираются делать русские. В частности, попытаются они отбить назад свой боезапас или нет. Посему старшие решили отправить молодёжь обратно к морю — посмотреть, что там и как. Самим же оставаться пока на месте, так как двигаться куда-то с грузом нет смысла: в открытой тундре мавчувены легко догонят караван на своих беговых нартах. Здесь же для нападения им придётся сначала протиснуться сквозь каньон, в котором ничего не стоит их задержать даже такими малыми силами.
Парни поставили походный полог для своих предводителей и уехали на двух упряжках, отпустив пастись остальных оленей — корма им здесь, кажется, хватало. Кирилл поспал часа полтора, после чего занялся расспросами пленного. В первую очередь его, конечно, интересовали возможные планы Петруцкого. К сожалению, ничего утешительного не выяснилось.
Как оказалось, российский воинский контингент изначально был направлен из Обольска не в Коймский острог, а в Айдарский. Маршрут между этими пунктами хорошо освоен: двигаться надо сначала вверх по Койме, а потом на восток — водой или сушей. На пути этом живут в основном ясачные мавчувены, у которых всегда можно «подхарчиться» и «взять подводы». То и другое иноверцев, конечно, не радует, но бунтовать они давно уже не решаются, так что дорога почти безопасна. Когда выяснилось, что Петруцкий ведёт войско в другую, считай, сторону — на север и северо-восток, — народ чуть не возроптал, но убоялся, поскольку капитан — человек армейский — казачьи вольности на дух не переносит и чуть что «берёт в батоги», а то и штрафует в счёт будущих «премиальных».
— В общем, «...куда идёт король — большой секрет, а мы всегда идём ему вослед...» — подвёл итог Кирилл.
Ближе к ночи вернулись дозорные, которые рассказали, что враги всё ещё занимаются сбором разбежавшегося обоза и «кормового» стада. При этом два десятка лёгких упряжек было отправлено вдогонку за диверсантами-грабителями. Преследователи бодро доехали до «плохого» льда, где как бы потеряли след. Они долго его искали, причём некоторые ездили возле самого берега, но почему-то подниматься по ручью не захотели.
— Неужели съезда не заметили?! — удивился Кирилл. — Слепые, что ли?
— Мавчувены, в отличие от русских, хоть и плохие, но всё-таки люди, — поучительным тоном сказал Чаяк. — Они хоть и глупые, но хитрые. Конечно же, они не увидели наших следов — не захотели увидеть. Зачем?
— Наверное, ты прав, — признал Кирилл. — Но мне очень не хватает информации.
— Чего тебе не хватает?!
— Знаний, сведений об этих менгитах. Чего хочет их главный начальник, куда пойдёт?
— Может быть, оставшись без «огненного грома», он вернётся обратно в деревянное стойбище?
— Не исключено, — признал учёный, — хотя, по-моему, это маловероятно. В общем, не знаю!
Кирилл говорил правду: он не знал, хотя и владел информацией о прошлом этого региона в собственном мире. Маршрут первого большого похода русских против таучинов так и остался неясным — участники оказались не в состоянии дать географические привязки событий, поскольку шли по «земле незнаемой». Более того, большинство исследователей склонялись к мысли, что и сам поход в значительной мере был организован по инициативе командира, а не по прямому приказу «сверху».
Ночью Кирилл спал отвратительно — решение всё никак не принималось. К тому же за меховыми стенками полога начала портиться погода — похолодало, поднялся ветер, правда несильный. Утром учёный испытал изрядное облегчение, услышав, что его «друг» Чаяк совершенно точно знает, что делать дальше: нужно отправиться на место вчерашней битвы. Аргументы Чаяка были просты.
Менгиты напали на таучинов, а те их побили — во всяком случае, заставили отступить. Это — победа, это — праздник. А какой же таучин не любит праздников?! Кроме того, к победе этой мы неслабо руку приложили — за то нам полагается немалая толика почестей, и надо их принять. Да и добычей похвастаться не помешает — богатство для того и нужно, чтоб им хвалиться! Тем более что там, на берегу, собрались люди из многих посёлков и стойбищ, так что каждое слово, сказанное им, вскоре будет известно всей тундре.
Пока молодёжь сворачивала лагерь, Чаяк развлекал Кирилла рассуждениями о том, как лучше им ехать. Возвращаться по ущелью обратно на морской лёд довольно хлопотно — спуск с грузом и по ровному-то месту обычно труднее подъёма. Кроме того, там можно нарваться на менгитов или их прихлебателей-мавчувенов. Лучше двигаться вверх по долине вглубь берега — может быть, там удастся перебраться через речку, перевалить через горный хребет, совершить ещё кое-какие мелкие подвиги и в итоге подъехать к стойбищу с юга. Это совсем недалеко — при благоприятном раскладе завтра к вечеру будем на месте.
Кирилл согласно кивал и мысленно усмехался: «Мели Емеля — твоя неделя! Отсюда до цели по прямой и двадцати километров не наберётся, а он задумал объезд в добрую сотню километров. Спрашивается зачем? А всё за тем же — богатые становятся трусливыми, поскольку им есть что терять. Случись боестолкновение с кем-нибудь, нам придётся расстаться с добычей, а этого ой как не хочется! По-хорошему надо бы посмотреть, что там делается на море... А, ладно — никто никуда не денется, только время зря потеряем!»
Места эти Чаяку были известны — в том смысле, что данным маршрутом он раньше хоть и не ходил, но в окрестностях бывал, рассказы людей слышал и, соответственно, как и куда надо двигаться, представлял чётко. Кирилл этому уже не удивлялся — таучины, как и большинство кочевников, в пространстве ориентируются прекрасно. Другое дело, что угадать, какая по пути будет снеговая обстановка, в точности не может никто — слишком много факторов на это влияет. В общем, для Кирилла большая часть пути выглядела бесконечным и как бы беспорядочным блужданием по лабиринтам скал и снежных наносов — солнце скрылось за тучами, так что составить представление о времени и общем направлении движения было невозможно. В конце концов, они куда-то выбрались — на открытое и довольно ровное пространство. Усталый, но довольный, Чаяк сказал, что стойбище находится вон там — от силы полдня пути. Многочисленные следы на снегу это подтверждали — в том направлении недавно прошло много людей и оленей.
Путники расположились на ночлег, и Кирилл вновь обнаружил, что не может уснуть — как-то уж очень тревожно завывает ветер, слишком громко всхрапывает Чаяк, подозрительно ворочается на своём месте Палёный, не слышно шагов Тгаяка, которому выпало дежурить первому... В общем, всё как-то не так. Учёный долго размышлял над этим «всё» и пришёл к выводу, что дело в нём самом — что-то он сделал неправильно, какую-то допустил ошибку. Или, может быть, только собирается допустить?
Утром Кирилла разбудили тревожные голоса. Он торопливо оделся и выбрался из полога — к их стоянке приближалась толпа...
По широкой долине, по истоптанному снегу брели люди — группами или в одиночку, с грузом на плечах или налегке. Кто-то тянул за собой нагруженные нарты, кто-то понукал запряжённого оленя. Холодный, пронизывающий до костей ветер дул им в спины, прямо над головами гнал низкие тяжёлые клочья не то облаков, не то тумана. «Господи помилуй: женщины, дети, подростки... Мужчин нет... Что? Что случилось?! Спокойно, Кирюха, спокойно — ты ведь уже догадался, правда?»
Они приближались, но ни радостных криков, ни просто приветствий — как слепые или уже мёртвые. Кирилл накинул капюшон, затянул ремешки ворота и стоял лицом к ветру и этим людям. Стоял до тех пор, пока один из них не подошёл совсем близко и, покачнувшись, не сел на снег. Учёный шагнул навстречу, опустился на колено и стал всматриваться в бурое морщинистое лицо с жидкой седой бородкой. А старик посмотрел на него:
— Не знаю тебя... Ты кто?
— Люди зовут меня Кирь. Со мной Чаяк, его сын Тгаяк и... — Кирилл перечислил имена спутников.
— Чаяк... Знаю Чаяка — бродяга... И отец его был таким же... — Старик вдруг поднял веки и уставился на учёного раскосыми выцветшими глазами. — Помоги мне... Кирь! Помоги: такова... моя... воля! Или пусть Чаяк... Не могу сам...
— Мы поможем тебе, воин, — твёрдо заявил подошедший Чаяк. — Мы поможем. Только скажи нам, что случилось с вашими людьми в «нижней» тундре? Мы ехали к вам в гости!
— В гости... Вернись на свой след и забудь сюда дорогу!
— Говори, друг, говори! — потребовал Чаяк. — Менгиты? Расскажи о них!
— Да... Пришли по морю — много, очень много. Думали, кочуют. Однако воевать начали. Через воду прошли. В ряд встали, огненным громом стреляли. Люди бились с ними. Обратно в воду прогнали — менгитов прогнали, мавчувенов прогнали — хорошо бились люди! Ночью воды не стало — лёд один. Мавчувены пришли. Кричат, русские воевать не будут больше. Подарки принесли — котлы железные, ножи, бусы... На землю сложили, кричат: приходите к менгитам, что хотите берите. Кричат: воевать не будут больше, всё отдадут, что людям понравится. Только на берег их пустите, не убивайте всех.
— Вы им поверили?! — не удержался Кирилл.
— Люди смеялись. Пятерых ченгучей (рабов — самых малоценных членов общества) к русским послали. Ченгучи вернулись, подарки принесли. Сказали, что вкусно ели, горькую воду пили и веселились сильно.
— О, боги мои!..
— Тогда люди к ним пошли. Все «сильные» пошли. Бегом бежали — кто первый, кто возьмёт больше... До плохих времён я дожил, до плохих, — грустно вздохнул старик. — Раньше люди сначала врагов убивали, потом их вещи брали, добычу брали, а теперь...
— Ну, дальше! Потом что было?! Впрочем, почти уже ясно...
— Менгиты ножи длинные достали. Наших «сильных» большими ножами рубить начали... Всех изрубили! Потом на берег пошли. Опять один к одному встали, опять огнём стреляли. Люди своим сказали: вещи берите, детей берите, быстро домой уходите — мы сражаться с менгитами будем. Сражались... «Сильных» совсем мало осталось — кому сражаться?! Менгиты стрелять перестали, копья взяли, ножи длинные достали... Мавчувены оленей ловить поехали... Детей хватали, женщин хватали... Старых убивали сразу... Кто успел, сам ушёл в «верхнюю» тундру — ушёл и детей увёл. Кто в «нижней» остался, те идут куда-то... Зачем? Помогите мне люди — скучно здесь стало!
Старик встал на колени, опустил голову и протянул к слушателям руку ладонью вверх — словно просил подаяния. Кто-то из стоявших рядом коснулся этой ладони костяным наконечником копья. Старик обхватил его и приставил к левой стороне груди. Чаяк подошёл сзади и придержал его за плечи, чтоб тело не качнулось в момент удара...
Кирилл отвернулся, чтобы не видеть финала. И встретился взглядом с Палёным, который стоял сзади. Лука криво ухмыльнулся:
— Побил-таки наш капитан твоих таучинов! И поделом — дураков-то учить надо. Раскатали губу на дармовщинку!
Учёному очень захотелось вышибить пленному немногие оставшиеся передние зубы, но он сдержался:
— По-таучински понимаешь?!
— Не, по-мавчувенски малость разумею, да говор-то сходственный.
— Та-ак... — протянул Кирилл. Что-то внутри у него натянулось, заледенело и вскипело одновременно. — Давай-ка в сторонку, дядя.
Они отошли на несколько шагов, и он продолжил свистящим шёпотом: