Вскоре решать эту задачу научились все обезьяны. Но каждая по-своему.
Коко, разумеется, был в своем репертуаре. Если с площадки доносились вопли, визг и грохот, можно было безошибочно решить — работает он.
Чика — отличная спортсменка больше надеялась на свою ловкость. Подтащит под бананы ящик, потом на него, на самое ребро, установит палку, и по ней пытается добраться до лакомства. Толку мало — синяков хоть отбавляй.
Зато терпеливости и тщательности Грандэ можно было подивиться. Один раз она девять часов не уходила с площадки. Переставляла ящики. Все выбирала самую устойчивую конструкцию пирамиды. Устойчивую, разумеется, с ее точки зрения. Потому что самый искусный и отчаянный акробат не рискнул бы стать на то сооружение, которое она в конце концов воздвигла.
Когда работала одна обезьяна, остальные садились в кружок и «болели» за приятеля. Особенно Султан. У него прямо-таки руки чесались, когда Грандэ неторопливо громоздила ящики. Он пританцовывал на месте, ахал, охал, ухал и все пытался что-то сделать.
Терцера и Консул в работу других обезьян не вмешивались никогда. Строить пирамиду они не умели, а потому до поры до времени сидели в сторонке и терпеливо ждали.
Проходил час, другой... Они ждали. Третий... Почесываясь и позевывая, они наблюдали за своим трудолюбивым сородичем. Наконец волнующая минута: установлен последний ящик. И когда усталый, но довольный работяга взбирается на пирамиду и уже протягивает руку к столь тяжело заработанной награде, площадку оглашает воинственный клич. Это бросаются в атаку Терцера и Консул. Да-а. Созидать они не умеют, но разрушать... В несколько минут ящичное сооружение разметено в стороны. В грохоте падающей пирамиды тонут вопли и тяжелое дыхание дерущихся обезьян. Клубы пыли поднимаются над местом баталии. А вверху мирно покачивается нетронутая связка бананов.
Все эти милые проделки обезьяньей братии заставляли исследователей хохотать порою до слез. Тем не менее ничто не ускользало от их взгляда, и все поведение обезьян тщательно протоколировалось. Результаты наблюдений и их интерпретация были изложены в работе В. Келлера «Интеллект человекообразных обезьян».
Работа эта вызвала много споров. Крупнейшие ученые сдержанно отнеслись к выводам Келлера и предложенной им интерпретации поведения шимпанзе. Его не без основания критиковали за субъективизм при оценке результатов наблюдения, «очеловечивание» мотивов поведения обезьян, за слабую документацию и неубедительную аргументацию выводов исследования.
Наука о поведении обезьян, как и любая другая наука, прошла сложный путь развития. Ее история знает немало интересных открытий, но также ошибок и заблуждений. На арене ее не раз шло острое столкновение противоречивых идей, гипотез, точек зрения. И как всегда, борьба противоречий служила мощным стимулом дальнейшего развития этой области знаний. Теперь можно уверенно сказать, что каждое исследование сыграло свою роль в медленном и неуклонном продвижении человека к пониманию такого сложного явления, как поведение человекообразных обезьян.
Уже на основании всего предшествующего рассказа можно заключить, что исследование поведения обезьян от начала начал и идет по нескольким направлениям. Такие исследователи, как Ниссен, Карпентер, Хариссон, Шаллер, Гудолл и многие другие выбрали метод наблюдения животных в естественных условиях их обитания. Работы отечественных исследователей Н. Н. Ладыгиной-Котс, Г. З. Рогинского и их зарубежных коллег — Келлера, супругов Йеркс, супругов Хейс и других — тяготеют к анализу поведения антропоидов с позиций зоопсихологии. Чрезвычайно важный вклад в развитие проблемы внесли физиологи. И в первую очередь, работы И. П. Павлова и его школы. Широко известна вышедшая в свет в 1948 году работа ученика И. П. Павлова Э. Г. Вацуро «Исследование высшей нервной деятельности антропоида (шимпанзе)», в которой автор предпринял попытку перевести сложное поведение животного на язык физиологии, рассмотреть поведение с точки зрения сложного переплетения условных и безусловных рефлексов. Из этой книги вошел во все хрестоматии рассказ об опыте с шимпанзе Рафаэлем на плоту.
У Рафаэля выработали цепь условных рефлексов: взять кружку с водой, открыть кран, налить в кружку воды и потушить огонь в спиртовой горелке, за которым лежало яблоко или конфета. Со всем этим багажом знаний Рафаэля погрузили однажды на плот, плавающий по колтушинскому озерцу, и предложили ему решить знакомую задачу — погасить спиртовку и добыть себе лакомство. Кружку положили в ящик здесь же на этом плоту. Рядом с ящиком положили шест. А на втором плоту поставили бак с водой, снабженный краном.
Как только Рафаэлю дали возможность действовать, он открыл ящик, достал кружку, перебросил жердь на другой плот, перебрался на него, налил в кружку воды и, вернувшись назад, залил огонь и достал приманку.
В следующий раз за огнем снова положили яблоко, но в бак не налили воды.
Горел огонь. За ним таилась лакомая добыча. Вокруг была вода, целый пруд воды. Но, приученный наливать ее только из бака, шимпанзе не сообразил зачерпнуть воду за бортом.
Этот опыт и теперь часто приводят в доказательство того, что у шимпанзе отсутствует мышление и им недоступны обобщения.
Однако исследования последних лет подводят к мысли, что описанный выше опыт не стоит оценивать однозначно. Во-первых, и среди шимпанзе есть более сообразительные и менее сообразительные. Во-вторых... Но лучше я приведу выдержку из книги Л. А. Фирсова «Поведение шимпанзе в природных условиях»: «Вспомним незадачливого шимпанзе Рафаэля... Степень беспомощности шимпанзе в указанной ситуации совершенно загадочна. Остается предположить, что сам метод выработки указанной системы (рефлексов.— Н. П.) с самого начала переключил каким-то образом внимание антропоида с наиболее существенного элемента ситуации (вода) на второстепенные (бак, кран, кружка и пр.) ».
На авторитетность этого заключения можно положиться. Л. А. Фирсов давно исследует сложные формы поведения антропоидов с учетом их физиологических механизмов. Им, в частности, накоплен большой, убедительно документированный экспериментальный материал, который свидетельствует о том, что шимпанзе способны устанавливать элементарные причинно-следственные связи и строить свое поведение, сообразуясь с ними.
Кстати, эту способность отмечал еще и И. П. Павлов.
Однажды он присутствовал на опыте, в котором шимпанзе Роза для того, чтобы достать подвешенные под потолком фрукты, соорудила под ними вышку. «Это условным рефлексом назвать нельзя,— комментировал опыт И. П. Павлов.— Это есть случай образования знания, уловления нормальной связи вещей».
Подтверждают этот вывод эксперименты, проведенные Л. А. Фирсовым во время экспедиции на «Обезьяний остров». Особенно один из них.
Представьте себе поляну, на которой установлено некое сооружение. Плексигласовый ящик, с плотно захлопывающейся дверцей. От дверцы идет длинная труба. Внутри ее — тяга, один конец которой прикреплен к дверце, другой — на выходе из трубы заканчивается ручкой. Дверцу ящика можно открыть, только потянув за ручку тяги.
В эксперименте в ящик с прозрачными стенками ставили стакан любимого обезьянами компота. И к сооружению подпускали шимпанзе. Как он поведет себя? Шимпанзе, по имени Тарас, действовал так. Первым делом, увидев компот, он устремился к ящику. Осмотрел его, ощупал и стал совать в щели дверцы соломинки. Ничего не добившись, он ушел с поляны, потом вернулся, и теперь уже его заинтересовала ручка на конце трубы. Потянул ее и увидел, как на другом конце приоткрылась заветная дверца. Бросив ручку, он ринулся туда. Дверка захлопнулась. Так... Тарас вернулся в исходную позицию. Снова потянул за ручку, снова ринулся к приоткрывшейся дверце и снова безрезультатно.
Как бы вы решили эту задачу? Уверена, что способ, который выбрал Тарас, отличался от вашего большей оригинальностью. Не получилось рукой? И он оттянул ручку цепкой ногой. Улегся на трубу и рукой дотянулся до лакомства.
Через год, во время очередной экспедиции Тарасу предложили вновь решить эту задачу. Но только теперь трубу, в которой была спрятана тяга, сделали намного длиннее. Тарас лишь мельком взглянул на прозрачный ящик со стаканом компота и сразу же направился к ручке. Через некоторое время он лежал на трубе, до отказа оттянув ручку ногой, но, увы, уже не доставая рукой до дверцы. Не прошло и минуты, как он убедился в том, что
старый способ не годен. Тогда он пошел на опушку леса, выломал хворостину подлиннее и вернулся к сооружению. А дальше? Оттягивая одной рукой ручку аппарата, он стал пытаться палкой достать компот. Случайно несколько раз захлопывающаяся дверца прищемляла конец палки. Обезьяна, видно, заметила это. Дальше все зависело от координации движений обеих рук.
Тарасу удалось совладать с ними. Он выждал момент и, когда дверца приоткрылась в очередной раз, быстро всунул в нее хворостину и отпустил тягу. Теперь ему оставалось только подбежать к ящику, просунуть пальцы в щель, окончательно открыть дверцу и получить заслуженную награду.
Л. А. Фирсов, комментируя этот опыт, обращает особое внимание на то, что, отправляясь за палкой, Тарас брал не первую попавшуюся. Он браковал одну, другую хворостину и выбрал в конце концов такую, которая годилась для дела и по длине, и по прочности. «Судя по тому, что отвергался неподходящий предмет вдали от установки, причем не было поворота головы в ее сторону,— пишет он,— остается думать, что шимпанзе уходил от аппарата не за любой палкой, а за палкой определенного размера, иначе говоря, он оперировал уже заготовленным планом». Впрочем, по мнению Л. А. Фирсова, вывод этот требует дополнительного экспериментального подтверждения.
Феномен Уошо
То, что не удалось супругам Хейс — вступить в разговор с шимпанзе,— сумели супруги Гарднеры.
В 1975 году в научных журналах промелькнуло сообщение, переведенное из американского журнала «Сайенс»: «Научные сотрудники Университета штата Невада (США) супруги Беатрис и Аллен Гарднеры разработали и применили новую методику в экспериментах по обучению шимпанзе языку жестов». А недавно на русский язык была переведена книга американского журналиста Юджина Линдена «Обезьяны, человек и язык». В ней автор более подробно рассказал о работах по воспитанию «говорящих обезьян и постарался со всех сторон рассмотреть так называемый «феномен Уошо».
Шимпанзенку по имени Уошо не было и года, когда начались первые занятия. Для обучения был выбран язык знаков и жестов, употребляющийся глухонемыми людьми в Северной Америке. В этом языке каждый особый жест, который делает рукой или двумя руками говорящий, соответствует определенному слову или понятию. Экспериментаторы обратились к нему не случайно. Жестикуляция — характерная особенность шимпанзе, и, кроме того, у них очень развита способность к подражанию. На это и был основной расчет.
Обучение шло так. Обезьяне показывали какой-то предмет или действие и здесь же сразу обозначали его на языке глухонемых. Например, показывали ключ, и тут же экспериментатор постукивал указательным пальцем одной руки о ладонь другой. Именно этим жестом обозначается на языке глухонемых ключ.
Первые занятия были безуспешны. Обезьяна смотрела на экспериментатора, на ключ, вертела ключ так и сяк, пробовала поточить об него зубы, но никак не могла взять в толк, что от нее требуется. До тех пор, пока однажды случайно — а может, и с помощью ученого — палец ее не коснулся ладони руки. В тот же момент обезьяна получила лакомство.
Снова и снова требовал от Уошо ученый выполнения этого жеста, по нескольку раз тщательно показывая его обезьяне, помогая ей и подкрепляя лаской и конфетой каждое правильное действие. В конце концов Уошо выучила этот жест. Теперь стоило ей увидеть ключ, она тотчас начинала неловко тыкать пальцем в ладонь.
Так же настойчиво, кропотливо обучали ее Гарднеры и другим жестам. И через некоторое время Уошо усвоила, что при виде цветка, например, надо приложить к носу сложенные щепоткой пальцы, а если вытянутые вперед руки повернуть ладонями кверху — ей откроют дверь.
— Что ж здесь особенного,— скажет искушенный читатель.— Просто у обезьяны выработали условные рефлексы на определенные жесты. Такие способности за животными известны давно.
И будет прав. Действительно, павловская школа исследования условных рефлексов давно подсказала подобные пути дрессировки и обучения разных животных.
Тогда в чем же новизна опытов Гарднеров и полученных ими данных?
Все дело в том, что Уошо неожиданно проявила замечательные способности к обобщению. Усвоив какой-нибудь жест, обозначавший при обучении вполне конкретное действие или один конкретный предмет, она стала самостоятельно применять этот символ в сходных ситуациях.
Вот примеры.
Один из первых жестов, которые усвоила обезьяна,— сложенные щепотью и прижатые к ноздре пальцы — означал «цветок». Этот жест обезьяна стала повторять при виде любого цветка, а не только того, на котором знак отрабатывался. Было и другое. В некоторых ситуациях шимпанзе придавала выученному знаку понятие «запах», по крайней мере, она каждый раз прикладывала щепотку пальцев к ноздре, когда входила на кухню.
Освоив жест «ключ», Уошо стала применять его, выпрашивая ключ у людей. Причем жестом этим она обозначала не только тот ключ, который ей показывали во время опыта, но любой, вплоть до ключа зажигания автомобиля. Она пользовалась нужным жестом даже тогда, когда ключа на виду не было, а был он, скажем, в кармане экспериментатора.
Жест «открывать» она проделывала каждый раз, когда просила открыть любую дверь — своего жилища, дверцу шкафа, ящик шкафа, дверцу аптечки. И даже когда ей потребовалось отвернуть тугой водопроводный кран, она прибегла к жесту «открыть».Но и это еще не все. Спустя год после начала учебы Уошо, как утверждают авторы эксперимента, стала связывать выученные знаки в некоторое подобие фразы. Этому ее никто специально не учил — просто, разговаривая между собой на языке жестов, учителя подали ей пример. Некоторые фразы шимпанзе подсмотрела у них и стала копировать. Но некоторые составила сама. «Сконструировала» из запаса знаков, которыми владела.
Уошо любила играть с Алленом. В неописуемый восторг она приходила, когда Аллен начинал щекотать ее. Однажды, подойдя к ученому, она заглянула ему в глаза, сложила руки в жест, означающий «дай», помедлила и вслед за этим изобразила жест «щекотка». «Пощекочи» — сигнализировала обезьяна человеку. Многие жесты, предложенные ей исследователями, Уошо «усовершенствовала», придав им большую, с ее точки зрения, «логику». Так, например, Гарднеры, обучая обезьяну знаку «холодильник», обозначали его сочетанием жестов «холод — ящик». Однако обезьяна предпочла обозначать его сочетанием «открывать — еда — питье».
Через три года, прошедшие от начала обучения, в «словаре» шимпанзе было уже 85 знаков. Среди них — «больше», «вверх», «идти», «внутри», «снаружи», «запах», «чисто», «грязно», «слушать», «собака», «кошка» и многие другие, которые она с большим или меньшим успехом соединяла в «фразы». К исходу четвертого года обучения «словарный запас» Уошо приближался к двумстам знакам-жестам. Попав после Гарднеров в другой эксперимент, Уошо пыталась объясняться на языке жестов со всеми, кто оказался с ней рядом — с людьми, сородичами-шимпанзе, собаками.
Однажды, заметив в лаборатории шимпанзенка, Уошо сделала жест, означающий «иди», и сразу же подставила к нему знак «обнимать». «Иди обнимемся, иди приголублю»,— сказали бы мы в этом случае.
В другой раз, когда на нее обрушился с угрозами макак резус, Уошо продемонстрировала один за другим два жеста: «грязный» — «обезьяна». По свидетельству Гарднеров до этого случая Уошо пользовалась жестом «грязный» лишь в том случае, когда видела мусор. Изобретя такое «ругательство» после стычки с резусом, Уошо стала употреблять знак «грязный» и по отношению к учителям, если они отказывались выполнять ее просьбы.