Деревянкину же поручали все больше мелкую работу, хотя это он, именно он, первым обнаружил лодку, подбодрил ее экипаж!..
Он не был тщеславным, нет... Но все же хотелось отличиться, «утереть нос» кое-кому, кто мнит себя многоопытным водолазом... хотя бы тому же Зеленцову...
И когда Деревянкина выпустили из рекомпрессионной камеры, он не отправился в кубрик, а стал разгуливать по палубе, стараясь вникнуть в каждую мелочь. Оказывается, трубопровод высокого давления еще и не опускали. Спасатель дрейфовал, и не удавалось завести специальный направляющий трос для спуска трубопровода.
Деревянкин подошел к инструктору Мелешину. Здесь же стоял врач-физиолог.
—
Я бы этот трос мигом завел! — произнес Деревянкин хвастливо. — Только бы разрешили...
—
Ну, это исключено, — вмешался врач.— Вы и так потрудились на славу. А с вашими физическими данными... Вон возьмите, к примеру, Зеленцова...
—
А все-таки я завел бы конец, — не сдавался Деревянкин. — Я петушиное слово знаю.
Инструктор улыбнулся:
—
Шли бы вы отдыхать, юноша. Теперь и без вас обойдутся.
Но без Деревянкина все же не обошлись. Посовещавшись между собой, офицеры решили пустить его на грунт. Даже врач не стал возражать.
Деревянкин обрадовался разрешению.
Солнце едва приметно поднялось. Море стало постепенно успокаиваться, словно, как и люди, исчерпав весь запас своих сил. Солнечный свет стал ярче, золотым покрывалом засверкал на воде.
Деревянкин стоял на трапе и смотрел в синюю глубь. Гремя по железным ступеням свинцовыми галошами, медленно спустился в воду. Над головой — киль спасателя, обросший красно-бурыми ракушками. Деревянкин спускался быстро. На глубине вода была прозрачной, и водолаз замечал все: вот проплыла скумбрия, шевелятся рыжие водоросли, метнулся в сторону небольшой скат.
Но с каждым метром становилось все сумеречнее. С хрустальным звоном вырывались пузырьки воздуха из шлема. Мертвая тишина снова охватила Деревянкина со всех сторон. На какое- то мгновение — провал в памяти. Кольнуло в барабанные перепонки — из-под ног взвился голубой ил. Грунт!.. Спуск длился не больше восьми минут.
Осмотревшись, Деревянкин отрегулировал подачу воздуха в скафандр и подал сигнал: «Я на грунте, чувствую себя хорошо». В ответ дернули сигнальный конец.
Подводный корабль, темный, молчаливый, был как на ладони: большая вмятина на борту, рубка, вздыбленный форштевень и тросы, тросы? тросы, уходящие наверх...
Водолаз стоял на самом краю обрыва. Там, внизу, был мрак, непроглядный мрак. Водолаз попытался представить эту подводную пропасть и почувствовал озноб. Нет, лучше не думать об этом. Хорошо» что вовремя удалось предупредить экипаж лодки...
Деревянкин поднялся на корпус корабля и стал заводить направляющий трос. Он работал сосредоточенно, хотя дышать становилось все труднее и труднее. Силы быстро иссякали. Опять мутилось сознание, к горлу подступала тошнота. Но Деревянкин решил, что скорее умрет, но не станет выходить наверх до тех пор, пока трос не будет заведен.
Он не заметил, как темная тень мелькнула над головой, не окатил внимания на странный журчащий звук.
А над головой Деревянкина плавно скользил водолаз в скафандре. Вот он выключил скутер, и журчащий звук исчез. Водолаз осторожно приблизился к воздушному шлангу, выдернул из футляра нож. На груди водолаза висел аккуратный металлический ящик, окрашенный в зеленый цвет. Но ящик пускать в дело было еще рано. Сперва нужно покончить с водолазом, а уж потом без помех подобраться к затонувшему кораблю. Кестер — это был он — взял воздушный шланг Деревянкина в руку и перерезал ножом. Он висел в воде, обсыпанный пузырьками воздуха, и доламывал этот шланг до спиральной проволоки. Проволока была упругая, и Кестеру с трудом удалось ее перерубить.
Теперь вниз, к затонувшей лодке!..
Деревянкин не знал, что случилось то самое страшное, чего он так опасался,— шланг, соединяющий его с компрессором был перерезан. Враг перерезал телефонные провода и сигнальный конец.
Матрос только удивился, что в шлеме вдруг стало как-то тихо. В костюме еще был воздух, и его могло хватить на несколько минут. Все зависело от того, прикоснется Деревянкин головой к золотнику или не прикоснется. Если прикоснется, тогда все — воздух мгновенно улетучится!..
Внезапно горло свела судорога, в глазах потемнело. Деревянкин выпустил трос из рук и упал на корпус лодки вниз лицом.
В это время Кестер коснулся ластами грунта. Он снял с груди зеленый ящик и опустился под киль затонувшего корабля.
14. Схватка в глубинах
Водолазы Зеленцов и Никитин готовили медный трубопровод к спуску. Они знали, что Деревянкин заканчивает работу и теперь наступал их черед.
Сквозь иллюминатор они увидели встревоженное лицо инструктора.
— С Деревянкиным несчастье! — прокричал инструктор. — Привернуть два запасных шланга! Зеленцов и Никитин — в воду!..
Водолазы торопливо ушли на глубину. Они не придерживались никаких норм, так как торопились на помощь товарищу. Между ними не было договоренности, но каждый знал, как действовать.
Восемьдесят метров... Всего несколько дней назад считалось, что спускаться на эту глубину в трехболтовом снаряжении опасно. Теоретически это было убедительно обосновано. На глубине шестидесяти метров на организм человека начинает действовать азот, будто самый сильный наркотик. Водолаз опьянен, у него начинаются слуховые и зрительные галлюцинации. Страшная вещь — азотный наркоз! На глубине девяносто метров дыхание через нос уже невозможно, так как увеличивается плотность воздуха. Приходится дышать широко открытым ртом.
Но обстановка потребовала работать на этих, казалось бы, предельных глубинах, и все шло нормально.
Все же Зеленцову и Никитину казалось, что спуск идет слишком медленно. Жизнь Деревянкин а в опасности... Что с ним могло случиться там, на глубине?..
Никитин камнем упал рядом с лежащим на палубе корабля Деревянкиным и, мгновенно сообразив, что произошло, наклонился к рожку шлема товарища, подтянул запасной воздушный шланг. Теперь жизнь Деревянкина была в безопасности,
Зеленцов в это время заметил под килем лодки незнакомого водолаза в серебристом шлеме и таком же серебристом костюме. Он что-то делал, не замечая Зеленцова. Зеленцов вывинтил нож из футляра и ринулся на неизвестного. Тот обернулся, и старший матрос увидел зарешеченный иллюминатор, две гофрированные трубки, загнутые от шлема за плечи, словно рога. Зеленцов навалился на неизвестного, но тот выскользнул. Старшему матросу все же удалось удержать его за ноги. И тут Зеленцова с огромной скоростью потащило в сторону. Мешкать было нельзя. Матрос подпрыгнул и ударил неизвестного ножом в плечо. Вода вокруг них побурела. Тот рванулся изо всех сил, сделал сальто, вырвался из рук Зеленцова и сразу же растворился в темно-синем сумраке.
— Ушел, мерзавец! — крикнул старший матрос и повернулся к подводной лодке. «Что он там делал?..»
Зеленцов опустился под корпус корабля и, плавно перебирая ногами, подошел к
тому
месту, где совсем недавно находился неизвестный водолаз.
Он сразу же заметил зеленый ящик, будто прилипший к корпусу лодки. Попытался сбить его, но это не удалось.
Магнитная мина!.. Сомнений в этом быть не могло. Сейчас грянет под водой взрыв — и от лодки, и от него, Зеленцова, Никитина, Деревянкина ничего не останется. Четверо суток без передышки трудились десятки людей... и окажется, что все эти усилия ни к чему...
Зеленцов ухватился за ящик руками, но он словно прирос к корпусу. Старшего матроса бросило в пот. Он почувствовал, что руки отказываются повиноваться. Он знал, что взрыв должен прозвучать через секунду — две. «Мина, мина...— стучало в мозгу.— Нет спасенья... Все кончится раз и навсегда... Проклятая железная гадина...» Собрав силы, он снова уцепился за скользкий ящик, но нечаянно оттолкнулся и ушел в сторону. А потом его потащило кверху. Он не сразу догадался, что произошло. Взглянул наверх и сразу понял: Никитин с Деревянкиным зацепили за сигнал. На спасателе решили, что Зеленцов тоже решил выходить на поверхность.
— Стоп поднимать! — закричал он во всю силу легких. — Трави обратно... Мина...
Его поняли. Зеленцов единым махом очутился у металлического ящика, рванул его на себя и швырнул в бездну. Прошло несколько напряженных секунд. Зеленцов словно окаменел, не мог сдвинуться с места, дыхание перехватило. Сверху о чем-то спрашивали, но он не мог пошевелить губами.
Проходила минута за минутой, но взрыва все не было. Опять сверху что-то кричали, но старший матрос не мог разобрать ни слова. Он был цел, .лодка была цела... Мина так и не взорвалась. Возможно, она взорвется позже.
Зеленцов, забыв, что на нем шлем, хотел провести ладонью по мокрому от пота лбу, потом улыбнулся и в полном изнеможении опустился на палубу лодки.
15. Солнце над водами
Ветер стих, и море было гладкое, как зеркало. На палубах эскадренных миноносцев, на палубе корабля-спасателя толпились люди.
Вот он наконец настал долгожданный момент!
Мощный буксир натянул трос — и все затаили дыхание. Трос дрожал, звенел, и, казалось, эта капроновая ниточка вот-вот лопнет. Капитан третьего ранга Дорофеев стоял, подавшись вперед и уцепившись руками за леер. Он боялся пошевелиться, словно от этого зависел исход дела. А трос все звенел и звенел, натягивался, как струна. И так же натягивались нервы Дорофеева. Он даже ощутил прилив дурноты. В глазах потемнело. Кто-то положил ему руку на плечо. Это был инженер Румянцев. По лицу Николая Арсентьевича прошла судорога, он боязливым шепотом спросил:
— Как вы думаете, выдержит?
Дорофеев даже не пошевелил свинцово-серы- ми губами. Нужно было завести два троса, три... сколько угодно, лишь бы они выдержали!.. Если бы он находился на борту буксира!.. Все держится вот на этой капроновой ниточке...
И Дорофеев словно погрузился в синюю пучину и мысленным взором увидел свой любимый корабль. Там, в тесных отсеках, его друзья, самые близкие и дорогие... Надежды, сомнения, предельное напряжение сил, духовных и физических... Сейчас они ждут, ждут, верят, что избавление близко...
Забурлила, взволновалась вода, и вот на поверхности показалась рубка, вынырнул длинный узкий корпус. Лодка была на плаву...
А потом шлюпка подошла к подводному кораблю, и капитан третьего ранга Дорофеев первым взошел на его палубу. Открылся люк, и показалась голова капитан-лейтенанта Новоселова. Он зажмурился от яркого света.
Горячие слова, объятия, восторженные взгляды... И если бы у капитана третьего ранга Дорофеева спросили, какой день в его жизни самый счастливый, он без колебаний ответил бы: «Вот этот день!.. Самый счастливый, самый прекрасный!..»
И когда главный старшина Буняков Петр Степанович, расцеловавшись со всеми водолазами, сказал торжественно: «Никуда не пойду, буду проситься на сверхсрочную!..» — это никого не удивило. Ибо тот, кто пережил, перечувствовал все то, что произошло за последние несколько суток, не мог поступить иначе...
Американское океанографическое судно «Кассиопея» взяло курс на восток.
По его палубе прохаживался Чарльз Тэккер и, попыхивая глиняной трубкой, сплевывал коричневую слюну на сверкающий линолеум.
Вот он подошел к ассистенту Кестеру, который морщился от боли и поправлял повязку на плече, и сказал:
—
Мне даже не пришлось воспользоваться гидросамолетом. После вашего вторичного провала, Боб, нам нечего здесь больше делать. Слишком бойкое место. Создавать здесь подводную базу бессмысленно. Русские обследовали на дне каждую расщелину, каждую скалу... А я так надеялся на вас, Боб... Мы, кажется, проиграли сражение. А в письмо инженера Румянцева можете завернуть селедку.
—
А как теперь поступят со мной? — спросил Кестер, и в голосе его прозвучала тревога.
Тэккер криво усмехнулся, ответил с едва приметным сарказмом:
—
Вы пока еще нужны мне, мой мальчик! Нужны. Бывают провалы, бывают неудачи, но подводная стратегия Чарльза Тэккера продолжает действовать... А для осуществления больших планов нужны преданные люди, такие, как вы, Боб. Ведь у нас с вами один бог — доллар!
ЗАГАДКА ТИНД-ФЬЕЛЬДА
1. Хромая Гульда
Туман, густой, липкий туман, как слои слежавшейся ваты, обволакивал воду и берег. Ничего нельзя было разглядеть даже на расстоянии нескольких шагов. Берега Пасвик-фьорда были высоки и обрывисты. И лишь в одном месте к отвесному склону горы примыкала узкая, сильно расчлененная низменная полоса страннфлата — поднявшегося морского дна. Это место было защищено от бурь, и здесь-то находился небольшой рыболовный порт Вест-фискевер. В период главного лова трески и сельди в фискевере собиралось много рыбаков. Для них имелись специальные временные жилища-рурбодары. Но сейчас была война и рурбодары пустовали. Только несколько землянок было занято рыбаками-переселенцами с южного и западного побережий Норвегии.
«Бедный, унылый край...» — подумал лейтенант Дружков. Он остановился у двери приземистой рыбацкой хижины, прислушался, а потом решительно вошел в хижину. Смуглое с небольшими скулами лицо лейтенанта было приветливо, и только в глубине его необычайно синих, слегка прищуренных глаз иногда вспыхивали хитроватые огоньки. Лейтенант был молод и красив. В каждом его движении чувствовалась уверенность, решительность, сознание своей силы и превосходства.
В хижине было тепло и уютно. У жарко пылающей плиты стояла высокая белокурая девушка в зеленом свитере и лыжных шароварах. Дружков знал, что девушка слегка прихрамывает и за это рыбаки прозвали ее Хромой Гульдой. Несложная история Гульды также была хорошо известна лейтенанту. Незадолго до войны бедняк крестьянин Кнудсен вместе со своей дочерью Гульдой переселился из Южной Норвегии в эти места. Гульда довольно сносно говорила по-немецки, и Дружков, немного владевший этим языком, мог иногда с ней беседовать.
—
О, на юге нам было не так уж плохо! — говорила Гульда. — Не понимаю, что потянуло отца сюда. У нас там была даже своя корова. Только наши телемаркские коровы отличаются очень маленьким ростом — мне по пояс...
Рыбаки, да и советские моряки, пришедшие в Вест-фискевер, жалели хромоножку и оказывали ей всяческие знаки внимания.
—
Симпатичная, добрая девушка, — говорили они. — Вот только хромает бедняжка...
Сергею Дружкову Гульда тоже нравилась. Он на несколько секунд задержался у порога, любуясь миловидным лицом девушки, а потом сказал:
—
Рад приветствовать вас, фрекен Гульда. Погода отвратительная. Отец еще не вернулся?
На полных губах Гульды появилась улыбка:
—
Нет, еще не вернулся. Они с соседом Петерсеном будут в городе до четверга: нужно купить по сходной цене новую сеть и кое-какие припасы. А вы тоже задержались...
Дружков снял флотскую шинель, фуражку, пригладил волнистые волосы.
—
Дела, фрекен Гульда, дела... Война! Отдыхать некогда. Вот и сейчас я заглянул к вам, чтобы взять свои вещи и проститься с вами.
—
Проститься?
—
Да.
Лицо Гульды сделалось грустным, тонкие брови сошлись на переносице.
—
Пока вы со своим приятелем стояли у нас на квартире, мы так привыкли к вам,— сказала она тихо.
—
Не нужно огорчаться. Разлука временная. Уходим с Николаем на катерах в море. Вы уже знаете, что наши высадились на острове Раума. Так вот, нужно подбросить друзьям продовольствие и боезапас.
—
Я простая рыбачка и мало разбираюсь в ваших военных делах, но хочу пожелать вам удачи.
—
Спасибо, фрекен. Через полтора часа мы будем уже в море.
Лейтенант был весел, возбужден. Разговаривая с Гульдой, он укладывал в маленький чемодан свои скромные пожитки. Наконец все было готово. Дружков торопливо оделся, взглянул на часы, взял чемодан и подошел к девушке.