Новоселов поделился своими соображениями с товарищами. Он знал, что любое его приказание будет выполнено беспрекословно, и все же хотел, чтобы каждый высказался, чтобы действия людей были согласованными. Одного решения мало, нужна поддержка всего экипажа.
И когда его предложение поддержали единогласно, Новоселов сказал матросу Черникову:
—
Все будут переносить воду, а вам поручается другая работа. Берите аккордеон. И никаких там «на палубу вышел, сознанья уж нет...». Давайте «Катюшу», плясовую, гопака, чардаш, польку. Чтобы мускулы взыграли!
—
Есть! — коротко ответил Черников,
9. Во время шторма
Старший матрос Акопян волновался. «Властный» был включен в поисковую группу, и теперь многое зависело от искусства Акопяна. Это он, беспрестанно прослушивая потерпевшую аварию лодку, вел за собой корабли. То, что удастся точно определить место катастрофы, Акопян не сомневался. Тянулись мили за кормой, и звук в телефонах становился все громче и громче. Одновременно дно прощупывалось эхолотами.
Корабли поисковой группы прошли в заданный квадрат. Но разыгрался шторм. Удалось подобрать аварийный буй с оборванным буйрепом. Где-то здесь, под водой, на грунте лежит лодка!..
На палубе корабля-спасателя водолазы готовили к действию снаряжение, камеры, компрессоры, подводные фонари. Но на крутой волне долго не удавалось точно установить спасатель. Лицо командира спуска старшего лейтенанта Козлова было озабоченно. Удастся ли при такой
погоде молодым, еще малоопытным водолазам обнаружить лодку? Она где-то здесь, где-то здесь... Ее уже прощупали эхолотами, засекли ее местоположение. Расставили буйки. Через каждые полчаса лодка посылала сигналы бедствия, но на запросы с поверхности не отвечала. Глубина не так уж велика — восемьдесят метров. На такие глубины водолаз Зеленцов не раз опускался в обыкновенном мягком вентилируемом скафандре. Но то, что под силу Зеленцову, вряд ли окажется под силу остальным. Неужели придется опускать в жестком скафандре? В таком скафандре можно погружаться на глубину до двухсот метров. Правда, в таком скафандре— стальной оболочке — водолаз неуклюж, он едва передвигает ноги, движения рук ограничены. Да, для начала нужно пустить старшего матроса Зеленцова... Трудно, очень трудно будет работать на такой глубине в обычном трех- болтовом скафандре. Но Зеленцов — человек исключительной физической выносливости. Он, как и все на корабле, увлекается легководолазным спортом. С одной дыхательной трубкой без кислородных баллонов может пробыть под водой несколько минут. Готовясь к нырянию на большую глубину, он всегда «продувает уши», есть у него и другие «секреты» подводного спорта. Зеленцов — завзятый подводный охотник; Он даже смастерил себе ружье с гарпун-линем. Это ружье бьет до шести метров. Он знает места, где любит кормиться и отдыхать рыба, знает ее повадки. Оказывается, бить рыбу нужно сбоку и с упреждением.
Свет прожекторов освещает взрыхленную поверхность моря. В этом свете стальные фермы — арки корабля кажутся неестественно высокими.
—
Пойдете вы! — сказал старший лейтенант Зеленцову. Уже до этого Зеленцов догадывался, что первым пойдет он, а потому приказ командира спуска встретил спокойно. Его не страшила это бурное море. Вода она и есть вода... До прихода на флот Зеленцов был шахтером. Однажды шахту затопило. На помощь пришли водолазы и спасли оборудование. С тех пор Зеленцов мечтал стать водолазом, и теперь его мечта осуществилась.
Зеленцов был водолазом-гигантом. Смешно было наблюдать, когда его снаряжали под воду.
Вот старшина подал команду «Одеть водолаза». Зеленцов уселся на банку, взял рубаху и просунул в нее ноги, встал — и около него засуетились малорослые матросы Дымов и Макушкин. Они хватают тяжелые калоши и подтягивают их к ногам Зеленцова. Труднее надеть через голову водолаза манишку: Зеленцову приходится нагибаться. Вот манишка надета, закреплен сигнальный конец.
—
Водолаз, на трап!
Дымов и Макушкин подводят Зеленцова к трапу. Ведет на сигнале, словно на поводке, матрос Макушкин.
Уже на трапе на водолаза надевают шлем, грузы.
Водолаз ушел под воду. Прошло несколько напряженных минут. Непрерывно от компрессора подавали воздух. Зеленцов сообщил, что он на грунте и чувствует себя хорошо. Прошло еще десять минут, и послышался встревоженный голос из глубины:
—
Лодку обнаружить не удалось... Но я вижу кое-что...
10. Погоня под водой
На борту «Кассиопеи» поднялся переполох.
—
Черт бы вас побрал! Вы безмозглый идиот, Боб! — брызгал слюной Тэккер.— Как могло случиться, что аварийный буй свалился в воду? Это же улика против нас!
Кестер пожал плечами: он и сам не мог понять, куда девался буй. Сняв ласты и шлем- маску, он всего лишь минут на пятнадцать спустился в салон, чтобы согреться и выпить рюмку виски. Потом поднялся на палубу, поговорил немного с Дильворти, вернулся к брезенту — буй исчез! «Кассиопея» изменила курс на обратный, но буй так и не был найден.
Когда на горизонте был замечен свет советских кораблей, «Кассиопея» отошла миль на пять на юго-восток и бросила якорь.
Тэккер с нетерпением ждал гидросамолета: «ему хотелось как можно скорее избавиться от Дорофеева, Румянцева и Баженова.
А в каюте в это время происходил такой разговор.
—
Нас заперли,— сказал Баженов.— Я своими глазами видел, как этот Кестер втаскивал на палубу аварийный буй...
—
Нужно сейчас же потребовать у них объяснения!— заволновался Румянцев.— Мы в конце концов не пленные...
Но уже этой ночью произошло событие, которое глубоко взволновало всех троих. Во втором часу ночи послышался легкий шум и
в
иллюминаторы ударил яркий свет. Баженов подскочил к иллюминатору и что есть мочи закричал:
—
Наш корабль!
Да, это был эскадренный миноносец поисковой группы. К несчастью, он сделал разворот и подошел к судну с левого борта.
Баженов нажимал на все кнопки, дубасил кулаками в дверь, но никто не подходил.
Через полчаса дверь открылась. На пороге стоял Кестер, за ним виднелись головы еще пяти человек.
—
Мистер Тэккер приказал перевести вас в другую каюту,— произнес он холодно.
—
Мы требуем, чтобы нас немедленно перевели на советский корабль,— сурово сказал Дорофеев.— Мы не пленники.
—
Вы плохо цените гостеприимство,— криво усмехнулся Кестер.— Вы оказались на нашем судне, мы спасли вас от гибели, и вы обязаны подчиниться нашим правилам и законам. «Кассиопея» не собирается никуда уходить. Ваше командование знает, что вы находитесь здесь. Но ввиду плохого состояния погоды советский корабль не смог подойти к борту судна. Спускать на воду шлюпку в такой шторм — безумие! Решено оставить вас здесь до утра.
—
Но почему же нас переводят в другую каюту?
—
На этот счет у мистера Тэккера есть свои соображения. Я знаю, что сегодня или завтра с островов должна прибыть почта. Возможно, профессор Тэккер решил разместить в этой каюте экипаж гидросамолета. Вам не надо волноваться, мистер Дорофеев. Мы — ученые и, следовательно, далеки от политики.
Дорофеев хотел спросить про аварийный буй, но что-то удержало его.
Всех троих перевели в новое помещение, чуть ли не в трюм. Здесь не было иллюминаторов, лишь тускло светилась электролампа.
—
Да, мы, кажется, в плену,— мрачно проговорил Дорофеев.— Но наши корабли где-то совсем близко... Если бы удалось подать им сигнал...
Лицо его исказилось от гнева, кулаки сжались. Медлить было нельзя. Нужно принимать решение. В силу странных обстоятельств он и вверенные ему люди очутились на борту американского судна. Он остался командиром, хотя и не знает ничего о судьбе своей подводной лодки. Он отвечает за жизнь ученого Румянцева, за жизнь матроса Баженова, за их и свое поведение. Плен или гостеприимство? Нет, с гостями так не поступают. И здесь все то же попрание всяких международных правил, все та же политика силы. Мистер Тэккер, по-видимому, не знает, чего можно ожидать от трех советских людей, захваченных им. Но он, Дорофеев, знает, чего можно ожидать от мистера Тэккера. Все заверения Кестера — гнусная ложь. Если бы все обстояло так, как пытается объяснить этот Кестер, то командир советского корабля все же нашел бы способ уведомить Дорофеева о том, что о судьбе трех советских людей с подводной лодки известно командованию. Шторм в подобном случае не помеха. Их могли бы выпустить на палубу, можно было переговорить по радио. Но Тэккер, руководствуясь какими-то своими соображениями, не сообщил командиру корабля, что Дорофеев, Румянцев и Баженов находятся на борту его судна.
На лбу Дорофеева вздулась жила. Он кипел от бессильной ярости. Что предпринять? Как дать знать о себе? Проломить дверь и силой захватить шлюпку? Но подобная попытка вряд ли увенчается успехом. Кроме того, Румянцев слишком слаб. Грубой силе Тэккера нужно противопоставить хитрость. Постепенно в уме капитана Дорофеева созрел план. Этот план не был безукоризненным. Он мог потерпеть и неудачу. Однако всякое действие лучше бездействия. Да, все зависит от обстановки. Советский корабль!.. Как он очутился в этих пустынных водах? Что это — помощь или случайная встреча корабля и «Кассиопеи»? Хорошо ли успел рассмотреть Баженов корабль? Может быть, какое-нибудь рыболовецкое судно? Баженов уверяет, что видел эскадренный миноносец. Военный корабль... Значит, нас ищут. И Тэккер здесь ни при чем. Тэккер никуда и ни о чем не сообщал. В противном случае все обстояло бы по-другому, .их тотчас бы отпустили. С корабля сразу бы подали шлюпку.
Значит, корабль пришел по зову подводной лодки! Они живы!.. Они запросили о помощи...
Дорофеев вскочил и зашагал по каюте. Все, что было до этого, показалось дурным сном. Экипаж жив, действует, а он, командир, околачивается на этой «Кассиопее»!.. Нельзя ждать ни минуты, ни секунды... Если даже придется расшвырять их всех...
—
Матрос Баженов!
—
Есть!
—
Инженер Румянцев очень слаб. Его нельзя оставлять одного у американцев. Я буду оберегать его, а вы добирайтесь до своих...
Дорофеев шепотом изложил свой план. Глаза у матроса заблестели.
—
Я уже думал о таком деле,— сказал он.— Если эти гады ползучие так с нами поступают, то и нам нечего церемонии разводить. Чем вежливее с ними обращаешься, тем больше они наглеют...
Баженов не стал дожидаться утра. Он понял, что все заверения Кестера — лишь уловка. Нужно действовать, действовать...
Он снял с крючка полотенце, затем взял у капитана третьего ранга и Румянцева брючные ремни, связал их, попробовал на прочность. Потом он легонько постучал в дверь. Никто не отозвался. Баженов постучал сильнее. Дверь открылась, в щель просунулась косматая голова дежурного. Баженов при помощи жестов стал объяснять, что хочет выйти «по нужде». Видя, что матрос в одном нижнем белье, босой, дежурный улыбнулся, приоткрыл дверь пошире. Ударом кулака Баженов сбил его с ног, заткнул рот полотенцем, связал ремнями руки, спеленал ноги простыней и одеялом.
— На всякий случай, прощайте! — сказал он тихо капитану третьего ранга и инженеру. — Не я буду, если не доберусь до своих.
Он выволок дежурного в коридор, захлопнул дверь.
Стараясь не шуметь, прижимаясь к переборкам, Баженов пробирался по освещенным коридорам. Настороженная тишина пугала... Закрытые двери кают, а дальше трап наверх. Если бы можно было в мгновение ока проскочить освещенное пространство! Всего десяток шагов... Но если даже удастся проскочить мимо дверей, то, может быть, на самом трапе он столкнется нос
к
носу с кем-нибудь... В руках у Баженова была массивная раковина-пепельница. «Оглоушу — и дело с концом!..» — подумал он. Сейчас нужно было вырваться на свободу. Хотя бы на верхнюю палубу...
Послышались шаги. Баженов застыл. Сердце отчаянно заколотилось. Он стоял у переборки, бежать назад
было
уже поздно. Сверху лился ровный мертвенно-бледный свет. По трапу спустился матрос, зевнул, рассеянно взглянул на Баженова, толкнул
ногой
дверь и скрылся в каюте. Медлить больше нельзя... В несколько прыжков Баженов очутился у трапа, во весь дух устремился наверх.
Свежий ветер пахнул в лицо. Баженов остановился, прижал руку к сердцу. Над головой тускло сияли звезды. Это была еще не свобода... Небо и море... Матрос крепче сжал раковину. По палубе мерно расхаживал часовой. Фигура его смутно рисовалась на фоне ночного неба. Со стороны мостика доносился негромкий разговор.
Баженов распластался на палубе. Он полз бесшумно, замирал, когда часовой направлялся е его сторону. У шкафа с водолазными костюмами пришлось подняться.
Шкаф оказался запертым...
Маленький замочек хитрой конструкции... Баженов крутил его по-всякому, дергал вниз и вверх, но замок не поддавался.
Часового кто-то резко окликнул. В припадке бешенства Баженов уже не замечал ничего. Он рвал и рвал стальную висюльку. Ударил раковиной по дверце шкафа, потом отшвырнул раковину, принялся дубасить по нему кулаками. Злые слезы застилали глаза. На мгновение он опомнился, зажал в ладони замочек.
А по настилу уже гремели шаги.
«Прыгну так, но не сдамся!..» Рванул изо всей силы: замок слетел. Баженов хватал все, что попадалось под руку. Навесил на спину баллоны, плотно натянул маску на лоб и скулы, заложил в рот мундштук дыхательных трубок, привязал к ногам ласты.
Теперь пора!.. Он не видел бегущих по палубе людей. Сквозь плексигласовый иллюминатор маски виднелось лишь бушующее море и далекий свет прожекторов. Баженов поднял вверх руки и, не раздумывая больше, прыгнул в кипящие волны. Он сразу же ушел на глубину, оттолкнулся ножными ластами и легко заскользил в нужном направлении. Здесь было тихо. При выдохе слышалось слабое журчание пузырьков. Он старался экономить силы, больше двигаться по инерции. Под ним была мрачная таинственная глубина, но Баженов не думал об опасности. Сейчас уже ничего не страшно! Главное—скорее добраться до своих, рассказать все, а они выручат и капитана третьего ранга и инженера.
Иногда он поднимался вертикально вверх, чтобы проверить, не сбился ли с направления. Потом снова уходил под воду. Воздух поступал без перебоев. Даже не двигая руками, Баженов мог плыть приличной скоростью...
Экипаж «Кассиопеи» был поднят по тревоге. Легководолазы торопливо надевали снаряжение. Тэккер стоял на палубе и потрясал кулаками.
— Он далеко не уйдет! — успокаивал расходившегося шефа Кестер. — Вы же знаете, что меня считают подводным асом.
Да, Кестер был уверен, что советский матрос далеко не уйдет. Он облачился в прорезиненный костюм, надел кислородный аппарат, прицепил на пояс фонарь, вооружился ножом.
У ног Кестера лежал небольшой подводный скутер — торпедообразный аппарат с пропеллером. На этот скутер, развивающий скорость свыше пяти узлов, Кестер и возлагал надежды.
Начиналась охота на человека, а Кестер был специалистом в этой области.
Кестер взял скутер за длинные рукояти, спустился по трапу и нырнул в воду. Нажал пальцем рычаг — винт заработал и потащил пловца за собой.
Баженов вскоре понял, что за ним организована погоня. Сначала он увидел расплывчатое световое пятно слева от себя. Что бы это могло быть? Возможно, какая-нибудь светящаяся рыба... Вскоре мимо матроса с невероятной быстротой промелькнула фигура водолаза. Но вот пятно снова двинулось на Баженова. Значит, погоня?.. Значит, рядом враг?.. По-видимому, вооруженный враг... Это похуже акулы или осьминога!
Матрос ушел на глубину. Желтое пятно пронеслось над головой. Потом он выскочил на поверхность и закачался на волнах. Враг, по-видимому, был сбит с толку. Наверху дул холодный ветер, и Баженов постепенно начал коченеть. По его подсчетам, он находился в воде уже около тридцати минут, а до голубых прожекторных огней было все еще далеко. Хватит ли запаса воздуха? Силы иссякали. Он снова нырнул, и опять впереди замелькало пятно света. Баженов подумал, что нужно подпустить врага на близкую дистанцию, а затем броситься на него, отнять фонарь или уцепиться за горло руками. Он был измучен, вымотан, глухое раздражение и злоба закипали в груди. Разумеется, с самого начала смешно было бы думать, что его исчезновение останется незамеченным и что они не устроят погоню. Может быть, их даже несколько, этих преследователей. Навалятся со всех сторон... Как жаль, что не прихватил нож... Но сейчас жалеть об этом бесполезно. Только бы отдышаться хоть немного... Сознание близкой опасности заставляло напрягаться, готовиться к схватке.