– Клянусь Пресвятой Девой, мой господин, всё было именно так, как вы говорите. Разбойников было действительно очень много, не меньше сорока человек! – не моргнув глазом, соврал гонец.
– И где же ты их встретил, этих голодранцев-разбойников?
– На лесной дороге, на полпути между Митавой10 и Ригой.
– Слышал, брат, где эти разбойники прячутся? – обращаясь к своему помощнику, спросил магистр.
– Слышал, мой господин! – утвердительно склонил голову секретарь.
– Тогда подготовь нужное количество людей и пройдись с ними широкой сетью вдоль дороги от Риги до самой Митавы. Сделай так, чтобы все пойманные тобой разбойники должным образом были наказаны за противление истинной власти, ибо власть эта дарована нам самим Господом и никто не смеет оспаривать её справедливость. Мы должны прилюдно отсечь еретикам-разбойникам головы, дабы исполнить Божью волю. Половину из них подвергни казни в Митаве, а вторую половину – в Риге, на центральной площади города. И проследи, чтобы все горожане видели, как орден реагирует на противозаконные деяния, и поняли, что любое неповиновение нашей власти является бунтом против истинной веры и самого Бога.
– Слушаюсь, мой господин. Будет непременно исполнено, и именно так, как вы повелели! – ответил секретарь.
– Хорошо… Так на чём я остановился? Ах да! Тебе ведомо, что хотел мне передать твой комтур? – сверля гонца своими чёрными бездонными глазами, требовательно спросил магистр.
– Мой комтур на словах ничего не просил вам передать, мой господин. Он передал послание, но разбойники подло выкрали его у меня.
– И ты посмел ко мне явиться без этого важного документа, адресованного лично мне? – каркнул магистр так оглушительно, что у гонца ноги подкосились от неожиданности. – Что было написано в этом послании?!
– Я… Н-не з-знаю, мой г-господин, – от испуга стал заикаться гонец. – Мне удалось бежать от лиходеев под покровом ночи, когда разбойники утратили бдительность. Мне только известно, что тремя днями ранее из Руси к комтуру прибыл наш брат, который до этого долгое время был в Москве и выполнял там по приказу Папы специальную миссию.
– И ты, скорее всего, даже не знаешь, какие именно вести он привёз из варварской Московии?
– Нет, господин магистр, мне неведомо, что рассказал наш брат, ибо их беседа проходила за закрытой дверью и без сторонних глаз, – понурив голову, тихо произнёс гонец.
– Так почему тогда ты не выкрал у разбойников такое важное послание, если не знаешь его содержания и не можешь передать его на словах?! И ты ещё имеешь наглость прибыть ко мне и отнимать у меня драгоценное время, которое я намеревался посвятить молитве нашему Господу, а вместо того выслушиваю твоё бестолковое «не знаю, не ведаю»!
– Я боялся себя обнаружить, господин магистр, – опустив голову, тихо произнёс гонец.
– Ты побоялся погибнуть во имя нашего святого дела? Во имя Господа?! Трус! Законченный трус! В заточение его, в темницу! – вскочив с кресла и обращаясь к своему помощнику, истошно завопил магистр и в крайнем возмущении громко затопал ногами. – Завтра поутру в присутствии всех наших братьев я решу твою судьбу. Рыцарь обязан в любых, даже самых тяжёлых условиях выполнять свой долг во славу Господа и делать это неотступно, а если на то есть Божья воля, то смело идти на смерть ради выполнения данного ему приказа! Даже если рыцарю будет противостоять бесчисленное множество врагов, он всё равно обязан выполнить приказ командира, ибо это его священный долг! Увести этого человека, недостойного звания рыцаря, с глаз моих и отправить гонца в наши восточные земли для прояснения ситуации! Я передам с ним послание для моего брата комтура!
– Слушаюсь, мой господин! – покорно склонил голову перед хозяином секретарь.
Утро следующего дня выдалось хмурым и пасмурным. Моросил нудный, мелкий дождь. От этого холщовая одежда братьев-рыцарей, занимающихся во дворе замка Венден хозяйственными делами, быстро намокала и противно прилипала к телу, заставляя их пошустрее шевелиться, чтобы хоть как-то согреться. В выигрышном положении оказались те, кто занимался сегодня рубкой дров: они, по крайней мере, не мёрзли, несмотря на дождь, холод и пронизывающий ветер. Тем же, кого отправили полоть огород, не повезло. Не очень-то приятно было ползать между грядок на четвереньках по мокрой земле, но что поделаешь: «Бог терпел и нам велел!» Это была любимая присказка господина магистра, а ослушаться его и тем самым нарушить раз и навсегда установленный порядок жизни в крепости не решался никто из обитателей замка, ибо Вальтер фон Плеттенберг далеко не всегда выбирал соразмерное наказание даже за самый ничтожный проступок.
Но лучше всех в это утро чувствовали себя любимцы магистра – его личная охрана. Они с самого утра на небольшой огороженной площадке во внутреннем дворе замка лениво отрабатывали приёмы фехтования и силовой борьбы. Весь двор был выложен брусчаткой, а участок для тренировок рыцарей был дополнительно посыпан жёлтым песком, который специально для этой цели монахи привезли с побережья залива. Личная охрана магистра состояла из пяти рыцарей, которых отправили в Ливонию из далёких ганзейских городов богатые родители, питая надежду, что воинская служба превратит их шалопаев в достойных людей, знающих цену себе и другим. Дорогие подарки, которые они своевременно преподнесли господину магистру, сделали своё дело, и несмотря на то, что устав ордена гласил о равенстве по отношению друг к другу всех без исключения братьев-рыцарей, среди них появились те, кто были немного «равнее» остальных. К этим людям из личной охраны магистра другие рыцари ордена особой любви не питали и относились скорее настороженно, нежели с почтением, стараясь их по возможности обходить стороной.
Одному только посланнику комтура восточных земель Ливонского ордена в это утро не нужно было себя ничем утруждать: ни нести службу, ни выполнять какое-либо очередное послушание. По указанию магистра за свой проступок он был заточён в сырую темницу. Сквозь ржавую железную решётку небольшого оконца, расположенного высоко под потолком, вместе с утренней промозглой сыростью пробивался слабый утренний свет. Его совершенно не хватало, чтобы до конца рассеять сумрак этого мрачного помещения, а по мере приближения к холодному каменному полу он всё больше сгущался.
Босой, в разорванной рубахе, посланник лежал на голом полу темницы, сжавшись калачиком и дрожа всем телом не только от холода и сырости, но и от голода. Вчера его «забыли» покормить, потому что, по заявлению магистра, рыцарь, не выполнивший приказа своего господина, не может считаться рыцарем, а значит, его имя недостойно даже упоминания вслух, не говоря уже о том, чтобы его кормили.
Гонец перевернулся на другой бок и попытался снова уснуть. Это было то немногое, что он мог себе позволить в тех условиях, в которые ввергла его несчастная судьба. Нужно было беречь силы. Он остро чувствовал, что очень скоро они ему пригодятся.
Глава 4. Поединок
Неожиданно лязгнул замок входной двери, и на пороге темницы показался толстый коротконогий монах. Он сыто икнул и расслабленно прислонился плечом к косяку. Затем равнодушно посмотрел на лежащего на полу человека, скрестил ноги и с наслаждением стал ковыряться грязным указательным пальцем в зубах. Минуты три он доставал изо рта остатки еды, при этом довольно урчал и со всех сторон облизывал толстый короткий палец. Наконец он вытащил из-за щеки большой кусок свёклы, застрявший между дырявых зубов, хорошенько разглядел его и с громким чавканьем слизал с пальца. Ещё раз довольно икнул и вновь посмотрел на заключённого.
Немного подумав, он беззлобно произнёс:
– Ну и что ты развалился на полу прям как у себя дома? Давай вставай, пошли. Тебя магистр во дворе уже битых полчаса дожидается.
Узник разомкнул глаза и слегка приподнял с пола лохматую голову. Несмотря на пронизывающий всё его сухощавое тело холод, ему очень не хотелось сейчас вставать и куда-то идти, тем более он интуитивно чувствовал, что эта прогулка лично ему ничего хорошего не сулит.
– Ну что зенки свои бестолковые вытаращил? Думаешь, господин магистр тебя весь день должен во дворе под дождём ждать?! Вставай давай, пошли! – рявкнул начавший терять своё благодушие монах.
Волей-неволей узнику пришлось встать, ибо его конвоир уже начал выказывать явное нетерпение: скривил лицо, недовольно сдвинул брови и стал недвусмысленно почёсывать свои здоровенные кулаки.
– Не сердись, брат. Я сегодня немного ослаб. Плохо спал на холодном каменном полу, да и еды мне не давали, – примирительно произнёс гонец.
– А что, магистр обязан был тебя сытно накормить, а потом ещё и свою мягкую перину отдать? А может, ещё и тёплую кухарочку прислать, чтобы она всю ночью твою постельку согревала? – ехидно захихикал монах. – Шевели костылями, может, магистр сегодня будет добр и смилостивится к тебе. Тогда, Бог даст, останешься цел, хотя я сильно в этом сомневаюсь! Уж больно погода нынче промозглая, а наш магистр терпеть не может сырости. Ревматизма, понимаешь ли, грызёт его старые кости, да так, что мочи нету, и тогда он бывает страшно недовольным. В такие дни магистр у нас злой, как сам чёрт! Спаси, Господи, мою душу грешную за слова своевольные! – быстро перекрестился монах и подтолкнул остановившегося в проёме двери гонца.
Когда тот в сопровождении монаха вышел во внутренний двор замка, там уже собрались все рыцари ордена, которые в это время были свободны от несения службы. Заключённый поднял голову и тоскливо посмотрел на серое небо, с которого продолжал моросить противный холодный мелкий дождь. Создавалось впечатление, что на дворе сейчас не лето, а глубокая осень. Резкие порывы промозглого ветра пронизывали и без того промёрзшее тело узника.
И в самом деле, с погодой в этом году не задалось, как будто вместо лета после весны сразу пришла осень. Небо было таким же хмурым и неприветливым, как и сам магистр, который боком, как ворон на плетне, сидел в своём деревянном кресле с высокой резной спинкой. Чтобы хоть как-то укрыть своего господина от непогоды, слуги поставили палатку из белого шёлка, на которой был выткан ярко-красный меч и крест – символ Ливонского ордена. Лёгкая материя трепетала от порывов ветра, периодически оглашая округу резкими хлопками, готовая вот-вот разорваться. Магистр исподлобья смотрел перед собой и совсем не хотел замечать окружающих его людей. Прямо за его спиной, в той же палатке, плотной шеренгой и при полном вооружении стояла пятёрка его приближённых рыцарей, а по правую руку примостился секретарь со скрещёнными на груди руками. Остальные рыцари стояли недалеко от входа в палатку, а поодаль, вдоль внутренних стен замка, выстроились кнехты.
– Подведи ко мне это недоразумение поближе! – громко каркнул магистр, обращаясь к толстому монаху, конвоировавшему гонца.
С крыши одной из круглых башен замка сорвалась перепуганная стая ворон и с недовольными криками рванула прочь. Монах слегка подтолкнул узника в спину по направлению к палатке магистра, и гонец, обхватив свой полуголый торс руками и ёжась от холода, медленно пошлёпал босыми ногами по булыжной мостовой.
– Давай, шевелись быстрее – не заставляй наших братьев ждать тебя на этой проклятой стуже! – резким голосом приказал магистр.
Гонец остановился в паре шагов от входа в палатку и замер в ожидании своей участи. Ледяные капли дождя тонкой струйкой стекали с его мокрых волос и струились по лицу. Холодная вода капала на голую грудь, но «недоразумение» не смел даже немного пошевелиться, чтобы их вытереть, боясь навлечь на себя новую порцию гнева магистра. Да и бессмысленно было это делать – дождь в то утро и не думал прекращаться. Утрёшься – а через мгновение снова станешь мокрым.
– Ну, объясни своим братьям по ордену, как так вышло, что ты вернулся к нам без оружия, без своего коня и, самое главное, без важных документов, которые тебе было велено доставить мне?!
– Вчера я всё уже рассказал вам, – понурив голову, тихо ответил гонец.
– Вчера ты рассказывал мне, а сегодня расскажи это своим братьям. Они тоже имеют право услышать твои объяснения из первых уст. Кроме того, я полагаю, что это будет справедливо: как рыцарь ты имеешь право защитить свою честь перед братьями по ордену. Так расскажи же своим братьям, как на самом деле всё с тобой происходило, и мы решим, как нам с тобой поступить, чтобы всё свершилось по закону высшей справедливости.
– Третьего дня на меня в лесу напала шайка разбойников. Их было человек пятьдесят, и поэтому я не смог защититься сам и уберечь тайное послание, которое вёз от моего комтура.
– Неужто и впрямь в лесу была целая полусотня бродяг? – раздался из шеренги кнехтов чей-то насмешливый голос.
– Может, немного меньше, – слегка смутившись, ответил гонец. – Во время боя мне было не до подсчётов, но нападали они непрерывно – один за другим, и я просто не успевал отбиваться от ударов лесных разбойников.
– А может, и вовсе не было никаких лесных разбойников? Просто по дороге ты завернул в кабак и беспробудно пил там да с девками развлекался, пока у тебя не украли деньги и послание твоего комтура? Там же тебя и помяли в пьяной драке, а нам насочинял про грозную шайку бандитов, чтобы оправдаться перед господином магистром! – рассмеялся обладатель насмешливого голоса.
– Ты не имеешь права меня обвинять в том, о чём не можешь знать! – вскипел от негодования гонец, даже перестав дрожать от холода. – Волей Всевышнего мне поручено достойно выполнять свой долг воина, и я ни на шаг не отступлю от своей рыцарской клятвы! Да, я виноват, так судите меня по закону, а не обвиняйте понапрасну в том, чего не было!
– Ой ли! Я не раз слышал о твоих тайных походах по кабакам. И как же они соответствуют твоей рыцарской клятве?
– Трус, жалкий недоумок! Ты только из-за спины своих товарищей и можешь раскрывать на меня свой поганый рот! Да кто ты такой, чтобы тявкать на рыцаря? Наёмник, бастард! У тебя и твоих нищих родителей даже денег не нашлось на достойного коня и справное оружие, чтобы ты мог стоять в одном строю с настоящими рыцарями! Вот ты пешим и волочишься по полям сражений и подбираешь за нами объедки! Да ты даже не знаешь толком, от кого твоя мать тебя родила! Может, ты отродье больного ишака?!
– Да кто бы говорил! Ты на себя-то посмотри! На кого ты теперь похож?! И это образ достойного рыцаря?! Да на тебе одни лохмотья, как на нищей побирушке! Вот ты-то уж точно родственник козла! Даже рожа твоя больше на козлиную похожа! – громко рассмеялся кнехт, оставшись доволен своей остротой.
– Всё! Хватит здесь базарной склоки! Вы находитесь в рыцарском замке и обязаны вести себя подобающе! – зло прорычал фон Плеттенберг, и во дворе замка мгновенно установилась звенящая тишина. Он повернулся к гонцу. – Я принял решение не лишать тебя рыцарского звания за этот проступок и предать суду наивысшей справедливости как оступившегося рыцаря. Твоя судьба теперь в руках нашего Господа, и пусть он распорядится ею по своей воле. Это будет справедливо, не так ли, братья мои?!
Одобрительный гул прокатился по внутреннему двору замка, и рыцари в знак солидарности с решением великого магистра стали стучать короткими мечами по щитам, а кнехты – древками копий по брусчатке.
– Вижу, братья мои, что вы приняли и одобрили моё решение, и да будет на то воля Бога. Итак, сегодня гонец сойдётся в честном поединке с ландскнехтом по кличке Пересмешник, и пусть Господь решит, кто из них двоих останется в живых. Если победит гонец – это подтвердит справедливость его слов. А если победу одержит Пересмешник, значит, он более достоин звания рыцаря и займёт место погибшего противника. Полагаю, что это тоже справедливо, ибо количество рыцарей в нашем ордене останется прежним. В качестве награды я обещаю подарить ему коня.
Снова раздались одобрительные возгласы, особенно в рядах кнехтов. Гонец поднял голову и в первый раз за всё это время взглянул в тёмные, как безлунная ночь, глаза магистра. Они ничего не выражали, но глава ордена был явно доволен своим решением и смотрел на него пренебрежительно, как на обречённую на заклание жертву.