На этотъ разъ и маркизъ разразился гнѣвомъ. Онъ тоже ударилъ кулакомъ по столу, да такъ сильно, что стаканы и тарелки зазвенѣли, и крикнулъ, вставая:
— А! ты хочешь, чтобъ я вспомнилъ старое?… Ну, хорошо же! Заплатишь ты мнѣ разомъ я за то, и за это!
— Ну, теперь надо смотрѣть въ оба! проворчалъ Коклико, засучивая рукава на всякій случай.
Маркизъ сдѣлалъ знакъ двумъ слугамъ, которые бросились на Гуго; но онъ былъ сильнѣй, чѣмъ думали, и однимъ ударомъ свалилъ обоихъ на-полъ.
Кадуръ подошелъ скорымъ шагомъ къ маркизу и сказалъ:
— Не позволитъ-ли мнѣ господинъ поговорить съ этимъ человѣкомъ? Онъ молодъ, какъ и я, и можетъ быть…
Но маркизъ оттолкнулъ его съ бѣшенствомъ и крикнулъ:
— Ты! убирайся, а не то я пришибу и тебя, невѣрная собака!
И обращаясь къ слугамъ:
— Схватить его, живаго или мертваго!
Охотники бросились на Гуго; Коклико и нѣсколько товарищей кинулись къ нему на помощъ; слуги друзей маркиза вмѣшались тоже въ общую свалку. Одинъ Кадуръ, сжавъ кулаки, держался въ сторонѣ. Посрединѣ залы, между опрокинутыми стульями, удары сыпались градомъ. Сидѣвшіе за столомъ громко смѣялись. Товарищи Гуго были и ростомъ меньше его, и гораздо слабѣй; нѣкоторые бросились вонъ; другіе, избитые, спрятались по угламъ; Коклико лежалъ ужъ безъ чувствъ наполу. Гуго долженъ былъ уступить силѣ и тоже упалъ. Все платье на немъ было въ клочкахъ; его связали веревками и положили на скамьѣ.
— А теперь — моя очередь, сказалъ маркизъ; такой скверный негодяй, какъ ты, стоитъ хорошаго наказанья… Вотъ тебя сейчасъ выпорютъ, какъ собаку.
— Меня! крикнулъ Гуго и сдѣлалъ отчаянное усиліе разорвать давившія его^ веревки.
— Ничего не сдѣлаешь, возразилъ маркизъ: веревки вопьются тебѣ въ тѣло прежде, чѣмъ лопнутъ.
И въ самомъ дѣлѣ, вокругъ кистей его рукъ показались красныя полосы, а самыя руки посинѣли.
Между тѣмъ, съ него сорвали платье и ремнемъ привязали ему крѣпко ноги и плечи къ скамьѣ, растянувши его спиной кверху.
Одинъ изъ охотниковъ взялъ въ руки длинный и гибкій ивовый прутъ и нѣсколько разъ свистнулъ имъ по воздуху.
— Бей! крикнулъ маркизъ.
Глухой стонъ, вырванный скорѣй бѣшенствомъ, чѣмъ болью, раздался за первымъ ударомъ. За третьимъ — Гуго лишился чувствъ.
— Довольно! сказалъ маркизъ и велѣлъ развязать ремень и веревки и прыснуть ему въ лицо водой, чтобъ принести въ чувство.
— Вотъ какъ наказываютъ школьниковъ, прибавилъ онъ.
— Маркизъ, сказалъ Гуго, устремивъ на него глаза, налитые кровью, напрасно вы меня не убили: я отмщу вамъ.
— Попробуй! отвѣчалъ маркизъ съ презрѣньемъ и сѣлъ снова за столъ.
Гуго возвращался въ Тестеру, какъ помѣшанный. Жилы у него надулись, виски бились, въ головѣ раздавался звонъ. Онъ спрашивалъ себя, неужели все это было съ нимъ въ самомъ дѣлѣ: эта встрѣча, брань, борьба, розги?… Онъ весь вздрагивалъ и крики бѣшенства вырывались у него изъ груди. Коклико тащился кое-какъ, вслѣдъ за нимъ.
Когда Гуго прошелъ уже мимо послѣднихъ домовъ деревни, онъ услышалъ за собою шаги бѣжавшаго человѣка. Онъ обернулся и узналъ араба; бѣлый бурнусъ его развѣвался по вѣтру; онъ скоро догналъ Гуго и, положивъ руку ему на плечо, сказалъ ему:
— Ты былъ храбръ, будь теперь и терпѣливъ. Терпѣнье — это червь, подтачивающій корни дуба, это капля воды, пробивающая скалу.
Онъ снялъ свою руку съ плеча Гуго и бросился назадъ, завернувшись въ широкія складки своего бурнуса.
Агриппа первый увидѣлъ Гуго и былъ испуганъ выраженіемъ отчаянія на его лицѣ; прежде, чѣмъ онъ раскрылъ ротъ, Гуго сказалъ ему:
— Оставь меня, я прежде хочу говорить съ матушкой.
Онъ побѣжалъ къ ней въ комнату. Графиня ахнула, взглянувъ на него: предъ ней стоялъ графъ Гедеонъ, какимъ онъ бывалъ въ минуты сильнаго гнѣва. Гуго бросился къ ней и хриплымъ голосомъ, безъ слезъ, съ глухимъ бѣшенствомъ разсказалъ ей все, что случилось въ гостинницѣ Красной Лисицы, споръ, борьбу, удары и обморокъ свой, заключившій сѣченье.
Графиня де Монтестрюкъ страшно поблѣднѣла. Она схватила сына за руку и спросила:
— Ты отмстишь за себя?
— О! да, клянусь вамъ!
— Не клянись! я это вижу по твоимъ глазамъ… но — подожди!…
Это слово, напомнившее ему слово Кадура, заставило Гуго подскочить на мѣстъ.
— Ждать!… когда тамъ наверху есть десятокъ шпагъ, не считая той, которая виситъ въ головахъ моей кровати и покрыта пятнами крови по самую рукоятку!
— Подожди, говорю я тебѣ: месть — такое кушанье, которое надо ѣсть холоднымъ.
Графиня положила руку на голову сына, подумала съ минуту и продолжала:
— У тебя течетъ въ жилахъ благородная крови слѣдовательно, ты долженъ мстить со шпагой въ рукѣ, это ясно. Но ты не долженъ пасть въ этомъ поединкѣ первымъ! Что сталось бы со мной, еслибъ онъ убилъ тебя, этотъ маркизъ? онъ взялъ бы у меня еще сына послѣ замка!! нѣтъ!… нѣтъ!… Но еслибы и ты всадилъ ему шпагу въ грудь, и этого было бы еще мало!… Гдѣ же было бы страданье, гдѣ-жъ было бы униженье?… Что ты самъ перенесъ, надо, чтобъ и онъ перенесъ это же самое и такимъ же точно образомъ.
— Но какъ же это сдѣлать?
— Случай хоть и хромаетъ, но все-таки приходитъ!… Когда человѣкъ съ твоимъ именемъ получаетъ благодѣяніе, онъ воздаетъ за него сторицей; когда онъ получаетъ оскорбленіе, онъ возвращаетъ его вчетверо!… Нѣсколько мѣсяцевъ позднѣе или раньше, что-жъ это значитъ? Карауль, ищи; своимъ терпѣньемъ ты еще докажешь, что у тебя воля и долгая, и упорная… Готовься… не отдавай ничего случаю… думай только о томъ, какъ бы побѣдить… И знаешь-ли, почему я говорю тебѣ съ такой суровостью, сынъ мой? Потому, что ты носишь имя, у котораго нѣтъ другаго представителя и защитника, кромѣ тебя, и ты одинъ отвѣчаешь за это имя; потому, что твой долгъ — передать его безъ пятна тѣмъ, кто родится отъ тебя, такимъ точно, какимъ ты получилъ его отъ своего отца, умершаго со шпагой въ рукѣ, потому, что ты только еще вступаешь въ жизнь и дурно бы вступилъ въ нее, еслибъ не отмстилъ тому, кто нанесъ тебѣ смертельное оскорбленіе… Надо, чтобы по первому же твоему удару всѣ узнали, отъ какой крови ты происходишь… Да! моимъ голосомъ говоритъ тебѣ духъ отца твоего… Повинуйся ему… Маркизъ этотъ, говорятъ, опасный человѣкъ… надо, значитъ, чтобы рука твоя пріучилась еще лучше владѣть шпагой, надо изучить всѣ уловки… Ищи средствъ, составляй планъ; а когда прійдетъ часъ, когда ты будешь увѣренъ, что онъ у тебя въ рукахъ, — тогда вскочи и порази!
Изъ всего страшнаго отчаянья, подавлявшаго Гуго еще за минуту, на лицѣ у него осталась только синеватая блѣдность, да сверкающая молнія въ глазахъ. Волненіе улеглось въ немъ окончательно.
— Вы будете довольны мной, матушка, сказалъ онъ: я буду ждать и поражу.
VIII
Комедія и трагедія
Прошелъ день, и можно ужь было подумать, что сынъ графа Гедеона совсѣмъ забылъ о происшедшемъ въ гостинницѣ Красной Лисицы. Онъ не говорилъ объ этомъ ни съ кѣмъ, даже съ Коклико. Когда кто нибудь изъ бывшихъ при этомъ дѣлалъ какой-нибудь намекъ, Гуго дѣлалъ видъ, что не слышитъ, или разговаривалъ о другомъ. Однакожъ, онъ разсказалъ обо всемъ и повѣрилъ свои планы Агриппѣ.
— Графиня права, сказалъ старикъ, выслушавъ все внимательно: толковать о мщеніи — значитъ давать ему выдохнуться и разлетѣться дымомъ, а молчать — значитъ обдумывать его и давать ему укорениться… Съ тому-же, зачѣмъ и предупреждать своего врага?… особенно, пока сила на его сторонѣ!
Теперь еще чаще бывали они въ залѣ, гдѣ собрано было всякаго рода оружіе. Коклико ходилъ съ ними и туда и все удивлялся, къ чему это они фехтуютъ съ такимъ усердіемъ; но онъ такъ уже привыкъ подражать во всемъ Гуго, что и самъ часто снималъ шпагу со стѣны и тоже набивалъ себѣ руку.
Иногда Гуго требовалъ, чтобъ онъ становился рядомъ съ Агриппой и чтобъ они бились вдвоемъ противъ него одного. Удвоивая внимательность, Гуго успѣвалъ иногда сладить съ ними, благодаря своей ловкости и проворству.
— Браво! кричалъ Агриппа въ восторгѣ.
— Ахъ! отвѣчалъ Гуго съ оттѣнкомъ неудовольствія, все еще это не то, что Бриктайль!
— Да нѣтъ же! совсѣмъ нѣтъ! возражалъ Коклико, которому и въ умъ не могло прійдти, чтобъ Гуго уступалъ кому бы то ни было въ свѣтѣ, даже самому богу Марсу.
Прошло года полтора со времени происшествія въ гостинницѣ Красной Лисицы, когда Гуго не пропускавшій ни одного случая узнавать потихоньку о привычкахъ и образѣ жизни маркиза де Сент-Эллиса, созвалъ къ себѣ всѣхъ, кто былъ съ нимъ тогда въ Иль-ан-Ноэ, и сказалъ имъ:
— Друзья мои, вы не забыли, что случилось съ нами въ Красной Лисицѣ, когда мы встрѣтили маркиза де Сент-Эллиса?
— Разумѣется, нѣтъ, вскричали всѣ разомъ.
— Хорошо! я вспоминаю объ этомъ каждый день и каждый часъ, и теперь говорю съ вами для того именно, чтобъ узнать, хотите-ли и вы вспомнить вмѣстѣ со мною? Ты, Жакленъ, что думаешь?
Жакленъ отдѣлился отъ прочихъ и, подойдя ближе, отвѣчалъ:
— А я не говорилъ никогда отъ этомъ съ вами потому только, что вы сами, казалось, объ этомъ не думали… Мнѣ же эта исторія приходитъ на умъ безпрестанно… Она лежитъ у меня камнемъ на сердцѣ. Подумайте только! я хромалъ послѣ цѣлыхъ шесть недѣль!
— Значитъ, еслибъ вамъ предложили отплатить маркизу око за око, зубъ за зубъ, вы согласились-бы?
Раздался одинъ крикъ:
— Всѣ! всѣ!
— И предоставите вы мнѣ всѣмъ распоряжаться, мнѣ, больше всѣхъ потерпѣвшему отъ наглости и злобы проклятаго маркиза?
— Да! да!
— И поклянетесь вы повиноваться мнѣ во всемъ, какъ солдаты своему командиру?
— Клянемся!
— И идти за мной всюду, куда я поведу васъ?
— Всюду!
— Хорошо! надѣйтесь же на меня, какъ я на васъ надѣюсь!
Какъ только онъ это произнесъ, передъ ними появился на дорожкѣ фигляръ съ медвѣдемъ на цѣпи. Трудно было рѣшить, кто больше жалокъ, человѣкъ — или медвѣдь: первый былъ оборванный, плащъ на немъ былъ весь въ лохмотьяхъ, на головѣ какіе-то остатки шапки; на второмъ облѣзла вся шерсть и ребра торчали наружу.
Бѣдняга, увидѣвши толпу молодыхъ людей, потянулъ медвѣдя за, цѣпь и, поднявъ палку, заставилъ его прыгать. Медвѣдь плясалъ неохотно; самъ хозяинъ тоже былъ невеселъ. На спинѣ у него болтался пустой мѣшокъ. По впалымъ щекамъ было видно, что онъ не каждое утро завтракаетъ и не каждый вечеръ ужинаетъ. У Коклико сердце сжалось при видѣ этого несчастнаго и, взявъ въ руки шляпу, онъ вздумалъ собрать милостыню между товарищами.
— Подайте этому бѣдняку и его товарищу, говорилъ онъ.
Каждый досталъ изъ кармана, что могъ, кто мѣдный грошъ, а кто кусокъ хлѣба. Когда шляпа была полна, Коклико высыпалъ собранное въ мѣшокъ фигляра. Послѣ всѣхъ Коклико подошелъ къ Гуго, который бросилъ въ шляпу серебряный экю. Никогда бѣднягѣ и не грезилось такого праздника. Прежде всего, поблагодаривши всѣхъ, онъ разнуздалъ медвѣдя и отдалъ ему половину отложеннаго въ сторону большаго куска хлѣба, къ которому онъ прибавилъ два или три яблока.
— Вотъ и видно добрую душу! сказалъ Коклико.
Медвѣдь присѣлъ на заднія лапы и, взявъ въ переднія кусокъ хлѣба и придерживая ими яблоки, принялся преисправно ѣсть, тихо и безъ шума. Маленькіе глаза его сіяли удовольствіемъ.
— О! подойдите смѣло, сказалъ фигляръ, замѣтивъ, что все общество держалось подальше съ тѣхъ поръ, какъ онъ разстегнулъ пряжку намордника; онъ не злой и ничего вамъ не сдѣлаетъ.
Кое-кто подошелъ, а Коклико, желая доказать свою храбрость, погладилъ рукой по шерсти; медвѣдь не зарычалъ, а посмотрѣлъ на него, какъ будто говоря:
— Я узнаю тебя: ты собиралъ подаяніе!
— Не бойтесь, продолжалъ фигляръ, садясь рядомъ съ медвѣдемъ, Викторъ и я — Викторомъ зовутъ моего товарища — мы народъ честный и совершенно къ вашимъ услугамъ; мы умѣемъ быть благодарными, и если вамъ случится нужда въ насъ когда-нибудь, вы насъ всегда найдете.
— А кто знаетъ! сказалъ Коклико.
Два дня спустя, Гуго, еще обдумавши свой планъ, опять собралъ своихъ товарищей.
— Маркизъ пріѣзжалъ къ намъ, сказалъ онъ; мы должны отдать ему визитъ — Онъ съѣлъ нашъ обѣдъ въ Красной Лисицѣ — хотите-ли, съѣдимъ его ужинъ въ его замкѣ Сен-Сави?
— Хотимъ! хотимъ! крикнули всѣ, въ восторгѣ отъ одной мысли съѣсть ужинъ маркиза.
— Итакъ, завтра утромъ будьте готовы на разсвѣтѣ и идите за мной!
Назавтра всѣ сошлись на сборное мѣсто; всѣ были выбраны изъ числа самыхъ рѣшительныхъ. Гуго сдѣлалъ имъ смотръ и предупредилъ ихъ, что игра будетъ серьезная и можетъ кончиться смертью.
— Итакъ, если кто-нибудь изъ васъ не хочетъ идти до конца, еще время есть, пусть выйдетъ изъ рядовъ и уйдетъ домой… Я сердиться не буду…
Никто не тронулся.
Увѣрившись, что ни одинъ изъ нихъ не убѣжитъ, Гуго повелъ ихъ прямо въ заброшенный старый домишко, показалъ въ углу, подъ соломой, цѣлый ворохъ разныхъ потѣшныхъ костюмовъ и велѣлъ переодѣться. Каждый надѣлъ, что попалось подъ руку. Нарядившись въ платья, въ чепчики, въ кофты, въ плащи всякихъ фасоновъ и цвѣтовъ, молодежь походила на труппу фигляровъ или цыганъ-гадальщиковъ.
Молодые люди хохотали, глядя другъ на друга. Между этими нарядами ярмарочныхъ комедіантовъ было столько париковъ и фальшивыхъ бородъ, что, надѣвши ихъ, они были неузнаваемы.
— А теперь, сказалъ Гуго, поищите въ другомъ углу и спрячьте подъ платье оружіе, что тамъ приготовлено.
Здѣсь было спрятано на разобранными бочками столько кинжаловъ и пистолетовъ, что каждый могъ выбрать, что ему нравилось.
Это еще было не все. Тутъ же нашлось множество разныхъ музыкальныхъ инструментовъ, которыхъ достало бы на всѣ кошачьи музыки въ провинціи.
— Разберите себѣ трубы и барабаны, сказалъ Гуго, тутъ особеннаго искусства не требуется…. Вы сами. увидите, что эти вещи тоже пригодятся.
Инструменты разобраны были со смѣхомъ и прицѣплены рядомъ съ оружіемъ.
Какъ только все это было покончено, Гуго приказалъ:
— А теперь, пора намъ и въ путь!
Замокъ, въ которомъ жилъ въ это время маркизъ, находился въ глухомъ мѣстѣ, въ окрестностяхъ Сен-Сави, и потому назывался тѣмъ же именемъ. Толпа пошла весело въ ту сторону. На дорогѣ не безъ удивленія они встрѣтили фигляра съ медвѣдемъ, которые какъ будто поджидали ихъ за угломъ забора.
— А, Викторъ! сказалъ кто-то…
Компанія еще больше удивилась, увидѣвъ, что медвѣдь съ хозяиномъ двинулись вслѣдъ за ними и тѣмъ же самымъ шагомъ, какъ и они.
— Ну, это мнѣ пришло въ голову, сказалъ Коклико съ скромнымъ видомъ.
— Тебѣ? такому болвану!
— Мнѣ, такому болвану! Это-то именно мнѣ и удивительно.
И развеселившійся Коклико повѣсилъ бубенъ на шею Виктору.
— Онъ участвуетъ въ экспедиціи, сказалъ онъ; надо, чтобъ онъ участвовалъ и въ оркестрѣ.
Дойдя до воротъ замка, по приказанію начальника, толпа остановилась и, выстроившись въ рядъ, принялась бить въ барабанъ, трубить въ трубы и въ дудки, играть на мандолинахъ и лютняхъ, и притомъ съ такимъ усердіемъ и силой, что всѣ слуги высыпали къ окошкамъ.
Увидѣвши музыкантовъ, все населеніе кухни, передней и конюшни испустило крикъ восторга и не устояло противъ искушенія посмотрѣть поближе на эти странныя вещи. Всѣ бросились бѣгомъ на лѣстницы и къ дверямъ, и въ одну минуту были на дворѣ.
Гуго ожидалъ ихъ невозмутимо, съ огромной мѣховой шапкой на головѣ и въ пестромъ плащѣ, совершеннымъ царемъ-волхвомъ. Подлѣ него Коклико, тоже въ пресмѣшномъ костюмѣ, билъ въ барабанъ.
Какъ только высыпала толпа слугъ изъ замка, Гуго подалъ сигналъ деревяннымъ золоченымъ скипетромъ. Оркестръ прибавилъ жару, а медвѣдь, ободренный этимъ адскимъ шумомъ, принялся плясать. выдѣлывая съ ловкостью и быстротой самыя лучшія свои штуки.
Какъ только всѣ развеселились, Гуго, увидѣвъ дворецкаго, котораго нельзя было не узнать по золотой цѣпи на шеѣ и по важному и величественному виду, пошелъ къ нему и, поклонившись самымъ почтительнымъ образомъ, предложилъ съиграть комедію. Онъ хочетъ, прибавилъ онъ, показать свое искусство ему первому, и если человѣкъ съ такимъ образованнымъ вкусомъ будетъ доволенъ ихъ игрой, то заплатитъ за труды, сколько самъ захочетъ, a теперь пусть велитъ подать нѣсколько кружекъ вина актерамъ, которые такъ счастливы будутъ повеселить его милость.