Естественно, совсем не Лейла, миниатюрная и юная восточная красавица с вьющимися волосами цвета воронова крыла встретила Аржанову у столика «къона» с блюдом, уставленным сладкими закусками и напитками.
– Ах, Анастасия Петровна, душечка! Много слышала о вас от господина Веселитского, – приветливо говорила ей белокурая, полная дама лет сорока пяти, жена генерал-майора Филисова. – Пожалуйте к нам. Чувствуйте себя, как дома… Давно ли вы из Санкт-Петербурга?
– Я покинула столицу в феврале сего года.
– Вояжировали по Украине?
– Нет. Весну и лето провела в Курской губернии. Там у меня поместье.
– Наследственное или благоприобретенное? – зорко взглянула на нее генеральша.
– Досталось от покойного мужа, по завещанию.
– А в Крым вы надолго?
– Трудно сказать, ваше превосходительство. Здоровье, знаете ли, подводит. Врачи советуют осень провести у моря…
Между тем гостей на мужской половине собралось изрядное количество. В толпе пестрели красные фески и черно-каракулевые круглые шапочки крымско-татарской знати, белые чалмы духовенства. Беи, мурзы, имамы близлежащих мечетей, получив приглашение, брали с собою и родственников, дабы все убедились в том, что светлейший хан жив, здоров и как прежде пользуется покровительством русской царицы. Она дает ему войска, и бунтовщикам теперь придется подумать о сохранности собственной жизни. Совершенно ясно: турки обманули Бахадыр-Гирея и его сторонников. Десант из Стамбула так и не высадился на полуострове, хотя все лето его тут ждали с нетерпением.
Шахин-Гирей произнес краткую речь. Забыв про обычную для него меланхолию, правитель обратился к подданным с прочувственными словами, обещая им справедливость, мир и покой. Он призывал их забыть распри и честно служить своему государю. Он говорил о будущем страны, которое виделось ему светлым и прекрасным.
Обер-комендант Керчи и Ени-Кале генерал-майор Филисов ответил светлейшему хану со сдержанностью, присущей бывалому воину. Он пожелал Шахин-Гирею попутного ветра и удачного плавания от Керчи до крепости Петровская. Гарнизон, ему вверенный, сообщил генерал присутствующим, готов дать отпор любому вторжению и будет защищать боевые позиции до последней капли крови.
Татары вежливо улыбались.
Сейчас они не хотели думать о войне. Это для их предков война являлась доходным ремеслом. Буквально еще полстолетия назад крымцы держали в жутком страхе население сопредельных государств: Польши, Молдавии, Украины, Южной России. Свои разбойничьи набеги за добычей и особенно за невольниками они совершали регулярно и почти всегда благополучно возвращались на полуостров. У соседей не имелось сил, чтобы остановить движение многотысячной конной орды.
Но славные богатыри крымско-татарского народа, вроде хана Девлет-Гирея, в 1571 году разграбившего и до тла спалившего Москву, уснули вечным сном на кладбище при дворце в Бахчисарае. Ныне вольные сыны степей и предгорий пристанут к тем, кто могущественее, кто больше заплатит им за их нейтралитет.
По знаку светлейшего хана слуги внесли подносы, уставленные серебренными чарочками с виноградной водкой «ракы». Шахин-Гирей провозгласил тост за русских союзников.
– Шай-шай! – дружно ответили татары.
Придворный раут пошел своим чередом.
Анастасии хотелось, чтобы ее увидели здесь не только жены гарнизонных офицеров. Эту задачу чрезвычайный посланник и полномочный министр выполнил блестяще. Участвуя в оживленной беседе с Шахин-Гиреем и его визирем, или первым министром, Бекир-агой, Петр Петрович вдруг сказал, что народу собралось слишком много и для полноценного общения явно не хватает тех, кто знает тюрко-татарский язык, но выход есть – можно пригласить госпожу Аржанову, владеющую им в совершенстве.
Светлейший хан благосклонно кивнул.
Русская путешественница появилась на мужской половине. Разговоры тут на мгновение стихли. Все смотрели на нее. Вероятно, мусульмане растерялись бы еще больше, но Анастасия, с головой завернувшись в турецкую шаль на манер добродетельной крымчанки, опустила очи долу и приняла вид крайне смущенный и подавленный. Именно так должна была чувствовать себя восточная женщина, приглашенная в общество мужчин, людей высшего по сравнению с ней порядка.
Внешность русской путешественницы, столь незаурядная, смягчила сердца неистовых последователей шариата. Первыми к Аржановой подошли члены ханского совета – дивана. Почтенные Мурат-мурза и Шахин-Гирей-мурза, оба из рода Ширин, Арслан-шах-мурза и Кутлуг-шах-мурза, оба из рода Мансур, задали ей какие-то несущественные вопросы. С доброй улыбкой разговаривал с Анастасией муфтий из города Кафа Мехмет-эфенди. Цветистый комплимент по поводу ее отличного произношения сказал Вели-шах-мурза из рода Барын, приехавший сюда издалека – из города Карасу-базар.
Пожалуй, татар, желающих обратиться к молодой женщине за помощью в переводе, становилось слишком много. Аржанова пыталась запоминать их имена и лица, последнее удавалось плохо.
На взгляд европейца, здешние жители казались необыкновенно похожими друг на друга. Преобладал монголоидный тип: смуглая кожа, узкие карие глаза, лицо плоское, широкоскулое, слегка приплюснутый нос.
В разгар русско-татарского общения в саду появились трое морских офицеров в белых кафтанах с зелеными воротниками, лацканами и обшлагами. Сняв треуголки, они поклонились хану. Среди них выделялся своим ростом один, имевший к тому же желто-черную ленточку ордена Св. Георгия в петлице.
– Кто это? – спросила Аржанова у Веселитского.
– Флота капитан бригадирского ранга, командир корабля «Хотин» Козлянинов Тимофей Гаврилович.
– Мне кажется, я где-то его встречала.
– Ну это едва ли, Анастасия Петровна. Много лет он плавал по Средиземному морю, вернулся в Россию в июне сего года. Государыня определила его на Азовскую флотилию…
Глава четвертая. Флагманский корабль «Хотин»
Орудия с интервалом в полминуты дали двадцать залпов. Батальон Троицкого пехотного полка промаршировал по улицам Керчи от крепости до порта с отменным старанием. Впереди, держа шпагу наголо ехал подполковник Щетнев. Встречая светлейшего хана, команда корабля «Хотин», как это положено по уставу, выстроилась на реях. Козлянинов же ожидал августейшего пассажира у парадного трапа. Когда Шахин-Гирей вступил на красный ковер, его покрывающий, оркестр грянул марш «Гром победы, раздавайся!»
Эти церемонии вызвали большой интерес у жителей Керчи.
Целая толпа собралась на Старо-Каменной пристани и молча глазела на корабли Российского военного флота, пришвартованные у пирса. Своими размерами среди них выделялся «Хотин», имевший длину почти 32 метра, три мачты и 25 орудий. Гораздо хуже был вооружен «Модон», недавно прошедший ремонт и сверкавший свежей покраской, – всего 14 орудий. Еще в состав эскадры входили две однотипные двухмачтовые шхуны «Вячеслав» и «Победислав-Дунайский», каждая с 12 орудиями, и транспортный лоц-галиот «Слон», двухмачтовый, с фальконетами.
Вслед за светлейшим ханом на борт «Хотина» поднялась его свита из двадцати трех человек, одетых по такому торжественному случаю в парчовые кафтаны. Более скромно выглядели чиновники русской дипломатической миссии во главе с действительным статским советником Веселитским, которые замыкали шествие. Одновременно с ними на шхуны и лоц-галиот погрузились ханские гвардейцы, саймены и бешлеи, коих число не превышало ста пятидесяти.
На кораблях убрали трапы, отдали швартовые концы. Двенадцативесельные баркасы повели парусники из бухты в открытое море. Там, слегка вспеняя верхушки волн, дул свежий ветер в направлении норд-ост, как раз нужном для плавания. Корабли подняли паруса, развернулись и двинулись к Керченскому проливу. Оттуда, если проложить курс прямо на север и через Азовское море, до крепости Петровская насчитывалось ровно 170 километров.
Морская равнина дышала мощно и размеренно. Корабли, как призраки, растворялись в жемчужной дымке. Дольше всех был виден «Хотин». Громада серо-белых парусов на фоне голубого неба, длинные узкие флагманские вымпела на мачтах, высокая черная корма с шестью окнами, балконом и полукруглой стеной над ними, резной, позолоченной, в аллегорической форме изображающей взятие русскими войсками турецкой крепости Хотин в сентябре 1769 года.
Вскоре исчез за горизонтом и «Хотин» – корабль.
Аржанова, сложив подзорную трубу, спрятала ее в ольстредь – кожаную суму, ремнями привязанную к передней луке седла справа, затем она тронула поводья. Арабский жеребец по кличке Алмаз тотчас отозвался на это движение. Он попятился от края горной трассы вглубь. У скалы молодую женщину ждали ее спутники, тоже – верхом на лошадях, тоже – в восточных кафтанах, в чалмах, закрученных по-янычарски.
Вообще-то они совершали обычную двухчасовую тренировочную проездку. При залпах крепостных пушек Анастасия направила коня к горе Митридат. По узкой извилистой горной дороге они за полчаса добрались до скалистого отрога. С террасы открывался дивный вид на бухту. Молодая женщина подвела Алмаза к краю обрыва и приказала кирасирам ждать ее. Она изучала в подзорную трубу самый большой парусник, пока эскадра уходила в море.
Флагман ее, капитан бригадирского ранга и кавалер ордена Св. Георгия 4-го класса Тимофей Гаврилович Козлянинов своим поведением вчера озадачил Флору.
Когда Веселитский на придворном рауте Шахин-Гирея представлял их друг другу, то сказал, что они еще увидятся, но теперь – на палубе «Хотина». Козлянинов отвечал ему в шутливом тоне. Мол, у него – не пассажирское судно, а боевой корабль, совсем неприспособленный для прогулок по морю милых дам, и посему госпоже Аржановой будет на его палубе очень и очень неуютно.
– Неужели так плохо? – спросила она.
– Ужасно! – с воодушевлением ответил капитан.
– Однажды мне приходилось быть на море, – пояснила она. – Правда, на купеческом судне…
– Нет никакого сравнения! – продолжал отбиваться от назойливой собеседницы моряк. – Во-первых, у меня на главной палубе стоит двадцать двенадцатифунтовых пушек и еще пять таких – на юте. Это же громадины!.. Во-вторых, мой экипаж – сто семьдесят человек с лишним. Разминуться друг с другом невозможно!.. В-третьих, боезапас. Ядра, картечи, картузы с порохом. Шагнул не туда – и взрыв!
– Самый настоящий? – задала вопрос Анастасия. Этот разговор начал ее занимать.
– Конечно! Столб огня, дым, осколки.
– Осколки чего?
– Ядер! – рубанул с плача капитан.
– Впервые слышу, чтоб ядра распадались на осколки, – заметила она невозмутимо.
– Да? – Козлянинов бросил на нее внимательный взгляд.
– Вероятно, вы рассказываете о гранатах или о картечи. Они взрываются при соприкосновении с целью.
– А вы откуда знаете?
– Вместе с батальоном мужа была в сражении.
– Каком?
– С турками. При Козлуджи.
– И до сих пор все помните? – не сдавался он.
– Немудрено запомнить, Тимофей Гаврилович, – она посмотрела ему прямо в глаза. – Ведь там мой муж, подполковник Ширванского пехотного полка, лично повел в штыковую атаку своих солдат и был смертельно ранен.
Козлянинов смутился. Злая улыбка исчезла с его губ:
– Простите, Анастасия Петровна! Я не хотел обидеть вас. Я же не предполагал. Потому что женщины обычно…
Он бормотал извинения. Она слушала и рассматривала его.
На вид Козлянинову могло быть лет сорок. Рост он имел высокий, фигуру – сухощавую, крепкую, с широкими плечами, могучей грудью, подтянутым животом. Лицо его, весьма приятное, освещали голубые глаза, властные, насмешливые. Волосы, уложенные в уставную прическу с буклями над ушами и косичкой на спине, чуть-чуть покрывала пудра, но и без нее было ясно, что капитан – яркий блондин.
Аржановой всегда нравились такие мужчины. Всем существом своим она ощущала силу, от них исходившую. Благородные рыцари по натуре, храбрые воины и умелые командиры, самим Господом Богом созданные для покорения этого мира, они внушали ей не страх, но глубокое почтение и интерес к себе.
Кроме того, Козлянинов чем-то неуловимо напоминал молодой женщине ее кумира и великолепного возлюбленного светлейшего князя Потемкина. Но как далеко от морских полуденных берегов пребывал ныне губернатор Новороссийской и Азовской губерний, вице-президент Военной коллегии, генерал-аншеф и многих орденов кавалер!..
Тем временем капитан бригадирского ранга, видя, что Аржанова ему не отвечает, не знал, как дальше продолжать разговор. Опыта в общении с прекрасным полом мужественному мореходу явно не хватало. Он покорил Атлантический и Тихий океаны еще в молодости, когда после окончания Морского корпуса в Санкт-Петербурге, с 1762 по 1765 год для стажировки плавал на кораблях английского флота. Зато над женщинами никаких побед отродясь не одерживал и званием холостяка гордился.
В конце концов Анастасия пришла ему на помощь:
– Давно вы командуете «Хотиным»?
– Нет. Всего третий месяц.
– И вы довольны?
– Отличный корабль, рулю вполне послушный.
– Послушный? – удивилась Аржанова.
– Корабли, Анастасия Петровна, они – те же живые существа. У каждого – свой характер, своя жизнь и судьба.
– Не может быть, – сказала она.
Капитан обрадовался. Тема для беседы с этой странной молодой особой все-таки нашлась. Он пустился рассказывать ей о «Хотине» подробно, горячо, увлеченно. Остановить моряка смог только Веселитский. Чрезвычайный посланник и полномочный министр обратил его внимание на то, что придворный раут уже заканчивается, надо прощаться с хозяином дома.
Козлянинов, поклонившись, не очень-то ловко поцеловал Аржановой руку и поспешил к Юсуп-бею, занявшему позицию у выхода, чтоб провожать гостей.
– Вы сказали ему о приказе, подписанном командующим Азовской флотилией адмиралом Сенявиным? – спросил вдову подполковника Веселитский.
– Не успела, ваше превосходительство, – Анастасия смотрела вслед капитану.
– Но вы так долго беседовали…
– Только о судьбе корабля, ваше превосходительство!
Старый разведчик и дипломат ни слов ее, ни настроения толком не понял, однако на всякий случай предупредил:
– Надеюсь, любезная Анастасия Петровна, эти отвлеченные разговоры не помешают вам выполнить поручение секретной канцелярии Ее Величества. Ваша командировка в Гёзлёве в нынешней ситуации приобретает особое значение…
Эскадра шла на север.
Козлянинов удачно провел корабли через узкости Керченского пролива, где с левой стороны высились отвесные скалы крымского берега и около них кипели буруны, а с правой стороны простирались бесконечные песчаные отмели полуострова Тамань. Тут ветер переменился. Теперь он дул бейдевинд, то есть порывы его ударяли в носовые скулы «Хотина» то слева, то справа. Ход сразу замедлился, упал с восьми узлов до трех. Морякам приходилось идти галсами, или, проще говоря, периодически менять направление движения, чтобы поймать ветер в паруса.
Старичок «Хотин», спущенный на воду в марте 1770 года, легко всходил на волну, но при этом скрипел всеми своими несущими деревянными конструкциями: бимсами, шпангоутами, пиллерсами, клямсами. То была жалобная песня русского леса, произраставшего по берегам рек Битюг, Цна, Мокша, Вадь, Хопер, Осередь, Савола и Воронеж. Веками прямоствольные дубы, ветвистые клены, липы и ясени, истекающие смолой сосны поднимали свои кроны прямо к небу, слушали лишь свист ветра.
Вдруг откуда ни возьмись явились сюда дотошные служилые люди. Они пересчитали деревья, проверили их на «гнилость в сердце» и облуп, или ветреницу, снаружи, измерили их диаметр и высоту, поклеймили особыми царскими клеймами. В своих реестрах они записали, что здоровых деревьев, годных для корабельного, галерного и шлюпочного строения, в Воронежской губернии огромное количество. Следовательно, и судовым верфям в Икорце, Таврове, Воронеже, как то повелел великий государь, быть!
Суждение Петра I известно: ни одна держава, подобная России, не может обходиться без портов, флота, приморской торговли. Балтийское море он завоевал, но на покорение южных морей – Азовского и Черного – ни времени, ни сил не хватило. Здесь с XV века сидели турки и татары. Они так привыкли к вольготному существованию, что царю Всея Руси надменно отвечали, будто моря эти есть внутренняя, естественная часть Османской империи, оттого никому и никогда переданы они не будут.