— Я, разумеется, не подозреваю об опасностях, которым подвергается сборщик чая. Но скажите, что может угрожать человеку, который, работая на ухоженной плантации, собирает листья с кустов или деревьев?
— Если бы вы не были нашим гостем, сеньор, то мы бы, наверное, подняли вас на смех. Вы говорите об ухоженных плантациях. Вы имеете в виду чайные плантации? По-вашему, в сезон урожая рабочие отправляются в сад и листики обрывают?
— Ну, примерно так я себе это представлял — ведь именно так выращивают чай в Китае.
— Я так и думал. Но вы глубоко заблуждаетесь, сеньор. Я объясню вам, в чем именно, как только нас обслужат.
Как раз в это время девушка принялась накрывать на стол. Как я удивился, когда перед этими босоногими людьми положили серебряные приборы! Посуда была из тончайшего севрского фарфора [54], а что касается кушаний, то в знаменитых ресторанах на парижских бульварах или Унтер-ден-Линден [55]нельзя было встретить лучше. Помимо супа, блюда сменялись еще шесть раз, а на десерт предлагались изысканные пирожные и фрукты, доставленные с трех континентов. При этом Монтесо держался на манер хозяина замка, умеющего пустить пыль в глаза. Вкушая яства с изяществом придворной дамы и одаривая меня лучшими из них, он продолжал пояснять:
— Настоящий йербатеро добывает чай в непроходимых лесах, нередко забираясь туда, где прежде не ступала нога человека, туда, где на каждом шагу надо отбиваться от пум, ягуаров, крокодилов и диких индейцев. Неужели вы ничего не слышали об этом?
— Нет, слышал, но думал, что такое бывает лишь в исключительных случаях. Я с нетерпением ожидаю подробного рассказа.
— В общих чертах вы узнаете об этом. Йербатеро, конечно, не отправляются в эту глушь в одиночку. Хозяин нанимает десять, двадцать или даже тридцать человек и снаряжает их. Он снабжает своих работников пончо и другой одеждой, ножами, топорами, оружием, водкой, табаком и прочими необходимыми вещами. Затем пригоняют быков, их мясо послужит в сезон, когда собирают чай, а шкуры сгодятся на то, чтобы упаковать чай. Сборщики выбирают себе вожака, которому все обязаны беспрекословно подчиняться, или же им его назначают самые авторитетные люди среди йербатеро. После этого отправляются в путь. В лесу вожак выбирает место, где будет разбит лагерь. Оттуда люди парами разбредаются в разные стороны и приступают к работе. Собирают они небольшие веточки, на которых много листьев и молодых побегов, потом их обрезают и дважды в день, завернув в пончо или связав их ремнем, относят в хижину, где встречаются, чтобы пообедать и поужинать. Длится работа неделями или даже месяцами. Когда будет собрано большое количество веточек йербы и будет забито немало быков, чьи шкуры пойдут на тюки, то вблизи хижины сооружают высокий помост и землю под ним как можно крепче утаптывают. На этот помост кладут собранные ветки и разводят под ними костер, чтобы ветки слегка обжарились. Потом удаляют золу и снимают йербу с помоста; теперь, чтобы окончательно высушить йербу, ее кладут на раскалившуюся землю. Ветки становятся хрупкими, и их можно растирать в порошок, который затем как следует взбивают палками. Тем временем бычьи шкуры режут на две части, вымачивают и сшивают из них мешки или тюки почти что кубической формы. Сюда ссыпают порошок и деревянными колотушками так колошматят тюки, что они становятся твердыми, как камень. Хотя они и невелики размерами, но могут весить до трехсот фунтов [56].
— Да это не то, что я слышал. Это напоминает жизнь американского траппера [57]или бортника.
— Сравнение очень меткое, хотя и неполное. Вы измените свое мнение, если поближе познакомитесь и с этими землями, и с народами, населяющими их.
— Как раз к этому я и стремлюсь. Потому я путешествую! Мне особенно хотелось побывать в пампе.
— А в сельве [58], здешнем непроходимом лесу?
— Тоже, конечно.
— А вас связывают какие-то определенные сроки? Вы наметили дату, когда закончите путешествие?
— Нет. Я полный себе хозяин.
— Но тогда, сеньор, что вам помешает на несколько недель выбраться вместе с нами в сельву?
— В общем-то, ничего.
— Отлично! Вы познакомитесь с жизнью йербатеро! Может быть, вы уже слышали о Гран-Чако? Это очень интересное место, вы сами убедитесь, если поедете с нами. Мы встретим там сендадора, о котором я вам говорил, я бы сам познакомил вас. Он ждет нас, и у меня там есть важные дела.
— Могу ли я узнать, какие?
— Гм! — пробормотал он. — Это, вообще-то, тайна. Но мы можем вам доверить ее, если вы дадите слово не смеяться над нами.
— Сеньор! Я, конечно, здесь новый человек, почти ничего не знаю о здешней жизни, но разве я похож на того, кто станет вас высмеивать, вас, людей, которые настолько же превосходят меня, насколько профессор превосходит школяра!
Польщенный, он разгладил свою бороду, бросил вопросительный взгляд на своих товарищей и, когда те одобрительно закивали, обратился ко мне:
— Вы годами жили среди северных индейцев и, значит, умеете обращаться с оружием и лошадьми. Сегодня я убедился, что вы находчивы и знаете больше, чем мы, шестеро, вместе взятые. Поэтому я думаю, что вы именно тот человек, который нам нужен. Я сделаю вам одно предложение. Но вначале задам вопрос, на который прошу вас ответить искренне.
— Спрашивайте!
— Хорошо! Спрашиваю. Но только не поднимайте нас на смех. Скажите-ка, что бы вы сделали, если бы узнали, что где-то спрятан клад?
— Сообщил бы о нем законному владельцу.
— Законному владельцу! Так! Гм! Но если владельца нет и вообще не было?
— Тогда взял бы клад себе!
— Вы разбираетесь в колдовстве?
— Чушь! Колдовства вообще не существует. И никакого колдовства не нужно, чтобы добыть клад. Если знаешь, где он спрятан, то спокойно выкапываешь его, в любое время дня или ночи, и все.
— Так! Гм! — пробормотал он. — Будь это так, просто я был бы доволен.
— Это именно так!
— Сеньор, вы образованнее всех нас, вместе взятых, вашим убеждениям веришь. Мы знаем место, где можно отыскать клад, даже два таких места.
— Так откапывайте быстрее ваши сокровища.
— Гм! Да, если бы все так быстро делалось! Я уже был там, но ничего не нашел. Местность мы знаем совершенно точно, но вот само место захоронения найти не смогли, потому что у нас не хватает учености, чтобы разобрать один текст.
— Ага! А что это за текст?
— Вы — человек ученый, а потому…
— Пожалуйста! — перебил я его. — Не требуйте от меня слишком многого. На каком языке составлена эта рукопись?
— На языке инка, но написано латинскими буквами на так называемом кечуа [59].
— Это крайне интересно, особенно для меня!
— Почему для вас?
— Живя среди североамериканских индейцев, я старался выучить их языки. А прежде чем отправиться в Южную Америку, купил несколько книг о языках здешних индейских племен. Так, я уже два месяца занимался кечуа. Потому тот текст, о котором вы говорили, меня страшно интересует. У кого же эта бумага?
— Да все у того же моего друга, которого я отрекомендовал вам как превосходного сендадора.
— Он — владелец документа?
— Да. Он получил его от одного умершего монаха.
— Почему именно ему подарили рукопись?
— Потому что он сопровождал этого монаха в его путешествии, и больше с ними не было никого. Он вел святого человека с той стороны Анд, должен был отвести его в Тукуман, в монастырь доминиканцев. Но в пути падре [60], который был очень стар, внезапно заболел и умер. Незадолго до смерти он передал сендадору документ. Я его уже смотрел. Там есть два чертежа.
— И что же, вы не смогли ее прочитать?
— Нет. Но сендадор несколько лет учился, он больше меня понимает в бумагах. Он считал, что дело это совершенно верное, и взял меня с собой. Мы побывали в обоих местах, но ничего не нашли.
— Он вам ничего не сообщил о содержании документа?
— Сказал все, что он знал.
— Могу ли я узнать, что вы взяли себе на заметку?
— Тот падре, что передал документ, был человеком ученым. В свое время он испросил разрешения отправиться в Перу и развязать узелки на шнурках…
— Развязать? А не распутать? Вы хотите сказать — расшифровать их?
— Да. Жил тут некогда один народ, звали его инка [61]; люди эти, вместо того чтобы писать на бумаге, завязывали узелки на шнурках. Я знал, как назывались эти шнурки, но опять позабыл.
— Кипу?
— Да, вот такое было название.
— Каждое кипу состоит из связки шнурков, то есть из главного шнурка, к которому различными способами привязаны тонкие шнурки разных цветов. Цвет и способ завязывания узелков имели свое особое значение.
— Вот так. Именно это говорил мне и сендадор. Множество подобных кипу утеряно. Падре много сил потратил, разыскивая их, и кое-что нашел. Много лет он бился над разгадкой их значения, и в конце концов это ему удалось. Одна старая индеанка, которую он вылечил, подарила ему в знак благодарности два кипу, доставшихся ей от предков. Она не могла их прочесть, но знала, что речь в них идет об огромных сокровищах. Падре прочитал оба послания инков. О других кипу он написал книгу, но она не была напечатана. Содержание двух кипу индеанки он утаил от всех, кроме сендадора, о котором я вам говорю. Ему он завещал свой перевод.
— А сами кипу?
— Нет. Он оставил их в своей коллекции в Перу, куда намеревался вернуться.
— Гм! Может быть, он и через Анды-то перебрался только ради сокровищ? Значит, он направлялся в Тукуман, к доминиканцам?
— Да.
— Тогда мне внушает подозрение этот сендадор.
— Почему?
— Я скажу, но потом. Вначале расскажите вы мне о содержании документа.
— Итак, жили два знаменитых инки, отличившиеся в победных войнах. Во время этих войн были припрятаны огромные сокровища; до сегодняшнего дня их так и не нашли. Возле озера раскинулся город. Жители его в ожидании осады погрузили в озеро все серебряные и золотые сосуды. Горожане были побеждены и перебиты. Сокровища же до сих пор лежат на дне озера, и ничто, кроме тех двух кипу, не напоминает о них.
— Но как сохранились эти кипу? Они ведь находились в осажденном городе?
— Несколько человек сумели оттуда бежать. Кипу они прихватили с собой. Они бежали в местечко, расположенное высоко в горах; но победители последовали за ними и туда. Поэтому жители селения спрятали свои сокровища в старую шахту и замаскировали вход туда так, чтобы его нельзя было отыскать. Поскольку жители не хотели добровольно сдаться, их тоже перебили. Один из них, раненный, сумел ночью уползти оттуда и спасся. Позже он вернулся в дом местного касика [62], где хранились кипу. Дом превратился в руины, но тайник остался невредим. Этот человек взял оба кипу с собой. Воспользоваться ими он не сумел; может быть, он просто не умел читать, сендадор говорил мне, что не все инки понимали узелковую грамоту. Этот человек завещал кипу своим наследникам, и в конце концов они попали к той женщине, которая отдала их падре.
— Сеньор, если это правда, то что же тогда выдумка?
— Вы мне не верите?
— Вам я охотно верю, но ваш рассказ вызывает у меня сомнения.
— Сендадор никогда не обманет меня!
— Допустим. Но он вполне мог обмануть сам себя. В этой истории концы с концами не совсем сходятся. И потому я подозреваю сендадора в сокрытии сокровищ.
— Но он — мой старый друг! Если бы вы знали этого человека так, как я, то никогда бы не сказали про него такое!
— И все же я должен вас огорчить: я не страдаю чрезмерной мнительностью, а всего лишь исхожу из фактов. Видел ли этот сендадор падре до того, как тот нанял его проводником?
— Нет. Мой друг упоминал об этом несколько раз.
— Значит, до этого он вообще не знал его, не был ни другом по переписке, предположим, ни родственником?
— Ни тем, ни другим.
— Может быть, сендадор оказал падре какие-то особые услуги во время перехода через горы?
— Нет. Почему вы спрашиваете об этом? Как связано это с обоими кипу?
— Напрямую. Где находятся оба тайника с сокровищами? Вблизи Тукумана?
— Наоборот, очень далеко от этого города.
— Ну а почему падре направлялся в Тукуман, а не в упомянутые места? Вы, наверное, согласитесь, что переход через Анды не только труден, но и опасен, а для столь пожилого человека даже смертельно опасен?
— Это так. Для пожилых людей очень опасен крайне разреженный воздух и вызываемый им приток крови.
— Вы сказали, что падре был пожилым человеком. Итак, путешествие для него было очень опасным. Подвергаться подобной опасности люди решаются только по серьезным причинам. Несомненно, он хотел раздобыть сокровища. Но не земные блага манили его. Он хотел добыть сокровища не для себя, а для других. Вы согласны с этим?
— Да, ваши объяснения убедительны.
— Для кого же он предназначал сокровища? Неужели его наследником должен был стать сендадор?
— Пожалуй, поначалу монах не думал о нем.
— Потом, вероятно, тоже. Сендадору вообще не следовало ничего знать об этом деле. Только перед смертью падре сообщил ему об этом. Со своей тайной он расстался отнюдь не добровольно, ему пришлось это сделать. Но кому же он, собственно, хотел раскрыть эту тайну?
— Конечно, доминиканцам в Тукумане.
— Я тоже так думаю. Собратья по ордену, наверное, лучше, чем сендадор, сумели бы разобраться с этой рукописью или расшифровать оба кипу. Поэтому можно предположить, что наследие падре предназначалось им.
— Но у падре вовсе не было с собой кипу!
— Не верю.
— Мой друг говорил об этом, и у меня нет повода сомневаться в его словах.
— Тем больше поводов для этого у меня. Откуда был падре?
— Я не знаю, ведь сендадор не сообщил мне это.
— Где находились его коллекции, о которых вы говорили? Где пребывала ненапечатанная книга, то есть рукопись столь ценного труда?
— Этого не знает никто.
— Неужели падре умер, не рассказав сендадору о таких важных вещах? Итак, при нем был перевод кипу и не было самих кипу, которые по крайней мере, я говорю «по крайней мере», столь же важны, как и перевод?
— Гм! Этими вопросами вы ставите меня в затруднительное положение!
— Я уверен, что ваш друг был бы загнан ими в тупик. Если мои предположения справедливы, то он не только незаконно присвоил себе рукопись, но и утаил оба кипу.
— У падре ведь не было их при себе, я вам уже говорил!
— А я утверждаю, что были. И оба их он доверил сендадору. Ведь тот разбирается в языке кечуа?
— Разбирается.
— Но кипу он не мог прочитать?
— Нет.
— Ну, тогда оба кипу не только не нужны ему, но и опасны для него. Он узнал тайну, прочитав перевод. Если бы кипу случайно потерялись и попали в руки человека, который сумел бы их расшифровать, то тайна была бы разгадана. Поэтому нужно было избавиться от них, уничтожить. Что он думает делать теперь, когда розыски оказались напрасными?
— Он не прекращает их.
— Напрасный труд.
— Может быть, и напрасный, ведь он намерен довериться человеку, который лучше его разбирается в приложенных чертежах. Я получил задание подыскать такого человека и думаю, что уже нашел его.
— Предполагаю, что вы имеете в виду меня.
— Это именно так.
— Тогда вы глубоко ошибаетесь. Я совершенно не гожусь для таких дел, к тому же опасных. Почему сам сендадор не ищет себе компаньона? Почему прячется в сельве и поручает то, с чем легко справился бы сам? А потому, что ему пришлось бы отвечать на те же вопросы, что я задаю сейчас вам. Но с вас, как с посредника, многого не спросишь, тогда как ему же пришлось бы отвечать на все вопросы вполне однозначно: да, нет, а это небезопасно.