Валерий Самойлов
Операция «РЫ», и другие приключения капитана дальнего плавания Гурова
Есть деньги, есть бизнес!
Чтоб там не говорили политики, но на уровне межличностного общения с поляками, мы остаемся братскими, близкими друг другу народами…
Глава первая
Парочка безработных, или оптимистическое начало славных дел. 1991 год
Дело было на польской судоверфи «Сточня», что в Гданьске. По одному из причалов, где-то в районе старых складов, бежал здоровенный докер и выкрикивал странные слова, к тому же на русском языке:
– Полундра!!! Русский бизнес!
– Что? Русская мафия? – провизжала какая-то дама преклонного возраста, до этого мирно потягивавшая свой кофе, сидя за столиком на верхней палубе небольшого частного судна старой постройки, увязшего в затянувшемся ремонта по причине отсутствия запчастей.
– Успокойся, милочка! – спокойно произнес ее муж, еще более древний, чем сама мадам, выходя из ходовой рубки с биноклем в руках. – Русская мафия сразу мочит, а не бегает по всяким там причалам.
Старик пристально посмотрел в бинокль и задал сам себе вопрос:
– Что за глиста в скафандре?
Он подошел к мадам и раскурил капитанскую трубку.
– В мундире бежит, паганец! – заметила старушенция, вглядываясь на беглеца через старинный монокль. – Не из ваших ли будет?
– На врангелевцев, не похож, – занервничал старикан, сходу вынимая из внутреннего кармана рукоять нагана. – Неужто, краснопузый?
– Мурзик, не встревай! – одернула мужа мадам, запихивая его руку с наганом обратно в карман. – К тому же, мы не у себя во Франции, а в Польше. Без тебя разберутся!
– Же дуа ву китэ, мадам, – сказал старик по-французски, вынимая изо рта трубку и выпрямляя складки морского кителя.
– Я должен вас покинуть, мадам, – сама себе вслух перевела старушенция, сказанное мужем. – Сначала сдашь мне оружие, а потом иди куда хочешь. Кстати, сходи, разберись с руководством верфи – долго нам здесь еще торчать?
– Э бьен! – произнес старик, целуя жене ручку и сдавая наган.
Он проигнорировал трап и, лихо перекинув ноги через деревянные перила правого борта, оказался на причале. Несмотря на свой запредельный возраст, старикан шустро заковылял в нужную ему сторону света.
– Гардемарин! – гордо произнесла мадам, провожая любимого мужа взглядом и вставая со стула.
Тем временем вокруг русского сгущались тучи.
– Вот он! Я поймал его! – докер набросился на мужчину в темно-синем костюме с золотыми нашивками на рукавах.
– Вы не имеете права! – возмущался тот. – Я русский моряк! Черт возьми, я капитан! Убери свои руки, забастовщик!
– Прошэ то повтужыць раз ешчэ! – перешел на польский язык докер, до этого кричавший по-русски.
– Он спрашивает, что пан имеет против нашей «Солидарности»? – тут же встрял проходивший мимо судостроитель, знавший, как и многие здесь, русский язык.
– Пшепрашам бардзо, я не мам часу, – ответил капитан по-польски, показывая на свои ручные часы, мол, опаздываю.
– Пан муви по-польску? – насторожился переводчик, вокруг которого уже сформировалась толпа любопытных.
– Лучше уж по-английски! – съязвил капитан, показывая свое интеллектуальное превосходство над простыми заводчанами.
– А не шпион ли этот пан? – спохватился судостроитель, отрывая нашивку на рукаве капитана, как будто именно под ней мог быть спрятан какой-нибудь микрофон или передатчик.
– Да, что это такое! – запричитал капитан и перешел на иностранные языки:
– Курва! Фак ю! Вас ист дас? Ай эм русс сиамэн! Ю андесте…
– Что ты орешь дурень, да еще на иностранном языке?
– Где я? – спросил у голоса моряк.
– Где, где? В своей собственной квартире, вот где!
– А ты кто?
– Прокурор в кожаном пальто! На часы посмотри. Третий час ночи.
– Приснится же такое! Извини, дорогая.
– Ничего, я привыкла. С тех пор, как ты ушел из пароходства…
– Спокойной ночи!
– Спокойной ночи, капитан!
Ночь уже никак не могла быть спокойной, и капитан осторожно, чтобы не потревожить супругу, выскользнул из-под одеяла и направился на кухню, напоминавшую морскую кают-компанию. Посредине стоял штурманский стол, очень похожий на шкафчик, но без ножек и с большим количеством продолговатых полок для навигационных карт. Одна из карт с грифом «Для служебного пользования» была приколота к столу красивыми импортными кнопками. Некогда произведенная капитаном навигационная прокладка начиналась в порту Калининград и заканчивалась у мыса Трафальгар Пиренейского полуострова – он мечтал со временем, когда разбогатеет, поселиться где-нибудь в Испании. Там он был и ему там нравилось. В левом углу стола аккуратно выстроились штурманские прокладочные инструменты: параллельная линейка, транспортир, циркуль, остро отточенный карандаш и резинка. Сверху, над столом, был вмонтирован корабельный навесной плафон, лампочка в котором загоралась при включении пакетника поворотом рукоятки слева направо. Капитану нравился звук щелчка, возникающий при повороте рукоятки пакетника. Он мог по несколько раз проделывать одну и ту же процедуру включения – выключения. Стены были увешаны различного рода вымпелами, сувенирами в форме тарелок, рамками с фотографиями кораблей и прочими вещицами, напоминающими капитану недавнее прошлое и места, где он бывал. Обращали на себя внимание навесные корабельные часы с фосфорисцирую-щими стрелками и циферблатом, заводимые раз в неделю специальным ключом, который висел здесь же на красивой хромированной цепочке. Всю стенную композицию венчал здоровенный деревянный штурвал, до сих пор безуспешно разыскиваемый в его родном пароходстве. Кухонная посуда была с нарисованными на ней якорями, и гости привыкли к инвентарным знакам, намертво вогнанным в днища тарелок, чашек, подстаканников, выбитым на вилках, ложках и ножах. Буфет из красного дерева, привезенный из далекой Анголы, пестрел от изобилия красивых бутылок и пивных банок, еще хранивших ароматный запах иностранщины.
Капитан посмотрел на барометр-анероид, прихваченный на память о своем последнем судне, – атмосферное давление падало. «Опять будет вялость и апатичность», – отметил про себя капитан и достал из холодильника лекарство собственного производства.
– Нельзя этого допускать, – вслух произнес он и налил в рюмку водку, настоянную на золотом корне. – Будем лечиться.
Капитан залпом выпил свой божественный напиток и, не заметив как вошла супруга, смачно произнес:
– А… хорошо пошла!
– Опять за старое! – гневно изрекла жена.
– Что ты, милая! Давление падает. Я же лечусь.
– Лечись в поликлинике Морфлота, а не здесь в ночных потемках! – морячка ловко перехватила литровую бутыль с «лекарством» и прижала её к груди. – Кстати, я недавно прочитала, что золотой корень в такой как у тебя насыщенной пропорции дает обратный эффект, вплоть до остановки сердца.
– Когда он давал эффект суперпотенции, ты ничего не говорила о возможности остановки главного «агрегата»!
– Я серьезно. И потом, я же недавно прочла.
– Не оправдывайся. Когда начитаешься всего, о чем ныне пишут, не захочешь дышать. Потому что дышать тоже вредно.
– Да, дышать вредно. Город загазован настолько, что врачи рекомендуют ежедневно совершать выезды на природу. Ты водительские права-то вернул?
– Нет еще. Обещали помочь за двести баксов.
– Алкаш несчастный… доездился!
– Гаишник попался непонятливый. «Отдайте, говорит, права!». Я говорю, не могу отдать, это… подарок!
– Придурок, чуть не сдал приятеля из этого же ГАИ. Кстати, где наш ненаглядный сыночек?
– Понятия не имею…
Ненаглядный сыночек в это же раннее утро смачно допивал пиво и не где-нибудь, а на променаде федерального курорта Зеленоградск, и не с кем-нибудь, а с упомянутым выше офицером ГАИ. Они прицелились и поочередно с грохотом закинули пустые бутылки в мусорку. Никто не пострадал, в том числе и мусорка.
– Во как! – с гордостью произнес ГАИ-шник. – Не зря на флоте служил артиллеристом. И у тебя неплохо получилось. Когда призовут, иди в артиллеристы.
– Не, папашка сказал, что откосит…
– Что за времена? Все куда-то сваливают. А кто ж Родину будет защищать? Ась? Хотя, папашке твоему, конечно, виднее. Капитан дальнего плавания как никак!
Оба подошли к немецкому хромированному мотоциклу. Сын Гуровых, как и принято у современной молодежи, был весь в татуировках, проколотых ушах, с шариком на конце языка, в коже по пятки и при прочих причиндалах. Офицер ГАИ соответствующим образом проинструктировал сына своего приятеля:
– Ты все понял, Марек? Напрямую не гони – там наши с ранья, в засаде. Вынюхивают, сам знаешь кого. Огородами! Понял?
– Да, понял я дядь Федь, понял…
Офицер ГАИ, поглаживая красивый бензобак мотоцикла, смачно произнес:
– БМВ… Вещь!
– Папашка из рейса привез. Говорит, мотоцикл плакал, когда узнал, что продают в Россию…, – с ухмылкой заметил Марек.
Офицер ГАИ сочувственно покивал головой мотоциклу и вяло махнул рукой, мол, можешь отчаливать. Марек шустро завел мотоцикл и сел в удобное кожаное сиденье, затем, нажав кнопку музыкального устройства, врубил на всю мощь рок-мелодию, разбудив соответственно жильцов соседних домов. Тут же на одном из балконов появился дед в сто лет и послал всех, кто оказался в секторе его утреннего приветствия, причем очень далеко – за морской горизонт. В ответ на дедово приветствие новоиспеченный байкер газанул на полную катушку, да так, что его мотоцикл стал на дыбы, промчался метров дцать на одном колесе и далее понесся галопом в сторону автобана. Офицер ГАИ по имени Федор, перекрестив Марека, крикнул ему вдогонку:
– Отцу привет передавай!
Марек уже ничего не слышал кроме музыкального приветствия Зеленоградску. Он то ли забыл напутствие Федора, то ли специально, но направился именно на засаду ГАИ-шников, показав им сходу «фак-ю»… Началось преследование мото-хулигана – сначала по городу-курорту, а затем и на автобане. Марек выкручивался из самых невероятных ситуаций, проскакивая засады на подъезде к Калининграду. Затем он подъехал к дому отца, достал из кармана пульт и нажал кнопку управления – мусорка у многоквартирного дома, отъехав в сторону, открыла лабиринт, в который сходу и влетел не пойманный гонщик. ГАИ-шники пронеслись мимо дома, недоумевая, куда девался нарушитель. Тем временем Марек вбежал по лестнице вверх и влетел в квартиру Гуровых, открыв дверь собственным ключом.
– Папа! Мама! Еды!
Ненаглядный сыночек кинулся к холодильнику и жадно допил чье-то пиво, поедая все, что попалось под руку. Гуров-старший с фразой: «Э-э-э», отстранил сына от холодильника и соответственно от поедания запасов.
– Проголодался сынок? – поинтересовалась Аврора.
– Ага! – произнес вечно голодный студент, обнимая мать своими огромными ручищами. – Ма-ма-ня…
– Кстати, Аврора, – вклинился капитан как бы в продолжение разговора о возврате водительских прав. – Я тут дочку того самого приятеля из ГАИ устроил буфетчицей аж на валютный пароход.
– Это ты папаня, про дядь Федину дочку лепишь?
– А про кого ж еще, сынок?
– Ты Гуров лучше бы себя пристроил, да Марека заодно.
– На счет Марека, думаю, получится, – сказал уверенно Гуров. – Есть вариант. А вот себя устроить сложнее, я ни какой-нибудь гарсон-буфетчик, я все же капитан дальнего плавания.
Гуров подошел к Мареку, который опять отворил холодильник и смотрел, чтобы там слопать. Отодвигая боком сына, капитан тихо так заметил:
– Щас, все сожрет.
Гуров зацепил вилкой с полки холодильника беляш и стал рассматривать его, стирая попадавшуюся местами плесень.
– Вот, правильно, – поддержал Аврора. – Съешь беляшик.
– Ганнибал Лектор, – торопливо сказал Гуров, надкусывая беляш. – подавился бы от этого…
– Блин…, – тут же произнес Марек, выплевывая в ведро свой фрагмент беляша, только что влетевший в его не хилый ротик и не успевший там освоиться. – Пошли вы со своим Ганнибалом…
– Не нравятся «тошнотики» – не ешьте, – ответила на все обвинения Аврора, смачно надкусив оставшийся нетронутым третий беляш.
Марек удивленно посмотрел на мамашку, выдержал паузу, и, убедившись, что продолжения сериала с поеданием и выплевыванием беляшей не будет, разочарованно убыл восвояси, издав по дороге звук типичный для поедания пищи.
– Это тебе, Аврора, – заметил Гуров-старший. – Вместо спасибо. Кстати, автомобиль наш тоже хочет жрать. Я бы сказал, это уже не средство передвижения. Я бы сказал, это все же роскошь. Его надо кормить, обувать, одевать. Ещё один член семьи, понимаешь!
– Так что его продать?
– Продать нельзя из принципа. Если продать, у нас не будет машины.
Гуров подошел к пианино и открыл крышку.
– Пианино что ли продать? Жизнь моряка, как это пианино – клавиша белая, – капитан постучал пальцем. – Клавиша черная…, – опять стучит пальцем, затем резко двумя руками громко закрывает крышку пианино. – Крышка…
– На что ты намекаешь? Крышка чего? – возмутилась Аврора. – Сдурел?
Гуров неожиданно зашел к ней со спины и обхватил руками за груди.
– Это был отвлекающий маневр…
– Э-э-э! – выворачиваясь, воскликнула Аврора. – Ты, что виагры с утра наелся? Щас сын зайдет.
– Кстати, на счет сына. Он «вышку» то сдал?
– Высшую математику? Так сам и спроси.
– Марек? – гаркнул Гуров своим капитанским строгим голосом.
– Папик, ты что, на причале? – послышалось за дверью.
– Ты «вышку» сдал? – опять гаркнул капитан в своем стиле, свернув руки рупором, потому что по-другому он не умел.
Марек выглянул из-за двери с изумленным видом, типа, что пристали.
– Папа спрашивает, как экзамены? – торопливо спросила Аврора.
– Подорожали, – невозмутимо ответил сынок с польским именем Марек.
Мареку ничего не ответили, потому что отвечать уже давно было нечем – сидели без денег. Голова Марека, уразумев, что пополнения денежных знаков явно не предвидится, исчезла с поля зрения под комментарий заслуженного рыбака СССР:
– Вот он, мать его, капитализьм! Всё покупается и продается, даже образование. Остается только одно…
– Что же? – поинтересовалась Аврора.
– Секс…
Морячка с укором посмотрела на своего мужа, бывшего еще недавно капитаном дальнего плавания, и нашла его мужчиной предпенсионного возраста, с черными с проседью волосами, голубыми, как и прежде, но несколько поблекшими, глазами, плотными толстыми губами, среднего роста, коренастого и… животастого. А ведь был когда-то красавец мужчина! Когда-то…
– Пошли досыпать, чудо мое, – сказала морячка и, открыв холодильник, водрузила бутыль с «лекарством» на прежнее место.
Пока они шли в спальню, капитан попробовал сделать первые шаги в области поэзии:
– Мне отдайся, Роберт Рождественский! – затребовала Аврора.
– Тебе, успеется. Погоди, погоди… Кажется, рожаю стих. Вроде под Бродского:
– И промахнулся, – добавила Аврора свой фрагмент стихотворения, поправляя покрывало.
– Ну вот, – сообщил Гуров, разводя руками. – Сбила с рифмы.
– Мне твоя рифма, до одного места. Я все же напомню тебе о пароходстве, где ты дорос до капитана.
– Было дело…, – мечтательно произнес Гуров и у него в голове пронесся сюжет из его прежней жизни: Гуров сидит с биноклем в ходовой рубке, смотрит по сторонам. Пароход проходит пролив, рядом с пляжем какого-то острова. Он вглядывается в бинокль и расплывчато видит зад голой женщины, сползает с кресла с грохотом на палубу. Все кидаются к нему со словами: «Капитан упал!» и заботливо усаживают в его капитанское кресло. Затем он неторопливо, согласно своего статуса на судне, выходит на мостик и вглядывается в стерео-трубу, дающую более четкое изображение той же самой голой женщины, но уже идущей по волнам. У Гурова со скрипом отвисает челюсть. Судно совершает поворот влево и Гуров, увлеченный пляжной картинкой, теряет равновесие, свешиваясь за борт и ухватившись за леерное ограждение. Все одновременно с криком: «Капитан за бортом!», кидаются на помощь и вытаскивают его на крыло мостика. Он отряхивается и заходит в рубку. Там стоит буфетчица с подносом закусок и бокалом пива. Все в рубке как по команде одновременно отворачиваются. Буфетчица подмигивая подает бокал, Гуров «промахивается» правой рукой мимо бокала прямо в грудь буфетчицы… На этом моменте фантазия закончилась, но рука все равно уверенно сжимала женскую грудь.