– Джипы и “мерсы” не наши, – писклявым голосом пролепетал капитан.
– А чьи тогда? – строго спросил “качок” и впился серыми глазами в капитана.
– Трейлер, сами видите, что привез, – своевременно вмешался в разговор Одинцов, подмигивая невидимым для “качка” глазом Гурову, чтобы тот больше не участвовал в разговоре. – Этот металлолом ничего, кроме головной боли, не стоит.
– И это стоит, все стоит каких-то баксов, – жестко заметил “качок”. – Для начала мы посмотрим ваши бумаги и сами сделаем выводы, что по чем стоит. После ревизии и исходя из ваших аргументов, назначим ежемесячный взнос. Будете отстегивать двадцать восьмого числа. Где и когда – договоримся отдельно. Не уложитесь в срок – включим “счетчик": десять процентов от суммы взноса за каждый день просрочки. Не вздумайте капнуть “мусорам” – оторвем ваши головешки в натуре. Если кто еще “наедет”, скажите – “крыша Хромого”, будут иметь дело с нами. Связь через пейджер, вот номер, – “качок” протянул Одинцову бумажку с цифрами. – Сообщение сделаете такого рода: “Прошу выйти на связь. Подпись – восьмой”. Мы поймем, что это вы и сами вас найдем. Если кто испортит товар, сообщите нам. Мы разберемся. На то мы и “крыша”. Так что не жмоттесь. Ваши затраты будут оправданы, поверьте нашему опыту. Где стоянка – там всегда проблемы.
"Качок” подмигнул своими серыми безжалостными глазами, резко повернулся и быстрым спортивным шагом направился к будке, засунул в окошко свою руку, вытащил журнал учета и крикнул на прощанье:
– Завтра вернем!
– Номер машины запомни, – шепотом произнес Одинцов Гурову, взглядом провожая выезжающую с территории стоянки “бээмвешку".
– Номера-то литовские! – волнуясь, пролепетал капитан, записывая цифры и латинские буквы себе в блокнот.
– Толку, что литовские, рожа-то русская! Жаль, других не рассмотрели!
– Стекла тонированные, специально делают для бандюг.
– Ты хоть бы не лез, раз не готов к таким ситуациям! Посмотри – весь дрожишь!
Капитан действительно испереживался. Его пальцы дрожали, губы и усы заметно шевелились, и Гуров ничего не мог с этим поделать. В голубых глазах застыл явный испуг. Одинцов уверенно, как подобает бывшему военному, подошел к своей машине, открыл багажник и извлек из него бутылку обыкновенной российской водки, два пластмассовых стаканчика и литровую банку с огурцами. Затем он закрыл багажник, ловко вывинтил пробку и, налив по сто грамм водки на брата, сказал:
– Давай, капитан! По граммульке.
– Ты же за рулем!
– Тут уж не до руля, – он протянул Гурову огурец, – огурцы, кстати, с собственной фазенды – экологически чистые. Успокойся. Мне этот гаденыш и самому не понравился.
Капитан залпом влил себе в рот водку и сказал:
– Надо же! Не прошло и трех недель, а уже плати!
– “Пришел в меридиан"?
– Пришел, пришел… – ответил Гуров, разливая в равных пропорциях оставшуюся в бутылке водку. – Что будем дальше делать? Может в милиц…
– Ни в коем случае! – перебил Одинцов и добавил: – Начнутся разбирательства, засады и тому подобное. Суд, наконец. Эти гаврики отсидят свое и, выйдя на свободу, когда ты уже и забыл про все дела, отомстят, однозначно…
– И что же нам делать? Делать ведь что-то надо?
– Первым делом, раздадим дорогие машины автовладельцам.
– Так! – согласился Гуров.
– Так-так! Сам понимаешь, капитан, если “крыша” рассердится, то мы с тобой всю оставшуюся жизнь будем расплачиваться за эти крутые тачки.
– Согласен, капраз. Дальше что?
– Дальше надо быстро все продать и закрыть это заведение.
– Ты что – спятил?
– Нет, капитан. Даже хорошо, что они наехали…
– То есть?
– Ты посчитай, сколько денежных знаков мы с тобой выручим итого с продажи тачек Данека?
– Так, – засуетился капитан, подсчитывая на ходу, – четыре тысячи с четырех “кадеттов”, две с половиной за “аскону”, полторы за “эскорт”, тысячу за “фиесту” – всего девять штук долларей.
– Все посчитал? – с сомнением в голосе уточнил Одинцов.
– Вроде…
– А расходы на растаможку и прочее?
– Блин, забыл!
– Короче, тыщ на семь надо рассчитывать. Хватит на “капельку”, как у твоего Данека. Соображаешь, капитан?
– Соображаю, капраз. Хорошо соображаю!
– Только не подумай, что я пошел на поводу у тебя – кинуть Данека. Я не “кидала".
– И я не “кидала”. Он сам напросился. Мы это уже обсуждали, капраз.
– Я просто хочу подчеркнуть, господин капитан, на будущее…
– Светлое будущее… – акцентировал Гулов. – Хорошо, капраз. Я все понял…
– Если бы не обстоятельства…
– Да понял я, капраз, понял!
Переживание случившегося и влияние сорокаградусной жидкости способствовали углубленному выяснению отношений. Языки оппонентов все более заплетались в лабиринтах взаимных упреков. К тому же, закуска в единственном ассортименте, не считая огуречного рассола, закончилась так же быстро, как и появилась. Ее было явно маловато – всего один литр. Зато водки хватало – по полбутылки на брата. Эта диспропорция не осталась не замеченной. И в первую очередь, со стороны господина капитана дальнего плавания. Вообще, было непонятно, что на него нашло. Но поезд, как говорится, ушел и отступать уже было некуда. Накипь старых мореманских обид неожиданно выплеснулась на Одинцова.
– Эти военные никаких правил не соблюдают! Им плевать на МППСС!
– Чего это? – спросил Одинцов удивленным голосом, означающим не то вопрос, не то ответ.
– Да-да! Им наплевать на МППСС-72. Не зря говорят: “Бойся военных моряков…”
– И пьяных рыбаков, – добавил Одинцов и далее более миролюбиво заметил. – Не накаляй палубу, капитан!
– Ваш этот, как его – Чесоткин, – не унимался Гуров, – так и не свернул перед контейнеровозом, хотя тот был с правого борта!
– Может, хватит, Ваня? А то и я что-нибудь да припомню, если не угомонишься!
– Что? Ну что ты можешь припомнить?
– Это не в моих правилах!
– Валяй! Говори! Гуров все стерпит. Если есть что сказать, конечно!
– Раз так настаиваешь, то и скажу!
– Ну и…
– Ну и то, что я, в отличие от некоторых штатских, к тому же, капитанов дальнего плавания, – Одинцов многозначительно поднял указательный палец вверх, – суда на мели не сажал…
– Что ты этим хочешь сказать? – закипятился Гуров. – Это я посадил БМРТос?
– Нет, он сам выбросился на берег, как дельфин! – парировал Одинцов.
– Вот, блин, эти военные, слышали звон, да не знают где он!
– Куда уж нам!
– Вот именно! Всего то и было, что за риф зацепились…
– Насколько я понимаю, капитаном там был Гуров? – уточнил Одинцов.
– А кто же еще? – как ни в чем не бывало ответил капитан. – Кто еще мог так филигранно маневрировать между рифами? Это вам, военным, не лаптем щи хлебать.
– А вот это, Ваня, уже лишнее!
– Ладно, не обижайся, капраз.
– Это ваши калоши ползают где попало, и особливо в полигонах боевой подготовки, – теперь возмущался Одинцов. – Лезут тупорылые и под торпеды, и под ракеты. Сети раскидывают, а потом сами их и рубят, когда подводный атомоход потянет траулер на дно.
– Очко-то не железное!
– Так и не хрен его подставлять! Потом бегаете, понимаешь, выясняете, кто кого утопил и кто был за штурвалом!
– А как же! Вам только дай волю, моментом все пространство полигонами закидаете!
– Это вы перепьетесь и начинаете в подводников камни кидать. Я жил в такой городке…
– И что?
– Первое, о чем меня спросили – купил ли я мотоциклетный шлем?
– Зачем это? – поинтересовался Гуров.
– Затем, что когда кидать будут с девятого этажа… Дома там были, в основном, девятиэтажные.
– Кого кидать – подводников?
– Кирпичи и всякую нечисть с девятого этажа!
– Вот теперь понятно.
– Долго соображаешь, капитан!
– Исправимся, капраз. Кстати, ремонт корпуса даже не потребовался.
– Я слышал, винты…
– Винт! Всего один винтик!
– Который везли через все моря и океаны.
– Не будем вдаваться в подробности!
– Как угодно, сэр!
– Может, еще по рюмочке чая?
– Пожалуй, хватит на сегодня, Ваня. И запомни главное! Если эти ублюдки появятся здесь в мое отсутствие – никаких лишних словопрений! Мол, мой лучший друг – начальник КГБ и тому подобное, ты любишь прихвастнуть.
– Пойдем на площадь!
– Зачем?
– Потому что мой друг действительно начальник КГБ. Мы вместе водку пили.
– И чтобы в этом удостовериться, ты предлагаешь мне идти на площадь, где располагается здание КГБ, и спросить у дежурного кагэбиста, кем был Гуров-Пониковский до революции Горбачева?
– Но ты же не веришь!
– Уже верю. Еще раз повторяю, Ваня – не вздумай угрожать этим бандюгам!
– Но мой друг…
– Лех Валенса! Мы и это уже слышали!
– Блин! Да Лешек был электриком на заводе в Гданьске, когда я ремонтировал свой пароход!
– Расскажешь как-нибудь в другой раз, но не сегодня. Еще раз для тех, кто в танке, – не вздумай их пугать! Понял?
– Да понял я, понял! – с досадой сказал Гуров.
– Будем во всем как бы соглашаться. Наша задача – продержаться следующую неделю! Во вторник спихнем “Кадетты”, в среду… Короче, надо все продать.
– Ясно, капраз!
– Тогда разбегаемся. Я заскочу к хозяину джипов, а ты посиди пока здесь – может кто из владельцев “мерсов” и прочих ненашенских авто подойдет. Говори, стоянка, мол, не рентабельна.
– НДСы – шмандесы?
– Вот именно. Ну все! Пока, капитан!
– Пока, капраз!
Одинцов “под градусом” – что бывало крайне редко – сел за руль своих видавших виды “Жигулей”. Гуров подал ему знак у виска, дескать с ума сошел, что ли – садишься за руль “под шафэ”, мало, мол, тебе моего печального опыта. Но капраз, описав жуткую траекторию и с трудом вписавшись в узкое пространство въездных ворот автостоянки, исчез.
Капитан остался один. Он прошелся вдоль ряда стоявших на продажу машин, прикидывая в уме их прибыльную часть от стоимости в рублевом эквиваленте, то есть в долярах. После несложных математических выкладок он пришел к неутешительному выводу о том, что они с капразом въехали в “сумнительное” по степени риска предприятия. Только суммарная стоимость дорогих иномарок перевалила за сто тысяч баксов. Таких денег ни он, ни его друг Одинцов в руках не держали. Владельцы “крутых тачек” явно рисковали, оставляя их здесь. На что они надеялись, если что? Мол, воинская часть, милиция в виде ГАИ рядом?
Гуров подошел к черному “Мерседесу”, девяносто третьего года выпуска, открыл дверь со стороны водителя и уселся за руль. Трехсотый “мерс”, к тому же дизель, растаможенный на Россию, тянул на двадцатку штук баксов. Черная, под цвет автомобиля, натуральная кожа сиденья приятно ерзала под задним местом капитана. Он вращал влево-вправо красивый, из дорогого дерева, руль, регулировал рычагами сиденье, то опускаясь вниз, то поднимаясь вверх, нажатием пальца опускал и поднимал стекла дверей, вращал электрозеркала бокового обзора. “Хороша тачка! – подумал Гуров, вылезая из машины. – На такой и за кредитом в банк можно подъехать. Представительный класс! И что, – размышлял Гуров, – они с Одинцовым смогут предпринять? Их ТОО – товарищество с ограниченной ответственностью или безответственностью – рисковало только уставным капиталом в десять тысяч рэ. Кроме квитанций об оплате за стоянку, их ТОО ничего не выписывало и договоров купли-продажи не заключало. Все отношения строились “тэт а тэт”, то есть, ты – мне, я – тебе. Мол, я мотаюсь за тачками, а ты ищи покупателей. Все равно они тут шляются. Нашел – звони, получишь свои двести баксов. Что такое суд для ТОО? – размышлял далее Гуров, усаживаясь за руль джипа “Ниссан-Патрул”. – Суд – это инстанция, юридически обязывающая ответчика рассчитаться с истцом. Но если у ответчика нет никаких материальных ценностей, кроме условного уставного капитала, то и взять-то нечего. Будет арестован расчетный счет в банке, с которого снимут все остатки в пользу истца и судебных издержек, если – опять же! – будет что снимать. Все кончится тем, что рассвирепевший истец наймет рэкет и постарается вернуть хоть что-то, отдав бандюгам причитающиеся тридцать-сорок процентов от заявленной суммы. Это логика, причем железная логика…”
– О чем задумался, Иван Иванович? – где-то рядом с джипом прозвучал вопрос автомеханика Миши.
Миша был механиком, как говорят в таких случаях, от бога. Он мог “оживить” любую автомашину. Парню не было и восемнадцати, но он мог “дать фору” маститому автослесарю. С детства Миша подрабатывал “левака” в одной из автоколонн – поди сюда, принеси то, подержи здесь… Когда в ходе “перестройки” все кругом стало рушиться и разбазариваться, в автоколонне, благодаря своевременной инициативе прежнего директора, стали подрабатывать на ремонте иномарок. Миша настолько поднатаскался, что стал втихаря сманивать клиентов за меньшую плату к себе в домашний гараж. Благо, он жил в старом немецком особняке, где места для парковки автомобилей было предостаточно. К этому времени часть инструментов автоколонны перекочевала в его гараж, где он мог производить несложный ремонт: сделать диагностику, отрегурировать зажигание и холостой ход двигателя, заменить узлы ходовой части, поменять масло и фильтры и так далее. Одно время Миша даже процветал, но вскоре начались неприятности. Дело в том, что в соседних домах проживали дедуси и бабуси. Они любили кучковаться на скамейках, поглядывая и обсуждая прогуливающихся мимо соседей и просто прохожих. Мишин бизнес был им явно не по душе, потому что рев иномарок, оживляемых Мишей, и запахи выхлопных газов нарушали сложившиеся годами старческие привычки и традиции. Выросшие в тридцатые годы на кляузах и доносах, они быстренько сообразили куда и как надо писать. Мишу не посадили в кутузку. Однако, к нему зачастили разного рода инспектора и даже газетчики. Гуров, неоднократно ремонтировавший у Миши свое авто и выслушивавший от него жалобы на старичье, как-то предложил ему перейти на автостоянку, пообещав со временем предоставить автосервис на евроуровне. Миша мечтал иметь что-то подобное, где он, как старший мастер, в фирменной спецодежде, прогуливался бы среди рядов автоподъемников с иномарками, консультируя молодежь по сложным техническим вопросам…
Теперь-то и Миша понимал, что с евросервисом придется повременить. Не имея лучшей альтернативы, он делал свое дело на автостоянке, подрабатывая по выходным у друзей-автомехаников и ожидая повестку из военкомата на призыв в армию. “Худо-бедно, – думал Миша, – но и это опыт. Отслужу свое и все равно заведу собственное автодело. Пусть без автоподъемников, но свое…”
– О чем задумался, спрашиваешь? – отвечал Гуров, вылезая из джипа. – Да все о том же – как побыстрее спихнуть этот хлам.
Гуров отошел от блиставшего хромированными деталями джипа и подошел к своим автомобилям. Миша открыл капот “Форд-Фиеста” и обнадеживающе заметил:
Конец ознакомительного фрагмента.