— О Буало, наш самый желанный племянник! Проходи скорее в комнату, мы устали тебя ждать. Как ты доехал?
— Прекрасно, дорогие мои тетушка и дядюшка, — вышагивая по толстой ковровой дорожке к столу, постарался скорым ответом прекратить поток вопросов мужчина. — Как только русские полки покинули нашу страну, так сразу на дорогах Франции наступили тишина и спокойствие. Разбойничьи отряды куда–то исчезли как по команде.
Он поцеловал руку облобызавшей его в щеки и в лоб тетушке, затем обнялся с сияющим орденами, вышедшим из–за стола дядей. Отметил про себя, что носящий звание пэра Франции солидный родственник по прежнему полон сил и энергии.
— Я с тобой почти согласен, Буало, беременных женщин у нас и правда стало заметно меньше, хотя ограбить могут и сейчас. Тем более, что на страну надвигаются события, по значимости не уступающие тому жестокому времени, — засмеялся хозяин кабинета, он звякнул драгоценным металлом орденов и с откровенным восхищением отступил чуть назад. — Как ты возмужал! Кажется совсем недавно ты бегал под этим вот столом в клетчатых панталонах и с мягкими кудряшками по плечам, а сейчас при родовой шпаге гвардеец его величества короля Франции, несмотря на то, что на дворе господствует Вторая республика. Но вряд ли этот строй продержится долго, — с усмешкой добавил он. — Скоро он должен уступить место императорскому правлению. Об этом говорит все, в том числе волнения народных масс, недовольных порядками.
— Мне тоже кажется, что Франция до республики еще не созрела, — машинально трогая отмеченный именной надписью серебряный эфес, с улыбкой развел руками в стороны мужчина. — Время, дядюшка, оно бежит неумолимо. Спасибо Иисусу Христу и деве Марии, что оно пощадило вас, моих бессменных благодетелей, вы оба по прежнему хорошо выглядите.
— Ну что ты, Буало, мы все чаще просматриваем счета похоронного бюро, — отмахнулась старуха. — Не все же накопленное забирать с собой в могилу, надо хоть что–то оставить и своему потомству,
— Разве похоронные услуги так сильно подорожали? — расхохотался племянник. — Тетушка, я желаю вам прожить до ста лет и еще один год для того, чтобы успеть осмыслить прожитое.
— Прекрасное пожелание, — почмокал полными губами дядя. — Я бы тоже при случае не отказался его услышать.
— А я подарил тост вам обоим, дорогие мои родственники, я просто не мыслю вас одного без другого.
— Спасибо, наш милый племянник, мы этого не забудем.
Когда волнение встречи осталось позади и тетушка захлопнула за собой массивную дверь, дядя указал на старинный диван возле стены и пригласил родственника устраиваться на нем поудобнее. Он редко изменял привычке работать в кабинете в плотном турецком халате с широкими отворотами и в глубоких мягких тапочках, надвинутых на желтые шелковые чулки на ногах. Но сейчас выше среднего роста худощавый и седой мужчина был облачен в мундир государственного служащего с позументами по воротнику и обшлагам, с золотыми эполетами с кистями на плечах. Весь его облик говорил о том, что носящий титул герцога импозантный мужчина занимает высокий пост мэра небольшого до поражения императора Наполеона, но потом здорово расстроившегося и процветающего, французского городка. Седые бакенбарды обрамляли правильное лицо, изборожденное мужественными морщинами, они почти соединялись с аккуратно подстриженными усами, вознося обладателя благородного образа в ранг или отважного полководца, добывшего для своей страны немало побед на полях сражений, или крупного государственного деятеля, сломавшего не одну шпагу в дипломатических поединках. Из–под штанин выглядывали носки кожаных ботинок на высоких каблуках. Вообще, вся фигура дяди дышала силой и еще не утраченным азартом принадлежащего к «желтым перчаткам» вальяжного светского льва. Откинувшись на спинку дивана, он забросил ногу за ногу и повернулся к племяннику, присевшему рядом с ним:
— Хотя я месяца три назад встречался со своим братом и твоим отцом, все–же хочу услышать еще раз, теперь от тебя, что новенького произошло в вашей семье за это время? — со вниманием вглядываясь в собеседника, спросил он.
— Все по прежнему, дядя, отец служит в гвардейском кавалерийском полку, мать занимается благотворительностью среди солдатских вдов, сестра вместе со мной в Париже. Ты знаешь, что недавно она вышла замуж за одного из чиновников при министре иностранных дел, дворянина по рождению.
— Об этом мне рассказал твой отец, когда мы вместе с ним присутствовали во дворце Республики при получении им титула военного советника при маршале Нусингене. Он будет исполнять свои обязанности только в случае войны и во время заседаний руководства объединенными войсками. Выбор племянницы я одобряю тоже, — кивнул головой хозяин кабинета. — А чем в данный момент занимаешься ты? Кажется, как и твой отец, после Сорбонны ты мечтал о военной карьере, хотя после окончания этого престижного университета бывшие студенты уходят или в науку, или идут служить в правительство на благо Франции. Кстати, армейская карьера моему брату пользы принесла мало. Об этом говорит тот факт, что часть доставшегося ему от наших родителей наследства никак не приросла новыми доходными промыслами.
— Я?.. — похмыкал в усы молодой мужчина, пропустив мимо ушей явный упрек и в свою сторону тоже. Он повел голубыми глазами вокруг. — Я, дядя, себя пока не нашел, я еще в поиске своего места под солнцем.
— И все–таки, ты наметил для себя какие–нибудь жизненные приоритеты? — продолжал настаивать родственник.
— Я посчитал, что с этим спешить не стоит, как, между прочим, с помолвкой, которую вы с тетей решили почему–то ускорить, — упрямо повторил племянник. — Я понимаю, что высокородную невесту, дочь виконта и министра юстиции, подыскали мне вы, и ничуть не сомневаюсь в ее уме и других положительных качествах. Но до тридцати пяти лет я человек свободный.
— Ты правильно заметил, мой друг, что отец твоей невесты многоопытный государственный муж, он является депутатом Конвента, — решился не отступать от своего замысла хозяин кабинета. — В революцию 1789 года, несмотря на свой юный возраст, он был вместе с теми, кто надел тогда красную шапку и отпустил бороду, помогая свергнуть ненавистную всем французам старшую династию Бурбонов. И это им удалось. Надо заметить, что будущий твой тесть, когда подрос, стал другом Дантона, того самого из городка Арси, который отстоит от нас в нескольких десятках лье, он был на одной ноге с Робеспьером и Мюратом. Хотя бонапартистом его вряд ли можно назвать, скорее, он так и остался радикалом с крепкими устоями в смышленой голове. Во всяком случае можно быть уверенным, что вы с Сильвией не будете обделены его вниманием.
— Спасибо за подробную информацию, но я далек от политики — роялисты, республиканцы, либералы, клуб Клиши, совет Пятисот. Революция, империя, реставрация, которая до сих пор еще не закончилась. И вряд ли когда закончится из–за пустых голов на вершине власти… Дядя, это не для меня, — непримиримо сдвинул брови кавалер.
— И все–таки, дорогой мой племянник, тебе придется интересоваться политикой, потому что в наследство тебе достанется не только имущество твоих предков, но и титул, обязывающий заняться государственными делами вплотную.
— Не уверен, что будет именно так. Мне еще в Сорбонне надоели нравоучения о руководителе индепендентов англичанине Кромвеле, я до сих пор помню разглагольствования о том, как он, будучи избранным в Долгий парламент, в 1648 году изгнал из него пресвитерианцев и повозгласил республику, — вконец вышел из себя родственник, добавил с сарказмом. — Потом революция из Англии, которую мы все так нежно любим, перекинулась в нашу страну, и, перевернув у нас все с ног на голову, она пошла гулять по России, где ее благополучно и скоро похоронили. Приношу искренние извинения, дядя, свое мнение я уже высказал.
На некоторое время в помещении наступила неловкая тишина, затем важный сановник почмокал сочными губами и раздумчиво сказал:
— Если говорить о Российской империи, то в отличие от европейцев народ этой страны до сих пор находится в литаргическом сне, оглушенный игом от татаро–монгольских орд, накрывшим его шесть столетий назад. Французам и другим нашим соседям здорово повезло, потому что Европу эти дикие орды зацепили только по касательной. Зато примерно за тысячу лет до Чингисхана с его племянником Батыем нас завоевали римские цезари с когортами своих легионеров. Но в отличие от татаро — монголов, принесших в Россию азиатскую тьму и бескультурье, Римская империя даровала нам демократию. И в этом заключается весьма существенная разница, — он сложил руки перед собой и добавил. — Ну что же, дорогой мой Буало, каждый волен распоряжаться своей судьбой по своему усмотрению.
Стало слышно, как хозяин кабинета усердно засопел, пытаясь осмыслить полученную от племянника информацию, о которой частично знал от родного брата. Он не переживал за Буало, уверенный в его способностях, он сам занялся общественно–полезным трудом, а потом и государственными делами, весьма поздно, до зрелого возраста находясь на обеспечении родителей, качавших средства с крепкого родового имения, состоявшего из нескольких небольших деревень. И сейчас он искал лишь повод, чтобы заинтересовать молодого повесу, оторвав того от бесцельного время препровождения. Судя по изредка появлявшейся на его губах хитроватой улыбке, можно было предположить и более интересное, похожее на сговор между ним и братом в отношении кавалера, вошедшего в пору зрелости, и касающееся его дальнейшей судьбы. Но тогда вызов из Парижа на якобы закрепление помолвки, объявленной много лет назад между потомком галльских рыцарей Огня и Меча, наследника древнего дворянского рода Ростиньяк герцога Буало и принцессой голубых кровей прекрасной мадемуазель Сильвией д, Эстель, имевшей родственные узы с коронованными особами Европы, приобретал совершенно другой оттенок. Тогда все становилось на привычные места, потому что было в духе принципов всей семьи.
Меж тем, племянник продолжал внимательно осматривать кабинет своего родственника, в котором не был несколько лет. Все здесь оставалось по прежнему, если не считать обюссонского ковра, разместившегося на стене позади дядиного кресла и того, что картин русских мастеров живописи заметно добавилось. Как впрочем и творений других великих художников, в том числе из эпохи средневековья, давшей миру самое большое число гениев. Рафаэль, Рембрандт, Джотто, Франческа, Боттичелли. И вдруг в одном ряду с небожителями объявился какой–то русский Иванов с картиной «Аполлон, Гиацинт и Кипарис», другой Иванов, написавший «Подвиг молодого киевлянина», неведомый Васильев с рыцарем в русских доспехах, намалеванным сочными красками, неизвестный никому Кузнецов с зеленой на полотне опушкой в березовом лесу, на которой заигрались дети с полными лукошками грибов. Отточенное письмо одних разительно отличалось от так называемой живописи других, их даже сравнивать не имело смысла. И все–таки у последних — у русских — на полотнах больше ощущалось правдивой жизненности. У кого дядюшка умудрился выторговать эти картины, спрашивать не имело смысла — он бы все равно не проговорился — но они появились в просторном кабинете и привнесли с собой некую толику светлого образного бытия. Видимо долгое присутствие в стране представителей русской нации наложило отпечаток и на галльский характер истинного француза, патриота своей родины, каковым всегда считал себя дядя, сумевший по служебной лестнице добраться от командира эскадрона уланов до титула коннетабля и затем до мэра опрятного городка в довольно самостоятельном округе Витри–ле–Франсуа.
Тем временем хозяин кабинета тоже рассеянным взглядом скользил по помещению не замечая, что все чаще задерживает внимание на коллекции из драгоценных металлов, занимавшей один из углов. Наконец зрачки его приковались к той из ячеек под толстым стеклом, в которой покоились сокровища, когда–то выкупленные у странной на первый взгляд девушки. В глазах появился смысл, дядя вспомнил, о чем следует вести разговор с племянником дальше. Он вскинул голову и развернулся к собеседнику, задумавшемуся о чем–то своем:
— Я хочу у тебя спросить, Буало, ты помнишь что–нибудь из своего детства?
— Если ты имеешь ввиду мои приезды сюда, то конечно, мне всегда было у вас хорошо и картины из прошлого до сих пор стоят у меня перед глазами, — встрепенулся племянник. — Признаюсь, вы относились ко мне лучше, нежели мои домашние.
— Характер своего брата я знаю прекрасно, — усмехнулся в усы хозяин кабинета. — Но разговор пойдет не об этом, покопайся в памяти и верни к жизни сцену, когда ты, когда тебе было лет пять–шесть, вбежал в кабинет и увидел сидящую напротив меня молодую красивую женщину, предложившую выкупить у нее несколько драгоценных вещей. Среди них оказались раритеты, принадлежащие высшему духовенству Франции, в частности цепь с медальоном. Помнится, у вас еще произошел коротенький диалог по поводу того, что воровать нехорошо и ты, как настоящий патриот своей родины, встал на защиту кардинальских знаков отличия.
— Кажется, я начинаю припоминать тот давний случай, — наморщил высокий лоб племянник. — Вскоре после ухода женщины ты еще обратил мое внимание на то, что она является нашей дальней родственницей, и если бы не это обстоятельство, ты позвал бы жандармов.
— Именно так и было. Тогда ты был белокурым мальчиком в шортиках и в ботиночках с бантиками, а под подбородком у тебя был повязан шейный платок, заодно исполнявший роль слюнявчика, — ностальгически прищурился хозяин кабинета. — Да, время неумолимо, оно летит вне зависимости от наших желаний и остановливать его бесполезное занятие.
— А что сталось с кардинальской цепью, дядя? Та женщина исчезла с ней навсегда? — прервал его воспоминания молодой мужчина. — И почему ты тогда не выкупил ее, если она представляла из себя раритет государственной важности?
— Ты прав, мой дорогой племянник, эта реликвия была одним из символов могущества Франции и я до сих пор не могу простить себе то, что посмел упустить шанс вернуть ее в церковное лоно под началом их высокопреосвященств. Разговоры о национальном достоянии до сих пор тревожат умы высшего руководства страны, — провел пальцами по седым вискам импозантный вельможа. — После ухода мадемуазель Софи — а это была именно она, дочь наших обнищавших родственников из семьи д, Люссон — я немедленно собрал конный отряд солдат под командой скандинава, служившего тогда в нашей гвардии, и выслал его в погоню за нею и ее спутником. Ведь девушка пришла не одна, я успел заметить, как она выбежала во двор и бросилась в объятия русского казака, поджидавшего ее. Отряд под руководством наемного офицера шел за ними по пятам до самой границы с Германией. Надо сказать, что мы сразу заявили о пропаже государственных реликвий в канцелярию русского царя, и Александр Первый дал указание о введении тотальных проверок на всех дорогах, вплоть до города Москвы, второй столицы наших победителей. Военная жандармерия русских вместе с французским отрядом едва не настигла беглецов уже на территории германских земель. Но там произошло непредвиденное, по непонятным причинам немцы встали на защиту грабителей, они пропустили их вглубь своей страны и Софи с казаком вскоре затерялись, ускакав в неизвестном направлении.
— А почему ты решил, что это была именно Софи д, Люссон? — задал вопрос племянник, внимательно слушавший рассказ дяди. — Я помню ту девушку, она была очень красивая, но одежда на ней ничем не отличалась от платья простолюдинок.
— На ее левой руке был перстень с крупным драгоценным камнем, а на шее золотая цепочка с фамильным медальоном, — дядя вытащил из кармана платок и провел им по лицу. — Когда Софи предлагала мне выкупить драгоценности, то не заметила, как при очередном наклоне за свертками с сокровищами медальон с изображением святого Дионисия, покровителя Парижа и талисмана всей семьи д, Люссон, выскочил у нее из–под ворота платья. Тогда она машинально запихнула его обратно. Я попытался разговорить ее на тему родства, но девушка предпочла не признаваться.
— Странно, откуда у этой Софи появились подобные сокровища, не могла же она вместе с русским казаком ограбить королевскую резиденцию.
— Вряд ли это было бы возможно, к тому же мадемуазель пребывала еще в детском возрасте, когда цепь с шеи кардинала, казненного вместе с королем Людовиком Шестнадцатым революционно настроенной толпой, исчезла из сокровищницы в Лувре. Скорее всего, казак каким–то образом умудрился добыть раритеты, а потом уговорил Софи стать его женой или любовницей. Мы еще вернемся к этой теме, но пока дело в другом, — хозяин кабинета засунул шелковый платок в карман и вновь развернулся к собеседнику. — Через несколько лет я попытался повторить попытку найти кардинальскую цепь с массивным медальоном на ней. Я исходил из того, что беглецы продали мне не все драгоценности, по всему было видно, что цены им они не знали, значит, должны были искать новых покупателей. К тому времени мои сведения пополнились подвигами казака, который не случайно вертелся возле нашей родственницы, о чем я сейчас и расскажу. Дело в том, что Софи была официально обручена с ним, представь себе, монархами обеих стран — королем Франции и императором России.