— Поплывете? — невольно переспросил старший техник-лейтенант. — Ведь надо плыть с патроном, а шнур поджечь там. Пакля наверняка намокнет, придется поджигать от папиросы…
— Патрон можно к спасательному жилету привязать, а спички и папиросу завернуть и заклеить…
Бондарук задумался… «В порту много кораблей… Уничтожить мину необходимо, но как? Надо плыть… Послать Кузьмина? Доплывет ли он?»
— Нет, я поплыву сам!.. — сказал он.
— Товарищ старший лейтенант, я же волжанин, я в любой ветер Волгу переплывал, — волнуясь, упрашивал Кузьмин, и глаза его, еще больше потемневшие от внутреннего волнения, блестели. — Ведь у вас рука… — напомнил он.
Бондарук внимательно посмотрел на матроса.
— Хорошо, плывите, — твердо проговорил он. — Идемте!
Они спустились с обрыва к воде. Там тщательно прикрепили к подрывному патрону бикфордов шнур, затем плотно завернули в парафинированную бумагу спички и папиросу, заклеив пакет изоляционной лентой.
— Плывите спокойнее, без рывков, — напутствовал Бондарук, надувая жилет и привязывая к нему подрывной патрон. — Как подожжете шнур — сразу обратно. Он около часу гореть будет. Смотрите, чтобы не оглушило. Ну, все готово?
— Все, — ответил Кузьмин. Однако, глядя, как пенистые волны темными громадами мчатся к берегу, как они вырастают все выше и выше, закручиваются белыми гребнями и, подломившись у основания, обрушиваются на прибрежные скалы, он оробел.
«Смотри, не подкачай там, ведь теперь ты настоящий рабочий да еще волжанин», — вспомнились вдруг слова старого мастера.
— Все! — твердо повторил он.
— Плывите! Ни пуха ни пера!
Кузьмин вошел в воду, за ним змейкой тянулся шкерт.
— Смотрите, чтобы волной о берег не ударило! — крикнул вслед старший лейтенант.
Смуглое тело матроса скрылось в пене прибоя, но через минуту его голова показалась на гребне волны. Шкерт натянулся. Бондарук бросил спасательный жилет с привязанным к нему патроном в воду.
Позади осталось всего несколько десятков метров, но страха как не бывало.
«Плыть можно», — подумал моряк, удаляясь от берега.
Вокруг мчались высокие, с седыми гривами валы, позади танцевал на волнах черный ящичек подрывного патрона, привязанный к резиновому надутому жилету. Кузьмин, равномерно выбрасывая руки и быстро двигая ногами, плыл и плыл дальше. «Ничего, Иван Семенович, твой ученик Колька не подкачает! Недаром три года около верстака стоял», — думал он.
Неожиданно встречная волна накрыла его с головой, вода забила нос, попала в легкие. Откашлявшись, матрос сердито сплюнул.
«Уж не сбился ли?» — внезапно подумал он и оглянулся. Позади навис угрюмый обрыв, у самой воды, едва заметный на фоне темных скал, стоял старший техник-лейтенант.
«Где же мина? — размышлял моряк. — Старший лейтенант машет фуражкой прямо, стало быть, впереди…»
И снова встречные крутые валы, вскипающие пеной гребней… Мускулы стали наливаться тяжестью усталости, глубина моря тянула вниз. Но моряк не останавливался. Тяжело двигая словно чужими ногами, с трудом выбрасывая руки вперед, он плыл дальше. Если сначала он думал о доме, о матери, о своих товарищах по службе, то сейчас в голове не было никаких мыслей, только — вперед, вперед, вперед…
Усталость все больше и больше наваливалась на тело.
«Неужели не доплыву?!» — мелькнула мысль, и сразу неровными глухими толчками забилось сердце. — «Нужно немного отдохнуть», — решил он и, быстро подтянув к себе резиновый жилет, лег грудью на него, обняв руками подрывной патрон. Почувствовав опору, Кузьмин начал успокаиваться и затем огляделся. Все так же складки валов бороздили море, далеко-далеко позади маячил мыс, внизу стоял старший техник-лейтенант. Когда гребень волны поднимал матроса вверх, скалистый мыс и офицер, словно приближаясь, становились виднее, когда же Кузьмин проваливался вниз — они скрывались совсем.
«Да что такое со мной, столько ли приходилось проплывать», — подумал матрос и оттолкнулся от надувного жилета. Взлетая на гребень волны, он каждый раз высоко приподнимал голову и оглядывался. И вот впереди мелькнуло что-то черное.
«Неужели она?»
Закипел, закручиваясь, гребень волны. Среди пены показался покрытый ракушками бок мины.
— Она! — воскликнул Кузьмин и быстро — откуда только сила взялась — поплыл к ней.
— Сейчас я с тобой, голубушка, разделаюсь!
Мина, таща за собой длинный хвост водорослей, ныряла в волнах. Во все стороны торчали небольшие с серыми кончиками рожки, почти скрытые слоем ракушек.
Кузьмин подтянул к себе жилет и осторожно, чтобы не удариться о рогатый шар, привязал шкертом патрон; затем оттолкнулся, держа в руках конец шнура.
«Сейчас подожгу!»
Повернувшись на спину и удерживая ногами равновесие, матрос развернул бумагу и извлек спички и папиросу. Набежавшая волна отбросила мину — шнур выскочил из рук. Другая волна, захлестнув голову, окатила спички. Выплюнув намокшую папиросу, Кузьмин поймал шнур и зубами распушил конец. Показалась сухая нитка прессованного пороха.
«Зажгу прямо от спички», — решил он и, вытащив спичку, чиркнул. Намокшая головка отлетела, оборвав клочок бумаги от коробки. Вторая тоже. Он вытащил следующую спичку и осторожно, почти не дыша, снова чиркнул. Головка, как и у первых двух, отскочила. В отчаянии он брал по несколько штук сразу — головки отскакивали. Сжав в кулаке пустую коробку, моряк отбросил ее. Она поплыла рядом с белой стайкой спичек.
«Что же делать? — вертелся в голове навязчивый вопрос. — Останусь здесь. Пойдет корабль, — буду кричать, махать руками. Заметят, обязательно заметят. А если корабль не выйдет до вечера?!»
И моряк мысленно представил, как наступит ночь, а он, замерзший, обессиленный, будет висеть на мине. Да если ночью и пойдет корабль, кто услышит крики матроса за шумом двигателей.
«Нет, надо плыть… Вставить новый шнур, взять несколько папирос и коробок спичек. А доплыву ли? Доплыву!.. Должен доплыть…»
Кузьмин подтянул ближе спасательный жилет и начал отвязывать патрон. Намокший шкерт не развязывался, и матрос стал со злостью дергать за патрон, пытаясь освободить его. Мина, поддаваясь рывкам, двигалась.
«Да ведь так я ее могу с фарватера стащить!..» — мелькнула мысль. Сразу вернулась бодрость, уверенность в своих силах.
Кузьмин лег грудью на жилет и потянул за собой мину. И она, подталкиваемая катящимися к берегу волнами, медленно двигалась вперед. Первоначальное решение — оттянуть ее от фарватера — сменилось другим:
«Дотащу до берега, а там взорвем!.. Буду плыть, пока хватит сил».
Ноги снова наливались свинцом усталости, жилет выскакивал из-под груди, мина, раскачиваясь на волнах, дергала за шкерт, сбивала с курса. Казалось, несмотря на все усилия, мина стоит на месте: берег все так же оставался далеким.
«Все равно доплыву… Дотащу!» — с какой-то ему самому непонятной злостью думал матрос и, стиснув зубы, продолжал работать руками и ногами.
Берег приближался. Скалы мыса все выше и выше поднимались над морем, сквозь туманную поволоку, застлавшую глаза. Кузьмин видел пенистую полосу прибоя, старшего техника-лейтенанта.
Уже скоро!
— …А-а! — услышал он с берега.
Бондарук что-то кричал, махал фуражкой. Шум прибоя заглушал слова.
— Бро-с-са-ай! — донеслось до него, наконец.
Машинально выпустив конец веревки, Кузьмин сильнее заработал руками и ногами. Волна высоко подняла обессиленное тело, с шумом бросила вниз. Больно ударившись коленом о гальку моряк остался лежать на песке.
Подбежал Бондарук, схватил его под мышки, оттащил от воды.
— Я же давно кричу — бросай! Она же о берег удариться может! — волнуясь и незаметно переходя на «ты», говорил старший техник-лейтенант.
Увлекая за собой Кузьмина, он сделал несколько прыжков и упал за огромный обломок скалы. И тут же черный шар метнулся в пене прибоя. Земля, точно вздохнув, поднялась. Потом сразу опустилась. Сжало грудь. Тяжелым грохотом сдавило уши, и высоко в небо взметнулся столб дыма, песка, камней, водяной пыли. По горам звучно прокатилось эхо.
Спустя несколько минут Кузьмин встал. Поддерживаемый Бондаруком, он стал подниматься на обрыв, с трудом переставляя одеревеневшие ноги.
А позади шумел прибой и волны, набегая на берег, пенистыми языками слизывали с камней хлопья осевшей сажи.
На следующее утро все шло обычным порядком, словно ничего и не случилось. Бондарук, как всегда негромко насвистывая грустную песенку, копался в каком-то, неизвестном Шорохову, приборе; Кузьмин протирал макеты.
«Они же вчера настоящий подвиг совершили», — думал Шорохов.
Ему было немного завидно. Разве он не смог бы поплыть к мине и уничтожить ее? Конечно, смог бы и поплыл бы обязательно сам… Да, других на боевое задание посылают, а он… Правда, за эти дни он отрегулировал несколько приборов, провел два занятия с моряками, вот схему донной комбинированной мины заканчивает, но…
— Чудеса! — вдруг воскликнул Кузьмин и тут же запел:
— Можно подумать, что здесь то ли чистая, то ли нечистая сила побывала!..
— Что там у вас за чудеса? — спросил Бондарук.
— Да, понимаете, вот этот прибор капризничал. Я уже по чертежам полазил и в литературе покопался, хотел сегодня наладить, и вот на тебе! — он совершенно исправен…
— Это я его отрегулировал, — отозвался Шорохов.
— Тогда порядок! А я-то думал…
Что он думал, Кузьмин сказать не успел, в класс вбежал посыльный.
— Товарищ старший техник-лейтенант, вас и матроса Кузьмина — к капитану третьего ранга Рыбакову! — выпалил он.
— Есть! Сейчас будем!.. — ответил Бондарук.
Шорохов опять остался один. Сначала он думал о старшем технике-лейтенанте и матросе Кузьмине, о случае с ними, постарался угадать, зачем их вызвали к Рыбакову, а затем мысль перескочила на мины, на ту мину, схему которой он чертил. Виктор отошел от стола и поднял брезентовый чехол. Вот она, огромная темно-серая сигара. Когда-то эта мина была установлена врагами на дне моря. Враги думали, что подорвется на ней военный или транспортный корабль. Но не получилось! Обнаружили ее, разоружили и вот лежит она сейчас в учебном кабинете. Зарядное отделение пустое, аппаратура другого отделения хорошо видна через большой квадратный вырез.
«Такой же конструкции, как и у нас в училище», — подумал Шорохов.
Да, такой же, но есть и отличие. Виктор знал, что очень редко попадаются мины, похожие одна на другую. Как правило, расположение приборов изменялось, ставились дополнительные «сюрпризы», ловушки да так, чтобы разоружение мины оказалось невозможным.
«Не помогли ваши ловушки», — про себя сказал Виктор и, набросив на мину чехол, стал заканчивать схему.
— Обрадовался Кузьмин, — сказал, заходя, Бондарук. — Командир соединения поощрил его внеочередным отпуском.
— А вас?
— Надо было бы какой-то подарок его матери купить, — не отвечая, продолжал Бондарук. — Денег он не возьмет…
Старший техник-лейтенант машинально положил правую руку на стол.
— Что это у вас? — спросил Шорохов, показывая на изуродованную, с искривленными пальцами, в рубцах шрамов руку.
— Да так, пустяк… — и Бондарук поспешно спрятал кисть в рукав.
— Зачем вы ее прячете? По-моему, ранением нужно так же гордиться, как и наградой. Я даже не знаю, почему сейчас нашивки о ранениях не носят…
— Н-да… Так какой же подарок купить матери Кузьмина? Вы мне не поможете? А то я в этих делах ничего не смыслю…
— Да я тоже не знаю. Может быть, платок или кофточку? Можно на платье…
— Идемте вместе в магазин, посмотрим.
Шорохов согласился.
В городе открывался новый отдел исторического музея. Туда и направлялся сегодня Шорохов вместе с группой матросов. Среди них Кузьмин, решивший перед отъездом в отпуск посетить музей, чтобы было о чем, как он сам говорит, рассказать землякам; рядом с ним его друг, матрос Коваль, малоразговорчивый, всегда невозмутимый белокурый гигант. Лейтенант Шорохов не низенького роста, но Коваль выше его чуть ли не на полголовы, а матрос Кузьмин едва-едва достает своему другу по плечо.
Те же улицы, вымощенные гранитной брусчаткой, так же соленый ветер моря овевает лица, треплет в бухте дымы кораблей. Только акация отцвела, дождь смыл лепестки, и лишь кое-где на обочине тротуара виднелись небольшие кучки потемневших, потерявших свое очарование цветов. Шорохов иногда нарочно наступал на увядшие цветы и думал о своем: идет время, а он, лейтенант, минер, по-прежнему работает лаборантом в учебном кабинете.
У приземистого, почти квадратного здания музея многолюдно. Несколько в стороне стоит большая группа флотских офицеров, Шорохов заметил там и своего знакомого «морского волка». Сегодня он в полной форме, на рукавах кителя нашивки капитана первого ранга. Виктор постарался пройти мимо незамеченным.
В вестибюле прохладно и после яркого света улицы кажется сумрачно. Моряки поднялись на второй этаж, но пробиться в новый отдел было совершенно невозможно: уж очень много народа пришло сегодня.
— Товарищ лейтенант, давайте все осматривать по порядку, — предложил Кузьмин. — Пока сюда дойдем, будет свободнее…
— Вы еще не были в музее? — спросил Шорохов.
— Нет…
— Он в городе только танцплощадку знает, — вставил Коваль.
— Ладно уж, остряк-самоучка. Танцплощадку!.. Много ты знаешь.
Шорохов хотя не раз бывал в музее, но ему хотелось осмотреть его еще.
— Так как, товарищи, начнем по порядку? — спросил Шорохов. Моряки дружно согласились.
Они спустились вниз и прошли в небольшой, огороженный чугунной решеткой дворик. Весь дворик утопал в зелени: было много цветов, дикий виноград вился по стенам здания, по решетке, и в этом буйстве растительности совсем нестрашными казались старинные пушки, тяжелые чугунные ядра, орудия и снаряды времен Великой Отечественной войны, образцы мин.
Около пушек моряки задержались недолго и сразу же перешли к минам.
— Неужели раньше они такими были? — воскликнул Кузьмин, показывая на небольшую, несколько похожую на рыбу мину.
— А ты думаешь, что сразу сделали такие, как у нас на складах лежат, — отозвался Коваль.
Шорохов здесь был в своей стихии и стал подробно рассказывать о развитии минного оружия, методах его применения. Матросы слушали с интересом.
— Если бы в учебном кабинете такой уголок создать! — сказал один из моряков.
Шорохов ничего не ответил, но про себя подумал:
«Да, такой уголок создать следует».
Моряки подошли к разоруженной немецкой магнитно-акустической мине.
— Такие у нас в кабинете есть! — похлопал по ней Коваль.
— Что ты все — у нас да у нас, — набросился на него Кузьмин. — Думаешь всем так уж интересно знать, где ты служишь!
— Да тут все свои…
— Свои, свои!.. Знаете, товарищ лейтенант, — понизил голос Кузьмин, — вот эта девушка все время на нас, вернее, на вас смотрит. И прислушивается. Тут что-то есть!
Шорохов обернулся. Неподалеку стояла девушка. Простенькое серое платье подчеркивало стройность ее тоненькой фигуры, густые русые волосы заплетены в косы и уложены на голове тяжелым тугим узлом. Виктор был уверен, что никогда раньше не видел эту девушку, но в то же время в лице ее что-то показалось ему знакомым.
«На кого она похожа?» — мелькнула мысль, и в это время их глаза встретились. Нет, она ни на кого не похожа, эти глаза глубокой голубизны с едва заметным зеленоватым оттенком он где-то видел, но где, когда?
Девушка шагнула навстречу.
— Простите, пожалуйста, товарищ лейтенант, — сбиваясь и краснея, начала она. — Вы в прошлое воскресенье не были на Приморском бульваре?
— Был…
Девушка еще больше покраснела, глаза ее засветились радостью.
— Мне тогда так хотелось вас еще раз поблагодарить, но вы ушли… Тот пожилой моряк, что стоял рядом с вами, помог мне вас сегодня найти… Он сказал, что вы здесь…