–Орел, – ответил Богдан рыжему, – вон написано – читай!
–Да я не шибко грамотный, – ответил рыжий и посмотрел в окно.
Я про себя подумал: хорошо, что нас дядя Наум грамоте обучил. Дверь в вагон открылась, и человек в военной форме спросил громким командным голосом: – Кто старший в вагоне? – все сразу посмотрели на Богдана, а он – сурово на меня.
–Я, – ответил Богдан, подходя к офицеру.
– Смотри за чистотой, кто будет хулиганить, докладывай лично мне. Дорога дальняя, мало ли что может быть. Я – начальник поезда, капитан Марков. Понял? – Слушаюсь, ваше благородие!
На восьмой день пути поезд остановился где-то в чистом поле. Все, кто был в нашем вагоне, сошли, оглядели чистую, поросшую невысокой травой степь. Верхом на коне сидел совсем молоденький прапорщик, очевидно, он нас давно поджидает, вся его форма в пыли и пятнах. Прапорщик приказал всем построиться и следовать за ним. Местность здесь совсем не такая, как у нас: то спуск, то подъем. А тут перед нами простиралась ровная степь, сколько не всматривались вдаль путники, так ничего и не увидели. И жарче здесь намного, к полудню солнце стало печь сильнее.
–Пить хочется, – сказал Богдан прапорщику.
– Потерпите еще немного, скоро придем к роднику, там и напоят вас, и накормят.
Вскоре показался маленький лесок, выросший вокруг небольшого озера, среди деревьев горел костер, над которым висел огромный котел, запахло мясом. Солдат в форме большой палкой помешивал кипящее варево и косо поглядывал на новичков.
– Слушай мою команду, – крикнул прапорщик, – всем обедать, через час снова в путь.
Так шли десять дней и ночей. Один раз в день в каком-нибудь укромном месте их поджидал солдат-повар, кормил – поил усталых новобранцев, и они снова пускались в путь. На одиннадцатые сутки природа стала меняться, степь была уже не такая ровная, как раньше. На дороге стали попадаться встречные люди, которые удивляли своим внешним видом, они сильно отличались от нас. Вдалеке показалось какое-то селение. Его жилища тоже совсем не похожи на наши: здесь не было деревянных изб, как у нас. В основном стояли каменные дома. Но большинство из них очень бедны, похожи на наши мазанки. Мы шли по узкой улочке. Жители деревни выходили из своих домов и оглядывали нас; женщины ходят, как в мешке – одни глаза торчат. Я спросил у того, кто шел рядом:
–Почему женщины прячут лицо в мешок?
–Это чадрой называется, – ответил кто – то сзади.
–И зачем прятать лица?
–А кто их знает! Басурмане…
–Да,– сказал я, – во попали… И что, нам с ними двадцать пять лет жить?
–Да нет, они тебя убьют скоро.
– Почему?
–Русским нельзя смотреть на их женщин. А ты пялишься, как на своих. Вот ночью придут в казарму и кровь тебе пустят.
Все вокруг как-то примолкли. И уже с опаской поглядывали на глазеющих на них местных жителей.
–Пусть сотню солдат ищут! – сказал спокойно Богдан.
–Зачем? – спросил все тот же знаток Востока.
–Я встану на защиту Николы, и посмотрим, каким цветом у них кровушка: красна или черна, как они сами.
Возражать "сыну полковника" никто не стал. На утро следующего дня показался какой-то город. В нем были длинные, но узкие улицы. И дома казались побогаче. Мы шли по главной улице города. Жители города глазели на нас, оглядывая с ног до головы. Я повернулся назад, ища глазами того, с кем только что говорил.
–Слышь, знаток востока. Они на нас так смотрят. Я надеюсь, нас здесь не скушают. Что-то они голодными глазами глядят.
За городом было небольшое селение, вроде нашей деревни. В самом конце этого селения мы увидели большой забор. С дальней стороны виднелись высокие, полуразрушенные стены древней крепости. По углам высились сторожевые вышки, на которых застыли караульные. Они пристально нас оглядывали. Тот шутник, что шел позади, сказал:
–Вот, друзья, здесь мы и проведем свои лучшие годы.
Ворота отворились, перед нами открылась обширная территория, на которой находилось не меньше тысячи солдат, каждый из которых занимался своим делом. В центре туда-сюда ходили солдаты. Некоторые из них уже с седой бородой, и все равно ходили, несмотря на чин и возраст. С правой стороны расположились казаки, они на полном ходу рубили шашкой горшки, висевшие на палках. Я подумал: "Вот бы попасть к казакам". Подошел к Богдану:
–Послушай, друг. На коне – не пешком, пойдем попросимся в казаки , может, возьмут , ведь не было в деревне лучше наездников, чем мы .
–Ну, в общем, да, – спокойно отвечал Богдан.
–Чего, да? – не отставал я от друга.
–Можно в казаки.
–От тебя слова не добьешься, я не пойму: ты хочешь или нет?
–Надо осмотреться, потом видно будет.
–Мне в казаки хочется, вдруг не зря нас дядька твой верховому делу учил, может, сгодится, а?
Дядька Богдана, когда пришел с войны, захотел из нас сделать наездников. Сначала он посадил нас на бревно, дал камень в ноги, и мы должны были его держать. Это для того, чтобы ноги стали сильными: во время боя конем ногами управлять надо, а руками врагов бить. Когда мы научились управлять конем, он дал нам палки в руки и учил бить сразу двумя руками. Много прошло времени, пока мы научились, ведь тот, кто владеет двумя мечами, непобедим, и мне казалась, что равных нам у казаков нет. Поэтому мне хотелось попасть к ним. Прапорщик, что нас привел, подождал, пока мы напились, крикнул:
–Стройся, в баню пойдем грехи смывать.
Баня была хорошая, с березовым веником, интересно: откуда веники? Берез я здесь не видел. После баньки нам выдали форму. В новой форме мы казались все одинаковые, я никак не мог найти Богдана, а он сидел рядом.
–Да, у казаков форма лучше, – проговорил Кузьмин.
–Конечно, лучше, пойдем проситься?
–Погоди, оглядеться надо.
–Ну, гляди, гляди.
Ужин был по распорядку, нас поселили в отдельную казарму, показали, кто, где будет спать. Прапорщик всё объяснил и ушел. Утром нас разбудил громкий крик дежурного:
–Сотня, стройся!
Итак, началась наша служба. Перед строем стоял офицер с суровым видом и очень громко говорил:
– Меня зовут штаб-капитан Павлов Андрей Ильич! Ко мне обращаться: Ваше благородие. Передо мной стоит задача: в кратчайший срок сделать из вас солдат. Я со своей стороны буду от вас требовать все, что захочу. Вы со своей стороны будете выполнять все, что я вам прикажу. Всем все понятно?
–Так точно, ваше благородие.
Вот так и пошли наши деньки солдатской нелегкой службы. С утра до вечера мы только учились ходить левой, правой, туда, сюда. Хуже всего приходилось переносить жару, вода всегда была теплой, вонючей. За малейший проступок заставляли стоять на одной ноге и час, и два. И это самое легкое наказание. Бывало, рассказывали, за нарушение дисциплины проводили сквозь строй – редко, кто выживал после такого побоища.
Офицеры в полку были разные, нам с Павловым не повезло – слишком суров, не жалел нас, будто не люди мы. К концу месяца понемногу стали втягиваться в службу. Как-то капитан вызывает Богдана к себе и спрашивает:
– Кто твой отец?
–Крестьянин.
–А у меня другие сведения. Грамоте обучен?
–Так точно, ваше благородие, обучен.
–И говоришь, что ты – крестьянский сын?
–Так точно.
–Ну ладно, иди, – с недоверием сказал Павлов.
Рядом на стуле сидел урядник в казацкой форме, уже в годах, он со вниманием оглядывал Богдана и поглаживал свою бороду.
–Вашбродь, он нормально служит, ничем не отличается от других.
–Ты меня не учи, позови ко мне Абрамова.
–Вашбродь.
–Все, пошел вон!
Через минуту я уже стоял на пороге.
–Разрешите, ваше благородие?
–Да, проходи.
Я прошел в темную комнату. В ней было только одно окно и то больше похожее на бойницу, рядом с окном стояли ружья. Я окинул их взглядом: должно хватить на всю нашу сотню. Павлов оглядел медленно меня с ног до головы и начал:
–Скажи-ка мне, Абрамов, почему ты всем говоришь, что Кузьмин – сын полковника, а он сам это отрицает. Ты ведь с ним из одной деревни, так?
–Так!
–Ну, вот и расскажи, а то мне непонятно. А я очень не люблю, когда что-то не понимаю, я в своей сотне должен знать все,– уже со злобой сказал Павлов.
Я решил для себя: если начал врать, то надо врать до конца.
–Ваше благородие, это очень длинная история.
–Я слушаю, – уже с яростью в голосе сказал Павлов.
–Его отец еще не закончил гимназию, – начал я, – французы заняли нашу деревню, все, кто мог защищать Родину, держать оружие в руках, ушли, кто в партизаны, кто в армию. Семен, так звали его отца, попал служить в армию генерала Барклай де Толли. Был у него ординарцем, всю войну прошел, дошел до Парижа. По окончании войны его ждала академия генерального штаба.
Меня несло. Капитан и урядник очень внимательно слушали, мне это нравилось, и я продолжал:
– После генштаба Семен приехал в деревню к Марфе. У них вскоре родился сынок Богдан. Но после Москвы и Петербурга Семен не смог жить в деревне; люди говорили, что в Москве у него есть еще жена, дочь Московского губернатора.
Павлов при этих словах аж со стула подпрыгнул, подошел к окну.
«Вот, блин, наверно, губернатора я зря затронул», – я помолчал.
–Дальше что?
–Богдан хотел, чтобы отец жил с ними, и из-за этого они сильно ругались с отцом. Семен всегда говорил, что он с самых нижних чинов до полковника дослужился. Поэтому Богдан и пошел служить добровольцем. Ну и я с ним, вроде как ординарцем.
–Какое образование вы получили?
–Гимназия и все.
–С таким образованием он выше поручика не поднимется, да и это звание еще надо заслужить.
–Он надеется на скоро грядущую войну.
При этих словах Павлов резко спросил:
–Какая война? У нас перемирие.
–Ой, господа, не выдавайте меня, но Богдан сказал, что война будет через месяц, может – два, с мюридами вновь.
–Кто ему сказал? – спокойно спросил капитан.
–Эти новости из самого Петербурга.
–У нас с ними перемирие, – повторился капитан.
–Да я почем знаю.
–Ладно, ступай, солдат.
–Господа, прошу, не выдавайте меня, Богдан убьет меня, если узнает, что я вам про его семью все рассказал.
–Хорошо, ступай.
Я вышел. Пройдя немного, увидел стоявшего Кузьмина.
–Ты че тут?
–Тебя жду!
–Зачем?
–Хочу узнать, зачем тебя вызывали. Только не ври мне.
–А че мне врать? Хотели назначить меня урядником, но я отказался.
Богдан сильно меня толкнул.
–Сказал же, не ври мне! – он резко повернулся и пошел прочь.
Капитан Павлов сидел за столом, рассматривая карту:
–Послушай, урядник, я в затруднительном положении, не знаю, что
мне делать. Я должен доложить о грядущей войне, но если он врет, меня поднимут на смех.
–Не извольте беспокоиться, вашбродь, пусть будет как есть.
–Ладно, пусть, но к утру подготовь ружья, будем учить стрелять.
–Извините, конечно, но на обучение у нас нет патрон.
–Как нет? – удивился Павлов.
–Да так, нет. И откуда им быть? Когда последний раз привозили?
–Наверное, все-таки придется доложить о войне, а то начнем без патрон, навоюем, положим всех, – Павлов оделся.
–Смотри тут, я в штаб.
Полковник Аркадий Степанович Степанов был очень строгим к нижним чинам и очень требовательным к офицерам, мог за малейший проступок ударить в зубы солдата, но что удивительно: не позволял офицерам бить солдат, и если это случалось, то мог и сам дать по морде офицеру, но никогда не сделает подобного при солдатах.
Аркадий Степанович сидел за столом и пил чай. Рядом был его давний друг – майор Семкин Сергей Александрович: среднего роста, слегка лысоват, крепкого телосложения. За дружеской беседой их застал Павлов:
–Разрешите.
–А, штабс- капитан, проходи, садись, давай сразу к делу. Я тебя пригласил вот зачем. Сегодня после обеда придет обоз с оружием. Пушки возьмет майор, а патроны и винтовки поставь у себя. Понял?
–Так точно!
–Завтра с утра начнешь обучать стрельбе. Как они у тебя?
–Да нормально.
Дверь открылась, на пороге стоял посыльный:
–Ваше благородие, я не могу Павлова найти, нет его нигде.
–Ступай, солдат, он уже здесь. Павлов встал.
– Разрешите идти?
–Да, ступай, Андрей Ильич, а ты зачем приходил?
–Да как раз за этим и приходил.
–Не понял?
–Не знаю, как вам сказать, Аркадий Степанович.
–Говори как есть.
–У меня солдат есть. Про него говорят, будто у него отец – полковник, а у того тесть- губернатор Москвы. И еще, что война будет через месяц – два. До больших чинов хочет дослужиться. Да сам он все это скрывает, это дружок его рассказал.
–Ну, что тебе сказать, – немного подумав, начал полковник, – война действительно уже рядом. А как фамилия солдата?
–Кузьмин Богдан.
–А солдат какой?
–Отличный солдат.
–Ну, тогда не препятствуй ему в продвижении по службе. Пусть послужит, потом видно будет.
–Разрешите идти?
–Да, ступай.
Павлов вышел из штаба и направился прямо на плац. Там вся сотня ходила взад – вперед. Капрал, идя рядом, увидел капитана и крикнул:
– Смирно.
Павлов спросил:
–Где Кузьмин?
– Я здесь.
– Возьми пять человек на разгрузку обоза – привезут винтовки. Пятьдесят винтовок поставить ко мне в кабинет.
– Слушаю, ваше благородие.
– Остальным привести себя в порядок, скоро вас будут распределять, кого куда.
–Разрешите вопрос? – обратился Богдан .
–Да.
–Кого куда – это как?
–А это, если на коне хорошо скачешь, то в казаки возьмут; если хорошо стреляешь и смышленый – то в канониры. Добавлю, что у канонира самая почетная служба, хороший канонир – на вес золота, а так же почет ему и уважение.
Богдан опять спросил:
–А у кого нет способностей, того куда?
–Домой назад отправим, – ответил Павлов, и все засмеялись на его шутку.
–За это, солдаты, можете не переживать, я любого солдатом сделаю. Нет такого человека, чтобы я из него отличного солдата не сделал.
Обоз приехал вовремя; винтовки, патроны привезли, было ещё пять новеньких пушек.
–Богдан, а может, нам в канониры? – спросил я.
–Может.
–Разговорчивый ты мой! Как мне приятно с тобой беседу вести.
–Да уж не такой трепло, как ты, – ответил с обидой Богдан.
–Я может и вру всем, только из-за того, что ты всегда молчишь. Ведь с тобой нельзя поговорить просто так, по душам, а я человек общительный, мне с людьми разговаривать надо. Вот ты на меня обижаешься, а скажи – можно с тобой поговорить на любую тему?
–Можно, – ответил Богдан, немного подумав.
–Вот видишь, ты задумался!
–Слышь, Колюха, да говори ты, с кем хочешь, и о чем хочешь, только не обо мне. Зачем ты всем натрепал, что я сын полковника? На меня смотрят все, как на идиота – что солдаты, что офицеры.
–Ты своей выгоды не понимаешь, – не отставал я от друга .
–Какая еще мне с этого выгода, – возразил Богдан, – мне от твоей брехни уже тошно.
–Вот смотри: я за месяц уже два раза в наряде был, полы в казарме, уже не помню сколько раз, мыл. А ты хоть раз в наряде был? Полы хоть раз мыл? А на разгрузку обозов почему назначили старшим? Вот, дружище, увидишь, скоро на повышение пойдешь. Богдан, у меня к тебе просьба есть, – вдруг стал серьезным я, – ты выполнишь?
–Ну конечно, ты же мне как брат. Ну, говори, что хотел .
– Богдан, ты когда на повышение пойдешь, про меня не забудешь?
–Николай, мне кажется, что ты и сам в свою брехню веришь, навыдумываешь, и веришь, – уже спокойно и как-то с сожалением сказал Богдан, – не трогай меня, пожалуйста, своей враньей.
К нам подошли солдаты, один спросил:
–Богдан, скажи, а вот ты куда пойдешь: в казаки или канониры?
–Я хотел бы в казаки, – произнёс Богдан и замолчал. Все посмотрели на меня, я смотрел, улыбаясь, на Богдана и молчал. Пауза затянулась.
–Ну, расскажи товарищам, что ты молчишь, – обратился я к другу.
–Рассказывай сам, продолжай свое дело, – сказал Богдан, вставая.