– Может это от костров. Каскийцы где–то близко, – понизил голос юноша. – Слышишь? Стук копыт. Я вижу, мелькает факел.
– В боевой строй! – Рыкнул великан.
Копьеносцы тут же встали шеренгами, сомкнув щиты, и перегородили дорогу. Лучники выбежали вперед, заняли позиции, готовясь к стрельбе.
– Это наш дозор, – успокоил всех Суппилулиума.
Из-за холма вылетел всадник на взмыленном коне. В руку пылал факел. Дозорный резко осадил храпевшего скакуна.
– Повелитель, беда! – прокричал всадник. – Враг взял Хаттусу.
– Гони! – крикнул юноша.
Возничий хлестнул лошадей, и колесница рванулась с места, грохоча по камням, оббитыми медью колесами.
К стенам Хаттусы добрались с рассветом, когда Небесный Бог Солнца только выкатывал из моря огненную колесницу. Вершины гор вспыхнули, словно охваченные пламенем. Ночная прохлада отступала куда–то в долины вместе с клубами желтого тумана.
На вершине холма показались незыблемые оборонительные стены с массивными квадратными стрелковыми башнями. Но сторожевые огни не пылали на башнях. И часовых не видно. Вообще вокруг – никого. Ни звука, только карканье воронья.
Хлопья пепла кружились в воздухе серым снегом. Горький запах гари мешался со сладковатым, тошнотворным духом тлена. Юноша спрыгнул с колесницы и быстро подошел к склону, где начиналась широкая дорога, мощенная камнем. Дорога упиралась в центральные Ворота Лабарны9. Меж высоких сторожевых башен черной брешью зиял проход. Дубовые створки валялись, разнесенные в щепки. С них уже содрали золотую чеканку. Кругом лежали обезображенные трупы.
По смуглой гладкой щеке юноши скатилась слеза, оставляя мокрую дорожку. «Опоздал!» – еле слышно произнес он дрожащими губами.
К нему подошел великан Цула. Он снял медный шлем, черные жесткие кудри рассыпались по широченным плечам.
– Здесь каскийцы прорвались в Хаттусу, – указал юноша на Ворота Лабарны.
– Южный склон – самое уязвимое место, – согласился Цула. – Дорогу мостили камнем для торжественных выездов правителя во время праздников. Здесь и склон пологий. Каски подкатили тара, да взломали ворота. Раньше Южную стену защищал земляной вал, но за ним давно никто не следил, размыло дождями.
– Почему же стену вновь не укрепили?
– Жители Хаттусы забыли, когда последний раз враг стоял у ворот. Давненько война сюда не докатывалась. Со времен лабарны Мурсили10 столица не помнит осады. Почти три сотни лет прошло. С восточной и западной стороны стены высокие. С северной – крутой обрыв. Внизу река. С осадными орудиями не подобраться. А здесь, южная стена совсем низкая.
– И все же я не могу понять, почему так быстро пала Хаттуса. Не простояла и трех дней, – возмущался юноша. – Гарнизон хорошо вооружен. Одни стражники храмов чего стоят, да еще три тысячи копьеносцев Богини Вурусему.11 Могли не меньше года держать оборону. Почему каскийцы так быстро сумели взять город?
Суппилулиума поднялся по склону и, затаив дыхание, прошел сквозь сводчатую арку Ворот Лабарны. Узкий ход меж высоких стен вел ко вторым, внутренним воротам. Всюду лежали тела павших воинов. В конце, у выхода в город возвышался завал из мертвецов. Здесь особенно жарко кипел бой. Сраженным некуда было падать. Они умирали стоя, продолжая сжимать оружие в окоченевших руках.
Пришлось выволакивать мертвецов наружу. Когда удалось проникнуть за оборонительную стену, Суппилулиума чуть не свалился без чувств. Вместо чистых улочек, опрятных домиков и цветущих палисадников перед взором предстал хаос из груд камней и тлеющих головешек. Остались лишь узкие проходы, напоминая, что здесь когда-то были улицы. Кругом растерзанные тела защитников, лежавшие среди руин.
Суппилулиума поспешил в Верхний город, стараясь не смотреть по сторонам. Здесь убитых было меньше: большинство защитников пало, у стен. Но в Верхнем городе среди мертвых попадались женщины и даже дети. Обугленные тела то тут, то там виднелись в развалинах. Суппилулиуму начало мутить. Он едва сдерживался, чтобы окончательно не потерять рассудок. Он зашагал к Северной цитадели. Может она устояла? Хаттуса состояла из Нижнего города, который защищала Южная стена, и Верхнего, стоявшего на возвышенности. Прорваться через городские стены – одно дело, но чтобы взять хорошо укрепленную Северную цитадель, построенную на скале – надо приложить немало усилий.
Твердыня гордо и угрюмо возвышалась над разрушенным, опустошенным городом. Суппилулиума поднялся к входу в цитадель, защищенному двумя высокими стрелковыми башнями. И здесь кругом убитые. У ворот бились отчаянно. Позолоченные створки безжалостно снесены. Суппилулиума, осторожно переступая через тела, прошел внутрь. В цитадели все разгромлено и сожжено. От величественной халентувы12 остались лишь почерневшие каменные стены. Деревянные перекрытия рухнули. Сквозь пустые закопченные глазницы окон проглядывало голубое небо. Еще тлели угли, источая едкий дым. Вместо цветущего фруктового сада торчал частокол черных стволов. Чудесные цветники погребены под слоем серого пепла.
Суппилулиума остановился в растерянности. Он почувствовал, что вот-вот потеряет сознание. Он не мог поверить в то, что происходит вокруг. Не мог принять реальность… Почерневшие от пожара стены – все, что осталось от дворца, где он родился и вырос. Ему знаком здесь каждый уголок, каждое деревце… Но теперь все убито, безжалостно разрушено, сожжено. Чтобы не сойти с ума, Суппилулиума плотно сомкнул веки и попытался привести себя в чувство. Надо что-то делать! Хоть что-нибудь! Но что? Правитель! Надо найти тело правителя, если каскийцы его не нашли раньше и не растерзали.
– Ищите тело лабарны13 Арнуванды, – словно в бреду приказал он воинам. – Правителя надо разыскать и похоронить со всеми обрядами.
– Обязательно найдем, повелитель, – заверил его Цула. Великану тоже было не по себе. Лицо бледное, словно кусок мрамора, в глазах растерянность.
– Я буду проклят! – Суппилулиума больше не мог сдерживать себя. Слезы брызнули из глаз. – Я жалкая, ничтожная тварь, недостойная называть себя братом божественного лабарны. Арнуванда погиб как герой, сражаясь плечом к плечу с воинами Великой Хатти, а я приплелся, когда от столицы остался один пепел. Я в отчаянии! Что скажу матери – солнцеликой таваннанне14? Что? Расскажу, как беспомощно взирал на развалины Хаттусы? Все, даже водоносы и блудницы будут тыкать в меня пальцем: Смотрите – это Суппилулиума. Он не помог брату. Предал его, чтобы захватить власть. Великий Арнуванда погиб, защищая храмы Хаттусы. Он надеялся, что Суппилулиума придет к нему на помощь, но зря надеялся…
– Не кори себя, повелитель, – возразил Цула. – Можешь гневаться, но я с тобой не соглашусь. У нас всего десять колесниц, три сотни копьеносцев, да кучка кое-как вооруженных ремесленников. Вряд ли нашей помощи хватило бы, чтобы отстоять Хаттусу. Если уж войско Богини Вурусему не сдержало каскийцев… мы-то, чем могли помочь?
– Ты не понимаешь, – горячо воскликнул Суппилулиума. – Если бы я подоспел вовремя, то погиб, как герой, как мой брат, подобно великим сыновьям Хатти. Наши души были бы чисты перед Богами. А что теперь? Мое имя опозорено навеки! – не унимался юноша.
Вдруг великан прислушался.
– Или я схожу с ума, или слышу голоса погибших душ, стремящихся к небу.
– О чем ты? – не понял Суппилулиума.
– Кто-то поет, – несмело повторил Цула.
Суппилулиума напряг слух.
– Слышу! Поют гимн Богу Солнца. Душам умерших не дозволено петь этот гимн. Солнце восхваляют только живые.
– Мавзолей Лабарны! – сообразил Цула.
Они обогнули развалины халентувы и оказались перед усыпальницей древнейшего правителя Хатти, божественного Лабарны. Высокие стены, сложенные из неотесанного камня на известняковом растворе, остались целыми. Под ними лежало множество каскийцев. Валялись изломанные штурмовые лестницы. Самшитовые ворота носили следы ударов тараном, но не поддались. За стенами на древнем хеттском языке охрипшие голоса вдохновенно восхваляли Бога Солнца:
Небесный Бог Солнца, мой господин, пастырь человечества!
Ты встаешь, Бог Солнца, из моря и восходишь на небо.
О Небесный Бог Солнца, мой господин, каждый день ты вершишь
Суд над человеком, свиньей, собакой и над зверем диким.
Ты вдохновенный вершитель справедливости и неутомим в своем судилище15.
По нестройному пению можно было сразу догадаться, что гимн исполняли не жрецы. Заслышав шаги, поющие смолкли. Над выщербленными стенами показались хмурые настороженные лица.
– Кто такие? Не подходи близко! – раздался грозный оклик.
– Носитель жезла Бога Грозы, Суппилулиума, брат великого лабарны Арнуванды.
Загрохотал засов. Заскрипели ворота. Перед Суппилулиумой предстали человек двадцать измученных людей: почти без одежды, лица перепачканы сажей. На некоторых еще держались кожаные доспехи, изрядно посеченные в бою. Вперед всех, слегка шатаясь, вышел крепкий воин. Его обнаженный торс сплошь покрывали раны. Бурыми пятнами на холщевой рваной андули запеклась кровь. Вьющиеся черные волосы слиплись на лбу. В правой руке он сжимал короткий бронзовый меч. Воин встал на одно колено, как положено мешедю16 перед носителем священного жезла Бога Грозы и хрипло произнес:
– Приветствуем тебя, носитель жезла.
– Как имя твое. – Суппилулиума вглядывался в чумазое лицо, поросшее густой спутанной бородой, но никак не мог вспомнить, кто перед ним.
– Я старший над мешедями лабарны Арнуванды. Мое имя Фазарука.
– Неужели – ты! – обрадовался юноша. – Поднимись немедленно! Ты – герой! Это я должен встать перед тобой на колени. Ты не позволил врагу осквернить мавзолей Лабарны.
– Со мной еще два десятка отважных защитников. Мы обороняли священную гробницу, пока пожар не заставил каскийцев убраться из города. Прости, что не смогли уберечь Хаттусу.
– А где мой брат? Жив ли правитель? Может в плену? Говори! – требовал Суппилулиума, с тревогой заглядывая в глаза Фазаруки.
– Если ты спрашиваешь о божественном лабарне Арнуванде… – Воин замялся
– Отвечай! – требовал Суппилулиума.
Фазарука опустил глаза и тихо произнес:
– Он бежал.
– Бежал? – Суппилулиума отшатнулся, словно его ударили по лицу. – Думаешь ли ты, что говоришь? Он не мог! Он должен был погибнуть вместе с Хаттусой, умереть как герой или отстоять святыню! Что ты придумываешь? Я должен разыскать его тело …
– Не гневайся. – Фазарука с сожалением пожал плечами. – Тебе не найти тело лабарны среди руин.
– Где же он?
– Как только враг появился под стенами Хаттусы, Арнуванда покинул город, прорвался сквозь каскийцев с отрядом боевых колесниц и войском Богини Вурусему. Да, это – правда, горькая правда. Мало того, что ушел сам, еще увел три тысячи копьеносцев Вурусему, при этом не забыл прихватить все золото из халентувы.
– Я не верю! – воскликнул Суппилулиума. – Как он мог! Хочешь сказать… Нет! Такое невозможно! Арнуванда, как и я, из рода божественного Лабарны. Опозорить род – страшнее смерти.
– Могу поклясться перед Богами, – вздохнул воин, тяжело поднимаясь с колен.
– Он должен был бесстрашно сражаться во главе войска, – все не мог поверить Суппилулиума. – О, Боги! Какай позор! Мой брат… Потомок великого Лабарны… А я собрал всех своих мешедей… Шел днем и ночью без отдыха… – Его гневный взор обжег Фазаруку. – Почему позволил ему уйти? Ты – старший над мешедями лабарны. Почему не удержал его?
– Не гневайся, повелитель. Не в моей власти указывать лабарне, что ему делать. Тем более, он хорошо скрывал свой план. Перед побегом приказал мне возглавить оборону ворот Лабарны. Там ждала верная смерть. Я чудом уцелел.
– Прости! – Остыл Суппилулиума. Долго размышлял, оглядывая уцелевших воинов, и совсем обреченно произнес: – Значит, такова воля Богов.
– Но, что теперь? – тревожно спросил Цула. – Неужели Хатти больше не существует? Храмы Хаттусы разгромлены. Статуи Богов осквернены. Как Всевидящие могли такое допустить?
– Только они и могут на это ответить, – рассудил Суппилулиума. – Я хочу спросить у них самих. Проведите меня в мавзолей.
Суппилулиума и Цула вслед за Фазарукой вошли в мрачное низкое каменное строение мавзолея. Пройдя несколько маленьких темных комнат, они очутились в целле – небольшом квадратном зале без окон, со сводчатым потолком в виде купола. Стены украшали головы быков. Длинные изогнутые рога, покрытые золотом, отражали слабый свет масляных лампад. Вместо глаз сияли драгоценные камни. В стенных нишах застыли изваяния двух божеств в человеческом обличии, выточенные из черного базальта: Страх и Ужас. Эти два божества всегда сопровождают Бога Грозы. Посреди зала находилась статуя самого Бога. Постаментом служил священный камень хуваси. Огромный куб, вытесанный из глыбы серого базальта, не имел изъянов. Грани густо покрывали надписи, содержащие древние молитвы и заклинания. На камне хуваси стояли два величественных быка из белого мрамора с синеватыми прожилками и напоминали облака. На их спины ногами опирался Бог Грозы. Бронзовое тело укрывала длинная пурпурная андули, расшитая золотом. Высокая круглая тиара, украшенная бирюзой, венчала голову. Суровый внимательный взгляд устремлен даль, поверх голов молящихся. В одной руке Бог держал золотой калмус17, в другой – связку разящих стрел-молний. Перед камнем хуваси находилась истанана18 в виде большой гранитной чаши. Чашу наполняло жертвенное масло. В масле плавал фитиль. Горело вечное священное пламя бога Агниса, бросая отблески на темные своды. Возле истананы располагался стол для жертвоприношений, покрытый желтой льняной скатертью.
За спиной у Бога Грозы два гранитных льва охраняли вход в пещеру. Туда разрешалось входить только посвященным жрецам. Ход вел в погребальную камеру, где в золотом кувшине покоился прах божественного Лабарны – основателя Великой Хатти.
Справа на стене мерцал светильник над каменной чашей, в которой плескался источник из подземного царства Бога Ярри – повелителя болезней и колдовства.
Вся обстановка в целле напоминала человеку, попавшему сюда, что он всего лишь – жалкая тварь. Каждый вошедший чувствовал себя беззащитным перед грозными ликами Богов. Его судьба находилась в руках высших вершителей. От них нельзя ничего утаить. Они следят за каждым твоим шагом, знают все твои мысль…
Суппилулиума остановился со смиренным видом перед изваянием Бога Грозы. Прочитал долгую молитву. Затем налил из своей глиняной фляги вина в жертвенный сосуд. Из дорожной сумки достал лепешку ячменного хлеба и, разломив ее пополам, положил на стол для жертвоприношений. Горсть душистой туххессары юноша бросил в священный огонь. Пламя затрещало, принимая пожертвование. Сладковатый аромат благовоний наполнил целлу. Суппилулиума зачерпнул воды из источника Ярри в глиняный ритуальный сосуд в виде свернувшейся змеи и отпил несколько глотков. Священная вода подействовала. Суппилулиума почувствовал, как успокаивается, и к нему возвращается способность здраво мыслить. Он попросил Фазаруку рассказать обо всем, что творилось в городе.
Все произошло неожиданно. Каскийцы без боя обошли ближайшие крепости, решив ударить в самое сердце Хатти. Дозорный подняли тревогу слишком поздно, когда уже по всем дорогам к Хаттусе стекались отряды врагов. Помощи ждать было неоткуда.