– Так чем же я его могу заинтересовать? – озадаченно произнес князь. – Разве что подарками. Так ему этих подарков столько дарят, что мои покажутся ничтожными.
– Не скажи, великий князь. Давая подарки, говори хану, что ты этим ему будешь платить дань. Ты, князь, учти, что у Батухана огромная армия, и ее надо кормить. В отличие от немцев и шведов, которые претендуют на ваши земли, татарам от вас нужна дань. За это вы будете в чести у Бату-хана.
– Где ж мне столько дани собрать, чтобы кормить оголтелую армию татар? – с раздражением произнес Ярослав.
– Тебе и собирать не надо. У тебя все это есть в твоих богатых княжествах. Это мед, пшеница, скот, шкуры зверей. Вот это нехитрое богатство очень нужно Батухану.
– И правда, князь мой светлый, правильно он говорит. Все эти богатства у нас есть, и мы сможем давать дань хану, – поддержал писаря священнослужитель Азарий.
– Ох, не так просто это будет делать, – в сомнении покачал головой Ярослав Всеволодович и решительно добавил: – Видимо, придется постараться, чтобы спасти Русь от грабежей и разорения.
В шатер вошел слуга Ефим и сказал:
– Прискакал посланник от Бату-хана и сообщил, что хан Батый ждет тебя, великий князь, в шатре и просит немедленно явиться.
От такого сообщения князь даже растерялся, затем махнул рукой и произнес, обращаясь к своему слуге:
– Сообщи всем, пусть собираются. Готовят подарки. Пойдем на встречу к Бату-хану.
– Я пойду с вами на прием и помогу вам во всем, покажу и расскажу, где что делать, что говорить, чтобы по незнанию не нарушить обычаи татар.
Князь удалился во вторую половину шатра, чтобы привести себя в соответствующий порядок и выглядеть как настоящий витязь. И действительно, через некоторое время князь вышел к людям и стал распоряжаться по подготовке к приему хана. Он прекрасно понимал, что от первого знакомства многое зависит; самое главное, как на него взглянет хан и произведет ли князь на него впечатление.
Вскоре Ярослав в окружении своих воинов подошел к большой юрте Бату-хана. Князь выглядел великолепно, как настоящий русский богатырь. Он был широк в плечах, на которые была наброшена красная накидка, шитая золотом. На груди сверкали пластинчатые доспехи. На голове – отделанный золотом и серебром шлем. Князь хоть и был уже в возрасте, но выглядел стройным, крепко сложенным. Из-под шлема виднелись темно-русые с проседью волосы. Борода и усы коротко подстрижены. Лицо было мужественное, решительное, а глаза светились отвагой.
Ученый писарь Алан и переводчик Борислав находились рядом.
Алан, наклонившись к уху Ярослава, зашептал:
– Сейчас нукер-сотник даст нам знак идти в юрту хана. Мы войдем к Бату втроем. Остальные твои воины с подарками пусть ждут здесь; когда надо, я их приглашу. Нужно будет пройти меж огней, иди смело, ничего не бойся и ничего не говори и не трогай.
– Зачем идти-то меж огней? – с удивлением спросил князь.
– Таков их обычай. Называется освобождение от злых духов, болезней и всякой скверны. И еще при входе в юрту нукеры снимут с тебя меч. Не вздумай сопротивляться. С оружием в юрту хана никто не должен входить.
– Хоть и не нравится мне все это, но придется подчиниться, – согласился великий князь.
– Ну, князь, пошли, – сказал писарь и подтолкнул Ярослава под локоть.
Первым пошел великий князь, за ним, ступая след в след, Алан и Борислав. Они благополучно прошли меж огней и, отдав оружие татарским воинам, вошли в ханскую юрту. Она была ярко освещена толстыми разноцветными сальными свечами. Пахло чем-то кислым и в то же время приятными благовониями.
Бату-хан восседал на золотом троне, с интересом через узкие щелки глаз разглядывая русское посольство. Его взгляд скользнул по сопровождающим Ярослава и остановился на ладной фигуре великого князя. На лице у хана промелькнуло что-то вроде доброжелательной улыбки, но он тут же сделал лицо суровым и непроницаемым.
Когда приглашенные подошли к трону, Алан прошептал князю:
– Ради Всевышнего Аллаха! Преклони хотя бы колено перед ханом, иначе все испортишь! От тебя не убудет, ты только этим выиграешь и спасешь свои княжества от разорения!
Услышав, что ему нужно преклонить колени перед этим плюгавеньким узкоглазым татарином, князь побагровел, его руки сжались в кулаки. Но он усилием воли взял себя в руки, какой-то голос, наверно свыше, прозвучал в его ушах:
– Сделай это, князь, ради земли русской! Ради всех русских людей и спаси их от разорения!
Ярослав Всеволодович, как деревянный, поклонился в пояс и, преклонив одно колено перед ханом, произнес:
– Великий хан, наше посольство прибыло по твоему приглашению, с миром, дружбой между русскими и татарами.
Бату-хан, с интересом наблюдавший за князем, чуть заметно улыбнулся и кивнул головой, давая знак Ярославу говорить дальше.
– Наше посольство готово обсудить с тобой, великий хан, условия получения из твоих рук ярлыка на княжение в Руси. А также разреши нам одарить тебя, твоих жен и приближенных подарками, чем богата русская земля.
Бату-хан, выслушав русского князя, ответил:
– О ярлыке на княжение мы сегодня с тобой поговорим вечером за пиалой кумыса. А подарки можно и сейчас подарить.
По знаку князя стали вносить в юрту сундуки с подарками.
Князь сам открывал сундуки, показывая богатства, которыми он одарил хана. Здесь была серебряная и золотая посуда, дорогие украшения, меха, отделанное золотой и серебряной насечкой булатное оружие.
Из одного из сундуков Ярослав сам лично достал соболиную шубу. Поднялся на помост к хану и набросил на плечи Бату. Чернобурый мех заискрился серебряными искорками, красиво переливаясь на свету и легкими волнами пробегая от прикосновения. Шуба была легкая как пушинка, ласкала и согревала хана. Он заулыбался, нежно погладил упругий и теплый ворс, зацокал языком.
Все находящиеся в юрте тоже заулыбались и, как дети, радуясь, захлопали в ладоши.
Бату-хан, обращаясь к князю, сказал:
– За такой подарок, князь, проси у меня что хочешь.
– Большая просьба у меня к тебе будет, великий хан!
– Говори, – отрывисто произнес Бату.
– Давно у тебя томится черниговский князь Михаил Ярославич. Отпусти его с миром домой.
Лицо татарского хана стало суровым и непроницаемым. Он жестко ответил:
– Этот князь не уважил наши обычаи и обычаи предков, тем самым растоптал наше уважение к нему и заслужил смертельное наказание.
– Я очень прошу тебя, великий хан, отпусти Михаила Ярославича.
Бату-хан на какое-то время задумался, затем произнес:
– Хорошо. Но сперва я отвечу на твои подарки своим подарком, – и дал знак слугам, хитро улыбаясь.
Нукеры завели закутанную с ног до головы в дорогие ткани женщину. Были видны только ее голубые глаза, полные слез.
– Это моя лучшая наложница, почти жена. Я дарю ее тебе в жены, – с усмешкой на губах сказал хан, пристально наблюдая за Ярославом, как тот поведет себя в такой ситуации.
От такого подарка князь не мог произнести ни слова. Но Алан зашептал ему:
– Благодари хана. Кланяйся ему ради Аллаха.
Ярослав, собрав все свои душевные силы, поклонился в пояс и с трудом произнес:
– Благодарю тебя за подарок, великий хан!
Тот милостиво улыбнулся, сделал знак слугам, и те пригласили в юрту черниговского князя.
Михаил Ярославович с суровым лицом подошел в сопровождении татарских воинов к трону хана. Он не поклонился, не преклонил колено перед татарским ханом. На лице его была непреклонная решительность. Черниговский князь молчал, ожидая, что скажет хан Бату. В юрте наступила полная тишина. Все напряженно ждали, что же произойдет дальше. После длительной паузы гнев хана стал нарастать, лицо его побелело, затем покрылось красными пятнами. Он тихо заговорил. В полной тишине его слова были жестки, как удары кнута, обрекая непокорного князя на мучительную смерть:
– Ты нарушил обычаи моих предков! Ты проявил неуважение ко мне, великому и непобедимому хану, дошедшему до последнего моря! Я повелеваю отдать тебя на съедение собакам!
После этих слов нукеры подскочили к князю Михаилу. Один из них ловко повалил его спиной на свое колено и резко переломил позвоночник. Князь от боли взревел. Затем закричал:
– Придет время, поганый хан, Русь воспрянет и погонит вас назад, откуда вы пришли! А тебя, поганый, привяжут меж двумя березами и порвут напополам! – Михаил пытался еще что-то кричать, но нукеры умело пятками стали бить его по лицу и туловищу. Михаил Ярославич замолчал. Предсмертные судороги прошли по всему его телу. Он заскреб руками пол, напрягся и затих.
В юрте наступила жуткая тишина.
Ярослав Всеволодович с большим трудом сдерживал себя, еще мгновение – и он, не помня себя, бросился бы на хана. Алан и Борислав прижались вплотную к князю, переводчик сжал руку великому князю, шепча:
– Успокойся, князь! Ему ты уже ничем не поможешь, а все дело наше испортишь! Они так же, как его, растопчут тебя на радость нашим врагам! Терпи, Ярослав Всеволодович, нам еще много придется терпеть! Хан тебя жалует, поэтому успокойся.
От напряжения и сознания, что ничего нельзя сделать, князя трясло мелкой дрожью.
Хан Батый, тоже не ожидавший такого поворота событий, встал и дал знак всем удалиться.
В обед другого дня кардиналы Вильгельм де Рубрук, Иоанн де Поликарпо, монах-иезуит переводчик Гавино были приглашены к хану Орду, старшему брату Бату, который в ярлыках и указах как старший брат ставил свое имя впереди имени Вату-хана. Хотя фактически главой ханства был хан Батый.
Католикам все-таки удалось убедить хана Орду, что русские враждебно настроены против татар, что ярлык им нужен лишь для того, чтобы Ярослав объединил все княжества против татар. Осторожный Орду поверил в это и стал помогать католикам в заговоре против русского посольства.
Хозяин и его приближенные вместе с католиками восседали на подушках, пили первую круговую пиалу за дружбу и любовь.
Кумыс был резкий и кислый, имел привкус от бурдюка, от которого кардиналов тошнило. Вильгельм, глотнув из общей пиалы, закрыл рот, пытаясь удержать в себе противный кумыс, еще мгновение – и его бы вырвало, но он с трудом удержал в себе непривычный кислый напиток.
Субудай, который был тоже приглашен ханом, заметив состояние кардинала, ехидно улыбнулся и произнес:
– Ох, и хорош кумыс! Давно уж такого не пивал!
– Да уж, багатур, кумыс просто несравненный! – ответил Рубрук, вытирая шелковым платочком выступившие слезы.
– Вчера мой брат великий хан Вату и князь Ярослав вечером за пиалой кумыса обсуждали мирный договор между Ордой и Русью. Даже меня, старшего брата, не соизволили пригласить, – с обидой сказал хан Орду и продолжил: – Даже я и то не знаю, о чем там шла речь, но мне все-таки удалось кое-что узнать.
– Да и узнавать ничего не надо, с русскими и так все ясно. Для них сейчас самое главное – перетянуть Бату-хана на свою сторону, воспользоваться затишьем, собрать и объединить силы русских князей, чтобы выступить против вас же, – вкрадчиво проговорил кардинал Иоанн.
Орду и Субудай переглянулись. Хан заерзал на подушках, затем произнес:
– Надо сделать так, чтобы князь Ярослав не получил ярлыка на княжение в русских землях. Скоро за ярлыком мы его отправим в Каракорум, путь туда длинный, все может произойти, – с чуть заметной улыбкой произнес хан, обращаясь к католикам.
– Мы уже думаем над этим, великий хан Орду, и все сделаем, чтобы Ярослав не получил ярлыка на правление княжествами.
9
В 1245 году литовские князья, объединившись, вторглись на юго-западе Руси в новгородские земли. Долго откладывал этот поход великий князь Миндовг. Не хотелось ему опять ссориться с русскими князьями из-за прихоти недальновидных князей, которые рвались пограбить города и селения на Руси. Дошло до того, что даже не только его враги Даумантас, Теренета, Вайшалгас, но и его родственники, племянники Тутвилас, Гедивидас и дядя Викинтас стали в лицо ему говорить, что он трус и боится напасть на Русь. Они его страстно убеждали, что сейчас самое время сделать набег на русские княжества, так как великий князь Ярослав находится у татар, а его сын Александр сидит в Новгороде. Пока Александр Невский придет на подмогу, их уже не будет, они скроются в лесах. Кроме того, у всех было обоюдное желание пополнить свою казну, захватить пленных для продажи и пополнения работниками своих хозяйств.
Литовские дружины беспрепятственно двигались к городам Беженску и Торжкам, потому как некому было дать отпор, и путь их был свободен. Не ожидавшие нападения русские города и селения почти не оказывали сопротивления. Все это вскружило литовским князьям головы. Хотя великий князь Миндовг разрешил своему воинству дойти только до Смоленска, а затем возвращаться назад, они нарушили свое обещание и двинулись вначале к Беженску.
Литовцы к городу подошли неожиданно к середине дня. Не теряя времени, князь Тутвилас, который взял командование над дружинами, распорядился сразу же идти на приступ городка.
Город в это время жил своей спокойной, размеренной жизнью: работали мастера, купцы торговали в лавках, работные люди занимались своим делом. Никто не подозревал, что над городом нависла беда, что очень скоро мирная жизнь прекратится, что снова польется русская кровушка, что множество женщин и девушек будут изнасилованы и взяты в плен, а мужчины, не готовые к бою, не смогут защитить свой город.
В этот день даже городские ворота были открыты, так как работные люди возили в город дрова и сено для лошадей. Никто не ожидал нападения.
Литовские воины свирепого вида, одетые в шкуры, на лошадях неожиданно появились у центральных ворот. Стражники, охранявшие ворота, уже поздно заметили врагов. Они попытались оказать сопротивление и закрыть дубовые ворота. Но вражеские воины тут же смяли их и подняли на копья. В город хлынула лавина литовских воинов. Они растекались по всему городу, не щадя никого, кто пытался оказать им хоть какое-то сопротивление.
В этот день в сопровождении дружинников великого князя Ярослава Михаил рано утром прибыл в город Беженск. Ворота города были закрыты, но как только Михаил, показывая грамоту, крикнул стражникам, что он от великого князя с грамотой к его сыну Александру Невскому, его тотчас же впустили и повели их к городскому старшине.
Городской старшина средних лет, широкоплечий, крепко сложенный, одетый в доспехи, опоясанный широким ремнем с железными бляшками, с пристегнутым на боку мечом, уже хлопотал на подворье, снаряжая куда-то небольшой отряд верховых дружинников.
Завидев гостей, старшина широко улыбнулся, обнажая ряд белых крепких зубов, подал руку Михаилу, сказал:
– Говорят, вы от самого Ярослава Всеволодовича, из поганой Орды, с грамотой.
Михаил, пожав сильную руку старшины, сказал:
– Зовут меня Михаилом Романовичем и послан я с грамотой к Александру Невскому.
– А меня называй Никитой Дмитриевичем, я здесь в городе старшина. Я вижу, вы устали с дороги и вам не до разговоров.
Никита, посмотрев вокруг, крикнул:
– Василь, подойди сюда!
Подошел молодой дружинник и спросил:
– Что кличешь-то, Никита Дмитриевич?
Указав на прибывших, старшина попросил:
– Ты вот что, Василь, отведи гонцов в гридницу, пусть они немного отдохнут.
Провожатый не спеша повел путников. Вскоре они пришли в просторное помещение с широкими лавками, застланными волчьими шкурами, и сообщил:
– Выбирайте любую лавку и отдыхайте. Когда выспитесь, приходите на подворье старшины.
Михаил и его спутники, не раздеваясь, легли на лавки и заснули крепким сном.
Снилась Михаилу его жена Анастасия. Одета она была в легкий голубой сарафан, с венком ромашек на голове. Стоят они среди большого луга с цветущими ромашками и голубыми колокольчиками.
Михаил наклонился к лицу жены и стал ее нежно целовать. Женщина улыбалась светлой улыбкой, обнажая белые, словно жемчужные, зубы. Им в это время было хорошо и радостно. Анастасия, оглянувшись, сказала: «А вон наши детки бегут». Михаил тоже оглянулся и увидел, что к ним бегут трое детей, веселых, радостных, и кричат: