Из раздумий его вывел легкий толчок в спину. Это Угор его предупредил о приближении стада. Приняв от вогула дымящийся фитиль, Ибрагим приготовился к выстрелу.
Макушки тоненьких берез и осин закачались в разные стороны, и на поляну вылетело стадо лосей. Впереди несся самец с огромными рогами.
Грянул выстрел. Облако порохового дыма заволокло обзор. Послышались приближаемые звуки дубинок и бубнов.
Дым рассеялся, и Ибрагим, тяжело вздохнув, присел на корягу.
Убитого лося на поляне не было.
– Кажись, промахнулся, – разочарованно промямлил он.
Прибежавшие загонщики, покачав головами, остановились.
Но опытные следопыты вместе с Угором быстро осмотрели кусты и тропу.
– Кровь! – крикнул Угор.
И все, собравшись вокруг татарина, присели на корточки.
– Коли кровь, догонять нужно! – воскликнул Ибрагим.
– Догонять будешь, пугать будешь, долго идти будешь, однако. А догонять не станешь, мало идти будешь, он сам ляжет, поэтому собак мы не берем, когда на лося ходим. Угонят его, а тащить назад нам, – тронув его за плечо, пояснил старый вогул.
Отдохнув около часа, охотники поднялись и пошли по следу. Крови на тропе становилось все больше и больше.
После двухчасового преследования охотники наткнулись на самца, который лежал в мелком осиннике без признаков жизни. Пуля калибром с яйцо горлицы пробила сбоку животному грудь, сломала ребро, прошла сквозь легкие и, перебив множество кровеносных сосудов, вышла навылет, образовав огромную рваную рану.
Изумлению и восторгу вогулов не было границ. Охота стрелами и копьями давала, конечно, результат, но раненого зверя приходилось искать сутками, пока он не изойдет кровью и не ляжет.
– Слава белому князю! – заревел Угор. – Кто будет ему другом, тот получит в подарок огненное копье! А супротив него пойдет, копье его убьет, как лося!
– Слава! Слава! – подхватили вогулы.
Глава 50
ДВОРЕЦ КУЧУМА
– Господин, тебя срочно вызывает великий хан, – поклонившись, доложил начальник стражи.
Маметкул кивнул головой:
– Передай великому хану: я иду.
– Вчера ночью мне привиделся сон, Маметкул, – дождавшись, когда племянник сядет напротив и слуга нальет ему чай в пиалу, сообщил Кучум, – в мои покои ныне вошел старец в белых одеждах, с седыми усами и бородой. Он присел на подушки и произнес: “Здрав будь, великий хан. Завтра придет к тебе твой соглядатай и расскажет, что урусы строят корабли и сбирают дружину супротив тебя. Но не верь словам обманутого хабарчи. Царь Иван затеял великую хитрость. Хочет рать казачью пустить в поход по Каме-реке до крепости, в честь царицы названной, на Волге. Да волоком переправив челны на Дон, покорить крепость Азов. А чтобы ранее никто не проведал замысел сей, велел слухи разносить, что идут казаки за камень тебя бить.
– Я дергал шнурок, – продолжал Кучум-хан, – но стража спала. Спала и ученая гюрза, которая стережет мой сон. Я не мог произнести ни единого слова. Язык мой окаменел.
Старец отпил чай из своей пиалы и продолжал:
– После моего ухода ты увидишь вещий сон про Китайскую стену, и тебе потом принимать решение. Но прежде чем на что-либо решиться, подумай, посоветуйся с мудрецами и звездочетами. Можешь и про меня рассказать, и сон вещий поведай своим толмачам, из него они узнают истину. А в подтверждение моих слов завтра ночью пойдет лед на Эртысе. Не опасайся нападения со стороны Руси, зри на восток.
Маметкул посмотрел на пиалу, которая стояла на ковре, и подумал: не тронулся ли умом великий хан?
– После старец исчез, – продолжал великий хан, – и я увидал Великую Китайскую стену, которую видел, когда я еще маленьким мальчиком с дедушкой был в Китае. И я не узнал сию стену. Она была без бойниц, и не стена это была вовсе, а дорога, по которой тащили корабли волоком к морю множество рабов. Когда же пригляделся я, то не было у рабов надсмотрщиков, и не стегал их бичом никто. Распевая песни, тащили они, улыбаясь, корабли по дороге каменной. И одежды были на них урусов.
Когда же проснулся я, мне доложили, что вернулся Кутатай из-за камня и желает доложить о разведанных им сведениях. Доложил он, что в русском стане готовят восемьдесят кораблей и сбирают войско в поход на Сибирь.
– Что это было? Растолкуй нам с Маметкулом, достопочтенный звездочет Салим! Какое решение принять мне? – обратился к увещевателю снов Кучум.
– О Великий хан! Лед тронулся! – доложил вошедший визирь, которому было поручено проверить слова старца.
***
СЕВЕРНЫЙ КАЗАХСТАН
Никита подошел к старцу.
– Ты чаво это, отче? Не помри, как Вторак.
Гостомысл очнулся, обвел взглядом своды пещеры и произнес:
– Не хотел я тебя, молодого, посылать к Кучуму, не поверил бы он тебе. Пришлось мне самому идтить на риск. Ходил. Нить жизненную по дороге рубили мою, изворачивался я. Аблай меч тот поднял, предатель он. Валихану потребно передать сие. А Кучум, кажись, поверил мне. Пойдет походом на Русь, уведет часть войска. И тогда будет русской рати легче в боях. Да и пока летал я по нити жизни, увидал предвидение: зарежет его дальний родственник Ибрагим, один оставшийся от рода Исенбая. Шагает Ибрагим нынче по стороне урманной, несет на груди крест греческий. Убьет он Кучума, знаю. Но на это нужны долгие годы.
А теперича постели мне, Никитушко, спать хочу, устал я, еле молвлю, – прошептал Гостомысл, заваливаясь на бок.
Никита, оглянувшись, вытащил из-под своей рубахи крестик.
Трижды поцеловав его, прошептал:
– Боже, спаси и сохрани, аж и сам я боюсь предвещания си, но ужо не свернуть мне. Поди, точно нужон я для решения судьбы земли русской, а то бы как я из плену убег бы? Чародейство это.
Глава 51
Угор с Ибрагимом по протокам добрались до русла Оби. По великой сибирской реке шел ледоход. Огромные льдины, наползая друг на друга, с шумом и треском двигались к Северному Ледовитому океану.
– Руби ивняк, Ибрашка, шалаш будем строить. Пока лед не пройдет, не сможем мы плыть далее, – распорядился вогул.
Путники вытащили лодку на берег, развели костер и принялись строить временное жилище. Солнце припекало, разогретые работой, они сняли верхнюю одежду.
Вечером вогул, раздевшись, залез в ледяную воду и из ивовых прутьев в заводи смастерил завесу.
Он, сидя на берегу, дожидался, когда за нее войдет щука, и ловил ее в западне. Дальше выдавливал икру и выпускал рыбу обратно. Надоив с десяток рыбин, Угор палочкой принялся взбивать икру в деревянной миске, изредка ее подсаливая.
– Лепех в дорогу напечем и тут поедим, – пояснил он Ибрагиму, – тащи свою ложку.
– Скусно, – попробовав икру, похвалил друга татарин, – а мы жили на реке, но рыбу не кушали.
– Почему, знаешь?
– Нет.
– А я знаю. В голове у щуки крест из хрящей, а вам хрященое лакомство никак нельзя пробовать, – рассмеялся Угор, и уже серьезно добавил: – у щуки икра вкусная, только сухая она рыба, а нельма жирная, но ее сейчас не словить. Ты покушай, покушай, сил набирай. Грести нам с тобой, Ибрашка, супротив течения дней десять. Все руки измочалим. Пойдем низким берегом, тута течение слабее, а коли ветер подует попутный, то и парусок поставим, но при попутном ветре опять-таки будет волна шибко большая.
– Почему? – поинтересовался Ибрагим.
– Потому что ветер с севера, и течение на север. Вот и задирает волну, как на море-окияне. У нас же борта невысокие, вымокнем али челнок потопим.
– Ничего, я привычный. Почитай, на Волге семь годков в ярыгах36 хаживал, покуда меня боярин Пашков не усыновил.
– А как он тебя приметил-то?
– Под Казань насад37 с солью из Астрахани притащили и встали кабалу наедать38, ожидаючи, чем штурм крепости завершится. Купец-то наш персом был, ему что на Русь, что до Казанского ханства идтить, все едино, всюду вхож, как ужака скользкий, да и соль везде в цене.
– А далее-то что? Как боярин тебя приветил?
– Пришел я на парамойню39 – портки да рубаху постирать. А тут вопли прачек на весь берег: “Вьюноша тонет! Сын боярский, Истома, погибает!” – ну я и сиганул с мостков в воду. Вытащил тогды его. Мне рубь дал боярин и к себе в конюхи определил. А когды Истома подрос, стал я ему братом названным, так как второй раз его спас, собой закрыв в походе, стрелу его помал.
– Как – помал?
Ибрагим, расстегнув ворот рубахи, показал шрам на груди:
– Так и помал.
Понюхав воздух и посмотрев на летающих в небе птиц, вогул наказал:
– Я спать пойду, а ты не дремай, костер жги. Хозяин рядом шастает. Оголодал он после спячки. Я ему рыбы накидал на берегу в проточке, на солнце она запахнет, он ее и найдет, зато нас не тронет.
– А почто медведь падаль-то ест?
– Так он на зиму брюхо травой набивает, а весной орет на весь урман – просраться не может, вот падаль-то и жрет для поносу, – рассмеялся Угор, влезая в шалаш, и, высунувшись, добавил: – правду сказать, сколь я из берлоги их не брал, у всех пузо пустое было. Просто, поди, орет да орет. Кто его, косолапого, знает. Коль подойдет, сам спроси, – хихикнул вогул и скрылся в шалаше.
И действительно, словно бы в подтверждение слов вогула вдалеке раздался рев косолапого. Ибрагим пододвинул поближе пищаль, вытащил саблю из ножен и, подбросив хворосту в костер, принялся сторожить сон товарища.
Приполярная ночь уже отступила, и световой день становился все продолжительней и продолжительней.
Медведь появился к полуночи.
Он долго бродил по сору40, постепенно приближаясь к шалашу на берегу. Ветерок дул от воды, и косолапый, чувствуя запах дыма, не решался подойти к людям.
Ибрагим, взяв из костра головешку, поджег сухую траву. Прошлогодняя трава вспыхнула, и огонь, раздуваемый ветром, пошел в сторону хозяина тайги. Медведь, встав на задние лапы, глянул на приближающийся пал и дал деру. Переплыв проточку, он скрылся в кустарнике. Пал же, дойдя до берега ручья, остановившись, постепенно затух.
Ибрагим, приметив место, откуда вспорхнула утка, пошел к нему. Разыскав гнездо, он собрал в шапку яйца и вернулся к костру. Положив яйцо на дно миски и крутанув его, он улыбнулся: крутое, спеклось.
Очистив от скорлупы и подсолив, Ибрашка с наслаждением впился желтыми зубами в яйцо.
Стемнело. Татарин успел уже натаскать хвороста, которого до рассвета должно было хватить. Медведь не появлялся.
Чтобы не задремать, Ибрагим вставал и периодически обходил шалаш.
Грохот идущего по Оби льда заглушал все иные звуки ночи, поэтому и крутил Ибрашка головой на все четыре стороны.
Вскоре начало светать, и он, взяв котелок, спустился к ручью. Зачерпнув в заводи водицы, осмотрел берег. Рыбы, разбросанной вчера по берегу ручья, не было. Зато на суглинке отчетливо виднелись огромные следы хозяина тайги.
Ибрагим, стараясь не шуметь, озираясь по сторонам, засеменил к шалашу.
Когда Угорка проснулся, они пошли посмотреть следы медведя. Стало ясно, как шел обратно Ибрашка. Вогул с разбега не смог попасть из следа в след татарина – так широко тот шагал.
Вогул в котелке поджарил икру, и вприкуску с утиными яйцами друзья-попутчики, запивая кипятком, заваренным на листьях, собранными татарином, перекусили.
– Ты что за листья в кипяток кидал? – спросил в полдень Ибрагима вогул.
– На болотце собрал, когда за яйцами ходил. У меня еще остались, – достав из-за пазухи мешочек и высыпав листочки на ладонь, показал он их вогулу.
– Ты, когда что собираешь, мне показывай. Можно что-либо заварить да не проснуться вовсе. Вот я и думаю, пошто это я за утро раз семь за шалаш до ветра по-легкому сбегал. А ты брусничный лист заварил! Он же ведь до ветра гонный, – и, похлопав друга по плечу, вогул вновь зашел за шалаш. Туда же вскоре прибежал и татарин.
– Давай-ка, Угор, посиди ты около костра, моя теперича очередь отдыхать.
***
Архип, присев на корягу, наблюдал за ледоходом. Основной лед уже прошел, и река несла отдельные льдины. Уровень воды медленно начал подниматься, затопляя прибрежную сторону. Вода в мелких водоемах, нагреваясь на солнце, манила рыбу на нерест.
Он отковал Ванюшке маленькую острогу, и шустрый пацан уже натаскал пол-ледника рыбы.
Сидя на берегу, Архип наблюдал, как мальчишка, высунув от азарта язык, караулит очередную щуку.
Подошла Ксения, присела рядом.
– Ты, Архип, не серчай. Но хочу задать вопрос тебе каверзный.
– Задавай.
– Мож, я баба кривая, коли ты на меня взгляд не ложишь?
– Не в этом дело, Ксения. Дал зарок я, убив Узун Бека за жену и сына своего, цельный год не касаться вашего брата. Но лед прошел, а значит и год тоже.
Архип игриво ущипнул Ксению за место, на котором она сидела. Та же, взвизгнув от неожиданности, глянула на Ванюшку, который, увлекшись ловлей рыбы, ничего вокруг не замечая, замер с поднятой острогой.
Отвесив легкий подзатыльник кузнецу, она, словно молодая девка, смеясь, побежала к избе.
Архип же, усмехнувшись в усы и медленно поднявшись, пошел следом.
Через час в избу ввалился Ванюшка и, поставив на пол корзину с рыбой, подозрительно взглянув на Архипа с Ксенией, сидевших за столом, спросил:
– А чего это вы такие румяные и разомлевшие, будто дрова весь день рубили?
Кузнец подмигнул Ксении, и взрослые дружно рассмеялись…
Глава 52
ДВОРЕЦ КУЧУМА
– Может, все-таки готовят поход на нас урусы? Вдруг царь Иван хитрость задумал? Ведь не зря же шептались в монастыре казаки с царским опальным советником Федором Колычевым, ой не зря, – покачав головой, еще раз усомнился Кучум-хан.
– Царь Иван объявил казаков ослушниками за уход с Ливонской войны. Приказано атаманов ловить сих, казни с пытками применять к ним. А станицы и хутора их на Волге да на Дону повелел пожечь. Так что не будет им подмоги от Москвы. А такую маленькую дружину мы и конями князя Пелымского Кихека перетопчем, коли сунутся. Боярин же, по прозвищу Умной, о котором ты, великий хан, сейчас вспомнил, преставился года два назад по воле Аллаха Всемогущего, – поклонившись, молвил Кататай.
– Ну что ж, тогда выступаем к Волге. Отобьем Казань, cпустимся к Астрахани и создадим великий Сибирский каганат, – наконец-то решился Кучум.
– Ты будешь править миром, о великий хан! – поклонившись, произнес один из звездочетов.
– Мы загоним русского медведя в его берлогу и будем туда кидать кости, а он станет танцевать для нас на праздниках, – воскликнули еще двое мудрецов.
Лишь один племянник хана Маметкул оставался в раздумьях. Отважный воин молчал. Он знал хитрость и коварство русского царя, которому сжечь пару деревень на Волге, замучить на дыбах сотни три казаков ради достижения более великой цели было обыденным делом.
– А ты что молчишь, мой дорогой племянник? – обратился хан к Маметкулу. – Или не разделяешь наших помыслов?
– Разделяю, великий хан, но считаю, что гарнизоны Чиги Туры и Кашира нельзя трогать. Время нынче беспокойное. Ляхи не могут угрожать нынче Руси, денег нет на поход. Хан Гирей обескровлен. Ливония развалилась на мелкие княжества, так что царь и без казаков там обойдется. На восток смотрит хитрый Иван, на восток.
– Я смею считать, великий хан, – подал голос один из звездочетов, – русский царь знает положение в Османской империи. Двенадцатый султан Мурад Третий, вместо того чтобы управлять империей, предпочитает развлекаться с наложницами. Избавился он от пятерых братьев, обезопасив свой престол, и теперь увяз в грязи и разврате. Каждое назначение решается у него золотом, мздой и подлостью. Царь урусов видит это. Я думаю, что он строит и собирает корабли на Каме для похода на Азов. Тем более казаки девять лет назад уже грабили предместья Азова, взяли много пленных и даже захватили шурина султана.