Западноевропейские моряки в своих поисках Северо-Восточного прохода в Китай и Индию просто не могли миновать Новой Земли. Первым здесь в 1556 году оказался английский шкипер Стивен Борро, который отметил интенсивное российское мореплавание в наших северных водах и целый ряд других важных для нас обстоятельств, в частности свободное отношение русских с иностранцами. Так, во время стоянки в Коле «к нашему борту причалила русская двадцативесельная ладья, в которой было 24 человека. Шкипер ладьи поднес мне большой каравай хлеба, 6 кольцевых хлебов, которые у них называются калачами, 6 сушеных щук и горшок хорошей овсяной каши… Он заявил мне, что отправляется на Печору… Пока мы стояли на этой реке, мы ежедневно видели, как по ней спускались вниз много русских ладей, экипаж которых состоял минимально из 24 человек, доходя на больших до 30. Среди русских был один, по имени Гавриил… он сказал мне, что все они наняты на Печору на ловлю семги и моржей; знаками он объяснил мне, что при попутном ветре нам было всего 7–8 дней пути до реки Печоры, и я был очень доволен обществом русских. Этот Гавриил обещал предупреждать меня о мелях, и он это действительно исполнил…
Мы выехали из реки Колы со всеми русскими ладьями. Однако, плывя по ветру, все ладьи опережали нас; впрочем, согласно своему обещанию, Гавриил и его друг часто приспускали свои паруса и поджидали нас» (1937, с. 100–101) — важное свидетельство о состоянии русского мореплавания того времени представителем страны, претендовавшей на звание владычицы морей. Знакомство с Новой Землей произошло позднее, после посещения англичанами Печоры в самом конце июля.
«Во вторник, 28-го, мы плыли к западу вдоль берега при сильном северо-западном ветре. Я уже собирался стать на якорь, как увидал парус, выбегавший из-за мыса, у которого мы думали стать на якорь. Я послал шлюпку навстречу; подойдя друг к другу, шлюпки вступили в разговор и начальник русской шлюпки сказал, что он был вместе с нами на реке Коле и что мы проехали дорогу, которая ведет на Обь. Земля, у которой мы находились, называется “Нова Зембла”, т. е. Новая Земля (New Land)… и добавил, что на Новой Земле находится, как он думает, самая высокая гора в мире и что Большой Камень, находящийся на Печорском материке, не идет в сравнение с этой горой» (1937, с. 107).
В описании этой встречи есть два важных момента: во-первых, поморы и англичане настолько понимали друг друга, что сумели донести друг для друга смысл русского топонима Новая Земля, и во-вторых, русский моряк явно бывал на севере Новой Земли, где видел высокие горы, значительно превышавшие Большой Камень — современные отроги Пай-Хоя, которые, скорее всего, он мог наблюдать только с моря, причем на значительном расстоянии.
Другой участник плавания 1556 года Ричард Джонсон главные результаты вояжа отразил так: «К северо-востоку от Печоры находится Вайгач… За Вайгачом находится земля, называемая Новой Землей, очень большая, но людей на ней мы не видели» (1937, с. 114). Наконец, брат шкипера, Уильям Борро, позднее составил карту, на которой впервые показал часть Новой Земли с губой Саханиха на самом юге архипелага, что совпадает и с широтой, измеренной английскими штурманами.
Борро, установив знакомство русских с Новой Землей, тем не менее еще не обнаружил их присутствия на архипелаге, хотя в более поздних английских документах, относящихся к 1584 году, говорится, что «холмогорцы ездят на Новую Землю ежегодно» (Визе, 1948, с. 16). Встречаются в зарубежных источниках и более удивительные сведения о деятельности в то время русских на Новой Земле. Так, англичанин Кристофер Холмс, торговый агент, проживавший в Вологде, сообщил в 1584 году, что русские используют для плавания к Оби путь через таинственный Matthuschan Yar — очевидно, Маточкин Шар в искаженной английской транскрипции, — откуда добираются до цели всего за пять суток.
Спустя сорок лет с Новой Землей познакомились голландские моряки, причем при драматических обстоятельствах, поскольку им первым из западноевропейцев пришлось испытать прелести зимовки в условиях Арктики. Три плавания в самом конце XVI века с целью все того же поиска путей в Китай и Индию в истории полярного мореплавания связывают с именем голландца Виллема Баренца.
В 1594 году он вышел на своем судне к мысу Сухой Нос немного севернее входа в Маточкин Шар и, обходя неизвестную для него сушу, устремился на север, тщательно отмечая в судовом журнале ее особенности, порой не совпадающие с современной ситуацией. Так, например, на своем судне он прошел проливом между Новой Землей и островом Адмиралтейства, который в наше время составляет с ней одно целое, превратившись, таким образом, в полуостров. Миновав Крестовые острова, расположенные на 76 градусе северной широты (названные так по стоявшим там русским крестам), голландцы вышли к Ледяному мысу, конец которого располагался на 77 градусе, выдвигаясь примерно на 12 километров за береговую черту. Самым дальним достижением голландцев в этом плавании стали Оранские острова вблизи северных пределов Новой Земли, откуда они повернули на юг, поскольку далее путь им преградили льды. Хотя в отчете об этом плавании много места занимают описания охоты на таких экзотических для европейцев животных, как белые медведи или моржи, для нашей книги важнее признаки присутствия поморов на архипелаге, которых оказалось немало, вплоть до настоящей промысловой базы в заливе Святого Лаврентия (вероятно, Строгановская губа современных карт), где были обнаружены три избы, корпус русского судна, вытащенного на сушу, несколько могил и склад муки. Правда, обитатели становища предпочли не встречаться с посетившими их пришельцами.
Второе плавание Баренца проходило к югу от архипелага через пролив Югорский Шар в Карское море, где голландцы, однако, не прошли дальше острова Местный, в районе современной Амдермы, достаточно далеко от Новой Земли.
Третье плавание голландцев в навигацию 1596 года началось с открытия Шпицбергена, который уже был известен русским поморам. Затем судно, на котором Баренц исполнял обязанности штурмана, направилось к берегам Новой Земли, повторяя обход западного побережья. За Оранскими островами берег Новой Земли повернул к югу — голландцы посчитали, что перед ними открывается путь к заветной цели и по такому случаю один из заметных мысов назвали мысом Желания. Наступила вторая половина августа, и вскоре льды преградили путь отважным морякам — надо было возвращаться, и вскоре их судно было блокировано льдом у полуострова Спорый Наволок, в гавани, получившей название Ледяной. Зимовка голландцев прошла в доме, построенном из выброшенного морем леса — плавника. За время зимовки (первой для западноевропейских моряков в условиях Арктики) от лишений и болезней умерло всего два человека, причем, похоже, голландцам удалось избежать цинги. Некоторые исследователи считают, что это произошло благодаря пиву, сваренному на хвойном сусле, сыгравшем роль противоцинготного средства. Зимой корабль был так поврежден льдом, что к весне стал непригоден для дальнейшего плавания. Возвращаться голландским морякам пришлось на сохранившихся судовых шлюпках. Лишения зимовки сказались на состоянии моряков, из которых трое, включая Баренца, погибли от истощения во время обратного плавания в открытых шлюпках вдоль сурового побережья с многочисленными ледниками. «Смерть Баренца, — заметил один из участников плавания, — очень огорчила нас, потому что он был нашим главным руководителем и единственным нашим штурманом». Тем не менее ценой жестоких испытаний с каждым днем шлюпки упорно продвигались на юг, пока в заливе Святого Лаврентия не состоялась встреча с поморами. На этот раз русские не стали избегать измученных голландских моряков. «Знаками мы объяснили им, — писал позднее один из голландцев, — что мы бросили судно во льдах. Тогда русские спросили: “Crabble pro pal?” и мы ответили: “Crabble pro pal”. Позднее кто-то из русских узнал среди голландцев знакомых моряков по прошлым встречам и поинтересовался, что же они пьют теперь. Голландцы показали на воду в ближайшем потоке, и русские отреагировали по-своему — “No dobbre”. Они снабдили несчастных голландцев небольшим количеством пищи и, главное, показали употребление ложечной травы в качестве противоцинготного средства, в котором, когда хвойное пиво закончилось, голландцы очень нуждались. Всего таких встреч до Колы, где голландцы обнаружили земляков на кораблях под флагами Соединенных провинций, было не менее шести и в каждом случае наши поморы выручали голландских моряков чем могли — без их поддержки те не выбрались бы из негостеприимных полярных вод.
В отличие от поморов западноевропейские моряки не только публиковали карты тех мест, где они побывали, но и книги о своих плаваниях, содержащие много полезной информации, — из этих записок стало понятно, что ожидает человека, решившегося на зимовку в условиях Новой Земли. Погодные условия Новой Земли голландцы описали так детально, что наш ведущий специалист по Арктике первой половины XX века Владимир Юльевич Визе особо отметил, что «они и сейчас имеют научную ценность» (1948, с. 31).
Благодаря плаваниям Баренца впервые на карту было положено почти все западное побережье архипелага, причем с географическими объектами, не сохранившимися до нашего времени, — например проливом между островом Адмиралтейства и Северным островом Новой Земли, Большим Ледяным мысом и некоторыми другими. Однако на этой же карте отсутствуют такие важнейшие объекты, как пролив Маточкин Шар, делящий Новую Землю на два главных острова Северный и Южный, другой крупный пролив — Костин Шар, отделяющий от Южного острова крупный остров Междушарский, и т. д. Эта карта служила верой и правдой мореходам почти триста лет — вплоть до съемок Георгия Яковлевича Седова весной 1913 года. Еще одна из исторических загадок — в 1598 году немец Конрад Лев показал Маточкин Шар на своей карте — тот самый, что «в упор» не разглядели голландцы (о причинах этого ниже) в своем шлюпочном походе при возвращении. Видимо, в распоряжении немца оказался какой-то неизвестный нам русский источник — других в то время о Маточкином Шаре просто не существовало.
Незадолго до своей гибели на противоположных берегах Атлантики западный берег Новой Земли в 1608 году посетил английский моряк Генри Гудзон, который под 72 градусом 12 минутами высаживался на новоземельское побережье у какого-то поморского креста, обнаружив, что «для человеческого взгляда — это приятная земля».
Вскоре западноевропейские китобои, первоначально осваивавшие воды Шпицбергена, добрались и до Новой Земли, где оставались вплоть до 1730 года, что, по-видимому, никак не отразилось на поморской деятельности на архипелаге, свидетельством чего остаются многие архивные источники:
1647 год — «С Новой Земли с кожею и салом моржовым и с костью рыбья зубу на Холмогоры и Двинский уезд торговых и промышленных людей в приезде осенью было много».
1651 год — «Посылан на Новую Землю для сыску серебряные и медные руды и узорчатого каменья и жемчугу для смотрения угожих мест Роман Неплюев».
1667 год — «Ходят на море на Новую Землю…в больших судах для моржового промысла мезенцы и пинежане. Кыр-калов Фома посылан на море для сыска руды и на Новую Землю» и т. д.
Лишь в 1667 году голландский китобой Виллем де Фламминг с одной из горных вершин убедился, что Маточкин Шар действительно рассекает Новую Землю от моря до моря. Не только добычей китов занимались голландцы в XVII веке на Новой Земле — в 1675 году Корнелий Снобегодовер вывез на родину с Новой Земли груз камней, содержащих, по его мнению, серебро. Вообще, легенды о серебре на архипелаге, как мы убедимся, оказались удивительно стойкими, но в итоге — бесплодными, и их сохранившимся отзвуком является название одного из заливов — губа Серебрянка. Особенности поморской топонимики в наше время бросаются в глаза на современной карте архипелага: губа — залив, нос — мыс узких и длинных очертаний, наволок — мыс тупых очертаний, шар — пролив, соединяющий разные моря, и т. д., в чем читателю предстоит убедиться не однажды. О Новой Земле порой вспоминало и церковное начальство. Так, в письме патриарха Иосифа II игумену Сийского монастыря сказано: «Мы, святейший патриарх, указали послать с Двины на Новую Землю с Иваном Неклюдовым для божественного пения попа и дьяка», но как это указание отразилось в жизни новоземельцев XVII века, осталось неизвестным.
Еще одно примечательное событие, увенчавшее усилия иностранцев в части поисков Северо-Восточного прохода в Китай и Индию в районе Новой Земли, имело место летом 1676 года на полуострове Адмиралтейства, где потерпел крушение английский корабль «Спиделль». Его экипаж спасся на берегу, причем сохранив наиболее ценное имущество. Для поддержания духа своих матросов капитан Джон Вуд не нашел ничего лучшего, как раздать виски и другие горячительные напитки. Случайно или нет, но в разгар этого мероприятия к негостеприимным берегам подошло другое английское судно «Просперус» (капитан Уильям Флоус), оказавшее помощь незадачливым землякам. История не сохранила, как именно спасенные отблагодарили спасителей, но сам факт остался в анналах истории Новой Земли как исключительный в назидание потомкам, даже если из описанного они могут сделать совершенно противоположные выводы.
Целый ряд событий на Новой Земле известен по надписям на поморских крестах, особенно поставленных по обету — по случаю удачного промысла, избавления от опасности, зимовки без цинги и по другим поводам. Иногда это только дата, как, например, на кресте в заливе Мелкий — 1718 год, но как много порой стоит за одной только датой. В других случаях присутствует текст, требующий определенного толкования, как это было с крестом, обнаруженным летом 1833 года гидрографом Петром Кузмичем Пахтусовым в устье реки Савиной: «Поставлен сей животворящий крест на поклонение всем православным христианам, 12 человек, кормщик Савва О…анов, на Новой Земле, по правую сторону Кусова Носа ЗСН оду июля… дня», то есть 7250 года от сотворения мира или 1742 года по современному летоисчислению. Сам Пахтусов считал, что крест поставлен легендарным Саввой Лошкиным (о котором ниже), хотя дата на указанном кресте не совпадает с тем временем, когда отважный олончанин совершил свой обход Новой Земли. Таким образом, если основываться на датах — Савва Лошкин (или Лоушкин?) и таинственный Савва О…нов — это совсем разные люди. Кроме того, известно, что Савва Лошкин плыл от Карских Ворот к мысу Желания («Доходы» у поморов), тогда как текст на кресте Саввы О…нова с указанием «по правую сторону Кусова Носа» архипелага свидетельствует о противоположном направлении плавания скорее всего из Маточкина Шара к югу. Это всего лишь один из примеров информативности таких текстов — определенно, с уничтожением таких крестов в советское время невосполнимо погибла часть поморской истории, о чем лишь остается сожалеть.
Поморская деятельность на Новой Земле в суровом по природной обстановке XVIII веке (недаром Европа в это время переживала так называемый «малый ледниковый период») не только не прекращалась, но ознаменовалась новыми событиями, способствовавшими изучению архипелага, что подтверждается, например, научной деятельностью Михаила Васильевича Ломоносова, который в своих трудах, несомненно, использовал информацию поморов, в том числе и с Новой Земли. Наш великий помор и научный корифей знал с их слов то, что оказалось для нас новостью во время экспедиционных исследований по программе Международного Геофизического года в 1957–1959 годах: «На Новой Земле…из-под ледяных гор (то есть ледников. — В. К.) ущелинами текут ручьи и речки; следовательно извнутрь земли теплота действует» (Перевалов, 1949, с. 147) — тем самым Ломоносов выдал своим последователям фору в два века! И не только в этом… Еще пример уже широкого ломоносовского теоретического обобщения, включая сведения с Новой Земли: «Горы, что на суше также разделяются на два рода, одни, подобно альпийским, покрыты вечным льдом и снегом, выше облаков восходят по большей части от берегов в некотором отдалении.
Другие суть самые береги, состоящие в крутых утесах, со льдами соединенных» (Перевалов, 1949, с. 162) — первое подразделение в мировой гляциологической литературе всех ледников на горные и материковые. Как величайшего теоретика, самого известного помора меньше интересовала просто географическая характеристика отдельных архипелагов и других местностей — это задача исследователей иного уровня, в чем наши предки тоже не подкачали. После их рассказов другой российский академик, выходец из Франции, Петр Людовик Ле Руа (тот самый, что описал робинзонаду четырех поморов на Шпицбергене в 40-х годах XVIII века, о чем будет рассказано ниже) выдал свою точку зрения на природу архипелага: «Новая Земля свойственно не есть остров… но куча льду, который от времени до времени умножился и собирался в одно место и так представился путешествующим» (1975, с. 39). Порой в сообщениях иностранцев реалии Новой Земли было трудно отличить от вымысла, что, например, характерно для книги «Мемории о самоедах», вышедшей в Кенигсберге в 1762 году, где приводится следующее описание Маточкина Шара: «Как раз посредине острова или, точнее, под 73 градусом северной широты на восточной стороне остров разрезается каналом или проливом, который поворачивает на NW, выходит в северное море на западной стороне, деля остров на две почти равные половины. Неизвестно, доступен ли этот пролив для мореплавания; он, несомненно, всегда бывает покрыт льдом, и по этой причине пролив не мог быть хорошо исследован» (Визе, 1948, с. 94). Возможно, ссылки на тяжелую ледовую обстановку в Маточкином Шаре действительно отражали условия «малого ледникового периода», но уже в скором времени эти сведения были опровергнуты.