— Понятно! — подтвердил Армас.
— Если всё будет, как задумано, Ёрма и Армас в нужный момент помогут нам смешаться с толпой. Народу у клуба в это время всегда много. Да ещё выйдут офицеры, перед которыми он выступал. Завтра он собирается возглавить парад шюцкора. Не возглавит! Для этого мы и приехали сюда! Ну... всё, пошли! Да здравствует мировая революция!
Все встали и повторили негромко, но с пафосом:
— Да здравствует мировая революция!
Евстафий надел шляпу с небольшими полями, чёрную, с вмятиной сверху, поднял короткий воротник на своём чёрном демисезонном полупальто и торопливым шагом двинулся за Александрой. Строгой и неумолимой революционеркой — руководительницей боевой группы.
...— Ваше превосходительство! Почему вы не согласитесь возглавить экспедиционный корпус? И мы очень быстро освободим Питер!
— Нет, господа, такие вопросы решает правительство. А я сейчас вольный человек, должностей не занимаю.
— Вы, Ваше превосходительство, — Маннергейм! Многие офицеры говорят: «Дайте нам Маннергейма, и мы освободим Питер! Мы возьмём Питер обратно!» И мы все с этим согласны, Ваше превосходительство! — Молодой и плотный русский полковник с пышными гусарскими усами, разгорячился.
Беседа о военном искусстве давно закончилась, офицеры задавали генералу волнующие их, давно наболевшие вопросы.
Здесь было много тех, кого большевики лишили всего. И родины, и дома, и русской армии. И даже государя-императора, которому они присягали.
— Разрешите вопрос, Ваше превосходительство? — высокий, широкоплечий, тоже русский подполковник-кавалерист встал из-за столика.
— Спрашивайте, господин подполковник! И можете сесть.
— Благодарю, Ваше превосходительство! Неужели вы, Ваше превосходительство, известный боевой генерал, не хотите помочь народу России сбросить это красное ярмо? Ведь едва они разделаются с белыми армиями, они не оставят в покое Финляндию. Большевики весьма, весьма агрессивны.
— Не так всё просто, господин подполковник. В октябре прошлого года я направил из Парижа телеграмму президенту Стольбергу, где сообщал, что разумно и благородно принять прямое участие в борьбе с большевиками. Из телеграммы было понятно, что я готов возглавить или экспедиционный корпус, или другие вооружённые силы, направленные на освобождение Петербурга и России в общей борьбе Западных держав. Мнения были разные по этому поводу, но так или иначе правительство Финляндии и президент такого решения не приняли.
— Но ведь ещё не поздно! Мы все горим желанием помочь русской белой армии! — Это встал со стула финский капитан, — офицеры финляндской армии, вся армия и вся финская Белая гвардия ждёт вас, Ваше превосходительство! Завтра на параде Белой гвардии вы снова, увидите энтузиазм и преданность военных Вашему превосходительству!
— Сидите, господин капитан, пейте кофе! Я отвечу на ваш вопрос, только будьте все поспокойнее. Только выдержка и спокойствие позволяют выигрывать сражения! — Генерал улыбнулся. Его густой бас заполнял все кафе, когда он говорил. Но голос был негромким, спокойным, однако мощным, наполненным уверенностью и силой. — Сейчас, может быть, уже даже и поздно. Деникин показал себя слабым политиком. Ну, да он уже сдал армию Врангелю, ещё в начале апреля. Вы, наверно, знаете. Мне думается, удобный стратегический момент уже упущен ещё прошлой осенью и зимой. Правда, маршал Пилсудский наступает на Киев. Однако сегодня позиции русской белой армии слабее, чем они были несколько месяцев назад. Но дело не только в том. Правительство Финляндии не готово к этому. Да и страны Запада несколько изменили своё отношение к Советской России.
— Заигрывают?
— Да, господин полковник. Именно так.
Гусарский полковник встал во весь свой высокий рост. Он располагался через два столика от генерала и был почти такого же высокого роста. Может, чуть пониже.
Он поднял бокал, до краёв наполненный коньяком:
— За вас, Ваше превосходительство! Вы всегда остаётесь нашим знаменем и нашей надеждой!
Все присутствующие в кафе офицеры встали. А никого другого здесь и не было.
— Благодарю вас, господа, — ответил генерал своим спокойным и густым голосом. Он выпил маленькую рюмку коньяку, больше сегодня не хотелось. Однако ему всё это было приятно и радостно. И то, что большинство офицеров во всей финской армии очень верят в него, в его полководческий дар, в его дальновидный ум. Он это знал и тоже верил в неё, в свою армию, которую создал. Сегодняшняя встреча была лишним подтверждением тому.
Он был удовлетворён тем, что большинство офицеров разделяют его позицию, его точку зрения по поводу отношения к большевикам. Они, как и их генерал, понимают, что красные не оставят в покое Финляндию, когда окрепнут.
Он-то это знал с самого начала. Но и многие офицеры, оказывается, разделяют эти убеждения. В отличие от членов правительства. И, конечно, той части народа, которая участвовала в мятеже в восемнадцатом. Их, красных, было меньшинство, но они были. И поскольку правительство совсем недавно разрешило коммунистам создать свою партию в Финляндии официально, то теперь у них будут места и в парламенте. Тогда они будут уже официально отстаивать во властных органах интересы Москвы.
Это, конечно, навевало грустные мысли. Но офицеры, мощный костяк военных профессионалов, которых он подготовил в Финской армии, радовали его своей верой, убеждённостью, надёжностью и отвагой. И почти все русские офицеры, которые сидели сегодня в этом клубе рядом с финнами, тоже уже служили в армии Финляндии.
В руководстве Петроградского ЧК хорошо знали, что Маннергейм опасен для большевиков. Его авторитет среди финских военных, созданная им весьма боеспособная финляндская армия — могли сыграть опасную для большевиков роль в Гражданской войне, которая ещё бушевала в России.
Более того, убийство такого популярного финского генерала могло бы обострить конфликт между Россией и Финляндией и создать предпосылки для возобновления финской революции. Так думали и бывшие бойцы финской Красной гвардии, и большевики тоже. Поэтому вопрос о ликвидации Маннергейма тайно обсуждался в военной контрразведке ЧК. Но — тайно. По всей видимости, ни в правительстве Советской России, ни в ЦК РКП (б) об этом не знали.
Покушение оставалось инициативой и самостоятельным действием чекистов. В то время подобные дела вполне вписывались в общую картину войны, разрухи, неразберихи.
И ещё одна, главная, группа террористов там же, в Тампере, готовила покушение на Маннергейма, но уже — завтра, во время парада шюцкора. Опытный красный командир, бывший финский красногвардеец Александр Векман руководил этой группой. И тоже сегодня, третьего апреля, он собрал свою группу, главных исполнителей. Они собрались вдалеке от группы других террористов и ничего о них не знали. Группу Александры послали совсем другие люди. Многим «борцам за свободу пролетариата» талантливый генерал Маннергейм уже тогда встал поперёк дороги.
Векман собрал своих в кафе на Хяменкату. Именно по Хяменкату должна была пройти колонна парада. Векман вручил красногвардейцу Карлу Сало тяжёлый кольт сорок пятого калибра[22].
— Смотри, не промахнись! Стреляй, когда он поравняется с тобой. Он будет верхом на коне, во главе колонны. Не промахнись! Правда, мы с Суокасом тебя подстрахуем.
...Когда в клубе всё закончилось, возле здания собрался народ. Сегодняшние газеты напечатали, что Маннергейм — в Тампере, четвёртого будет присутствовать на параде финской Белой гвардии, а третьего, накануне парада проводит встречу с ветеранами Освободительной войны в офицерском клубе. Встреча не только с ветеранами, а просто с офицерами, которые давно хотели встретиться со своим кумиром. Но ветеранов там собралось большинство.
Улицы были полны народа. Знаменитый генерал, герой Освободительной войны, бывший регент Финляндии. Хотя он в этом городе много бывал и прежде, но так уж получалось, что многие из жителей Тампере никогда не видели его вблизи, рядом.
Семнадцатилетняя Райя-Лиза Сихвола была влюблена в генерала Маннергейма уже с пятнадцати лет. Её отец, врач, занимающийся частной практикой, и мама вырастили Райю-Лизу романтичной и увлекающейся, доброй и современной. Зимой восемнадцатого, когда ей было всего пятнадцать лет, она уже читала газеты и интересовалась тем, что происходит в мире. Наблюдала за революцией, центром которой был не Хельсинки, а Тампере.
Сначала ей казалось, что революция — это путь к добру и благоденствию. Она даже прочитала «Город солнца» итальянского писателя Кампанеллы. В этой книге всё было красиво и хорошо. Все были добрые и счастливые. И у революционеров в Тампере тоже были красивые лозунги. Всем — работу, свободу, равенство! Ей это нравилось. Но увлечься революцией ей помешали собственные наблюдения. Она много ходила в те дни по улицам и сначала удивлялась: почему красногвардейцы такие жестокие. Расстреливали, порой, прямо на улице. Это было редко, но было. Она это видела дважды. А когда на её глазах ограбили пожилого мужчину, а её чуть не изнасиловали пьяные матросы с повязками красногвардейцев, она возненавидела революцию.
Вот тогда впервые и услышала о генерале Маннергейме. А уже к лету о нём ходили легенды. Она мечтала его увидеть воочию. Видела в газетах его портреты. И, хотя он бывал в Тампере, ни разу ей не удалось увидеть его вблизи. И вот сегодня она прибежала заранее к этому офицерскому клубу. Надела светлое платье с синим шарфом и кружевами на груди. Приладила, чуть надвинув на лоб, лучшую свою шляпку.
Офицеры вышли, плотной гурьбой окружая генерала, беседуя с ним. Он заметно выделялся в толпе, поскольку был выше всех почти на голову.
В белой папахе, расстёгнутой длинной шинели, в сверкающих чёрным блеском сапогах, генерал был строен и красив. Райя-Лиза обомлела. Она смотрела на своего героя восторженным взглядом, пытаясь подойти поближе.
И вдруг она увидела в нескольких шагах от генерала странную пару, и тревога, какая-то болезненная ноющая тревога мгновенно возникла в глубине её груди. Это были, скорее всего, студенты, молодые мужчина и женщина. От них отчётливо веяло опасностью, это Райя-Лиза почувствовала сразу.
Студент был в тонких очках, с острым носом и глаза у него горели безумным огнём. Студентка, тоже в очках, только очень больших, явно постарше своего кавалера, держала его под руку, смотрела на генерала, и взгляд у неё был злой и неподвижный.
Студент, уставившись на генерала горящими своими глазами, быстро сунул правую руку за пазуху...
Райя-Лиза хотела закричать, но не могла, спазмы сдавили ей горло.
...Генерал, выйдя из дверей клуба на небольшую площадку перед домом, стоя в окружении офицеров, сразу увидел эту пару.
Они оба напряжённо смотрели на него. Он мгновенно понял, что эти двое пришли сюда по его душу. Однако страха никогда не было в его сердце. По крайней мере, за собственную жизнь.
Он мог бы, конечно, выхватить браунинг, который всегда носил с собой, и с его опытом и реакцией пристрелил бы обоих мгновенно, но... Тогда это был бы не он. Именно так бы он поступил, если бы эти люди покушались на кого-то другого в его присутствии. Но это было покушение на него! Он это понял в одно мгновение и спокойно, и внимательно смотрел на них обоих в упор, прежде всего на студента, у которого за пазухой была, наверняка, граната. По историческому опыту террористов, русских террористов, а это были, конечно, русские, он хорошо знал, что в таких случаях обычно бросают мощную гранату или бомбу. А стреляют только позже, для страховки, если взрыв не получится или не принесёт желаемого результата.
Он смотрел на этих людей спокойно, как смотрит леопард на озлобленных и трусливых крыс. Очень внимательно и пристально смотрел, чувствуя всей своей душой свою силу и величие и одновременно глубоко ощущая мелочность и ничтожество этих двоих...
И вдруг этот студент с сумасшедшими глазами попятился, не вынимая руки из-за пазухи. В глазах студента теперь светился ужас. Его спутница пыталась его удержать, но он оттолкнул её и бросился в толпу, прочь... Она обернулась к генералу, сунув руку в сумочку, явно за пистолетом.
Генерал жёстко и пристально смотрел ей в глаза... И она не смогла вынуть свою руку из сумочки. Пятясь, смешалась с толпой...
Всё произошло мгновенно... Событие заняло не более пяти-шести секунд, его заметили только двое.
Только двое. Генерал и девочка.
Райя-Лиза в слезах, всхлипывая, подбежала к генералу.
— Ваше превосх-х-ходи-т-тельство!
Генерал улыбнулся, успокаивающе погладил её по голове и прошёл дальше вдоль людной улицы, сопровождаемый офицерами, его адъютантами и ещё разными важными людьми.
...Они сидели в той же комнате, где собирались перед покушением. Александра жадно курила папиросы, и все молчали. Зыкова трясло. Вот уже полчаса, как собрались здесь, а Александра всё молчала, меняя папиросу за папиросой, а Зыкова всё трясло, как припадочного. Хотя он сидел на стуле и во время своей тряски смотрел постоянно в одну точку.
Ёрма и Армас тоже молча курили, не решаясь ничего спрашивать. Они были немного поодаль, и из-за толпы не видели подробностей, хотя и видеть-то было нечего. Ничего не произошло.
Александра думала о том, что по её вине всё сорвалось. Она рассчитывала на этого хлюпика, надеясь на его глупость и преданность идее. Есть и умные преданные, как, например, она. Но она решила, что для одной операции одного умного — то есть её, — будет достаточно. А дурак Евстафий Зыков, тоже преданный коммунист, всё дело сделает, как надо. Но Зыков оказался хлюпиком.
Как же она, бывалый подпольщик-боевик, имеющий огромный опыт экспроприации, а также и ликвидации врагов революции, и так опростоволосилась? Как это случилось? Ведь руководила же она группами, которые нападали даже на банковские кареты с деньгами! И всё получалось! Деньги были экспроприированы и с успехом пускались на закупку оружия и проведение терактов.
Как же так получилось? Она ведь готовила себя к таким делам не один год! Что же произошло сегодня? Почему она сама не смогла? Когда этот мерзавец, этот грязный поганый хлюпик Евстафий, слюнявая мразь, струсил и сбежал, почему она сама не смогла выхватить заряженный револьвер, который держала в руке в сумочке? Почему она не смогла застрелить генерала? Почему? Ведь этот генерал, приговорённый к смерти ячейкой коммунистов за свою контрреволюционную деятельность, стоял совсем близко. Всего-то в нескольких шагах! Она ведь не боялась за свою жизнь! Убив его, она, может быть, и убегать бы не стала. Почему же не смогла?..
Она сама до сих пор не могла в это поверить... Никак не могла поверить.
Что же произошло? Она словно физически не смогла вытащить из сумочки руку с револьвером. Он, этот генерал, будто раздавил её своим взглядом. Под этим пристальным и мощным взором его пронзительных глаз она вдруг почувствовала себя мелкой, бессильной, ненужной и жалкой. И ей вдруг от этого стало страшно.
Нет, не страшно стрелять или отвечать за покушение. Нет! Страшно от своей внезапной ничтожности, мелкости и ненужности. В тот момент её охватило внезапное бессилие. Именно бессилие. Её воля, сильная воля боевика оказалась парализованной.
Она вдруг сейчас поняла, что всё произошло так: этот генерал буквально раздавил её силой своего взгляда. И ей вдруг стало противно всё, что было вокруг.
И эти два молчаливых и безынициативных финских коммуниста — Ёрма и Армас — придурки! Ждут, когда другие за них сделают дело! Сволочи.
Она раздражённо смяла очередную папиросу. Трясущейся рукой достала следующую и закурила снова. Зыкова всё ещё колотило. Она смотрела на него и злоба с новой силой вдруг начала закипать в ней.
Подонок! Это он, только он опозорил её революционную честь. А у него самого чести не было никогда. Никогда! Он трус и предатель. А она для дела, ради идеи вынуждена была целоваться с ним там, для прикрытия, для маскировки. Вынуждена была! А он, подонок, наслаждался ею, опозорив её потом.