–На понт берешь, начальник? Вы за звездочку, да за зеленые и святого готовы засадить. Не в чем мне сознаваться. Я этих москвичей и в глаза не видел.
Симонов разозлился: Не хочешь по хорошему , тогда предъявлю обвинение твоей дочери. Она видела москвичей, была у них на катере, повод их убить у нее был.
В ответ на эти слова, хищно сверкнули темные глаза, блеснули белые зубы. Настоящий зверь – подумал Симонов.– Знал бы, Грушко с кем связался, обошел бы Свету стороной.
–Пиши, мент, я застрелил. Нужно было, яйца им оторвать и живьём в муравьиную кучу закопать.
– Рассказывай подробно. – приказал Симонов.
–Чего рассказывать? Увидел Светку бледную, еле живую, понял беда. Кровь в голову ударила, плохо помню, что делал. Светка показала, где катер находится и потеряла сознание. Начался бред. У меня в глазах почернело, дороги не вижу. Остановил МАЗ, схватил монтировку и бегом на катер. Метров пятьсот до него было. Захожу, вижу – спят падлы. Пистолет на столе лежит. Мигом все продумал: выстрелил первому в висок, Двое проснулись уложил и их. Протёр пистолет и вложил в руку первого. Чтобы все было шито– крыт, ничего трогать не стал, с порога ушёл в машину. Пиши, подпишусь.
–Ничего я писать не буду. Может, и я сделал бы то же самое. Только по пьянке не проболтайся, а то и сам сядешь и меня подведешь. Карие глаза водителя смотрели настороженно и удивленно: Это все? Арестовывать не будешь? Или это теперь новый ментовский прием?
–За что арестовывать? У тебя же алиби. Встретил больную дочь на перекрестке, отвез домой и поехал разгружаться, разгрузился и сразу домой поехал, ухаживать за больной дочерью.
–Так оно и было. Спасибо земляк! Оказывается и среди вас люди попадаются.
–Везде есть. Успехов в труде! – Симонов сел в девятку и поехал в райцентр. По дороге еще раз неспеша обдумал всё, что произошло за день. Не хорошо брать грех на душу. А грех ли? Вон, комиссар Мегре, в Жёлтом псе Жоржа Сименона, цивилизованный, законопослушный француз, а взял на себя вину за яд в бутылке с вином, чтобы спасти влюбленных бродяг, да еще и бежать помог. Я сделал много меньше: не разглядел пятен на грязных простынях и в протокол не записал того, что Грушко левшой был.
Соловьев встретил его сухо, с трудом скрывая недовольство:
– Ну, рассказывай, чего откопал в Якше.
– А, я ничего и не копал. За ягодами ездил, жена попросила. Так, что успокойся. Дело вы раскрыли сложное, кровавое, молодцы! Ждите теперь наград. Тебе наверняка, звездочка на погоны за Москвичей упадёт. Готовь коньяк.
– Почему не сказал про ягоды? Мы бы их тебе и тут нашли, а стол сейчас накроем – повеселел Соловьев.
Симонов позвонил генералу, доложил, что дело закончено и попросил разрешения вернуться. Довольный генерал дал добро. Через пятнадцать минут все сидели за столом. Коллеги весело галдели, Симонов понял, что вместо врагов у него теперь появились новые друзья и уже ничуть не жалел, о том что тремя подонками на земле стало меньше. Выпив рюмку коньяка, попрощался, сел в машину и резко нажал на газ. Колеса обиженно взвизгнули, закрутились, замелькали километровые столбы вдоль построенной голодными зеками дороги Троицко– Печорск Ухта.
последний бой графа Дракулы.
Весёлые, майские звёзды сияли над нашими головами, как шляпки золотых гвоздей, вбитых в черный бархат ночного неба. Новорождённый месяц, узкий, неокрепший был лёгок, нежен и прозрачен, как , потерянное ветром пёрышко перистого облака. Воздух, настоенный на аромате цветущей сирени, дурманил голову мечтами и лишал сна влюблённых. Мы с Ольгой сидели у костра, околдованные прелестями майской ночи. Сердце, то сладко замирало, от перехватывающей дыхание нежности, то вздымало грудь гулкими взволнованными ударами. Ощущение близкого чуда живёт во мне с первых минут знакомства с Ольгой.
Я, до мельчайших подробностей, помню тот день. Толстые, сизобрюхие тучи неторопливо плыли по высокому, густо – голубому небу. Они напоминали мне сытых коров, пасущихся на синем лугу. Некоторые, мимоходом, поливали город мелким, как бисер, дождём. Пёстрые, словно отчеканенные из меди и бронзы листья клёнов, падали на асфальт с ослабевших ветвей. Струи дождя приклеивали их к чёрному, блестящему, как кусок антрацита, асфальту. Дождь кончился внезапно, снова, улыбнулось солнце, цветы зонтов свернулись в бутоны. Мне было грустно и одиноко в ярко раскрашенном Бабьим Летом парке. Неожиданно в ушах зазвенел завораживающий, как песня жаворонка в летнем небе, женский голос. Он пел мой любимый романс: Я ехала домой. Душа была полна неясным для самой, каким то новым счастьем.
Я слышал голос так явственно, что стал озираться по сторонам, чтобы увидеть певицу. Оглянулся и замер, увидев высокую, стройную блондинку. Она шла по золотой ковровой дорожке , сотканной из берёзовой листвы, приветливо сияя синими глазами и улыбалась своим мыслям. Нежный, звучавший во мне голос, затих, и я вдруг понял, что наконец то встретил свою любовь. Забыв, куда и зачем иду, повернулся и пошёл по берёзовой аллее навстречу девушке, не отрывая глаз от её удивительного, иконно – прекрасного лица. Поравнявшись, протянул ей руки, словно случайно встреченной на улице давней знакомой и спросил: Здравствуй! Она заулыбалась ещё шире.
– Как тебя зовут?
Девушка не возмутилась, не испугалась, даже не удивилась. Доверчиво вложила свои тонкие, тёплые ладони в мои, и ответила:
– Ольга.
Я – Андрей. Ты не спешишь?
– Нет. Иду после школы домой, наслаждаюсь капризами осеннего дня и думаю, как мне завтра отметить свой день рождения. Не хочу шумных застолий, слащавых поздравлений и неискренних пожеланий.
– Хочешь отпразднуем его полётом на самолёте и прыжком с парашюта – неожиданно для самого себя предложил я.
– Ты прыгала с парашютом?
– Нет, ещё не приходилось.
– Тогда гарантирую, что это будет незабываемый день рождения!
– А мне разрешат прыгнуть?
– Завтра, как раз запланированы прыжки нашей группы. Мой отец – инструктор. Попробую его уговорить. Если разрешит, прыгнем. Ты не представляешь себе, какой кайф испытываешь, когда, после свободного падения, раскрывается парашют. Летишь и разглядываешь приближающуюся землю. Ощущения незабываемые!
Ольга моему предложению обрадовалась. Глаза заискрились, стали ещё синей и приветливей:
–Мне очень хочется, лишь бы твой папа разрешил мне прыгнуть. Это был бы лучший день рождения в моей жизни. Мы шли по городу, не замечая ни дождя, ни луж, забыв, что нас ждут дома.
Золотые своды берёзовых аллей не спасали нас от дождинок. Мы промокли, но расставаться не хотелось, гуляли до позднего вечера. Я с увлечением рассказывал о прыжках с парашютом, о том, как нужно управлять полётом, как приземляться. Расстались, когда совсем стемнело, у дверей её подъезда.
На следующее утро мы встретились, там, где расстались, сели в автобус и поехали на аэродром. Долго уговаривал отца разрешить Ольге прыгнуть с парашютом. Уговорил с большим трудом. Он сам уложил для неё парашют, потом долго объяснял, как нужно управлять парашютом в полёте, как приземляться. Разрешил прыгнуть, только убедившись, что она хорошо поняла и запомнила его инструкции. Ясный, янтарно – прозрачный, от уже нежаркого, но ещё яркого солнца, день был прекрасен. Самолёт пролетел над ярким, украшенным для бала в честь Бабьего лета, лесом. Над серо зелёным лугом по команде отца начали прыгать. Я нырнул в люк вслед за Ольгой, догнал её, после этого раскрыл парашют. Ветер нёс нас, как семена одуванчика. Ольга кричала от восторга. Я любовался ею, всё больше убеждаясь, что нашёл свою вторую половину.
С тех пор мы встречались ежедневно, ходили в театры, музеи, кино и говорили, говорили. Всегда находилось столько интересных тем, проблем и событий, что мы не успевали все обсудить. Месяца через два, после нашей первой встречи, мы познакомили наших родителей. Они понравились друг – другу и стали встречаться по воскресеньям, уже не сомневаясь, что скоро станут родственниками. Ольга с первой встречи так понравилась моему отцу, что он как – то вечером сказал мне: «эта девушка чудо, смотри не упусти её. Она не предаст ни в радости, ни в печали.» Я и сам понимал это. Раньше такой никогда не видел. Тонкая, гибкая, при этом сильная и быстрая, как удар хлыста. Она могла так посмотреть и сказать, что у наглецов пропадала охота хамить и приставать к ней. В Ольге чувствовалась порода. Она и в самом деле была из прославившегося в семнадцатом веке рода. Перед революцией обеднели, это видимо и спасло её прадедов от внимания ЧК. Внимательно изучив её родословную, мы узнали, где находилось её родовое имение. К сожалению, в наше время от старинной усадьбы остались только развалины. Решили съездить посмотреть на них. В мае уговорили родителей отпустить нас с ночёвкой. От двухэтажного особняка остались только развалины. Ночевать решили в палатке. Я установил её на полянке, окружённой кустами цветущей сирени. От барского дома сохранился только фундамент, выложенный из белого, тёсанного песчаника. От большого, когда то процветающего села, осталась только, на удивление хорошо сохранившаяся, белотелая красавица церковь с колокольней.
Стройная, грациозная она, как танцующая на сцене балерина, стояла на высоком, зелёном холме, отражаясь в небольшом, но ещё глубоком пруду, синим зеркалом лежащим на яркой зелени весеннего луга. Налюбовавшись развалинами, мы попили чай и сидели, наслаждаясь прелестями майской ночи. Уютный костёр, светом, плясавшего на сухих ветках языков пламени, отпугивал от нас лохматый, дикий мрак ночи. Ощетинившись чёрными тенями, он быстрыми, беззвучными, прыжками убегал в густые заросли сирени. Кусты были гуще и чернее звёздного неба над нами, поэтому служили хорошим убежищем и для пугливой тьмы, и для таинственных шорохов, которые время от времени доносились из них. Перевалило за полночь, мы уже готовились лечь спать, когда Ольга вдруг вздрогнула, придвинулась ко мне и прошептала: – ты слышишь? Я прислушался.
Хорошо мне запомнившийся, в день знакомства с Ольгой, голос пел:
Я ехала домой…Двурогая луна
Смотрела в окна скучного вагона
Далёкий благовест заутреннего звона
Пел в воздухе, как нежная струна.
Кто то поёт мой любимый романс. Пойду, посмотрю кто.
Я с тобой решительно поднялась с земли Ольга.
Мы пошли на голос. Выйдя за кольцо зарослей сирени, увидели светлый силуэт высокой, девушки в длинном, белом, явно старинном, платье. Девушка повернулась к нам и призывно махнула своей тонкой, прозрачной рукой. Мы поняли, что она завёт нас.
– Неужели привидение? – воскликнула Ольга и дрожа, от охватившего её волнения, прижалась ко мне. У меня самого мурашки по спине пробежали, сердце рванулось в галоп, сотрясая грудь сильными ударами, но я старался не подать вида, что изумлён и взволнован.
Приведение было бледным и хрупким, как месяц над нами. Казалось, дунь ветерок чуть смелее, и оно исчезнет, разорванное им в клочья. Но таинственная девушка бесстрашно шла в сторону развалин барской усадьбы. Мы шли за нею, как зачарованные, страха не было. Наконец, привидение остановилось в центре развалин помещичьего дома, показало рукой вниз и исчезло, как растаявшая на солнце льдинка. Судя по остаткам фундамента, на указанном ею месте, когда то была, ведущая на второй этаж, широкая лестница. Пораженные увиденным, мы с Ольгой стояли не зная, что сказать друг другу. Одновременно двоим, такое померещиться не могло, поэтому мы договорились утром, ещё раз осмотреть место, показанное нам видением. Вернувшись к костру, попытались уснуть, но не смогли. Всю ночь просидели у костра, обсуждая пережитое, фантазия разыгралась: мы уже видели полные золота и драгоценных камней окованные железом сундуки, которые долгие годы ждали нас под землёй, охраняемые привидением.
– Видимо, это одна из твоих прабабок решила подарить тебе наследство, поэтому показало место, где оно закопано. За разговорами о кладе ночь пролетела быстро. Едва рассвело, я достал из багажника сапёрную лопату и принялся копать в, указанном ночной гостьей месте. Дело шло медленно, мешали обломки кирпича и камни. Через час, когда яма стала глубиной больше метра, моя лопата наткнулась на большой камень. Расчистив его, мы увидели огромную гранитную плиту, с высеченным на ней рыцарским щитом. На щите были изображены гигантский двуручный меч и шпага, казавшаяся рядом с ним игрушечной. Под ними, старинной славянской вязью было сплетено кружево из слов рыцарского девиза: Не предаю, не продаюсь, в бою и чёрта не боюсь! Это герб и девиз нашего рода! сказала Ольга.
Не хилыми были в твоём роду мужчины, если жили по такому девизу, задумчиво сказал я.
Во всяком случае, отважные, верные слову и долгу. Интересно, что под этой плитой – клад или могила? – спросила меня взволнованная Ольга.
Кто же хоронит в доме! Конечно клад. Только, вряд ли мы вдвоём эту плиту с места сдвинем. Без подъёмного крана этот камень нам не поднять. Пока я это говорил лопата зазвенела, ударившись о железный стержень, который торчал из земли рядом с плитой. Я откопав его так, чтобы можно было ухватиться за него руками, взялся и стал раскачивать, пытаясь вырвать стержень из земли. Под моим напором стержень подался и повернулся по часовой стрелке, как рычаг вокруг оси.
Плита задрожала. Из под неё раздался, громкий, зловещий скрежет. Казалось, что мертвецы, вырываясь из могилы, царапают гранит железными когтями и грызут камень крепкими зубами. Земля стала уходить из – под моих ног. Чтобы не провалиться, в открывавшуюся подо мной бездну, я поспешно выпрыгнул из ямы, ухватившись, за поданную мне Олей руку. Плита со скрежетом, повернулась вокруг оси, и встав вертикально, открыла вход в подземелье. У нас перехватило дыхание, вот оказывается, где жило привидение! Интересно, какие сокровища оно так долго охраняло?
Дрожа от нетерпения, мы стали спускаться по каменной лестнице в затхлый полумрак подвала. Широкие ступени из серого гранита привели нас в шестигранную комнату.
Её свод и стены были выложены из красного кирпича. Паутина свисала со стен и потолка подвала, как тяжёлые, пыльные, истлевшие в клочья гардины. Привыкнув к полумраку, я разглядел над головой кованную из меди люстру, с витыми восковыми свечами. К нашему удивлению свечи были целыми, словно кто то вставил их, предвидя наш приход.
На душе стало тревожно, взяв себя в руки, я предложил Ольге встать мне на плечи, дотянуться до люстры и зажечь свечи. Когда свечи затрепетали на сквозняке золотыми огоньками, как бабочки крыльями, под люстрой образовался круг света, вписанный в шестигранник комнаты. Стены оставались в полумраке. Мы огляделись. Шестигранный зал был торжественно, величаво прекрасен. Строгая суровая красота будила воображение, казалось, что через мгновенье по гранитным плитам загремят шаги былинных богатырей, зазвенят мечи и кольчуги и из полумрака выйдут могучие воины, защитники Русской земли. Старинная мебель, книги, картины и развешанное на стенах оружие, переносили нас в прошлое. В музее эти вещи смотрятся совсем по другому. В пыли и паутине они кажутся древнее и загадочней. На стене напротив лестницы висели портреты мужчины и женщины. Даже сквозь многовековую пыль и полумрак подвала их глаза, как живые смотрели на нас пристально и неотрывно. И мужчина, и женщина были в белых, пышных париках времён Екатерины великой.
Женщина, как две капли воды была похожа на Ольгу: такой же смелый, неломкий синий взгляд и пухлые, алые губы. Она приветливо улыбалась. Казалось, что она радуется долгожданному приходу правнучки. Мужчина молодой богатырь с могучей шеей, квадратным подбородком, орлиным носом и пристальным взглядом серых глаз был бы заметен красотой, ростом и крепким сложением в любой толпе. С первого взгляда было ясно, что он отважен, силён и решителен. На резном столике между портретами лежала старинная библия и несколько книг. На противоположной стене висел скрещенный со шпагой двуручный меч и щит с княжеским гербом и девизом: не предаю, не продаюсь, в бою и чёрта не боюсь.
Правее портретов, в красном углу висели старинные иконы и потухшая лампада. Левее находился украшенный изразцами и кованными решётками большой камин. Напротив него стояли два кресла, между ними крепкий, как гриб – боровик , столик из дуба. На нём поблёскивал окованный серебром и золотом ларец. Его крышку украшал фамильный герб. По периметру золотом и чернью славянской вязью надпись: Внуку моих внуков: береги веру, уважай родителей, служи царю, тогда бог не оставит тебя в битвах и поможет в трудах. У воина одна дорога – служить царю, отчизне, богу!
Осмотрев комнату, мы решили, что сокровища могут находиться только в ларце. У меня перехватило дух, даже перед первым прыжком с парашютом, я так не волновался. Попытался открыть. Подёргав крышку, убедился, что она закрыта на тайный замок. Мы внимательно осмотрели столик, ключа нигде не было, тогда я стал ощупывать ларец разыскивая скрытый от глаз рычажок, или кнопку. Не нашёл. Присмотревшись к гербу на крышке заметил, что меч и шпага на щите прикреплены к щиту золотой заклёпкой – осью. Попробовал повернуть скрещенное насмерть оружие вокруг оси по часовой стрелке, меч и шпага повернулись на 180 градусов, раздался звон колокольчиков и крышка ларца открылась. К нашему разочарованию вместо искристого сияния алмазов и весёлого солнечного блеска золота мы увидели в ларце толстую книгу. Я достал её и вынес на дневной свет. Оказалось, что не только переплёт, но и все листы книги сделаны из тонкой, великолепно выделанной и выбеленной кожи. На кожаных листах синий рукописный текст, украшенный яркими праздничными красками заглавных букв.