Определение численности поголовья китов и китобойный промысел
К концу 50-х годов XX века в распоряжении ученых уже имелись достаточно надежные методы определения возраста китов, информация о возможностях воспроизводства поголовья тех или иных видов китов, подкрепленная богатым статистическим материалом о мировом китобойном промысле, собранным норвежскими исследователями. Все это дало возможность продвинуть вперед методы изучения динамики поголовья китов, произвести анализ состояния китового поголовья в условиях современного китобойного промысла, определить допустимые масштабы китобойного промысла, установить, как влияет на сохранение поголовья та или иная интенсивность промысла. Описать все эти методы подробно здесь нет возможности. Принципы, на которых они основаны, изложены Макинтошем (1965), а детальное описание их дано в Докладах Международной комиссии по китобойному промыслу (Чепмен, Аллен, Хольт и Галланд, 1964, 1965, 1966; Хольт и Галланд, 1964).Международная комиссия но китобойному промыслу приняла решение о разработке научно обоснованных методов оценки поголовья китов в Антарктике только в 1960 году. Еще задолго до этого члены научного комитета предупреждали о том, что синим китам и финвалам грозит истребление. Однако предупреждения эти оставались без последствий из-за разногласий между членами Комиссии и в результате квота на вылов китов в Антарктике, сниженная в 1956 году до 14 500 единиц синих китов, в 1958 году снова была повышена до 15000 единиц. Тогда обратились к трем высококвалифицированным специалистам по динамике китового поголовья из стран, не принимающих участия в антарктическом китобойном промысле, с просьбой проанализировать все доступные данные и доложить о результатах Комиссии к 1963 году. Эти ученые — доктор Д. Г. Чепмен (США), К. Р. Аллен (Новая Зеландия) и С. И. Хольт (Продовольственная и сельскохозяйственная организация при ООН).В китобойные сезоны 1960-61 и 1961-62 годов промысел не лимитировался, так как Комиссия не могла прийти к соглашению относительно лимитов вылова, однако на сезон 1962-63 года снова был установлен лимит в 15 000 единиц синих китов. Когда вышеназванные ученые представили Комиссии свой доклад, констатировавший резкое сокращение численности синих китов, финвалов и горбачей, Комиссия, опять-таки из-за разногласий, не смогла принять все их рекомендации, но все же значительно снизила лимит улова, доведя его до 10 000 единиц синих китов. Кроме того, была полностью запрещена охота на горбачей и синих китов южного полушария, кроме карликовых синих китов, обитающих в субантарктической зоне между 0 и 80° восточной долготы. Таким образом, улов усатых китов с этих пор мог состоять практически лишь из финвалов и сейвалов; однако, когда были подведены итоги китобойного сезона 1963 64 года, сказалось, что улов дал всего 8448 единиц синих китов. Эта цифра сняла возможность каких бы то ни было сомнений в точности и надежности оценки численности китового стада, так как комитет четырех (к трем ученым, вошедшим в него ранее, присоединился четвертый — Дж. А. Галланд, Англия) предсказал, что улов финвалов составит не более 14000 особей, то есть менее 10% общего улова; так оно и оказалось.Однако и в 1964 году Комиссия не сумела прийти к соглашению о резком сокращении улова, которое положило бы предел дальнейшему уменьшению поголовья китов, и снова закончила свою очередную сессию, не установив никакого лимита. В китобойный сезон 1964-65 года было добыто всего лишь 6980 единиц, и то благодаря тому, что основную долю улова составили сейвалы (20 000 особей).На сезон 1965-66 года Комиссия установила квоту в 4500 единиц, по реальный общий улов составил всего 4083 единицы, причем в это число вошли 17 558 сейвалов и всего 2312 финвалов. Наконец в 1966 году Комиссия пришла к единому мнению и приняла еще меньший лимит — 3500 единиц, то есть не больше того количества сейвалов и финвалов, которых можно выловить, не подвергая их поголовье опасности дальнейшего истощения. Тогда же Комиссия приняла решение о полном запрещении охоты на синих китов южного полушария для всех входящих в нее государств.
Перспективы китобойного промысла
После того как Комиссия установила квоту на вылов китов в Антарктике на сезон 1966-67 года, она приняла еще одно решение, гласившее, что общий улов 1967-68 года должен быть меньше, чем максимально допустимый улов финвалов и сейвалов вместе взятых. На своей сессии, состоявшейся в Лондоне в июне 1967 года, Комиссия установила квоту для Антарктики на 1967-68 год в 3200 единиц синих китов, исходя из полученных ею сведений, что общая цифра максимально допустимого вылова финвалов и сейвалов южного полушария составляет от 3100 до 3600 единиц. Это значит, что Комиссия стремилась не только предотвратить дальнейшее истребление китов, но и разработать меры для его восстановления, считая, что если со временем будет определен разумный масштаб китобойного промысла, то поголовье китов в Антарктике вырастет настолько, что цифру допустимого улова финвалов можно будет увеличить до 20 000 в год. Но каким бы рациональным ни стал промысел, он все же будет основываться скорее на забое сейвалов, чем финвалов. Поэтому было бы значительно правильнее, если бы заинтересованные государства договорились лимит улова, выраженный в единицах синих китов, заменить отдельными квотами на каждый из видов китов. Пока же оценка численности поголовья финвалов и сейвалов и прогнозирование возможного улова тех и других продолжаются, причем эти работы распространяются уже и на северное полушарие. В последние годы начат подсчет ресурсов кашалотов — как северных, так и южных. Весьма желательно было бы, если бы эти исследования велись в сотрудничестве с Постоянной комиссией по южной части Тихого океана.Международная комиссия по китобойному промыслу не смогла полностью устранить перелов усатых китов в южном полушарии, но все же ей удалось отдалить окончательный упадок большого китобойного промысла, который, не будь установленных ею ограничении, давно уже заглох бы. Ныне Комиссия взяла курс на рационализацию китобойного промысла во всем мире, что стало возможно благодаря исследованиям биологов и экспертов по динамике китового поголовья, и если старания Комиссии будут поддержаны, мировое поголовье китов еще может быть восстановлено и сохранено для потомков.
VIII
СОВРЕМЕННЫЙ
КИТОБОЙНЫЙ
ПРОМЫСЕЛ
Китобои прошлого, вооруженные только ручными гарпунами, могли справиться далеко не с каждым китом. Если не считать небольших китов, таких, например, как гринда, бутылконос, белуха или нарвал, то, в сущности, охота велась только на гренландских и бискайских китов и кашалотов. И к тому была серьезная причина. Убитые киты этих видов всплывают на поверхность, и их можно привязать к шлюпке и отбуксировать к берегу. Быстроходные же и могучие полосатики были тогда недосягаемы, так как они, будучи убитыми, тонут и легко могли бы увлечь за собой на дно лодку вместе с охотниками. Кроме того, эти киты настолько подвижны и настолько сильны, что могли затащить лодку под китобоец или, наоборот, увлечь ее слишком далеко от него. Особенно опасно было охотиться на них старинными методами; исключение составлял разве что сетевой лов, который вели японцы. В 1859 году капитан одного из китобойных судов, работавших в Девисовом проливе, попробовал испытать действие нового копья-гранаты на финвале; в первый момент кит был как бы парализован страшным ударом, но вскоре рванулся и с огромной скоростью поплыл вперед; больше его не видели.Китобоец из Данди (Шотландия) под названием «Эктив», оснащенный уже паровой машиной, в 1892 году загарпунил в Антарктике синего кита. Китобои рассказывали, что «...эта рыба тащила за собой китобоец и три его шлюпки, от которых к ней тянулись шесть линей, в течение четырнадцати часов; затем запустили машину, судно дало задний ход и лини оборвались».В 1864 году Свен Фойн изобрел новое орудие, благодаря которому стали доступны для промысла сотни тысяч полосатиков, до тех пор спокойно резвившихся во всех морях мира. Фойн был норвежский парусный «мастер, имевший огромный опыт плаваний в Арктике под парусами; это был «удачливый, благочестивый и добрый старик, пользовавшийся уважением я доверием всех, кому доводилось с ним встречаться». Из его изобретения вырос весь китобойный промысел XX века.Фойн плавал на небольшом паровом судне, которое развивало скорость до 7 узлов и могло охотиться на быстроходных полосатиков. На носу судна он поставил пушку, стрелявшую особым гарпуном его собственной конструкции. Этот гарпун представлял собой тяжелое оружие с длинными, прикрепленными на петлях лапами, которые раскрывались подобно зонтику уже внутри тела кита и держали его, как якорь. Гарпун этот на конце имел железную коробочку, наполненную порохом, и когда лапы раскрывались, их основания разбивали стеклянный сосуд с серной кислотой, который служил взрывателем, и внутри тела кита происходил сильный взрыв. Таким образом, это орудие выполняло роль и гарпуна, и копья одновременно, а когда убитый кит начинал тонуть, его можно было, при достаточно больших размерах судна, поднять с помощью мощной лебедки и поддерживать на поверхности. Для этого требовались прочные и мощные снасти — линь диаметром 120 миллиметров и 900 метров длиной, а к нему еще — 25-метровый гарпунный линь толщиной 100 миллиметров.Когда убитого кита пришвартовывали к борту судна, в его пасть вводилась трубка, через которую внутрь тела нагнетался сжатый воздух до тех пор, пока туша не всплывала на поверхность; после этого его можно было транспортировать к месту назначения.Но полосатиков, живых или мертвых, не выдерживали самые прочные снасти, и даже когда их накрепко пришвартовывали к судну, лини обрывались. Фойн преодолел эту трудность, пропустив гарпунный линь через блок, прикрепленный к амортизатору на фок-мачте. Амортизатор этот состоял из нескольких рядов пружин, которые при очень сильных рывках кита растягивались, ослабляя тем самым натяжение. Это приспособление действовало точно так же, как и удилище, которое сгибается, когда рыба клюет, и тем предохраняет леску от разрыва. Амортизатор смягчал рывки кита и облегчал ход судна, когда оно опускалось и поднималось на волнах, таща за собой китовую тушу.В 1863 году Свен Фойн построил первое паровое китобойное судно и назвал его «Спес эт Фидес»1. После четырех лет испытаний и усовершенствований его надежды и вера в успех наконец оправдались: в китобойный сезон 1868 года судно принесло неслыханный улов — тридцать полосатиков.
1 «Spes et Fides» — «Надежды и вера» (лат.) — Прим. перев.
Судно Фойна, 28 метров длиной с бимсом2 в 4,5 метра и полным водоизмещением 86 тонн, было оснащено как шхуна, с косым вооружением без гика 3; двигатель обеспечивал ему скорость до 7 узлов. Хотя современные китобойные суда так же далеко ушли вперед от своего предка, как нынешние реактивные воздушные лайнеры от первого аэроплана, в основных принципах своей конструкции они почти ничем не отличаются от этого судна.
2 Бимсы — поперечные связи судна. В зависимости от материала, из которого построено само судно, могут быть деревянные или металлические, В данном случае размеры бимса характеризуют ширину судна. — Прим. ред.3 Гик — горизонтальная основа для нижней шкаторины (кромки) паруса. — Прим. ред.
Охота на китов-полосатиков вернула китобойный промысел к давно забытым способам разделки китовых туш: туши перестали разделывать прямо в море, у борта корабля, и снова стали подтягивать к берегу и на береговых станциях вытапливать из них ворвань. Береговая станция вскоре превратилась в нечто гораздо большее, чем просто место для разделки туши около уреза воды, и утратила сходство со старыми постройками Шмееренберга на Шпицбергене: она выросла в большое, полностью механизированное предприятие. Кроме того, новые способы настолько повысили производительность промысла, что никакое судно не в состоянии было бы справиться с немедленной разделкой всех убитых китов, не рискуя оказаться погребенным под собственным уловом. Естественно, что такой обильный улов можно было обрабатывать только на береговой станции.На первых порах норвежские китобои работали неподалеку от своих берегов, и при этом настолько успешно, что почти двадцать лет подряд их годовой улов составлял около тысячи китов. Так, например, в 1885 году около Финмарка было убито 1398 финвалов, а в 1886-м — 954. Однако со временем норвежские береговые станции стали распространяться все дальше и дальше, причем во многих случаях они строились с участием местных капиталов. Так, были основаны станции в Исландии, на Фарерских островах, на Ньюфаундленде, Лабрадоре, а затем и на тихоокеанском побережье Америки, в Африке, Южной Америке, Австралии, Испании и т. д. К концу XIX и в первом десятилетии XX века китобойный промысел распространился повсеместно, хотя уже тогда уменьшение поголовья китов в Северной Атлантике становилось все более заметным. Объектом промысла стали все виды китов без исключения — синие киты, финвалы, сейвалы, карликовые киты, серые киты, горбачи, кашалоты...В китобойный промысел включились и другие страны. Англичане начали посылать китобойные экспедиции в свои тогдашние колониальные владения; русские китобои занимались китовой охотой в Северной Атлантике и на севере Тихого океана; там к ним присоединились японцы; французы посылали китобойные флотилии к Мадагаскару и Габону, а также к своим субантарктическим владениям — островам Кергелен. (Габонский китобойный промысел, объектом которого были главным образом горбачи, был возобновлен в 1949 году, но ненадолго — уже с 1959 года он начал быстро падать.) Были созданы китобойные станции даже в Шотландии, Ирландии и Гибралтаре.К концу XIX века старый китобойный промысел в северных районах стал делом абсолютно безнадежным. И потому в 1892 году четыре парусных китобойных судна из Данди — «Эктив», «Балена», «Диана» и «Полар Стар» — отправились в Антарктику на поиски южных настоящих китов. Их плавание было неудачным, так как к тому времени американские китобои, в течение длительного времени охотившиеся на южного настоящего кита, почти полностью истребили его, и хотя моряки парусной флотилии и встречали большие стада полосатиков различных видов, охотиться на них они были не в состоянии. Они попытались покрыть свои убытки охотой на тюленей, но вернулись домой с очень скудной добычей.На этих китобойных судах находились трое шотландских натуралистов во главе с доктором В. С. Брюсом. По возвращении из Антарктики они пытались оживить интерес к китобойному промыслу в Англии и добиться ассигнований для устройства в Антарктике береговой китобойной станции на основе способов, введенных Свеном Фойном. Но их усилия успеха не имели.В том же самом году парусный норвежский китобоец «Язон» под командой капитана С. А. Ларсена плавал в Антарктике, исследуя западное побережье моря Уэдделла. Его предприятие было более удачным, чем предприятие Брюса, поэтому в следующий китобойный сезон, 1893-94 года, он снова отправился туда: на этот раз его сопровождали два других китобойных судна — «Кастор» и «Герта». Эти суда занимались не только исследованиями. Ларсен уже знал, что охота на полосатиков в антарктических водах вполне осуществима, и искал место, чтобы основать для нее подходящую базу. Нашел он такое место на острове Южная Георгия, и через несколько лет план его окончательно созрел.В 1902 году Ларсен стал владельцем (и капитаном) судна «Антарктика», на котором доктор О. Норденшельд предпринял шведскую антарктическую экспедицию. После многих приключений судно погибло во льдах, а члены экспедиции, перезимовав на островах Сноу-Хилл и Полет, весной 1903 года были подобраны аргентинской канонеркой «Уругвай», которая доставила их в Буэнос-Айрес. На торжественном банкете Ларсен произнес речь. Он говорил о том, что в Антарктике полным-полно китов, которые просто ждут охотников. Через некоторое время была создана Аргентинская рыболовная компания, и Ларсен получил в ней пост управляющего китобойным промыслом.Вернувшись в Норвегию, Ларсен снарядил экспедицию, состоявшую из двух парусников и одного парового китобойного судна. 16 ноября он прибыл на остров Южная Георгия и тотчас же начал строить китобойную станцию в хорошо защищенной бухте, которую давно заприметил. Китов, причем непуганых, там было множество. Месяцами его китобои охотились на китов, даже не выходя за пределы залива; их забивали столько, сколько позволяло место, которое требовалось для их разделки. Попадались главным образом горбачи, хотя такелаж судна был достаточно прочен, чтобы выдержать даже больших по размерам синих китов и финвалов. Горбачей держали на весу и, переворачивая их туши, сдирали пласты жира. Обработка китовых туш производилась самым неэкономным образом: использовался только жировой слой, а освежеванные туши выбрасывали в море на съедение рыбам. Китов было предостаточно, и такие расточительные методы обращения с ними были дешевле, так что каждый год пропадали тысячи тонн ворвани только из-за того, что перерабатывать ее было слишком хлопотно.В 1905 году английский посол в Аргентине сообщил своему правительству, что Аргентинская компания построила на Южной Георгии китобойную станцию. По требованию британского министерства иностранных дел в феврале 1906 года Адмиралтейство отправило туда судно его величества «Сафо» с поручением выяснить, что там происходит, строго наказав при этом не поднимать вопроса о суверенитете. После некоторых колебаний компания заключила с английским правительством, через министерство колоний, договор на аренду сроком на 21 год 500 акров земли (на которой Ларсен построил станцию) с годовой арендной платой 250 фунтов стерлингов, включая стоимость лицензии на китобойный промысел. Начиная с 1912 года компания, равно как и другие компании, имеющие лицензии английского правительства, должна была платить пошлину за ворвань, произведенную на территории британских владений в Антарктике.В первые два китобойных сезона улов Ларсена был не так велик, как ожидала компания, но уже с сезона 1906-07 года она начала регулярно получать очень богатую добычу. Когда стала известна сумма прибыли, которую дал первый же удачный сезонный улов, поднялся ажиотаж, и к 1911 году еще шесть китобойных компаний арендовали землю под строительство восьми китобойных станций на острове Южная Георгия. В том же году была сдана в аренду земля под китобойную станцию на Южных Шетландских островах, а в 1920-м — на Южных Оркнейских. Первая из этих двух станций была построена и действовала до 1931 года, а строительство второй так и не состоялось, так как в районе Южных Оркнейских островов стала работать плавучая китобойная база. Вне Южной Георгии найти подходящие места для новых береговых станций было трудно, поэтому предприимчивые норвежцы придумали очередное новшество — плавучую базу.В некотором смысле это означало возврат к прошлому. Киты, как и прежде, пришвартовывались к борту судна и разделывались прямо в воде; жировой слой подымался на палубу, и ворвань вытапливалась прямо на борту; правда, некоторые процессы были механизированы. Плавучая фабрика прочно вставала на якорь на весь сезон в какой-нибудь хорошо защищенной бухте, так как поблизости от берега можно было пополнять запасы пресной воды и свежевать китов, не опасаясь, что их снесет волнами.Плавучая фабрика имела то преимущество, что ее можно было переводить с места на место, если в том была нужда, и что ворвань доставлялась на место назначения тем же самым судном, на котором она вырабатывалась, что избавляло от необходимости перекачивать ее из береговых цистерн. Еще одним веским доводом в пользу плавучих фабрик было то, что английское правительство стало неохотно сдавать в аренду земли под береговые станции.Надо сказать, что плавучие фабрики появились довольно давно: первая такая фабрика, прежде чем она была доставлена на юг, проходила экспериментальные испытания возле Шпицбергена еще в 1903 — 1905 годах. Такие же фабрики работали у Южных Шетландских островов уже в 1905-06 году, и до 1911 года, когда на Южных Шетландских островах возникла береговая станция, на них было выдано довольно много лицензий.Со времени первой экспедиции Ларсена и до 1925 года береговые китобойные станции и заякоренные плавучие фабрики были единственными видами баз китобойного промысла в Антарктике. Методы их работы, хотя они и совершенствовались с ходом технического прогресса, во многом были схожи. На каждой береговой станции работало 200 — 300 человек — управляющий, мастера, инженеры, кузнецы, механики, свежевальщики, топильщики, складские работники, чернорабочие, повара, стюарды и другие. Кроме работ, непосредственно связанных с китобойным промыслом, такая станция была приспособлена для ремонта ее оборудования, а также различного ремонта китобойных судов, вплоть до капитального; некоторые из них даже имели эллинги или плавучие доки, в которые суда ставились для ремонта подводной части.Главная особенность береговой станции — большой слип, на который поднимаются для разделки китовые туши. Вокруг него группируются постройки станции; дом управляющего строится по возможности дальше от разделочной площадки. Наверху слипа установлены мощные лебедки, предназначенные для вытягивания китовых туш из воды. На одной стороне стоят открытые котлы для вытапливания ворвани, а на другой — котлы, в которых под давлением обрабатываются мясо и кости. Дальше находится сушилка, в которой мясо и кости высушиваются после того, как из них вытоплен жир, и размельчаются в порошок. Еще дальше помещаются деловые склады, цистерны для хранения ворвани, штабеля угля и, наконец, бараки и дома для персонала. На каждой станции имеется химическая лаборатория, где производится анализ ворвани и контролируются производственные процессы.Когда китовая туша поднята на помост, с нее сдирают длинными полосами жировой слой — с помощью лебедок и разделочных ножей. Кривой свежевальный нож насажен на длинную рукоятку, причем его режущий край находится на выпуклой стороне кривизны. Содранные с туши полосы жира складываются на одной стороне площадки, разрезаются на меньшие полосы и затем подаются по наклонному желобу на вращающийся нож с тремя лезвиями, который разрезает его на топкие ломти. Далее эти ломти с помощью подъемного ковша загружают в открытые котлы, где обрабатывают паром, а оттуда вытопленная ворвань стекает в чаны.Тем временем другие работники разделывают тушу и отделяют мясо от костей. Мясо закладывают в котлы слоями, отделенными друг от друга перфорированными пластинами, чтобы пар охватывал всю его массу. Когда котлы заполнены, крышки их плотно завинчиваются и внутрь подается пар под давлением. Так мясо обрабатывается в течение двенадцати часов и более. По истечении этого времени давление сбрасывается, котлы «продуваются» — и ворвань и «клей», или известковая вода, стекают порознь в разные емкости. После охлаждения котел разгружается через люк в его днище. Кости, очищенные от мяса, разрезаются механической поперечной пилой, которая с 1922 года заменила ручную пилу, и также варятся под давлением. На современных береговых станциях работают вращающиеся печи (они будут описаны ниже), а также вертикальные автоклавные печи.Оставшаяся в котлах масса перевозится на специальных тележках к сушильным печам — длинным стальным цилиндрам, вращающимся вокруг своей оси. Из топки, находящейся на одном конце цилиндра, подаются пламя и горячие газы, которые, пройдя сквозь цилиндр, выходят в трубу на другом его конце. Вдоль внутренней поверхности цилиндра идет спиральный брус. Когда пропаренное, обезвоженное и обезжиренное мясо и кости поступают в печь (с того ее конца, где находится топка), цилиндр начинает вращаться и вся масса медленно продвигается по спирали внутри цилиндра. Высушенные продукты вываливаются в трубу на конце цилиндра, причем по пути размельчаются петлями тяжелой цепи, подвешенной внутри печи. Высушенные мясо и кости поступают па специальные мельницы, где они перемалываются в муку и пакуются в мешки. Этот процесс дает сразу три продукта: кормовую муку для скота — из парного мяса, удобрения из потрохов и некоторых костей и костную муку.Тип заякоренной плавучей фабрики теперь отмирает. Во времена же их расцвета это были большие пароходы, обычно торговые или пассажирские суда, снабженные необходимым такелажем и котлами для переработки китовых туш; по сути дела, такая фабрика представляла собой плавучую китобойную станцию. Убитые киты пришвартовывались к борту судна и разделывались прямо в воде, после чего жир, мясо и кости поднимались на палубу. Из-за ограниченности места и запасов угля печи для выработки удобрений на таких судах не ставились; мясо и кости после вытапливания из них жира просто выбрасывались в море. На некоторых из плавучих фабрик использовали прессы для выжимания из жирового слоя ворвани: после прессования ворвань и выжатый жир кипятились в котлах.Типичный паровой китобоец периода между мировыми войнами имел длину около 40 метров, ширину — 10 метров и осадку — около 4,5 метра. У него были тупые нос и корма, руль балансирного типа, благодаря чему судно могло быстро развернуться на 180°. Паровые двигатели были установлены на корме. Амортизаторы представляли собой ряды спиральных пружин, увеличивающих длину кильсона между таранной переборкой и переборкой в котельном отделении. Шкентели1 проходили через шкив на топе мачты и держали другой шкив — для китобойного линя. Лини, уложенные в бухты, хранились под палубой; длина каждого из них составляла 220 метров, толщина — от 160 до 170 миллиметров; изготовлялись они из манильской пеньки. Гарпунный линь толщиной 100 миллиметров укладывался в желобе под дулом пушки; на его изготовление шла отборная итальянская пенька (теперь применяются нейлоновые лини).