– Упаси господи! Все делал он, Панайотис, я же говорю вам, Алекс. Он золотой человек: сам все составил и подал по своим каналам! Более того, он даже подсказал способ, чтобы ускорить процедуру! – обмакивая креветку в чесночный соус, заявил Джеймс.
– Неужели? И что же это за способ? – прищурившись, поинтересовался Алекс. – Вдруг мне тоже захочется заняться археологией на Наксосе, а предупрежден – значит вооружен!
– О, это оказалось очень просто. Запрос должен идти от компании, зарегистрированной на территории Греции. Другими словами, местным они верят больше. Панайотис нашел местную компанию, которая и подала заявку. И дело резко ускорилось! Нам дали разрешение всего через две недели, правда, я его даже не читал, оно у Панайотиса. Вы не представляете себе, Алекс, как я ненавижу бюрократические процедуры! Слава Богу, теперь я от них избавлен и могу сосредоточиться на исследованиях и диссертации.
Безмятежно улыбаясь, Джеймс снова занялся блюдом с морепродуктами, обратив свое внимание на кальмаров. Лили уже давно поняла, что Смолев не просто так задает вопросы, и ждала развязки. И развязка не заставила себя ждать.
– Так, ясно, – кивнул Алекс. – А теперь давайте разбираться, Джеймс. И с самого начала. Вы самостоятельно обнаружили древнеримский затонувший корабль с грузом в целости и сохранности. Одно это, само по себе, уже знаковое событие в международной археологии. Вы полностью профинансировали эти поиски из своей премии имени Сетона Ллойда и научных грантов и продолжаете оплачивать водолазные работы и сейчас. Очевидно, что это несколько десятков тысяч фунтов стерлингов. При этом, разрешение на проведение работ, как вы говорите, получено на другое юридическое лицо, зарегистрированное на Наксосе и предложенное вам вашим коллегой Феодоракисом. И вы понятия не имеете, что за люди за этим стоят. Он же полностью распоряжается ходом работ, которые ведутся за ваш счет. И таким образом, при удачном стечении обстоятельств, вся слава археолога достанется ему, а миллионы евро – официальная премия кладоискателя в размере четверти стоимости клада от лица Греческой республики – тому юридическому лицу, которое вы даже не знаете. Да и зачем вам: ведь вы так ненавидите бюрократические процедуры! И разрешение от Министерства культуры вы не читали по той же причине, этим занимается Панайотис. А когда амфоры извлекут из воды – за ваш счет, друг мой, – вы, в лучшем случае, если вам позволят, сможете ознакомиться с находками, описать их и сфотографировать. И то сказать, сомневаюсь, что вас вообще к ним подпустят. Ведь все, что вам нужно – это диссертация. Я все правильно изложил? Поправьте меня, если я где-то ошибся. Я ничего не имею против чистой науки и филантропии, если вы это делаете сознательно.
– П-подождите, Алекс, – внезапно начал заикаться Джеймс Бэрроу, роняя кусок кальмара с вилки прямо на скатерть. – Ч-черт меня возьми! Когда вы это ТАК говорите, то я выгляжу полным идиотом и тупицей… И о каких миллионах евро идет речь, – ради всего святого, ничего не понимаю!
Он растерянно и беспомощно поглядел на Лили, ища у нее поддержки.
– Ты идиот, милый! – та покачала головой и нежно погладила мужа по щеке. – Но я все равно люблю тебя. Что же нам теперь делать, Алекс?
Часть вторая
Там разведен был и сад виноградный богатый, и гроздья
Частью на солнечном месте лежали, сушимые зноем,
Частью же – ждали, чтоб срезал их с лоз виноградарь, иные
Были давимы в чанах, а другие – цвели, иль осыпав
Цвет, созревали и полнились медленно соком янтарным.
Очередное чудесное утро на острове началось для Алекса с телефонного звонка из Афин.
Он по привычке сидел в удобном плетеном кресле на балконе своего номера с прекрасным видом на бухту Наксоса. Это была новая привычка, что он приобрел за последний месяц: проснуться как можно раньше, когда солнце только озаряет своим светом линию горизонта, принять холодный душ, растереться махровым полотенцем, накинуть халат и сесть в утренней прохладе в полюбившееся ему кресло, наблюдая, как от встающего солнца на востоке протягивается ослепительная дорожка прямо к его балкону. И эта привычка ему нравилась.
Ему вообще все здесь нравилось, и с каждым днем все больше и больше.
Слушать шелест волн, крики чаек в марине и наблюдать за возвращением рыбаков с ночной ловли. Это были прекрасные два часа перед завтраком, проспать их было бы преступлением. А завтрак? Это был тот редкий случай, когда наслаждение не уступало предвкушению. Алекс очень ценил это время: он успевал передумать о многих вещах, вспомнить то, что хотелось вспомнить, систематизировать и разложить по полочкам у себя в голове впечатления предыдущего дня, пока солнце медленно поднималось над горизонтом и будило остров.
Раздалась трель телефонного звонка. Оказалось, что полковник Виктор Манн – тоже ранняя пташка.
– Правильно ты им все сказал. Пусть он пока возьмет паузу на пару дней. Придумает что-нибудь. Мол, проблемы с банком – как вариант. Сейчас с банками Греции черт знает что творится. Я завтра отправлю к вам пару своих агентов, они возьмут процесс под наблюдение. А вообще, голову надо включать! – назидательно проговорил в трубку заместитель главы Бюро Интерпола. – Чистой науки он захотел! Тоже мне – мечтатель! Это где ж в наше-то время ты найдешь такую роскошь? Все на себя одеяло тянут, что-то выжучивают, выкручивают, отгрызают. Измельчали эллины, всяк свою выгоду блюдет. Кстати, недавно повязали двух местных бедолаг, пытались на черном рынке толкнуть один артефакт – статуэтку эпохи неолита, что они откопали в пещере одной на Пелопоннесе. Слышал историю? Нет? А вот послушай. Вся фигурка – сантиметров тридцать. Штука редкая, ей около восьми тысяч лет. Так они ее оценили в два миллиона евро, по миллиону, значит, на каждого – уж на что хватило фантазии, и пытались сбыть перекупщикам. Ну и продали… Агентам Интерпола, работавшим под прикрытием. Сам понимаешь, статуэтку – в музей, а этим идиотам местный Верховный суд впаял по двадцать лет. Очень громкое было дело. Сейчас с этим в Греции жестко!
– Однако, – удивился Алекс. – За одну статуэтку по двадцать лет?
– Ну да. Они ж ее пытались за бугор сплавить, вроде как богатому китайскому коллекционеру. Им еще за попытку вывоза национального достояния показательно накинули, чтоб остальной народ не расслаблялся. Может, если бы они пытались сбыть в Евросоюз – еще полбеды, а тут – китайскому! – невесело хохотнул Манн. – Судьям сразу за Евросоюз стало обидно. Но это дилетанты. А в твоем случае я не исключаю, что работают профи. Они и законы лучше знают, и шифруются лучше: грамотно пользуются подставными компаниями, да порой так грамотно, что и за хвост не ухватишь! Дай мне время до завтрашнего утра: я твоим Панайотисом Феодоракисом пристально займусь. Пробьем, что за конфликт у него был в Салониках. И, может, еще какие скелеты у него в шкафу. Какие у тебя планы?
– Поеду по местным виноделам с Димитросом Аманатидисом. Уже неделю собирались, но то одно, то другое.
– Да, жизнь у вас там бурлит. Кто бы мог предположить… Кстати, ты в местном археологическом музее был? – неожиданно поинтересовался полковник.
– Ну да, вместе с четой Бэрроу и зашли несколько дней назад. Вид у него, знаешь, мрачноватый. Снаружи – как тюрьма или армейская казарма. А внутри – скромненько так, но есть что посмотреть.
– Ну да, ну да. «Бедненько, но чистенько», – вспомнил полковник Манн старую шутку про нового русского и Эрмитаж. – Ты вот что, Саша, вернешься с виноградников, сходи туда еще раз.
– Да ради бога, – удивился Смолев. – А что именно тебя интересует? Какая-то часть экспозиции?
– Вот экспозиция меня совсем не интересует, с ней эксперты чуть позже будут разбираться. А интересует само здание. Это старое здание когда-то принадлежало иезуитам, ты в курсе? Они его построили в семнадцатом веке. А это был тот еще орден! Впрочем, почему, собственно, был? Он и сейчас есть. Я тебе сегодня перешлю по электронной почте планы здания в разных версиях: начала двадцатого века и семидесятых годов. Понимаешь, в чем тонкость: на старых планах есть подвалы и катакомбы под зданием, а на условно «новых», когда здание передали под музей – их как корова языком слизнула; пара подсобок, хозблок, – и все! А когда стали разбираться, кто планы в семидесятых верстал – оказалось, что одна проектная контора, зарегистрированная в Афинах. Выяснилось, что ее владелец в тысяча девятьсот семьдесят четвертом – сейчас очень известный человек в римской курии. Кардинал, ни больше, ни меньше. Тогда он еще не был кардиналом, но уже был иезуитом.
– А чего ты вдруг заинтересовался старым музеем и его планами? И что мешает Интерполу осмотреть все на месте?
– Коллеги из департамента контроля за древностями попросили помочь кое в чем разобраться. Сейчас после этого нашумевшего процесса шорох пошел по всем службам. Ну, это как у нас в России-матушке, ты же помнишь, пока гром не грянет – мужик не перекрестится. За все музеи взялись, комплексные проверки идут. А по археологическому на Наксосе путаница полная. То у них не хватает чего-то, то наоборот, какие-то излишки. С отчетностью бардак, причем, я думаю, что сознательный. Старый директор музея умер полгода назад, место до сих пор вакантно. А тут еще выясняется, что главный смотритель у вас такой загадочный. А официально осматривать – вдруг кого вспугнем? Больше потеряем.
– Понятно. Так что с подвалами? Хочешь, чтобы я осмотрел? Кто меня пустит без ордера?
– С ордером, капитан, любой дурак зайдет. А ты без ордера сходи, покрути носом. Мне тебя учить – только портить! – весело рассмеялся полковник Интерпола. – А вообще, может быть, восстановиться тебе на службе? Не жалеешь, что ушел из разведки? А то – давай к нам! Я похлопочу. Ведомство, конечно, другое, но свои преимущества есть.
– Нет, спасибо. Я пятнадцать лет в запасе. Как выражался покойный месье Мартен: «Это, знаете ли, затягивает!». А потом, сам говоришь, у вас там бардак и сплошная толерантность. Попадется начальник нетрадиционной ориентации – куда бежать: топиться или стреляться? Ты же знаешь, «стерпится – слюбится» – не мой случай, – отшутился Алекс.
Друзья посмеялись и отложили разговор до следующего утра.
Завтрак, как всегда, был великолепен.
Сегодня Ирини с Марией предложили гостям «традиционный кикладский завтрак», объединивший в себе кухню нескольких островов.
Алекс немного задержался из-за телефонного разговора, поэтому, когда он поднялся на верхнюю террасу к ресторану – там уже царило радостное оживление.
Джеймс и Лили радостно помахали ему, при этом у Джеймса в каждой руке было по бутерброду.
Итальянское семейство шумно завтракало в дальнем углу террасы; видимо, Фабрицио снова в чем-то провинился. Он то и дело срывался с места и приносил супруге, что сидела с высоко поднятой головой, то еще чашечку кофе, то тарелку со сластями.
Еще пара столиков была занята гостями, приехавшими накануне. Алекс их не знал.
Луиджи и Лука уже позавтракали и покинули ресторан – за их столом все тарелки и блюда были девственно чисты.
Пожилая греческая чета завтракала неторопливо, но обстоятельно и размеренно, подходя к этому важному делу со всей ответственностью.
Мария, выглянув из кухни, послала Смолеву воздушный поцелуй и показала ему рукой на столик, где его уже поджидал ее муж.
– Алекс, кали мера! – весело поприветствовал друга Димитрос, наливая Алексу дымящийся кофе и пододвигая серебряный молочник в форме коровы. – Ну что, едем? Спанидисы нас ждут, да и еще в пару винных хозяйств заедем.
– Безусловно, я готов! – подтвердил Смолев, усаживаясь и беспомощно глядя на стол, пытаясь сориентироваться в многообразии блюд с кушаньями.
Глаза у него разбегались. Сегодня опять кухня не повторилась.
– Димитрос, выручайте меня!
– Отлично, тогда надо плотно позавтракать, нас ждет длинный и трудный день! – весело потер руки молодой грек. – Это типичный кикладский завтрак, скажем так, микс лучшего из островной кухни. Смотрите, это традиционные хлебные палочки, булочки и различная выпечка. Они свежие, только испекли. К ним местное сливочное масло и островной апельсиновый джем. – Димитрос пододвинул к Алексу две круглые глиняные плошки. – Вот здесь йогурт и кислое молоко. В тех блюдцах тимьяновый мед, кунжутная паста тахини. Вот это попробуйте обязательно – это местное традиционное варенье, потом скажете, из чего. – Димитрос весело подмигнул. – На этом блюде очень вкусные слоеные пироги с сыром и зеленью, это – хорта из Андроса.
– А здесь? – поинтересовался Алекс. – Таких сыров я еще не видел.
– Это копанисти из Миконоса, очень пряный аромат и слегка перченый привкус; местную гравьеру вы пробовали, а вот новый твердый сыр Сан-Михалис. Он из Сироса, вот он лежит, рядом с манурой из Сифноса, – продолжал перечислять без устали сын хозяйки. – У последнего интересный винный вкус. А вот здесь и мягкие сыры, к ним оливки и томаты.
– Все местное? – уже зная ответ, уточнил Смолев.
– Именно! – кивнул грек. – Так, пойдем дальше! Луза из Миконоса и местный ямбон – сушеная и вяленая свинина. Это фруталия из Андроса: традиционный омлет с копченой колбасой и капелькой аниса. А это сладкая тарелка: лукумия, кунжутные палочки, воздушное миндальное печенье амигдалота из Миконоса, мелитини из Санторини – внутри сливочная мизитра.
– А это что за кастрюльки? – поинтересовался Смолев, указывая на стоявшую рядом со столом тележку, уставленную посудой.
– Это традиционные каши на молоке с корицей, сладкие и пресные, суп из лущеного зеленого горошка. Ну и местные фрукты: виноград, гранаты, сливы и инжир, – пояснил Димитрос.
Смолев какое-то время растерянно блуждал взглядом по столу, не зная, с чего начать.
– Начните с выпечки, островитяне всегда так делают! Приятного аппетита! – добродушно рассмеялся грек, видя выражение лица Смолева, пододвинул к себе миску с йогуртом, добавил в него мед, окунул хлебную палочку и с довольным видом ей захрустел, лукаво посматривая на будущего хозяина виллы.
– С ума можно сойти! Я, конечно, постараюсь попробовать все, что смогу… А почему трудный день, Димитрос? Я рассчитывал насладиться поездкой по острову, – заметил Алекс, щедро намазывая сливочным маслом и апельсиновым джемом еще теплый хлеб с хрустящей корочкой. Он взял в одну руку бутерброд, в другую – чашку ароматного кофе с молоком и вопросительно посмотрел на грека. – Что такого трудного нас ждет?
– Виноделы, – пожав плечами, лаконично пояснил Димитрос. – Нам придется собраться с духом и выдержать натиск островного гостеприимства. Мы начнем с хозяйства Спанидисов, потом доедем до нашего виноградника. Так сказать, на свежую голову! Посмотрим ближайшие земельные участки. А потом уже – в два винных хозяйства. Больше нам за день не осилить, поверьте моему опыту.
Алекс очень старался, но попробовать все, что стояло на столе, было не в его силах.
Уже заканчивая завтрак, Димитрос придвинул к нему настойчивым жестом блюдечко с тем самым загадочным вареньем и что-то крикнул в сторону кухни.
– Это называется по-гречески «глико ту куталью», что дословно переводится как «сладость в ложке», – пояснил грек, хитро улыбаясь. – Попробуйте, Алекс! Скажу честно: мы поспорили с Марией, узнаете ли вы все ингредиенты. На каждом острове его варят по-своему: из лимонов и апельсинов, инжира и клубники, вишни и черешни. Даже из арбуза, бергамота и грейпфрута. Сотни рецептов и тысячи вариаций. Что вы скажете? Только сосредоточьтесь, Алекс, имейте в виду, я поставил на вас!
Мария и Ирини вышли из кухни и подошли к их столику, широко и загадочно улыбаясь. Ирини качнула головой и что-то произнесла по-гречески, ласково похлопав Алекса по плечу.
– Мама говорит, откуда вам знать, что здесь: ведь это – рецепт варенья, которое варит жена своему мужу на греческих островах, чтобы он ее крепче любил, – перевел Димитрос и добавил, рассмеявшись: – Похоже, в недрах нашей кухни против вашего одиночества зреет заговор, Алекс. Я краем уха слышал, как они составляли список самых красивых невест острова! Если что, бегите, я вас прикрою. Но сначала – попробуйте варенье!
Алекс хмыкнул, пожал плечами. Попробуем, чем они хотят меня удивить! Он зачерпнул небольшую ложечку буровато-красного джема и отправил себе в рот.
Смолев закрыл глаза и попытался отрешиться от всего, разогнать все мысли, сосредоточив все свои чувства на капельке сладкой массы, что лежала у него на языке, постепенно тая и растворяясь. Первое восприятие – всегда самое верное, он это знал. Главное, не перебить его и успеть уловить.