-Ладно,- хлопнул по столу покалеченной десницей, несколько захмелевший от яблочного вина, Губов. - Рассчитывай на меня, Борис. Предположим, мой Михаил выведает чем тебя собираются отравить. А ежели то окажется мышьяк или серная кислота? Противоядие не поможет.
-Да, от мышьяка или кислоты не убережешься.
-Тебе ли не знать,-ухмыльнулся Губов.
-И ты туда же,- опять тяжело вздохнул Годунов.- Да не травил я государя Ивана Васильевича! - вдруг крикнул Борис на всю деревню.
От его звонкого голоса всполошились в сарае куры, а холоп, стоявший невдалеке под березами, от неожиданности присел.
-Тише,тише,- впервые искренне улыбнулся Губов, поняв что попал в больное место Бориса. Он и не предполагал, что это доставит ему удовольствие-подзадорить самого царского регента.- Знамо дело, царь от удара помер.
-Слушай, Васька...,- боярин сжал кулаки.- Тебе ли не знать, что государь предавался безудержным плотским утехам и не токмо с бабами. Думаешь, он так просто, ни с того ни с сего, на Федьку Басманова и все их семейство ополчился? Федька привез из Ливонии нехорошую болезнь и наградил ею государя. А лечился Иван Васильевич ртутью да сурьмой. Ему итальянские лекари не раз говорили, что сие отрава, так он их слушать не желал. Пухнуть начал, бросался на всех без повода аки пес. Впрочем, сами они ничего более действенного не предлагали. Так, какие-то травки да мази, от которых у государя был нескончаемый понос. Вот и не выдержала душа.
-Верю,- кивнул Губов и опять расплылся в улыбке.
-А хоть и не верь, мне всё одно,- махнул рукой Борис и опять случайно опрокинул на столе кружку. Слуга бросился водворять её на место, но Годунов его прогнал.
-Ну а я-то с Кашкой для чего тебе надобен?-спросил Василий.
-А-а,-расправил плечи Борис так широко, что с него слетела накидка. Дворовый кинулся ее поднимать, но снова был прогнан. - Для вас с Дмитрием, коль его разыщешь, у меня особое дело. Боярин Мстиславский из церквей не вылезает, иконы с собой пудовые возит. Ему бы в отшельники на дальний остров. Всех каликов перехожих и юродивых привечает, на двор к себе пускает, кормит и поит, спать укладывает. И допытывается у них что будет с ним завтрева и опосля. Верит им больше, чем попам. Сказывают, весь его дом за Самотёкой псиной от этих убогих пропах. Ха-ха. Помнишь, как я в Белом городе у кабака, где должны были встретиться с Бакуней, Малютиных соглядатаев подначивал: "Дяденька, дай дудочку, а то говном забросаю". Ха-ха.
Борис засмеялся так, что затряслись стриженные деревья. Вспомнив тот день, не смог удержаться от смеха и Василий. Да, изумил тогда его юноша Годунов своей смекалистостью и проворством, ничего не скажешь. Кем ведь был? Мальчонкой с конюшни. А теперь опекун царя и отец царицы. Глядишь, так и до царского трона доберется. Сидит сейчас с ним и запросто вино пьет, да уговаривает ему помочь. Эх, причудливы пути господни, неисповедимы.
А вскоре старые приятели перешли в растопленную до красна баню. И там уже о деле не говорили ни слова. Вспоминали былое и хохотали от души, сотрясая стены крепкого дубового сруба. Потом плавали, ныряли в реке Сестре, брызгая друга ладошками, словно дети. Собравшиеся на высоком берегу дворовые людишки тоже смеялись, показывали на них пальцами. Они и не догадывались, что чернявый, коротконогий как татарин гость хозяина, дурачившийся в воде будто мальчишка, никто иной как будущий царь всея Руси Борис Федорович Годунов. Он лишит их тех немногих прав, которые они имели- отменит Юрьев день и превратит всех крестьян в кабальных холопов.
Возвращение
Дмитрия Кашку, сына Адама действительно взяли в плен в одном из первых боев, во время осады Ревеля. Не сдался бы, конечно, никогда, да ударил ему сзади по голове осколок каменного ядра, выпущенный из русской же мортиры. Когда очнулся- кругом гогочущие ливонцы- то ли шведы, то ли ляхи, то ли литовцы, не поймешь. Да и не до того было, кровь текла из раны не переставая. Ему помог какой-то простой фин из обоза с хлебом. Перемотал Дмитрию голову тряпками, дал напиться. Вместе с другими пленными Кашку угнали в Полоцк, который к тому времени вновь взяли войска Речи Посполитой- возводить разрушенные городские укрепления. А где-то через месяц в Полоцке объявился Андрей Курбский. Ему, видимо, рассказали пленные стрельцы кто такой Кашка, кем был при царе. Курбский его позвал к себе.
-Ну и как же ты странствовал, молодец, с самим государем? Расскажи, зело любопытно.
-Ты и есть тот самый беглый воевода Курбский?- в свою очередь спросил Дмитрий.
-Он самый,- кивнул Андрей Михайлович и рассмеялся.
-Чего веселишься?
-Жизнь славная.
-Токмо конец у предателей обычно невеселый,- хмуро сказал Кашка.
-Да ладно тебе, "предатель"...А кого я предал? Тирана кровавого? Неужто еще не понял кто есть такой Иван Васильевич? Гляжу, отблагодарил он тебя знатно, на войну сбагрил.
-Я сам напросился.
-Что, невмоготу с сатрапом-то уже стало? Ха-ха. Понимаю.
Кашка промолчал.
-Мало того, что царь на непотребной войне своих подданных губит, да ещё всю Россию на край бездны поставил,-продолжил Курбский.- Не устоять Москве перед Речью.
-Еще посмотрим.
-А тебе-то что от этой бойни? Даже ежели государь победит, вернет прибалтийские подати, что дальше? Сытнее станет жить русский народ, веселее? Бессмыслица, полная бессмыслица.
-Чего ты от меня хочешь?
-Ничего, кроме одного. Вот ты, волей или неволей, стал человеком, который спас царя, продлил муки великой страны. Да, да, великой. Наш народ вобрал в себя всё самое лучшее от варягов, славян, прибалтов, татар и многих других племен. Такой могучей крови нет ни у кого. Нам бы жить да процветать. А мы нищенствуем, в дикости несуразной пребываем. Почему? Не токмо потому что нам часто не везет с царями, а потому что мы, со времен орды, привыкли слепо поклоняться ханам-царям. Не позволяем себе даже мыслить против них, какими бы кровопийцами они ни были. Мы должны перестать быть рабами, в первую очередь, самих себя. Вот и желаю я чтобы и ты- избранник божий или сатаны, не знаю- наконец окончательно прозрел, скинул с себя рабские оковы.
За вновь выкопанными рвами загремели пушки. Но Андрей Михайлович даже не обернулся. Это полк поляков вел пристрелочную пальбу по дальним мишеням у леса. В походный шатер, где беседовали Курбский и Кашка, вполз едкий запах пороха. Бывший царский полководец чихнул. Как ни странно, что удивляло многих, он всегда жутко чихал от порохового зелья. Затыкал даже нос тряпками, но ничего не помогало.
То ли убеждения Курбского подействовали на Кашку, то ли накопившейся в груди желчи действительно нужен был наконец выход, но он все рассказал Курбскому. И как встретился с государем в кабаке, и как попал с ним на Сьяны. Поведал о том, что увидел за амвоном церкви Богородицы в Александровой слободе. О пытках, казнях и прочих царских непотребствах.
- Парень ты крепкий и, вижу, смышленый,- сказал Курбский, выслушав исповедь Кашки.- Могу сделать тебя для начала десятником в моем полку. Пять талеров в месяц, дам домишко в Упитском повете. У меня их там много. Сигизмунд подарил.
Опять Кашка задумался.
-Неужто желаешь вернуться в Россию?- нарушил молчание Андрей Михайлович.-Мало тебе мытарств и невзгод, мало крови и злобы на родине видел?
-Злобы и крови я видел немало,- наконец заговорил Дмитрий.- Видел я и как хорошо, чисто живут люди в Литве. Да токмо тяжко мне мне без родины. Пропах я ею, сросся с ней, не оторвать. Я не лучше её, а она не лучше меня. Одно целое. Прав ты, воевода, страдаем от себя. А от себя не убежишь. Кто ж виноват, что она такая? Я и виноват, так за что ж её винить, за что предавать? Отпусти с миром, ежели можешь, молиться на тебя буду.
Курбский встал, отодвинул шторки шатра.
-Ишь, вечер уже скоро. А правую стену так еще и не заделали. На истового богомольца ты не похож. Да и обойдусь без твоих молитв. Умному-воля, дураку- колодки. Эй, Михайло!- позвал Курбский.
В шатер тут же влетел воин в кожаных латах с двумя длинными саблями по бокам. Сам он был лохмат и довольно низок, от чего клинки доставали до земли. Застыл, сверля глазами хозяина.
-Кто привел последний отряд пленных?
-Капитан Суербер.
-Сколько просит за голову?
Пленные русские были нарасхват среди шведов, литовцев и поляков. Кто из командиров брал их в бою, тот ими и владел. Из королевской казны "владельцам" выделялись деньги, если пленные использовались в государственных, а не в личных целях, например, при ремонте стратегических крепостей. Однако пленными торговали направо и налево, что, собственно, в Речи Посполитой не воспрещалось.
-Кажись, три с половиной талера.
Курбский расстегнул дорожную сумку, бросил на походный низенький столик несколько золотых.
-На, передай Суерберу. Скажи, Курпский купил.
В польских документах Андрей Михайлович значился именно как "Курпский", поэтому со временем он сам стал упирать на букву "п" в своей фамилии.
Михайло сгреб в желтые ладони монеты, со скорым поклоном выскочил из шатра.
-Ты свободен, Дмитрий Кашка, сын Адамов,- сказал князь.- Ах, да, сопровождение...
Курбский сел за стол, достал лист гербовой бумаги, быстро написал на ней что-то по- польски, подышав на массивный перстень, поставил печать.
-Можешь идти на все четыре стороны,- со сдержанной злобой сказал Андрей Михайлович.-Не держу. Надеюсь, расскажешь о моей...щедрости.
-Обязательно,- ответил Кашка, запихивая "сопровождение" под камзол. На выходе обернулся.- А ведь под Улой, я слыхал, Андрей Михайлович, ты лихо русских людей побил. И на тебе крови нашей немерено.
Он ждал как отреагирует Курбский. Понимал, что испытывает судьбу. Беглый полководец ведь может разгневаться и забрать назад свою "щедрость". Встретились глазами, кто кого переглядит. Первым их опустил Андрей Михайлович.
В черной дыре
Оператор Юра Головин попытался выглянуть из открытого шлюза корабля, за которым был отчетливо виден Александровский кремль. Капитан "Адмирала Врангеля" Федор Лопухин не пытался его остановить, настолько он был потрясен. Остальные члены экипажа тоже стояли, словно в немой гоголевской сцене.
Юра вытянул по-гусиному шею, но его лоб тут же уперся в будто прозрачную стенку. Он ощупал ее руками- и сверху, и снизу- одинаково. Тогда он ударил по "стеклу" кулаком. Картина с кремлем стала расплываться, превратилась в насыщенный, абсолютно пустой сиреневый фон.
К оператору подошла медсестра Алге Варнас. Её родители еще в прошлом веке перебрались из Литвы в Россию. На "Адмирале" её называли на русский манер Аллой или просто Алей, а она не возражала. Алге в переводе с литовского- ангел, а Алла с греческого- иная. "Да,- говорила она встряхивая шикарными пшеничными волосами,- я иная, таких ангелов, как я, больше нет". Варнас очень гордилась своей красотой, считала что милостиво одаривает ею окружающих. При кажущейся надменности, внутри она была мягкой и доброй девушкой, но при необходимости очень решительной и смелой.
Алге прикоснулась пальчиком к сиреневой стенке, постучала по ней костяшками пальцев.
-И что это означает?- обернулась она на капитана.- Где причал ?15, где Энона?
Лопухин изобразил на лице кислую гримасу, тоже подошел к шлюзу, но трогать его не стал. Затоптался, разминая длинными аристократичными пальцами тяжелый двойной подбородок. Он был покрыт легкой щетиной. Командир надеялся привести себя в порядок в лучшем отеле Эноны, где есть и озоновые ванны, и бесконтактные ионные бритвы.
-Да сделайте что-нибудь, задумчивый капитал!- воскликнула медсестра.
-Доктор, дайте своей помощнице успокоительного,- обратился Лопухин к врачу Чернозёмову.- Действительно загадка. Где штурман?
-Я здесь,- вскинул руку штурман Суховой, стоявший среди группы энергетиков, прилетевших на одну из термоядерных станций экзопланеты, на замену своим коллегам.
-Мы шли точно по заданному курсу?
-Бортовой компьютер "Илион" об отклонениях не сообщал,-пожал плечами штурман.
На корабле было установлено два бортовых компьютера. "Софокл" отвечал, что называется, за гуманитарную часть, "Илион" за техническую.
-Так пусть проверят параметры снова.
"Илион" не отвечает,-раздался голос "Софокла",- Попытки войти в его систему, ничего не принесли. "Илион" заблокирован, требует пароль".
-Какой еще пароль?!- не удержался капитан, но сразу же спрятал эмоции, которые были непозволительны для командира. Тем более в сложной ситуации.
-Что за пароль?- переспросил уже спокойно Лопухин.
"Пароль для входа. Он состоит из двух шестизначных знаков. Я пробовал подобрать комбинации. Из десяти триллионов ни одна не подошла".
-Так взломайте же его, черт возьми!- не сдержался уже штурман.
"У меня нет такой программы. К тому же это запрещено. Во время входа в звездную систему Гончих псов, я получал некоторую информацию с "Илиона". Он сам мне её сбрасывал, не полную, не знаю для чего".
-Ну, и? Да говорите же, железка с проводами!- не мог сдерживать нервного напряжения штурман Суховой.
"Международной конвенцией от 19 января...запрещено оскорблять кибернетические системы, как потенциально мыслящих существ",-ответил "Софокл".
-Не обижайся на штурмана, Софоклушка,-взмолилась Алге.- Расскажи что тебе известно, где мы находимся?
"Когда входили в Гончих псов, неожиданно, до нуля упала скорость корабля",- ответил компьютер.
-Да, падение скорости было, это мы заметили,- подтвердил уже менее нервно штурман.- Но решили, что то просто технический сбой. Уже через несколько секунд показания пришли в норму- одна вторая световой, как и положено при входе в звездную систему.
"При этом возросли силы гравитации. До невероятных значений,-продолжил "Софокл". -Такие могут быть только от притяжения черной дыры. Я запросил "Илион", он ответил, что все в порядке".
-Почему же не сообщили мне?- спросил штурман.
-Техническая и навигационная стороны вопроса- не моя прерогатива. За них отвечает "Илион".
-Черт бы вас побрал, железяки неразумные!- снова вспылил Суховой.
-И что это может значить?- осторожно спросил капитан.
-Мы провалились в черную дыру,- высказал предположение продюсер Петя Вельяминов.- Если уж кванты света в ней застревают...Но откуда она здесь взялась? Ведь ее тут не было, так, господин штурман? Иначе бы вы что-то заранее предприняли.
-Не было, конечно,- ответил Суховой.- Не первый раз летаем на Энону. Чушь какая-то...
"Возможно, это небольшая блуждающая квантовая черная дыра,- сказал "Софокл".- Когда-то где-то сколлапсировала карликовая звезда, остался сгусток гравитационной материи. Случайно попала в созвездие Гончих псов. Скорость движения таких пространственно-временных ям неизвестна, а потому невозможно предсказать их появление".
К сиреневой стене подошел журналист Илья Плетнев. Оглядел "занавес", пошкрябал ноготком, хмыкнул:
-Я читал, что приливные силы черной дыры непременно разорвут на части корабль и всех его обитателей при приближении к точке сингулярности. Интересно, мы уже прошли горизонт событий?
На журналиста дико посмотрела медсестра.
-Не умничай, Плетнев,- фыркнула она. Ей нравился Илья, она давно уже положила на него глаз. Но сблизиться с ним ей мешала чрезмерная, как она считала, надменность журналиста, желание считать себя выше других. Теперь слова корреспондента взбесили Алге как никогда. Тем не менее, перспектива быть разорванной приливными силами, о которых она тоже когда-то слышала, её не прельщала.- А почему мы в шлюзе видели...какой-то монастырь?
-Александрову слободу,- поправил девушку Юра Головин,- бывшую резиденцию царя Ивана Васильевича Грозного. Впрочем, при жизни его так никто не называл.