К тому времени Рагнера уж не было в Ксгафё: убедившись, что Лорко освоился в обществе рыцарей, он поехал в ненавистную ему тюрьму Вёофрц, что стояла на островке Вёофрс.
________________
После того, как рыцари не нашли Зимронда в Нолндосе, они его судили заочно – лишили рыцарского достоинства, возможности стать королем и его самого, и его наследников, освободили от долга всех рыцарей, присягнувших Зимронду на верность. Рагнер решил, что в услугах Кальсингога не нуждается – пусть того судят, казнят, заберут всё-всё у его семьи, даже права свободных людей. А с клятвами Гонтера и Зимронда пусть канцлер, если успеет, делает что хочет – подумаешь, бумага, подумаешь клятва Дьяволу, – подделка!
Кальсингога поместили в прежнюю камеру Рагнера – весьма иронично, но ведь эта была одна из лучших камер в тюрьме, к тому же пустая и полностью убранная для почетного пленника. Пройдя внутрь, Рагнер огляделся – он провел здесь без малого восемнадцать суток – Кальсингог без малого тринадцать. Слева – каменное ложе у стены, на нем соломенный тюфяк, тонкая перина из овечьей шерсти, сверху – медвежье покрывало, над кроватью зеленовато-грязный ковер, в правом от дубовой двери углу – завеса, за ней ведро для отправления нужды с плотной крышкой, какое каждый день приносили чистым, вверху – высоко-высоко, тусклый светильник; цепь от него проходила по потолку, спускали ее из коридорчика перед камерой.
Рагнер сказал удалиться всем стражам – сам остался с бывшим канцлером наедине; сел на стул, сложив руки на груди и вытянув скрещенные в лодыжках ноги. Гизель Кальсингог стоял – одетый в тот же черный, грязный плащ до пят, с капюшоном голове. Он молчал, не улыбался, не двигался. На его сломанной переносице появилась горбинка.
– Садись, – кивнул Рагнер на кровать. – Бить больше не буду. Я пришел поговорить. Как ты, наверно, уже знаешь, Эккварта завтра коронуют – Зимронд больше не рыцарь, как все его потомки… Что до тебя… Говори мне всё, что ты знаешь об «ордене Маргаритки». Может быть, я тебе помогу.
Кальсингог, к удивлению Рагнера, торговаться не стал – сел на кровать и начал говорить:
– Гонтер Раннор довольно давно заговаривал со своим двэном, крон… с Зимрондом Раннором, о жизни после смерти, об алхимии, о Дьяволе, о том, что всё иначе, чем твердят священники… Сначала вскользь, затем более откровенно. Зимронд думал, что это выльется в очередную оргию – разврат, может, опий, язычество, игра… Он подписал бумагу с клятвой и был допущен до тайной службы ордена «Четыре короля» – так орден назывался, не «орден Маргаритки» вовсе. Во время службы Зимронд испугался – то, что он увидел, игру не напоминало – никак дурманящих снадобий, даже вина не было или, кх… разврата – зато была кровь для питья, человеческая. Случилось это уже после того, как нашли восемь монахинь, и Зимронд обо всем догадался – он прервал службу, стал кричать на Гонтера, требовать назад свою грамоту с клятвой. Тот в ответ сказал, что у него уж нет ее, как и его собственной клятвы, и что пути назад тоже нет: могуществен и сам орден, и сила, какая им покровительствует – верховный демон, первый из первых, сын самого Дьявола… Сказал, что Зимронда даже убивать не придется – его просто-напросто сожжет молниями. Зимронд Раннор пошел к отцу, королю Ортвину, тот ко мне – приказал схватить Гонтера, силой вернуть бумагу с клятвой… Однако, когда мы прибыли в Рюдгксгафц, ваш брат исчез. Более он ни разу с весны тридцать второго года не объявлялся в Брослосе, как вы сами знаете. Путешествовал где-то, от него приходили лишь письма, вернулся в Ларгос перед самой своей гибелью… А магистром ордена «Четыре короля» был сам Арелиан Нулоа-о-Эзойн.
– Мне это имя должно что-то сказать? – хмурился Рагнер.
– Ну… имя знаменитое. Алхимик, колдун, создатель сатурномера, какой может указать любому день и час для перехода в тело его ребенка – перерождение, как у Божьего Сына, бессмертие, никакого Ада… Арелиан Нулоа-о-Эзойн – первый человек, победивший Смерть. Незадолго до своей гибели и поимки, он успел перейти в плоть своего годовалого младенца, а в возрасте Послушания вспомнил о том, кто он есть. «Четыре короля» – это из алхимической книги «Имена», путь бессмертия, какой гласит: «Черный Король из дома Белого Короля идет к Красному Королю в дом Желтого Короля».
– Еще раз, как его имя, алхимика?
– Арелиан Нулоа-о-Эзойн.
– Арелиан Нулоа-о-Эзойн… Княжество Баро?
– Имя баройское, но он из Толидо́, толидонец…
– И как к тебе попали бумаги с клятвами?
– Совершенно случайно, благодаря моему покойному отцу по жене, господину Лимаро. Некий человек оставил на хранение в его банке не золото, а ценные вещи. Оговорили срок в пять лет. Через пять с половиной лет, то есть около года назад, банк более не мог хранить вещи – они открыли сундук, чтобы посмотреть на содержимое и решить: куда далее передать ценности на хранение. Нашли какое-то старое тряпье и эти две грамоты. Текст понятен, только если отразить его в зеркале.
– И ты оставил бумаги себе?
– Конечно. История улеглась, ваш брат погиб. А король Зимронд… весьма… непредсказуемый король – я решил, что должен иметь защиту.
– Кто был тот, кто сдал сундук?
– Имя, скорее всего, поддельное. В книгах Брослоса его нет.
– И всё же.
– Некий Ольфи Леуно, старик. Наверно, предстал уж перед Богом.
– Леуно… Вроде как орензское имя. На «Леоно», на льва похоже…
– Герцог Раннор, я с вами откровенен по одной причине: я жду, что вы меня освободите и выполните все мои условия. На меньшее я не согласен: все права, всё наше состояние, безопасность для моей семьи и ее честь. Не надейтесь, что грамоты это чепуха. В них нарисован знак и написано, в какое место клеймен тот или иной человек. У Зимронда есть клеймо под волосами, у вашего старшего брата – клеймен герб. Он был Желтым Королем…
Рагнер задумался: белый змей на лазурно-голубом фоне достался Гонтеру как родовой знак. Он хотел поставить у морского змея меч или копье как у отца, но рыцарем после памятного турнира быть перехотел и влепил над грозным змеем слащавое, по мнению Рагнера, красное сердце. Когда в тридцать втором году Рагнер вернулся с Бальтина, брат уже путешествовал, а над воротами Рюдгксгафца висел вновь измененный флаг – в красном сердце появился желтый крестоцвет, желтый цветочек, как будто от невзрачной травы сурепки, засоряющей пахотные поля. Еще сурепку называли «травой Святой Варвары», травой-целительницей: она всюду росла, заживляла раны, сильване добавляли ее листья в пищу, вместо горчицы, и бед не знали с зубами…
– Желтый крестоцвет? – спросил Рагнер.
– Да, но желтым этот знак был только у вашего брата. Зимронду достался черный крест. Он должен был стать Черным Королем и однажды обрести бессмертие.
– Что еще знаешь? Всё мне говори!
– Мои условия, Ваша Светлость?
– Говори! Посмотрим! Если ты мне не солжешь и отдашь бумаги – да, слово Рагнера Раннора, тебя выпустят, но с запретом появляться в Брослосе, Нолндосе, при дворе короля и на глаза короля. Когда у моего братца вырос крестоцвет в гербе и почему? Зачем ему всё это понадобилось? Ордены эти черные?
– Я знаю немногое из того, что Зимронд рассказал отцу. Ваш брат Гонтер считал, что он проклят. Он сказал Зимронду, что погибнет в тридцать три года, в начале лета… так и вышло…
– Знаю! – рявкнул Рагнер. – Не устрашай тут меня!
– Я вам не лгу, Ваша Светлость. Зачем мне вас ныне гневить? Вроде бы Гонтер Раннор порой ощущал неприятный дух, мерзостную вонь, говорил, что за его душой придет сильный демон, и единственное, как можно ему помешать, – это призвать еще более сильного демона, верховного… Про монахинь мне ничего не известно, имели ли они отношение к Гонтеру Раннору – тоже неясно, может быть, и нет. Желтый крестоцвет появился у Гонтера Раннора в тридцать первом году, следовательно, в ордене он состоял не больше года – пока жил в Брослосе, а что делал в путешествиях… никто не знает. Более мне ничего не известно – дел у меня в державе и без вашего брата хватало…
Они оба замолчали на пару минут. Первым заговорил Кальсингог:
– В моем доме у Ордрё скажите госпоже Регине Ефлриг слова «Судный День» – и она передаст вам ключ. Его надо показать в банке Лимаро – принесут шкатулку, но в ней будет одна клятва – Зимронда Раннора. Клятвы вашего брата в банке нет.
– Понял тебя, – встал Рагнер на ноги, поднялся с кровати и Гизель Кальсингог. – Отсидишь, как я, все восемнадцать дней, – сказал ему Рагнер. – Потом – на волю. Сразу неси мне клятву брата. И цени мое благородство – усмирильной телеги тебе не досталось! А покрывало я у тебя заберу – я его проиграл и должен отдать семье везунчика. Тоже померзни…
На ходу сворачивая медвежье покрывало, Рагнер вышел из темницы.
________________
«Орден» – от слова «порядок», это братство со своим уставом, особыми одеждами или знаками и, конечно, с особой целью ради того или иного порядка. «Порядок» – это расположение вещей, сил, ролей своего «Я»… Орден как почетная награда гласил о порядочности мужа, о верной расстановке в его разуме ценностей, норм и низостей, что в итоге и помогло ему добиться почета. Например, выигравший турнир рыцарь явно был силен, значит, тратил время на тренировки, не на гульбу, был добродетелен, раз судьи допустили его к финалу, был учтив с дамами, раз никто из них не потребовал его изгнания, и был благочестив, раз Бог не забрал его жизнь. И за всё это полагался памятный знак, пропуск в круг столь же «порядочных» людей. «Порядочность» в общем смысле означала чистоту разума, гармонию плоти и души, правильную иерархию своего «Я». А что есть «правильно», уже решало общество, следовательно, иерархия «Я» могла иметь любой порядок, ценности, нормы и низости менялись местами, Дьявол мог стать для человека Богом, Бог – Дьяволом.
________________
Единственным человеком, с каким Рагнер мог поговорить о демонах и тайных орденах, был Магнус Махнгафасс, брат Амадей в недавнем прошлом, священник из Элладанна по прозвищу «Святой». Они уединились в кабинете Рюдгксгафца, в квадратной зеркальной зале. За окном небо уже синело, наступал вечер, близилось обеденное время.
Магнус внимательно выслушал Рагнера и, неожиданно, его огорошил:
– Тот Арелиан Нулоа-о-Эзойн – самозванец, наверняка обдувала, тянущий золото из богачей обещаниями бессмертия или вечной молодости. А знаю я это точно потому, что сын Арелиана Нулоа-о-Эзойн – это я.
– Ты?!
– Как видишь, я просто человек: едва не погиб от ранения и простуды. Во мне не течет божья кровь, я не могу исцелять или творить чудеса. Много толков ходило о моем отце, его смерти, якобы колдовстве. Но я выяснил в точности все подробности гибели родителей: ничего загадочного в их смертях нет. Отец погиб в Элладанне. Сердечный перебой – и мой батюшка, весьма преклонного возраста, почил за пару минут. Матушка тоже была весьма слабого здоровья, скончалась через год… Не хочу говорить о себе – тот Амадей Камм-Зюрро из Толидо давно оборвал все связи с приемной семьей и прошлой жизнью… Повторяю тебе – магистр ордена обычный плут, и доказательства этому то, что Зимронд отрекся от клятвы, но никакие молнии его не сожгли.
– Ладно… Значит, весь орден – это плутовство, из Гонтера и Зимронда просто тянули монеты… Но… а как же сны Маргариты, как же красные глаза? Юродивый в Ларгосе вещал о красноглазом демоне в образе человеке, какому нужно наше дитя! Правда… он говорил о человеке из-за трех морей и, вообще, Йёртр обычно бредни несет… Но слишком много совпадений! Молящиеся прелаты? Епископ, действительно, молился сутки! И кто такой Ангел Смерти?
– Мне неизвестно об Ангелах Смерти – должно быть, мне, простому брату, этих знаний не открыли. Точно могу сказать одно: ангелы служат добру, служат людям, хранят нас, – бояться их не надо. О красных глазах я тоже ничего не могу сказать. Возможно, всё же это совпадение. Алые глаза часто рисуют в книгах, изображая демонов. Признаться, красные глаза – это первое, что приходит в мою голову, когда я представляю себе злобного духа. А то, что демону нужно дитя, так давно уж боятся прихода сына Дьявола, но, слава Богу, демоны не могут жить в младенцах – демонам нужна душа, иначе бездушная плоть их погасит. У младенцев же нет души.
– Даже верховный демон не может?
– Нет. Иначе он бы уж давно жил среди нас, тебе так не кажется?
– Прелаты?
– То, что епископ закрылся в молельне – это понятно: на небе была комета, и он молился до тех пор, пока она не исчезла. То же самое делали остальные прелаты и многие священники саном попроще.
– И Маргарита их видела! Почему?
– Рагнер, я не знаю почему… – задумался Магнус. – Постараюсь узнать, и если получится, то скажу тебе. Вполне возможно, что сильный демон и впрямь приходил – комета тому знак, и, возможно, даже приходил он к твоей супруге, но, я уверен, ему была нужна ее душа, а не ваше чадо. Наверно, он ее обманывал: демоны крайне изощрены в лукавстве. Возможно также то, что прелаты молились не именно о ее гибели, не о смерти для герцогини Раннор, а о гибели той, чью душу пытался получить демон: чтобы избавить несчастную от столь ужасной участи, как одержимость.
– А как узнать, одержим ли человек?
– Просто я не объяснить. Есть ряд признаков, но все они могут оказаться ложными. Нужен гонитель демонов – он почувствует демона – их потянет друг к другу, будто два костра в поле, и демон заговорит устами человека. До того же первый признак такой: одержимый забывает что-то весьма важное, дорогое или, напротив, что-то страшное, – забывает то, что невозможно забыть. Именно в этом месте, в этом воспоминании, поселяется демон, сжигая душу огнем, а с ней и разум.
– Маргарита не может вспомнить, что ей наболтал бродяга в видениях! И имя Ангела Смерти вспомнить не может тоже!
– А еще она не может вспомнить, куда затолкала голубую рубашечку своей доченьки, – точна одержима!
– Магнус!
– Что? Рубашечка – это крайне важно для мамы! Какие там демоны – досадная мелочевка, а вот рубашечка… Ну хорошо: я всё, не гневайся, – улыбнулся Магнус. – Немного пошутил, но истина в моей шутке есть. Разве не было у тебя такого, что приснилось нечто любопытное, и ты думаешь, что не забудешь, а утром – как стерло из памяти? У меня такое было.
– Да, у меня тоже…
– Другие признаки одержимости еще более зыбки. Я не хочу тебе о них говорить и пугать тебя – не хочу, чтобы ты нашел их в Маргарите и надумал себе всякую чепуху.
– Вообще-то, – вздохнул Рагнер, – я в демонов не верю… Ладно, ты прав – чушь всё. Просто тревожусь за жену и дочь.
– То, что Маргарита призналась в общении с демоном, убеждает меня в том, что одержимости у нее нет. Демон не позволил бы ей говорить об этом с другими. Демоны твари тихие, скрытные, они не убивают носителя быстро, дают обманутому человеку срок лет в десять или немного больше, – иначе кто бы согласился впустить их в себя? Обнаруженными им быть опасно, ведь до исхода срока человеку можно помочь, можно освободить душу от нечистой силы, а демона отправить назад, в Ад, и заточить там. Я понаблюдаю… И, признаться, я более беспокоюсь о тебе. Ты куда как сильнее походишь на того, кто одержим либо проклят. Проклятья, чаще всего, тоже исполняют демоны.
Рагнер удивленно смотрел на друга, и тот пояснил:
– Ты из королевского рода – а вас часто проклинают. И потом, все твои успехи… Невольно возникает мысль, что тебе помогает высшая сила, и я не уверен, что это Бог, но не уверен также, что нет. Тебе странные вещи не являлись? Видения? Голоса? Запахи? Может, тебя трогал некто невидимый?
– Нет, – сам не зная почему, солгал Рагнер. – Ничего такого…
– Очень хорошо. Как я и говорил, демоны твари тихие. Чаще всего одержимые – это весьма непримечательные люди, – не такие, как ты.
На этом они закончили разговор. Магнус пошел закусить перед обедом в Большую гостиную, а Рагнер открыл шкатулку ключом, какую взял у любовницы Кальсингога, поднес пергамент, заверенный свинцовой печатью, к зеркалу и прочитал клятву. Да, попади эта грамота в руки Экклесии и найдись под волосами Зимронда черный крест, того бы ждал костер без всякого суда…